Глава VI. Развлечения и игры

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава VI. Развлечения и игры

Ювенал[30] когда-то метал громы и молнии против «дегенеративной толпы» детей Рема, упрекая римлян в том, что его интересуют только две вещи: хлеб и зрелища. То же самое можно было бы сказать и о жителях Сан-Франциско, всецело поглощенных алкоголем и игрой. Это, как признают все очевидцы во главе с Бейяром Тейлором, два преобладающих пристрастия калифорнийцев.

Пили повсюду. Это стало привычкой. Пили много и очень часто перебирали. «Количество потребляемой ежедневно водки почти ужасающе, — жалуется Фрэнк Соул. — Ею торгуют во всех игорных домах, на набережных, почти на каждом углу, особенно на некоторых улицах, и почти во всех заведениях»(1). Количество питейных мест по сравнению с числом горожан было несопоставимо.

Одни искали в опьянении лекарство от своих неприятностей, от безделья, скуки, тоски, уныния, от неудачи. Другие пили по привычке, ради праздника, или чтобы «обмыть» какую-то сделку, — всегда можно найти повод, для того чтобы опрокинуть стаканчик.

Деловые встречи обычно проходили в шикарных барах, которые росли как грибы на Коммершл-стрит, «Не останавливались ни перед какими расходами, чтобы привлечь клиента, — пишет Фрэнк Мэрриет. — Владельцы баров — настоящие "артисты" в своей профессии. Мягкие софы и кресла-качалки, обитые бархатом, ждут праздношатающихся. Но народ предпочитает те бары, в которых за стойкой стоит женщина»(2). Самым пьющим всегда оказывался американец. Г-н Сент-Аман признавал, однако, что хотя «его склонность к пьянству несколько чрезмерна, это ему не мешает. После длившейся целый день попойки он окунается в воду и погружается в работу с новой энергией»(3). И Мэрриет также пишет, что даже если жители Сан-Франциско и пили много, они никогда не напивались допьяна.

В притонах портового квартала, этих логовах порока, преступления, болезней и нищеты, пили такой низкопробный алкоголь, что многих он доводил до кладбища. Соул рисует нам картину кромешного ада, в который попадают калифорнийцы, отвернувшиеся от добродетели: «Пьяные мужчины и женщины, одутловатые, в грязной одежде, заполняют притоны каждый вечер, проводя долгие часы в отвратительных пьяных оргиях. Американцы и европейцы, мексиканцы и южноамериканцы, китайцы и негры вместе губят свое здоровье, давая работу полиции и суду. Пьют скверный алкоголь, по шиллингу или по два за стакан, и эта пестрая компания поет, пляшет, затевает ссоры, дерется, играет и под звуки рваного барабана, потрескавшейся скрипки и расстроенного органа предается всевозможным вульгарным развлечениям, похотливым и непристойным»(4).

Такими были злачные места. Но было и множество других, вплоть до изысканного заведения, открытого в марте 1852 года Бэрри и Паттеном на Монтгомери-стрит, которое не перестает расхваливать Фрэнк Соул. Салуны были превосходно меблированы, игра в них была запрещена, и ни один похотливый художник не расписывал их стены. Первый этаж, «где находились бар и стойка с сигарами, [был украшен] целомудренными картинами, акварелями и в масле, и неплохими гравюрами в богатых золоченых рамах». Роскошные лампы и канделябры освещали комнату. За баром, «изобилующим хрусталем и серебром», сияли большие зеркала. Подавались только самые лучшие выдержанные вина, а бармен слыл мастером приготовления коктейлей. Ежедневно избранной клиентуре предлагался бесплатный завтрак. На втором этаже находился превосходный бильярдный зал. Не удивительно, что это заведение стало местом встреч самых высокопоставленных джентльменов Сан-Франциско. Но эти роскошь и изысканность стоили дорого. Соул говорит, что его владельцы сверх 60 долларов в день за аренду помещения ежедневно тратили на текущие расходы еще 100 долларов. Только лед стоил от 50 центов до 1 доллара за фунт, «а потреблялось его огромное количество»(5).