Глава 3 ОБРАЗ ЖИЗНИ СЕЛЬДЖУКИДОВ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 3

ОБРАЗ ЖИЗНИ СЕЛЬДЖУКИДОВ

Многие свои привычки и пристрастия Великие Сельджуки сохранили со времен кочевой жизни, однако они скорректировали их в соответствии с основными принципами новой веры и обогатили за счет ряда перенятых у персов обычаев и верований. Кое-что сельджуки Малой Азии позаимствовали у Запада или, точнее, у Византии. Сочетанием столь разных элементов и объясняется удивительно своеобразный и характерный только для сельджуков образ жизни. Хотя в основном он по-прежнему отвечал потребностям и идеалам народа воинов, его внешние проявления приобретали все более сложные и интересные формы.

Подобно империи Великих Сельджуков, Румский султанат по своей сути был военным государством, и боеспособность армии по-прежнему оставалась делом первостепенной важности. Алп Арслан и Малик-шах с готовностью отдали процесс организации военной машины на откуп Низам ал-Мульку[20]. Не забывая о старых племенных устоях и традициях, которые, как и раньше, ставили рядовых членов общества в зависимость от вождей, визирь поделил государство на 24 части, во главе каждой из них поставил командира. Его титул мог быть разным, начиная от шада – военачальника в племенном обществе огузов – до шаха, как у персов, или хана, как у монголов, который, как полагают, сельджуки позаимствовали у аваров. Таким командирам вменялось в обязанность ежегодно набирать определенное число рекрутов и обеспечивать их оружием.

Каждую весну закаленные в битвах воины и новобранцы прибывали на названный в подготовленном от имени султана указе сборный пункт, где их встречал командир. Летние месяцы воины проводили в тренировках или боевых походах, а зимой, когда из-за плохой погоды сражаться было невозможно, их распускали по домам. В течение какого-то времени такая система удовлетворяла потребности страны, но очень скоро возникла необходимость довольно значительно изменить ее, и тогда сначала командиров обязали предоставлять армии определенное число имевших военную подготовку мужчин, а затем пришлось прибегнуть к набору наемников.

Каждую весну воины проходили тяжелую и сложную подготовку в специальных школах, где большое внимание уделялось превращению их в отличных конников и великолепных стрелков; в основе их обучения лежали овладение мастерством владения луком и преодоления препятствий. Поощрялись развивающие ловкость игры, и по крайней мере один раз в неделю обучающиеся должны были играть в поло. На второй стадии подготовки солдат делили на две группы, а затем кого-то учили владеть копьем и мечом, а других – из числа лучших – определяли в кавалерию, которая была самой важной составной частью армии. Многие рядовые воины носили кольчуги и островерхие шлемы, у всех были щиты, а у многих офицеров – мечи. Некоторые мечи были обоюдоострыми; рукояти мечей часто имели симметричные декоративные элементы в виде стилизованного листа – такое украшение являлось характерной чертой декоративного убранства изделий сельджуков (рис. 3). Лучникам давали стрелы с зазубренными наконечниками, которые обмакивали в яд.

Рис. 3. Мечи с двудольными рукоятями: а – длина меча – 100 см, длина рукояти – 15 см; б– длина меча – 85 см, длина рукояти – 16 см

Начало сезона тренировок султаны Рума отмечали смотром войск, который часто проводили в Кайсери. Воины любили это мероприятие, ведь после торжественного парада их всегда ждала обильная трапеза, во время которой пирующих удивляли своими трюками наездники и ходившие между участниками празднества жонглеры и акробаты. Сказители развлекали воинов рассказами о героических событиях, поэты читали новые стихи, а музыканты, игравшие на лютнях, арфах, свирелях и барабанах, обеспечивали музыкальное оформление праздника.

МОНАРХИЯ

Хотя сельджуки и лишили халифа светской власти, они по-прежнему уважали и поддерживали его духовную власть, постоянно заявляя о том, что остаются его сторонниками и защитниками. И действительно, они всегда были готовы подкрепить слова делом. Каждый сельджук ощущал личную причастность к выполнению этого обязательства. Несмотря на уважение и преданность халифу, все сельджуки считали своим духовным повелителем не его, а султана. У всех жителей империи чувство личной лояльности правящей династии было настолько сильным, что никто из людей, не принадлежавших к числу наследников султана, не предпринял ни единой попытки захватить верховную власть, и единственным исключением был перване Муин ад-дин. Некоторым местным князькам было позволено носить титул шаха, однако титул шаханшаха или султана мог иметь только верховный правитель. Никто, кроме Бундов, никогда не пытался получить такую привилегию.

Во времена Сельджукидов было принято передавать трон от отца к сыну – как правило, старшему, хотя случалось, что кто-то из членов семьи султана вдруг вспоминал о древней традиции огузов, согласно которой, как и в Киевской Руси, престол передавался старшему брату покойного правителя, а не его старшему сыну. Когда претенденты начинали активные действия в этом направлении, проблему обычно решали путем применения силы и трон получал победитель.

