От Ромула до цезарей

От Ромула до цезарей

Римляне любили порядок во всех делах, в том числе и в семейных. Римское право сохранило множество законов, детально разъяснявших, как должны были жители Вечного города жениться и разводиться, а дошедшие до наших дней речи римских юристов рассказывают о том, как римляне эти законы соблюдали, нарушали и обходили.

Распоряжения по поводу супружеской жизни были изданы еще знаменитым основателем города Ромулом, причем первое из них говорило не только о браке, но и о любви. Дионисий Галикарнасский пишет, что после того, как изголодавшиеся по женскому обществу римляне похитили юных сабинянок, Ромул собрал всех девушек, объявил им, что похищены они с самыми честными брачными намерениями, и «потребовал возлюбить данных им судьбой мужей». Дальнейшие события показали, что приказание первого римского царя было исполнено в точности: когда сабинцы после долгих сборов наконец атаковали Рим, их дочери выбежали на поле боя и потребовали прекратить кровопролитие. По словам Плутарха, женщины уверили сабинцев, что их мужья «относятся к женам с предупредительностью, любовью и полным уважением».

Касательно любви Ромул новых распоряжений издавать не стал, а уважение решил закрепить законодательно. Так, было постановлено, что мужчины должны уступать женщинам дорогу и не имеют права говорить в их присутствии непристойности и обнажаться, дабы не оскорблять их скромности. Кроме того, римские женщины освобождались от всякой домашней работы, кроме прядения шерсти. Их было также запрещено привлекать к суду по обвинению в убийстве.

Правда, одновременно с этим Ромулом были изданы и другие законы, по которым жена ни при каких обстоятельствах не могла требовать развода, а муж мог прогнать надоевшую жену, отдав ей при этом часть имущества и принеся дары в храм Цереры. Если же супруга была уличена в отравительстве, подмене детей или прелюбодеянии, то она никакой компенсации не получала (Церера тоже, хотя и не была виновата).

Справедливости ради надо признать, что мужья своим правом прогонять надоевших жен в те далекие времена (примерно до конца третьего века до н. э.) пользовались очень редко. Некоторые римские авторы даже утверждали, что первым разводом, состоявшимся в Вечном городе, стал развод некоего Спурия Карвилия Руги, который в 281 году до н. э. расстался с женой Рацилией из-за ее бездетности. Но это неверно, потому что Валерий Максим упоминает, например, развод Л. Анния, случившийся на двадцать пять лет раньше. Цензоры исключили Анния из сената, потому что он, «взяв в жены девушку, развелся с ней, не созвав совета друзей». Под «советом друзей» Максим имеет в виду семейный суд, очень распространенный в Древнем Риме.

Вообще говоря, глава семьи мог единолично судить и казнить любого из своих домочадцев, в том числе и жену (если брак был заключен на основе старинного права). Но судить жену с глазу на глаз все-таки считалось дурным тоном, поскольку у нее обычно имелись свои родственники – отец, братья, сыновья, – которые считали, что их это тоже касается. Поэтому для наказания провинившейся жены собирался семейный суд, который и выносил приговор, например, о смертной казни за прелюбодеяние или о разводе. Чем проштрафилась супруга Анния, неизвестно, но он не стал собирать такой суд, за что и пострадал.

Что же касается Карвилия Руги, то его развод вошел в анналы римской истории потому, что жена была впервые отвергнута без всякой вины. Хотя Ромул и предусматривал такой вариант, но, видимо, римляне не настолько ценили свободу от семейных уз, чтобы делить свое имущество между отвергнутой женой и Церерой. Карвилий оказался первым. Дело, несмотря на законность, было настолько неслыханным, что Карвилий пошел на уловку. Для того чтобы не платить налог, которым облагались холостяки, римляне приносили цензорам клятву о том, что живут в браке. Карвилий, как положено, поклялся, что живет в законном браке с целью иметь детей. После чего заявил, что не желает быть клятвопреступником, поскольку жена его бесплодна, и потребовал развода.

Прецедент был создан, и римляне, глядя на свободного и счастливого Карвилия, начали разводиться все чаще. Впрочем, такая возможность была не у всех, а только у тех, кто состоял в расторжимой форме брака.

Поначалу римляне практиковали три основные формы брака. Самым почетным и богоугодным был священный нерасторжимый брак-конфарреация, который торжественно освящался главным жрецом Юпитера (фламином). Расторгнуть его можно было лишь в одном случае: если муж решал казнить жену смертью за провинности (например, за употребление виноградного вина, что женщинам было категорически воспрещено древним правом). Поскольку казнить собственную жену, да еще нерасторжимо связанную с мужем, самому мужу было неприлично, то перед казнью совершали диффареацию – нечто вроде развода. Хотя некоторые исследователи считают, что, возможно, получив долгожданную свободу, муж мог на радостях простить преступную супругу и ограничиться высылкой ее из Рима, но в целом конфарреация считалась нерасторжимой и заканчивалась только со смертью. Поэтому с тех пор, как развод начал приживаться на берегах Тибра, свободолюбивые римляне сказали конфарреации решительное «нет». В итоге, когда в 23 году н. э. искали кандидата на должность жреца Юпитера, который, по древнему закону, должен был происходить от родителей, сочетавшихся по обряду конфарреации, и сам должен был находиться в браке, заключенном таким же образом, римляне не смогли найти даже трех претендентов.

