Похороны у мивоков
Похороны у мивоков
Независимо от того, сжигали ли тело или закапывали в землю, похороны всегда были важным событием. Сэм Уорд, сын одного богатого нью-йоркского банкира, «в благословенный 1851 год» жил в небольшом городке Марипозе, на территории племени мивоков, потом — в золотоискательском лагере в Кварцбурге. Он был одним из тех редких янки, которые занимались судьбой индейцев, интересовались их обычаями, защищали аборигенов, призывали относиться к ним с добротой и пониманием. Описание, приведенное в его мемуарах, дает нам точное представление о характере похоронных церемоний.
Однажды ночью он услышал заунывное пение, доносившееся из соседней индейской деревни. Женский голос переходил от скорбной жалобы к пронзительному крику, уходил в глухой регистр и возвращался, «словно мяч на конце веревки», к новым высоким нотам. Община оплакивала смерть человека.
Уорд проник внутрь хижины, где находился усопший. Женщина пела, сопровождая пение неким танцем, который заключался «в серии резких подпрыгиваний на плотно сжатых ногах, исполнявшихся с энергией, настолько близкой к ярости, что глаза невольно искали некоего распростертого врага, которого плакальщица втаптывала в пыль…». Когда его глаза привыкли к темноте, он заметил нескольких стариков, сидевших на земле. Их руки были сцеплены под коленями, на которые они опирались подбородком. Старцы сопровождали танец женщины глухим ворчанием. «Если одна плакальщица совершенно изнемогала от танца и пения, то падала на землю посреди плачущих, и ее место занимала другая….»(9)
Пение и танцы продолжались всю ночь. Наутро деревня предавала покойного пламени костра. Уорд заметил вдали процессию, которая медленно направлялась к лесу «индейской цепочкой», и поспешил к ней присоединиться. Все уселись у деревьев, окружавших поляну, мужчины — по одну сторону, женщины — по другую, «как у квакеров». В центре высился костер из трех бревен, положенных на две поперечины. На них положили тело. Один «крепкий» индеец, чье лицо было Уорду незнакомо, руководил церемонией. Он прошел несколько раз между поляной и лесом, чтобы набрать веток. Собрав достаточное количество, «он подал знак, и мужчины племени, по одному поднимаясь с места, возложили на тело, как залог дружбы, какие-то незначительные вещи». Затем пришел черед женщин, «которые оказались более щедрыми». Среди их даров мелькнуло одеяло и даже сарапе. Распорядитель подал им знак вернуться на свои места и факелом поджег костер. Когда занялся огонь, индейцы вновь принялись петь. Жалобное пение плачущих женщин, чьи лица были выкрашены черной краской, вторившие им стоны мужчин, смешивались с треском пламени, пока от тела не остался лишь пепел. «Эта сцена, — пишет Уорд, — навевала неописуемую тоску»(10).
Потом все ушли, и распорядитель остался один. Он собрал останки и положил в корзину, которую с наступлением ночи, вдали от глаз соплеменников отнесет в некрополь, место которого известно лишь старейшинам племени.