В Персии после смерти Малик-шаха ослабевшая центральная власть больше не могла осуществлять полный контроль над своими вассалами, поэтому многие из них превратились в самодержавных правителей довольно больших территорий. Некоторые взяли себе титулы атабеков (что означает «князь-отец»[21]), совершенно не задумываясь о том, что данный титул был изобретен Алп Арсланом для Низам ал-Мулька, когда того назначили наставником юного Малик-шаха. Следующие султаны также воспринимали данный титул как прерогативу человека, занимавшего на тот момент пост наставника наследника престола, – на эту должность султан всегда назначал того, кому больше всего доверял – это был министр-администратор. Даже в последние десятилетия существования империи, когда мелкие князьки брали себе титулы, на которые не имели никакого права, султаны-Сельджукиды не давали этого почетного титула никому из своих подчиненных, кроме визирей. Один из последних случаев вполне правомочного присвоения данного титула – это когда Кейкубад дал его своему кади, или верховному судье, при назначении того на пост визиря. То, что министр был достоин чести его носить, подтвердил тот факт, что он погиб, защищая своего суверена во время случайной стычки с монголами.

МИНИСТЕРСКИЕ ОБЯЗАННОСТИ И РАНГИ

В XIII веке функции визиря, или премьер-министра, у сельджуков исполнял перване, или лорд-канцлер; кроме того, перване возглавлял государственный совет – диван. По поручению султана он отвечал за внутренние дела страны, а в отсутствие суверена должен был председательствовать на заседаниях кабинета. Вторым по значению после визиря был главнокомандующий. Следом за ним в иерархии шел кади, или верховный судья, который обычно был из Багдада; поскольку в основе правовой системы Сельджукидов лежал Коран, кади либо совмещал этот пост с должностью главного муфтия – верховного религиозного деятеля страны, либо, согласно положению в иерархии, делил обязанности судьи с муфтием – в этом случае они решали различные административные вопросы вместе. Когда кади совмещал эти должности, его политический вес в Малой Азии возрастал настолько, что практически достигал уровня влияния Шейх Уль-Ислама в мусульманском мире.

Однако своим духовным вдохновителем народ считал не этих должностных лиц, а султана; прекрасным примером в этом смысле был Ала ад-дин Кейкубад I. Он верил глубоко и истово, его благочестие было подлинным, каждое утро он читал утреннюю молитву шафии и 5 молитв ханифы; перед подписанием ежедневных эдиктов дивану он совершал омовения, поскольку в представляемых ему на подпись документах упоминалось имя Аллаха. За главным кади и муфтием следующими в иерархии были эмиры, возглавлявшие различные войсковые соединения. Эти официальные лица входили во внутренний кабинет, а на заседаниях дивана к ним присоединялись некоторые представители высшей знати и племенные вожди – это был своего рода консультативный совет.

ДИВАН И ПОРТА

На заре существования империи Сельджукидов чиновники, занимавшие различные посты в правительстве, обычно собирались в капу – помещении перед входом в шатер их суверена, подобным же образом их предшественники встречались перед жилищем вождя своего племени. Когда совет, взяв за образец принятую при дворе Сасанидов практику, переместился от входа в покои султана в зал внутри, министры стали рассаживаться по диванам, установленным у его стен, однако, несмотря на это, сельджуки продолжали называть место проведения заседаний по-старому – капу. Правители Оттоманской империи не изменили место проведения собраний, но у них зал заседаний назывался Высокая Порта, а само собрание сохранило прежнее сасанидское название диван.

В Румском султанате в диване работали 24 секретаря, одна половина из них занималась военными вопросами, а вторая – финансовыми. Визирь, или перване, носивший символ полномочий – чернильницу, полученную им из рук султана в день назначения на должность, отвечал за внутренние дела страны; необходимую корреспонденцию и различные записи для него готовила группа писцов; последние хотя иногда и обращались к арабскому, но в основном пользовались персидским языком. Все государственные бумаги обычно писали виахатом, то есть бесточечным письмом, и все они скреплялись печатью султана. В годы монгольского владычества в канцелярии перешли на использование тюркского языка, и вскоре он был принят в качестве официального. Личные распоряжения султана всегда оформлялись в письменном виде – они записывались либо под его диктовку, либо после того, как он отдавал их устно, и тогда передававший их человек должен был показать кольцо суверена в качестве подтверждения их подлинности. Приказы султана записывали на специальной, предназначенной для таких случаев бумаге; она была белой и очень гладкой; вероятно, ее привозили из Китая.

ТАЙНЫЙ НАДЗОР

Султаны-Сельджукиды были чрезвычайно религиозны, а потому старались править мудро и справедливо. Омайяды и Аббасиды имели тайную службу; ее возглавлял сахиб харас, а сотрудникам вменялось в обязанность наблюдение за политически неблагонадежными и казнь приговоренных к смерти. Алп Арслана наличие этой системы очень возмущало, поэтому, вопреки совету Низам ал-Мулька, он решил ее упразднить. Султан говорил: «Если я назначу кого-нибудь сахиб хабаром, то те, кто искренние мои друзья и с кем я провожу время, не будут обращать на него никакого внимания и предпринимать попыток подкупить его, ведь они верят в дружбу и преданность. Между тем мои противники и враги постараются подружиться с ним и дать ему денег; понятно, что сахиб хабар станет сообщать мне плохое о моих друзьях и хорошее о моих врагах. Хорошие и плохие слова подобны стрелам – если пустить несколько стрел, то по крайней мере одна из них попадет в цель. Каждый день я все меньше буду любить своих друзей и все больше врагов. Очень скоро враги станут мне ближе, чем друзья, и в конце концов займут место последних. Никто не сможет исправить тот вред, который мы будем иметь в результате этого».

