ДОМ № 74

ВО ВТОРНИК ВЕЧЕРОМ

И вот обещанный дом № 74. Читателю, наверное, не надо объяснять, что построен он уже не в эпоху Белинского-Панаева – на три десятилетия позже.

Дом № 74

Долгое время дом принадлежал купеческой семье Муриных. Те торговали в столице хлебом и мукой, владели фруктовым магазином и мелочной лавкой. А один из Муриных, Александр Васильевич, был гласным столичной Городской думы. Жил он, как и другие члены семьи, в доме №74.

В блокадную пору во двор этого дома угодила бомба, и жильцы составили акт – драматический документ, впервые опубликованный историком блокады Абрамом Буровым: «13 октября 1941 года две фугасные бомбы попали в два разных флигеля. Под обломками разрушенного здания нашли смерть инженер Зюков, 35 лет, Огурцова, 14 лет, Огурцова, 17 лет, Тютина, 35 лет, Потехина, 17 лет, Цветков, 28 лет. Труп Е.В. Кюненковой, 60 лет, был найден в противоположном флигеле, так как взрывной волной она была выброшена из окна одного флигеля в окно противоположного флигеля. Потехина В. оказалась под обломками разрушенного 2-этажного дома... Прибывший к очагу поражения отец с бойцами МПВО быстро стал производить разборку завала... Из-под завала раздавались крики: "Папочка, спаси меня", и когда уже разборка подходила к концу, послышался хрип умирающей девочки, которая скончалась от ранения в висок...»

Тут можно привести и еще одно свидетельство блокадного времени, имеющее прямое отношение к улице Марата (хотя и неизвестно, к какой именно ее части). Это простая, но полная драматизма запись литератора Павла Лукницкого: «На улице Марата труп истощенного до последнего предела интеллигента, и шапка его меховая, отвалившаяся от головы. И неостанавливающиеся прохожие. И в двухстах шагах дальше две спешащие, только что выбежавшие из дома женщины, на ходу застегивающие шубы; одна – с безумным лицом: "Леня мой, Леня!" И еще дальше – третья женщина: "Леонид Абрамович-то мертвый лежит на панели!" – спокойным тоном, обращаясь к кому-то в парадном».

Но нам пора обратиться к более благополучным временам, к предыстории дома № 74 – к тем годам, когда здесь находился дом архитектора Диммерта. Построен он был в конце 1830-х; вот что рассказывает об этом художник и сын художника Павел Петрович Соколов: «Егор Иванович Димерт был друг и товарищ отца по академии, по профессии архитектор и состоял помощником Стасова, построившего тогда Троицкий собор и триумфальные московские ворота. По окончании работ Димерт купил вместе с отцом в Ямской части два пустопорожних места и начал постройку домов...

И.И. Панаев

В дом Димерта, который был только что закончен, въехала мать Ивана Ивановича Панаева...»

Судя по всему, дома Петра Соколова и Егора Диммерта были двухэтажные, с каменным первым этажом и деревянным вторым. Дом Соколова, предположительно, стоял за диммертовским – на участке нынешнего дома № 76 по улице Марата...

Мать Панаева, Мария Екимовна, въехала в дом Диммерта вместе с сыном, тогда уже известным литератором, а потому жилище их стало одним из центров литературной жизни столицы. Бывали здесь не только писатели, но и художники, актеры, музыканты – но все-таки именно писатели играли тут первую скрипку. А один из писателей и вовсе сделался на некоторое время жильцом Панаевых. Виссарион Белинский осенью 1839-го как раз решился переехать из Москвы в Петербург, и первым его пристанищем в северной столице стал именно дом на Грязной улице.

Валериан Панаев, родственник Ивана Ивановича, будущий инженер и создатель Панаевского театра, в то время тоже жил в доме Диммерта. Об этом времени он оставил достаточно обширные воспоминания.

В.А. Панаев

«Когда Иван Иванович Панаев пригласил, еще в Москве, Белинского остановиться у него в доме, он рассчитывал, что может дать Белинскому не менее двух комнат внизу. Между тем в его отсутствие мать распорядилась нижними комнатами занимаемого ею дома, поместив там в двух комнатах одну из своих любимых приживалок... Затем оставалась одна свободная комната, в которую поместили меня. Иван Иванович Панаев ужасно рассердился, и в первый же час приезда вышла домашняя сцена; но делать было нечего – Белинского поместили в той комнате, в которой помещался и я.

Через несколько дней по приезде Белинский принялся за работу, и комната его наполнилась журналами, книгами, лежавшими и на стульях, и на столах, и на диване, и на полу. Днем я старался не ходить часто в эту комнату, чтобы не мешать Белинскому; но, когда приходило время спать, а равно и утром, он много со мною разговаривал и очень полюбил меня. В это время он подарил мне свою грамматику, сделав на ней надпись.

Хотя Белинский занимался и днем, но, видимо, работы его подвигались главным образом по ночам. Днем Белинский часто засиживался наверху у Ивана Ивановича Панаева, которого очень многие посещали, и, кроме того, Белинский в это-то время любил поболтать с молодою женою Ивана Ивановича и поддразнивать ее, как ребенка, потешаясь проявлениями ее наивности».

Молодая жена, к слову сказать – это знаменитая Авдотья Панаева, оставившая заметный след в биографии не только своего законного супруга, но и Николая Алексеевича Некрасова.

Но продолжим цитату из Валериана Панаева: «В этот период времени Иван Иванович вел более домашнюю жизнь. По вечерам приходили к нему близкие знакомые, и Белинский большею частью присутствовал тут и сосредоточивал на себе общее внимание не только потому, что на него смотрели в этом кружке с особенным уважением, но по манере своей говорить. Белинский всегда говорил с искренним жаром, с убеждением, без уклонений и уверток; срединных мнений он не терпел, рубил сплеча и чем дальше подвигался с изложением своего мнения, тем более разгорячался; видимо, он принимал все к сердцу...

Из числа литераторов я помню, что видел раз Полевого, Сахарова, Воейкова и много раз Кольцова, стихами которого я наслаждался тогда больше, нежели какими-либо другими, и личность самого Кольцова производила тоже чрезвычайно приятное впечатление. Бывал также у Ивана Ивановича довольно часто Даль, человек очень умный, весьма натуральный, на ходули не становившийся и приятный, живой собеседник, обладавший немалой дозой желчи...»

Белинский прожил в доме Диммерта недолго. Но и после его переезда вечера у Панаевых продолжались, даже с нарастающим размахом: известность Ивана Ивановича быстро расширялась, все большее число знакомых приезжало в нему в гости.

Вот что пишет сосед Панаевых Павел Соколов: «Белинский, Некрасов, Тургенев, Кольцов, Боткин, Краевский, позднее и Федор Михайлович Достоевский и многие другие, менее крупные звезды нашего литературного мира, стали собираться у Ивана Ивановича, а каждую неделю по вторникам у него составлялись литературные вечера... Вечера носили на себе скромный, но задушевный характер, гостям разносили чай, велись оживленные беседы на разные темы...

Театральный мир также не был чужд дома Ивана Ивановича... Из лиц музыкального мира помню Михаила Ивановича Глинку, Варламова, творца всем известных романсов, и знаменитого тогда баса Петрова...»

К этому свидетельству есть, правда, некоторые вопросы. Особенно смущают упоминания о Тургеневе и Достоевском: достоверно известно, что они и вправду были гостями Панаева, но только уже в другие годы – когда Иван Иванович с супругой переехали на собственную квартиру.

Но может, временами Панаевы гостили у матери и принимали тут своих знакомых?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.