ДОМ № 75

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ДОМ № 75

ДОМ, ГДЕ ЖИЛ ДИОГЕН

«Мы подъезжали к Николаевской.

– Вы еще долго пробудете здесь? – спросила я.

– Хочется еще с неделю. Надо бы нам видеться почаще, каждый день. Согласны?

– Приезжайте завтра вечером ко мне, – неожиданно для самой себя предложила я. Антон Павлович удивился:

– К вам?

Мы почему-то оба замолчали на время.

Мы подъехали, и я вышла и позвонила у подъезда. Извозчик с Чеховым отъехал и стал поворачивать, описывая большой круг по пустынной широкой улице.

Мы продолжали переговариваться.

– Непременно приеду, – говорил Чехов своим прекрасным низким басом, который как-то особенно звучал в просторе и тишине, в мягком зимнем воздухе. – Хочу убедить вас писать роман».

Да, у нас на пути снова чеховский адрес! Причем на этот раз – один из самых памятных. Или, по крайней мере, самых романтичных.

Низкий бас Чехова разносился над Николаевской в конце XIX века – лет через 60 после того, как в другой части улицы, но тоже с извозчичьей пролетки звучало «пискливое сопрано» Даргомыжского. Автор приведенных воспоминаний, Лидия Авилова, жила вместе с мужем в четвертом этаже дома № 75 по Николаевской. С Чеховым ее связывали особые отношения. Сама Авилова несомненно была влюблена в Антона Павловича, а вот насчет его чувств есть разные мнения. Некоторые исследователи уверяют, что Чехов был по-настоящему увлечен Авиловой и ставят ее в один ряд с Ликой Мизиновой. Другие высказываются осторожнее...

Дом № 75

Сама писательница считала – и уверяла в мемуарах – что Чехов испытывал к ней сильное чувство. И даже признался в этом во время своего обещанного визита на Николаевскую (муж Авиловой тогда был в отъезде). Вот как описывала она эту сцену:

« – Вам надо лечь спать, – сказал Чехов, – вас утомили гости. Вы сегодня не такая, как раньше. Вид у вас равнодушный и ленивый, и вы рады будете, когда я уйду. Да, раньше... помните ли вы наши первые встречи? Да и знаете ли вы?.. Знаете, что я был серьезно увлечен вами? Это было серьезно. Я любил вас. Мне казалось, что нет другой женщины на свете, которую я мог бы так любить. Вы были красивы и трогательны...

<...>

Он сидел на диване, откинувшись головой на спинку; я – против него на кресле. Наши колени почти соприкасались. Говорил он тихо, точно гудел своим чудесным басом, а лицо у него было строгое, глаза смотрели холодно и требовательно.

– Знали вы это?

У меня было такое чувство, точно он сердится, упрекает меня за то, что я обманула его; изменилась, подурнела, стала вялая, равнодушная и теперь не интересна, не гостеприимна и, сверх того, устала и хочу спать.

"Кошмар", – промелькнуло у меня в голове.

– Я вас любил, – продолжал Чехов уже совсем гневно и наклонился ко мне, сердито глядя мне в лицо. – Но я знал, что вы не такая, как многие женщины, которых и я бросал, и которые меня бросали; что вас любить можно только чисто и свято на всю жизнь. И вы были для меня святыней. Я боялся коснуться вас, чтобы не оскорбить. Знали ли вы это?».

Потом Чехов ушел, а Лидия Авилова принялась себя терзать: «А если... если он не решился сказать "люблю" и сказал "любил" и ждал моего ответа, а я сидела как мертвая и не сказала ни одного слова?.. Если мы оба не поняли друг друга и я думала, что Антон Павлович "бросил" меня, а он думал, что я молчу, потому что равнодушна, хочу спать и мне надоели гости?»

Помнишь, читатель, слова Немировича-Данченко о случайной чеховской самоцитате в «Чайке»? Если верить Авиловой, в этом не было ничего случайного.

«Промучившись еще дня два, я приняла решение. В ювелирном магазине я заказала брелок в форме книги. На одной стороне я написала: "Повести и рассказы. Соч. Ан. Чехова", а с другой – "Стран. 267, стр. 6 и 7".

Если найти эти строки в книге, то можно было прочесть: "Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее".

Когда брелок был готов, я вырезала в футляре напечатанный адрес магазина, запаковала и послала в Москву».

Вот они, слова из «Чайки»!

Есть и еще одна чеховская страница в истории дома. Ее подсказывает адресная книжка Чехова: «Билибин В.В., Николаевская, 75, кв. 37».

Строки в одном из чеховских писем придутся нам сейчас как раз кстати: «...поехал к г. Билибину. Дверь отворила мне его невеста с лекциями в руках (она, Миша, на двух факультетах!) и очень обрадовалась, меня увидев. Я расшаркался новыми штиблетами и спросил: как Ваше здоровье? Но далее... Выпив у И. Грэка стакан крепкого, как деготь, чаю, я пошел с ним гулять на Неву, т. е. не с чаем, не с дегтем, а с Билибиным...»

Итак, Виктор Викторович Билибин. Хотя в этом доме он жил недолго, в чеховскую биографию попал именно этот его адрес.

И. Грэк, он же Диоген – такими были псевдонимы этого популярного юмориста. Юрист по образованию, он еще со студенческих лет сотрудничал в прессе. Писал рассказы, фельетоны, афоризмы, подписи к картинкам, да и всякие другие «мелочишки». Правда, сегодня цитировать опусы Билибина сложно: юмор быстро стареет. Вот, например, его характеристика цирка Чинизелли из заметки 1881 года:

«Ежедневные небольшие и неблистательные представления с участием исхудавших наездниц, разогорченных клоунов и измученных коней. Дорого, но гнило».

Смешно ли?

Впрочем, современники одобрительно оценивали «добродушный, но бесспорно наблюдательный юмор» Билибина. Да и Чехов, относившийся к нему по-дружески, был о его таланте высокого мнения, хотя и замечал: «Билибин начинает исписываться»...

Данный текст является ознакомительным фрагментом.