Это были мудрые слова, но все же они не смогли уберечь правивших в Персии Сельджукидов от трений с местным населением. Очень многие трудности проистекали из неизбежного в данном случае недоверия, с которым утонченные персы относились к необразованным воинам-сельджукам. Несмотря на то что эти самые воины одержали победу над высококультурными персами, те хотели, чтобы суверен относился к воинам так же, как к ним самим, то есть к покоренному народу.

Естественно, это предложение победители не сочли приемлемым, ведь все они считали себя связанными с султаном узами племенного родства и настаивали на сохранении привилегий. Попытка сблизить персов и сельджукских воинов, придав последним присущий персам лоск, практически не уменьшила трений, ведь средний сельджук по-прежнему отдавал предпочтение родным простым обычаям, а не манерам утонченных и изнеженных персов. И действительно, с годами расхождение в привычках становилось все более выраженным, поскольку суверены-сельджуки, в отличие от приверженных традициям рядовых соплеменников, отказывались от старых кочевых привычек и постепенно пристрастились к роскоши. Недовольство, появившееся в среде простых сельджуков после того, как не прислушавшийся к совету Низам ал-Мулька Малик-шах перестал уделять должное внимание армии и стал назначать одного человека сразу на несколько постов при дворе, помогло исмаилитам в распространении их доктрины и привело к тому, что султаны потеряли значительную долю поддержки, которая им вскоре очень потребовалась.

ПОЛИТИКА В ПОКОРЕННЫХ ЗЕМЛЯХ

В целом сельджуки были готовы принимать новые для них местные обычаи, но только до тех пор, пока они не вступали в противоречие с их религиозными догматами. При покорении Малой Азии, после того как закончилась его начальная стадия, сопровождавшаяся грабежами и убийствами, они не демонстрировали желания нарушать привычный уклад жизни покоренного народа, а старались сохранить местные законы и обычаи и с готовностью приняли существовавшую там систему землевладения. В тех случаях, когда они считали необходимым что-то изменить, они действовали так же, как это делали Великие Сельджуки при введении различных новшеств в Персии. Самые важные реформы сельджуки произвели в сфере законодательства. Убийство у них наказывалось смертной казнью, которая иногда заменялась выплатой денег семье пострадавшего. Приводя смертный приговор в исполнение, осужденного могли задушить, повесить или обезглавить, а в самых крайних случаях с него заживо сдирали кожу, из которой затем делали чучело, возили его по всему городу, потом помещали в построенную специально для этого хижину и публично сжигали. Менее серьезные преступления карались ссылкой, публичным избиением плетьми или даже конфискацией имущества.

КОРОНАЦИИ

Церемонии коронации пользовались особой популярностью. При вступлении на трон нового суверена его встречали высшие сановники и духовные лица, державшие в руках золотые чаши, наполненные медом и молоком кобылиц; одновременно по городу ходили другие чиновники, раздававшие большие суммы денег. С течением времени султаны забыли простые обычаи своих предков-кочевников и, по примеру правителей Персии, стали отдавать предпочтение автократическому суверенитету, а у Багдада и Византии они переняли любовь к роскоши. Несмотря на то что Кылыч Арслан II предпочитал править в патриархальной манере племенного вождя, его преемникам был ближе стиль персидских монархов. Подобно персидским шахам, они требовали, чтобы к трону их несли, а там осыпали золотом и серебром. В Персии при Низам ал-Мульке султана сопровождал эскорт, состоявший из 200 хорасанцев, 100 дайланцев и группы невольников-христиан. Последние были фанатично преданы своему суверену, поэтому вскоре они стали ядром его личной охраны; вполне возможно, что именно это натолкнуло султанов турецкой Оттоманской империи на мысль о создании корпуса янычаров.

Рис. 4. Деревянный трон Кейхусрова III (1264–1283) из джами Кызыл Бей. Длина трона – 1 м 25 см, ширина – 1 м 21 см, высота – 1 м 56 см

Во время движения процессии личный знаменосец нес перед султаном его штандарт, представлявший собой полотнище черного цвета с изображением дракона (его выбор можно объяснить влиянием Китая или Са-санидов), льва (происхождение этого образа уходит корнями в древние цивилизации Востока) или орла (в этом случае, вероятно, имеет место влияние Византии, хотя, в равной степени, он мог прийти из Средней Азии или даже из Персии). В конце церемонии перед султаном шел слуга с открытым зонтиком – это было заимствовано у заклятых врагов сельджуков Фатимидов; с обеих сторон от султана двигались воины-пехотинцы с позолоченными мечами.

ПРАЗДНЕСТВА

Коронации, большие военные победы и другие события национального масштаба традиционно сопровождались празднествами, которые отличались одно от другого лишь подаваемыми во время торжественной трапезы кушаньями, а также количеством и родом развлечений. И Ибн Батута и Ибн Биби писали, что на пиру султан с гостями сидел за высоким столом, причем гостей рассаживали в строгом соответствии с их положением. Трапеза была обильной, на драгоценных блюдах, украшенных затейливым рисунком и самоцветами, пирующим подавали баранину, козлятину, дичь и голубей. Слуги в красивых одеждах (многие из них – невольники-христиане) подносили гостям в золотых и серебряных чашах шербет. По случаю государственных праздников часто объявлялась всеобщая амнистия, двери тюрем открывались на заре с тем, чтобы освобожденные могли принять участие во всеобщем веселье. Такие празднества проходили точно так же, как и во время ежегодных военных смотров, только к развлечениям добавлялись игры и кукольные представления. Некоторые подробности о торжествах приводит Анна Комнин в рассказе о подготовке Алексея к нападению на Сивас.

Случилось так, что из-за приступа подагры Алексею пришлось отложить военную операцию. Воины-сельджуки сомневались в том, что истинной причиной отмены нападения было физическое недомогание, и считали, что дело связано с какими-то соображениями дипломатического характера. Они шутили по этому поводу, когда «выпивали и были пьяны; будучи от природы наделенными даром рассказчика, дикари развлекали слушателей якобы нравоучительными историями о страданиях императора во время болезни, а его недуг стал предметом для комедийных представлений. В лицах они показывали, как врачи и приближенные суетятся вокруг лежащего на постели больного. Эти наивные спектакли очень веселили дикарей. Насмешки над ним не миновали ушей императора, они заставляли его кипеть от гнева и еще сильнее подхлестывали желание выступить в поход».

ДВОР

Новый, более комфортный и роскошный образ жизни привел к неизбежному результату: султан отдалился от своих рядовых соплеменников. В возникшем между ним и народом пространстве появился новый класс – класс придворных и чиновников. Назначения на должности часто были продиктованы личным желанием султана, а в тех случаях, когда он не отдавал предпочтения никакому конкретному человеку, чиновник на данный пост избирался в соответствии с древним восточным обычаем, когда все кандидаты собирались перед султаном и его приближенными и дискутировали на заданную тему. К такому способу выбора кандидата неоднократно прибегал даже перване Муин ад-дин. На вакантную должность назначали самого умелого и мудрого полемиста. Обычно султан даровал ему титул бека, но иногда вместо этого жаловал избранному византийский или персидский титул – дело в том, что сельджуки очень любили всякие звания и давали их вне зависимости от происхождения награждаемого или соответствия реальной ситуации; так, например, Кылыч Арслан II недолго думая назвал одного из своих сыновей Муизз ад-дином Кайсар-шахом[22].

Одну из самых важных ролей при дворе играл церемониймейстер, почти равное с ним положение занимал министр воды. Этот чиновник должен был обеспечивать наличие постоянного запаса воды и, кроме всего прочего, поставлять питьевую воду хорошего качества к столу правителя. Дело в том, что сельджуки, как все тюрки, в том числе и наши современники, придавали большое значение качеству воды для питья – такое, как, например, французы придают качеству подаваемого к своему столу вина. Его должность была далеко не синекурой, ведь различные проблемы, в том числе засухи и трудности с доставкой воды, требовали его неусыпного внимания; к ним добавлялись и различные непредвиденные осложнения. Так, когда Изз ад-дин Кейкавус I, находясь в Кыршехи-ре, внезапно заболел, министр воды должен был обеспечивать доставку ему питьевой воды из Евфрата, и это несмотря на то, что расстояние, на которое ее пришлось везти, составляло около 240 километров. Почти таким же важным, как эти чиновники, для султана был его личный врач. Подобно Ибн Батуте из Бирге, занимавшему этот пост в течение многих лет, личный врач часто был евреем по национальности.

Несмотря на то что народ был предан своему султану (в этом плане даже при монголах ничего не изменилось), появление класса придворных неизбежно повлекло за собой увеличение числа интриг, что, в свою очередь, часто выливалось в политические заговоры. По этой причине султанам позднего периода существования династии Сельджукидов пришлось отказаться от введенной Алп Арсланом смелой традиции и завести специального человека, который бы пробовал блюда перед подачей на стол султана. Но даже это не всегда помогало, и не одного султана настигла внезапная смерть; тайна, окружавшая кончину султанов, давала пищу многочисленным слухам.

ЖЕНЩИНЫ У СЕЛЬДЖУКОВ

По мере превращения сельджукского общества из племени в монархию положение женщин ухудшалось. В языческий кочевой период истории сельджуков женщины у них занимали положение не намного ниже соплеменников-мужчин; они ходили с открытыми лицами и в бою сражались рядом с отцами и мужьями. Однако, когда сельджуки перешли в магометанскую веру, женщин обязали носить чадру и жить в уединении гарема. Им запретили принимать участие в делах народа, и они были вынуждены проводить жизнь в стороне от тех важнейших событий, которые вели к взлету и падению династии. Тем не менее случалось, что какая-нибудь женщина, обладавшая более сильным характером по сравнению с другими, оставляла свое имя в истории, начертав его на стенах построенного по ее приказу благотворительного учреждения. Значительно чаще о самом факте жизни женщины на земле говорила, по иронии, всего лишь надпись на ее усыпальнице – только она свидетельствовала о пройденном той пути из мира сумерек в мир мрака. Но существовавшая у султанов традиция брать в жены христианок часто приводила к противоположному результату. Широко известны попытки участия в политической жизни Роксаланы; Изабелла, сестра Реймонда Сент-Эдигира и жена Кылыч Арслана I, судя по всему, внимательно следила за развитием событий в стране, ведь в противном случае она едва ли смогла бы сразу же после кончины мужа сделать своего сына Тогрула правителем Малатьи.

Жена-грузинка Гияс ад-дина Кейхусрова II Русудан, которую сельджуки знали под именем Гёёрчи-хатун, вероятно, тоже имела большое влияние на супруга. Ко времени их женитьбы он настолько был влюблен в нее, что, несмотря на то что правоверные мусульмане не приемлют никаких форм изображения человека, он пожелал отчеканить на монетах ее портрет рядом со своим[23]; правда, по мнению некоторых исследователей, он хотел выбить на монетах всего лишь их имена. Когда недовольство народа вынудило его отказаться от этого намерения, ему пришлось избрать другой способ: на аверсе монеты он поместил стилизованное изображение солнца и созвездия Льва. Солнце в созвездии Льва султан выбрал, наверное, потому, что сияние этой звезды ассоциировалось у него с лучезарной личностью его супруги, или же потому, что она родилась под этим созвездием; кроме того, фигура льва символизировала его самого. Изображение этого льва практически без изменений сохранилось в Персии до наших дней – дело в том, что Фет Али-шах использовал его в гербе страны.

Та готовность, с которой родители-христиане отдавали дочерей замуж за султанов-Сельджукидов, свидетельствует о том, что эти султанши, в отличие от супруг-мусульманок, пользовались определенными привилегиями. Самой большой привилегией было, безусловно, данное им право оставаться христианками и исповедовать свою религию в полном объеме. Вероятно, это помогало женщинам сохранять самоуважение и духовную независимость. Из имен женщин-мусульманок в истории осталось лишь имя принцессы Гевхер Февзи или Несиби-хатун, известной также как Сельджука-хатун, и то только благодаря тому, что ее очень любил отец, Кылыч Арслан II.

Обычно султаны брали себе в жены высокородных принцесс из тюркских династий, таких, как Данишмендиды, Цакасы и беки Эрзинкана. Совершенно очевидно, что эти женщины не могли оказывать большого влияния на своих мужей, ведь такие браки не способствовали уменьшению числа ссор между султаном и его тестем, и часто подобные разногласия заканчивались войнами. Овдовев, все жены султанов, независимо от их религиозной или национальной принадлежности, должны были выходить замуж за министра-администратора покойного султана. Вероятно, корни этого обычая уходят в кочевое прошлое сельджуков; он сохранялся в Малой Азии на протяжении всей эпохи Сельджукидов. Согласно данной традиции, Шамс ад-дин Исфахани, занимавший пост визиря в период Триумвирата, женился на вдове Гияс ад-дина Кейхусрова II, матери Кейкавуса II, грузинке по национальности.

ПОГРЕБАЛЬНЫЕ ОБЫЧАИ

В погребальных обычаях сельджуков тоже нашли отражение отдельные элементы других культур. Так, некоторые историки склонны приписывать черный цвет одежды, которую носили во время траура, влиянию христиан, а точнее, греков. Если это действительно так, то данное заимствование должно было произойти в ранне-исламские времена, а не при Сельджукидах, – дело в том, что первое письменное упоминание об одежде черного цвета в знак траура относится к убийству Яхья в 742 году, после которого его последователи облачились в одежды черного цвета, а Аббасиды взяли этот цвет для своего флага. Но когда в 1219 году на трон был возведен Кейкубад I, он в знак траура по брату в течение трех дней носил одежду из белого атласа. В противоположность этому, обычай дервишей братства маулавийа включать в состав погребальных процессий музыкантов, играющих на свирелях, вполне может быть западным заимствованием.

Помимо этих чужеродных элементов, в основе мусульманского ритуала лежали среднеазиатские традиции, несмотря на то что с течением лет и изменением обстановки они довольно сильно видоизменились. Хотя о погребальных обычаях огузов до сих пор известно очень мало, некоторые ранние китайские авторы однозначно говорят о том, что умерших те почитали. Мусульманская религия не разделяет и не одобряет такого отношения, и все же, на протяжении всей своей истории сельджуки продолжали придавать большое значение могилам предков. На то, чтобы продолжать соблюдать этот оставшийся от кочевой жизни обычай, их вдохновлял пример персов-шиитов или, скорее, правивших в шиитской Персии тюрок-суннитов, чьи величественные погребальные башни и надгробные памятники по-прежнему являются украшением персидского ландшафта. В свою очередь, сельджуки не желали отказываться от возведения тюрбе или кюмбетов – мавзолеев с круглым или островерхим куполом, которые стали яркой характерной чертой их архитектуры.

В.В. Бартольд отмечал интересную вещь: упомянутое в орхонских надписях поверие – что покидающая тело душа умершего превращается в птицу или насекомое – и в настоящее время находит отражение в речи оттоманских турок. Так, говоря о смерти, они часто употребляют фразу «он стал соколом». Другой древний обычай евразийских кочевников был связан с конем усопшего вождя и сохранялся в Малой Азии почти до середины XIII века. Хотя ни в одном из известных ранних захоронений эпохи Сельджукидов не найдено останков лошадей, но, когда в 1210 году Кейкавус I привез тело отца в Конью для перезахоронения, он устроил трапезу в честь покойного султана и приказал привести туда его боевого коня. Иногда, как, например, в случае с сыном Сарухана или с эмиром Амасьи Турумтаем, покойников сельджуки бальзамировали. Некоторые ученые объясняют это влиянием Византии, однако проведенные в Пазырыке на Алтае раскопки показали, что евразийские кочевники практиковали бальзамирование умерших по крайней мере с V или с IV века до нашей эры. В Малой Азии сельджуки хоронили усопших в положении на спине, повернув голову покойного вправо – так, чтобы при установке гроба в тюрбе напротив двери, обращенной в направлении Мекки, его глаза были устремлены на этот священный город.

СОКОЛИНАЯ ОХОТА

Из всех повседневных занятий сельджуки получали наибольшее удовольствие от охоты, в том числе и с соколами. Специальный чиновник, имевший титул бека, то есть князя, отвечал за царскую охоту, в которой в день проведения этого мероприятия по велению султана принимали участие все здоровые придворные; вечером правитель награждал самого удачливого из них. Малик-шах настолько любил охоту, что не расставался с тетрадью, куда заносил свои личные наблюдения и впечатления о событиях этого дня. Неизбежно на ум приходит мысль о том, что, скорее всего, именно эта традиция охоты с хищными птицами дала идею Фредерику II Гогенштауфену написать великолепную книгу о соколиной охоте.

ШАТРЫ И ДВОРЦЫ

Прошло много лет прежде, чем средний сельджук сменил перешедший от предков шатер на стационарный дом. Шатры были среднеазиатского типа – круглые, и делались они из переплетенных стеблей тростника, а их острые крыши – из гнутых прутьев ивы; все сооружение покрывалось кусками войлока, на внешнюю часть которого часто наносились различные рисунки. Первых привлекла мысль о жизни во дворце султана и его приближенных, и произошло это под влиянием персов. Однако, возможно по той причине, что «тюрк всегда считал город тюрьмой», представления сельджуков о такой резиденции имели весьма своеобразный характер: она у них имела вид нескольких отдельных строений, объединенных в единый комплекс окружающей их стеной. Подобно устройству дворца Сарай султанов Оттоманской империи, личные покои суверена и его гарем находились в отдельных зданиях, или кешк (рис. 5). Кроме того, во дворце были строения для совещаний совета, невероятных размеров кухни, на которых одновременно готовили пищу для сотен человек, флигеля для хранения одежды и посуды султана, а также ткани и вручавшиеся за особые заслуги халаты, предназначенные в качестве подарков его гостям. Во дворцах некоторых мусульманских правителей были даже тиразы – собственные мастерские по изготовлению шелковых тканей. Кроме того, во дворце имелись отдельные строения для школы верховой езды, конюшни, домик для всего, связанного с охотой султана, арсенал, амбары для продуктов, канцелярия и множество небольших садиков с водоемами и фонтанами для услады глаз.

Рис. 5. Вертикальная проекция кешка Хайдар-бея

НОВОЕ СТРОИТЕЛЬСТВО

В XII веке после захвата очередного города сельджуки сначала занимались восстановлением его оборонительных сооружений и строительством мечетей там, где до этого их не было, поэтому довольно быстро после падения города на месте привычных куполов появлялись стройные минареты. Затем по всему городу вырастали мавзолеи с коническими крышами, и облик города становился неузнаваемым. В то же время условия жизни в городе менялись в лучшую сторону: там открывались важные для жизнедеятельности медицинские учреждения и религиозные учебные заведения, больницы, дома призрения для душевнобольных, сиротские приюты и богадельни.

СОЦИАЛЬНЫЕ СЛУЖБЫ

В христианском мире властители не задумывались о строительстве больниц для бедных; правители же Востока были более отзывчивы к нуждам народа. Начиная с IX века в большинстве крупных исламских городов имелись больницы и различные благотворительные учреждения, и именно под влиянием сарацинов ближе к концу того столетия в Салерно была открыта медицинская школа. Этот пример вдохновил монахов-бенедиктинцев из Монте-Кассино, и они расширили бесплатную амбулаторию с аптекой для бедняков, а это, в свою очередь, привело к созданию в конце XII века медицинских факультетов в университетах Монпелье, Болоньи, Падуи и Парижа. К этому времени сельджуки превратили свой султанат в настоящее государство всеобщего благоденствия; и, хотя впервые такая мысль зародилась, возможно, в Средней Азии и Персии, где в X веке было открыто несколько больниц и медицинских учебных заведений, широкое предоставление таких услуг было завоеванием Сельджукидов.

Мнение многих ученых XIX века о том, что сельджуки принесли в Малую Азию лишь хаос и разрушения, не подкрепляется никакими фактами. Хотя сельджуки воевали почти каждый год, они все же находили время строить новые больницы и благотворительные учреждения, причем их было значительно больше числа одержанных побед. В их руках регион, где ощущалась острая нехватка социальных служб, стал одним из наиболее обеспеченных ими. Такое быстрое превращение произошло благодаря частным пожертвованиям и взносам, причем пример подданным подавали сами султаны и члены их семей. Кейхусров I одним из первых основал медицинскую школу и больницу. Этот комплекс, открытый Кейхусровом в Кайсери, состоял из двух зданий, соединенных крытой галереей. Комплекс носил название Шифайе-медресе. Врачи, работавшие в больнице и постигавшие врачебное искусство у постели больных, преподавали в медицинской школе теорию. Именно так и в настоящее время принято в лучших клиниках при медицинских институтах.

За Шифайе-медресе быстро последовало появление многих других подобных комплексов. Образцом учреждений такого рода для правителей Оттоманской империи служило медресе Дарул-Чифте, или Дарушшифа в Сивасе. В штате медресе состояли специалисты по внутренним болезням, хирурги и окулисты; в библиотеке было собрано множество книг по медицине, которыми могли пользоваться как студенты, так и врачи. Некоторые из построенных Сельджукидами больниц работали в Турции вплоть до середины XIX столетия, век других оказался короче; были и такие, которые просуществовали до Первой мировой войны – если и не в великолепных зданиях, построенных для них сельджуками, то, во всяком случае, в более современных, ведь турки по-прежнему были преисполнены уважения к благотворительности своих далеких предков. Даже когда становилось необходимым перевести старую больницу в новое здание, они старались не менять ее первоначальные название и профиль лечения, оговоренные основателем.

Поскольку сельджуки очень любили хорошую питьевую воду и проявляли большой интерес к медицине, они сумели по достоинству оценить пользу минеральных источников, которыми изобилует земля Анатолии, и правильно их использовать. Кылыч Арслан II верил в благотворность вод Хавзы, ив 1161 году он построил там две бани. В числе наиболее популярных были бани в Кыршехире, Ильгыне, Йонджале и Хамидийе; некоторые другие источники использовали только для купания лошадей и прочих ценных животных. В дошедших до наших дней архивах сохранились упоминания о более чем двухстах минеральных источниках, на самом же деле их наверняка было значительно больше. В основном у источников строили вместительные помещения для бань, помимо того, там имелись фонтаны с питьевой водой.

Рис. 6. Рельефная скульптура с изображением человеческих голов на внутренней стороне пилястра в портале больницы для душевнобольных в Дивриги – возможно, это портреты строителей здания

Благотворительность Сельджукидов не ограничивалась открытием больниц, где людей бесплатно лечили и кормили. Деньги находили и на строительство многочисленных сиротских приютов и домов призрения для душевнобольных, в которых все услуги также оказывали бесплатно. Но еще больше внимания и средств сельджуки отдавали на нужды общеобразовательных и религиозных школ, соответственно, в их империи было большое количество таких учреждений.

ИСТОЧНИКИ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ДОХОДОВ

Несмотря на то что сельджуки были не в состоянии предотвратить упадок сельского хозяйства в регионах, чаще других становившихся ареной боевых действий, они старались развивать там промышленность, например производство квасцов или рафинированного сахара, понимая, что стабильная экономика – первооснова существования их страны. В первые десятилетия своего правления Сельджукиды получали доходы главным образом от взимания дани с вассалов. Дань выплачивалась частично деньгами, а частично натурой. Дополнительный доход приносила захваченная на поле боя добыча, стоимость которой иногда была весьма значительной. Например, согласно источникам, общий вес захваченной у Левона II в Армении добычи составлял около 54,5 тонны; помимо этого, армянский царь должен был ежегодно присылать победителям по 1500 обученных воинов.

Хотя вплоть до монгольского вторжения войны приносили сельджукам довольно большие доходы, вскоре эти средства перестали покрывать растущие расходы государства, и султанам пришлось искать новые источники пополнения казны. Таким новым источником стала торговля. Когда сельджуки поняли, что торговля рабами-христианами становится все более выгодной, они приложили все усилия для ее расширения: стали красть маленьких детей и брать в плен сельских жителей, чьи земли захватывали во время войн. Особенно ценились невольники-грузины, за них давали самую высокую цену, их было легко продать, и они приносили наибольший доход. Все же очень скоро стало очевидно, что даже работорговля, хотя она по-прежнему и оставалась прибыльным делом, не может полностью удовлетворить растущие потребности государства. Поэтому возникла необходимость развивать торговлю, особенно транзитную через земли Анатолии.

КАРАВАН-САРАИ

Первым шагом в этом направлении стал приказ правительства починить все старые караванные пути, которыми с античных времен пользовались римские и византийские торговцы. В свое время византийцы не предпринимали никаких усилий к тому, чтобы поддерживать эти дороги в хорошем состоянии; сельджуки стали их ремонтировать, укреплять старые переправы и строить великолепные новые каменные мосты. Затем впервые за долгую историю этих древних дорог сельджуки открыли гостиницы для путешественников, самые лучшие из них получили название султан-ханов или караван-сараев, а менее роскошные – ханов. В подавляющем большинстве гостиниц условия для отдыха путников были отличные, в остальных вполне сносными. Их строили вдоль основных торговых путей на удобном для путешественника расстоянии одну от другой с тем, чтобы дать приют торговым караванам. Люди могли отдохнуть там после утомительного дневного перехода и дать животным восстановить силы. Расстояние между гостиницами определялось следующим образом: за основу брали путь, который может пройти верблюд за день – то есть за 9 часов, что составляло около 30,5 километра. Таким образом, вышедший ранним утром караван к наступлению ночи обязательно доходил до гостеприимных стен хана.

По мере приближения каравана к хану все заметнее становились оборонительные башни и массивные каменные стены этого приюта путешествующих; постепенно все отчетливее можно было различить затейливые переплетения узоров и ноздреватую поверхность камня ниш искусно оформленных дверных проемов. Внутри путника ждал комфорт. В ханах, находившихся в городах, плата взималась за въезд и выезд, а на дороге въезд и выезд в ханы были бесплатными. Взгляд вошедшего в хан путешественника первым делом останавливался на мечети с фонтаном для омовений. Здесь путники возносили Аллаху хвалу за то, что он соблаговолил предоставить им защиту в этот день; потом сгружали огромные тюки с товарами и переносили их в специально предназначенные для этого склады, а усталых животных отводили в удобные помещения со сложенными из камня кормушками.

Рис. 7. Хан Теркан, конец XII в.: слева – вход в комнаты для отдыха путешественников, справа – в помещения для животных

Люди могли переночевать в отдельных комнатах или в общем зале. В хане имелись баня, кофейня и различные ремонтные мастерские. К услугам путников была харчевня, а в некоторых крупных ханах, в частности в султан-хане на дороге Конья – Аксарай и хане Каратай на дороге Кайсери – Малатья, слух гостей услаждали оркестры музыкантов. Если музыкантов в хане не было, путешественники развлекали друг друга рассказами о виденных ими чудесах, об опасностях, которым они подвергались, о разных диковинных и необычных вещах, о которых они узнали во время странствий. В городских ханах люди обычно собирались в огромных залах, где слушали речи опытных и хитроумных торговцев, мудрых ученых и набожных паломников – те говорили так интересно и складно, что немудреные гостиницы превращались в настоящие «университеты для бедных».

Рис. 8. План Султан-хана на дороге Конья – Аксарай, 1229 г.

Для процветания торговли было необходимо, чтобы дороги стали безопасными. С этой целью ханам, располагавшимся в наиболее опасных местах, придавались воинские гарнизоны и арсеналы оружия. В XIII веке путешествовавшие по полной опасностей дороге в Эрзурум должны были с каждого вьючного животного платить особый налог, а собранные деньги шли на патрулирование дороги.

ТОРГОВЛЯ

В основном торговля была транзитной. Сначала она сосредоточивалась главным образом в Конье, Сивасе и Кайсери. Греческие и армянские купцы торговали здесь коврами – дело в том, что в XII веке сельджуки проявляли интерес только к торговле лошадьми и скотом. Однако столетие спустя итальянцы обнаружили, что большие доходы может приносить транзитная торговля, и, не теряя времени, венецианский подеста в Константинополе попросил Гияс ад-дина предоставить его соотечественникам торговые привилегии. Султан всеми силами стремился к расширению торговли, поэтому не возражал против венецианского присутствия в своих владениях. Его сын и преемник Изз ад-дин Кейкавус I разделял точку зрения отца, и, поскольку оба правителя были весьма довольны результатами первой, имевшей скорее пробный характер концессии, в 1220 году подеста Джакобо Тьеполо смог подписать с Кейкубадом I торговое соглашение по целому кругу вопросов. В соответствии с положениями данного договора венецианцы получили право беспошлинного провоза драгоценных камней, жемчуга, золотых и серебряных слитков, а также монет; при этом со всех грузов взималась пошлина в размере 2,5 процента. Стороны договорились о взаимных мерах безопасности, а один из пунктов соглашения касался утраты груза в море. В конце концов была определена процедура наказания не соблюдающих соглашение, причем споры между венецианцами и другими латинянами, например из Пизы или Прованса, должен был разрешать венецианский суд, а споры между сельджуками и франками и дела об убийствах и кражах оставались в ведении суда Сельджукидов.

Покорение латинянами Константинополя привело к увеличению числа западных торговцев, отправляющихся искать счастья в Леванте, в результате чего значительная часть торговли, до того находившаяся в руках греков, перешла к венецианцам. Очень заметно вырос объем перевозимых грузов, причем торговля уже носила главным образом характер транзитной – дело в том, что сельджуки стали сами заниматься экспортом и импортом. Большая часть этой торговли была сосредоточена в Сивасе, где поселилась основная масса торговцев-сельджуков, занимавшихся покупкой и продажей, а также оказанием посреднических услуг, поскольку купцы из Сирии и Ирака (особенно из Мосула) взяли себе за правило привозить товары в Сивас и передавать их там своим торговым представителям-сельджукам. В обязанность последних входило формирование караванов для отправки в Синоп или Трапезунд, откуда по морю товары доставлялись в порты восточного и южного побережья Черного моря.

Торговля с Трапезундом имела особую важность: она позволяла поддерживать регулярные связи с городом Ператией (Херсонесом). В Сивасе пошлина взималась со всех привозимых на побережье товаров, и, хотя правитель Трапезундской империи, грек по национальности, получал свою долю от всех провозимых по его территории товаров, именно сельджуки контролировали порт Синоп и вели через крымский порт Судак, или Согдайю (Сугдайю), оживленную торговлю с кипчаками южнорусских степей и с русскими и татарскими купцами. Судак служил своего рода местом встречи всех тюркских торговцев, едущих на Русь и из нее и везущих «богатые и дорогие меха, в том числе шкурки горностая и «седые» меха, а также хлопчатобумажные ткани, шелк, синюю краску и специи». Иногда сирийские или иракские торговцы предпочитали лично сопровождать товары до места назначения, а не передавать их посреднику. В таком случае купец с рулонами шелковых и хлопковых тканей и тюками специй ехал до Синопа, а оттуда морем добирался до Судака. Несмотря на то что он путешествовал на собственном судне и вез принадлежавшие лично ему товары, он не освобождался от обязанности вернуться в Синоп с полным кораблем рабов и мехов, ибо султан считал эти товары самым ценным импортом. Поэтому нападение Кейкубада I на Судак в 1222 году вполне могло быть спровоцировано нанесением ущерба какому-нибудь грузу или торговой экспедиции.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.