Жена, вступившая в брак-конфарреацию, юридически находилась в полной власти мужа. Он распоряжался и ее жизнью, и ее имуществом. Но ничего особенно обидного римлянки в этом не видели, поскольку в таком же положении находились и другие домочадцы. Власть главы семьи в Риме была абсолютной, и до тех пор, пока был жив отец, взрослый и даже немолодой римлянин не только не имел права сам совершать крупные сделки, но и мог быть продан отцом в рабство. С течением времени эти законы лишь понемногу смягчались, но полностью не отменялись. В какой-то мере их ограничивали цензоры, в чьей власти было надзирать за нравственными устоями, а продажа жен и детей в рабство в целом не совпадала с устоями римлян, что бы им ни разрешали древние законы. И женщины находились в этом смысле даже в лучшем положении, чем их взрослые сыновья, поскольку за спиной женщин стоял юридически бесправный, но освященный традицией домашний суд, в который входили их отцы и братья.

Другой брак, заключенный в форме «коемпции», был попросту куплей-продажей жены за один серебряный сестерций. Для сравнения можно отметить, что столько же стоила на берегах Тибра хорошая курица. За эту же сумму можно было провести время с дешевой проституткой. Качественная рабыня могла стоить в несколько тысяч раз больше в зависимости от своих достоинств и рыночной ситуации. Но цена на жен была фиксированной и от их достоинств не зависела. В присутствии пяти свидетелей и «весовщика» жених бросал на весы монету, и жена переходила в его полную собственность так же, как и в браке-конфарреации, а заодно переходило и приданое. Правда, невеста должна была дать согласие на сделку. Этот брак в принципе считался расторжимым, и, возможно, именно его имел в виду Ромул, определяя штрафы за развод.

Третьей формой брака был «узус». По закону любое движимое имущество, находившееся в чьем-либо пользовании в течение года, становилось его собственностью. Это касалось женщин в не меньшей мере, чем лошадей или овец. Поэтому, если влюбленные по какой-то причине не могли вступить в законный брак, девушке достаточно было прожить в доме у мужчины ровно двенадцать месяцев. В течение этого времени она формально находилась во власти отца, но если пара умудрялась продержаться год, то ни родители, ни закон уже не могли забрать у супруга его «собственность». Сначала в «узус» вступали римляне, принадлежавшие к разным слоям общества и не имевшие права заключить официальный брак (до 445 года до н. э. существовал закон, запрещавший браки между патрициями и плебеями), но потом эта форма прижилась. Играли свадьбу, родители препровождали невесту с приданым в дом жениха, но ни жреца-фламина, ни «весовщика» не приглашали. Жена сразу же вступала в права законной супруги, а вот муж становился господином своей «собственности» только через год.

И в «коемпции», и в «узусе» жена находилась во власти мужа (как раньше она девушкой находилась в полной власти отца), поэтому и расторгнуть брак мог только муж, вернув надоевшую или провинившуюся жену под опеку отца или брата. Поначалу государство в эти вопросы почти не вмешивалось, предоставляя традиции и домашним судам разбираться с основательностью причин развода, с судьбой приданого и со штрафами.

Но женщины, как и мужчины, жаждали свободы, и они нашли совершенно фантастическую для патриархальных времен лазейку в законе. Дело в том, что жене, вступившей в брак, который по истечении года должен был превратиться в «узус», достаточно было отлучиться из дома на три дня, чтобы срок, дававший мужу права на движимое имущество, прерывался. Отсчет времени начинался заново, и жена, сохраняя все права законной супруги, оставалась под юрисдикцией отца.

Так возникла четвертая форма брака, ставшая во времена поздней республики, а затем и империи практически единственной: брак «sine manu». Этот брак мог продолжаться десятки лет, если жена не забывала вовремя отлучаться из дома. В противном случае он превращался в «узус». В браке «sine manu» мужа и жену формально не связывало почти ничего, они пользовались почти равными правами, в том числе правом на развод. Женщина оставалась под опекой своего отца и в любой момент могла вернуться к нему без особых проволочек. Как и муж мог в любой момент отослать от себя жену.

Новая форма брака, освобождая женщину из-под власти мужа, повышала ее зависимость от отца. Теперь он в любой момент мог потребовать расторжения брака и возвращения дочери под отеческий кров. Только император Антонин Пий в середине второго века запретил отцам самовольно расторгать благополучные браки дочерей. Но дочери особо деспотичных отцов не стали дожидаться императорского постановления и разрешили проблему на три-четыре века раньше. Дело в том, что муж, в том случае, если собственником жены являлся он, после развода вовсе не обязательно должен был возвращать ее в прежнюю семью. На то он и собственник, чтобы самовластно решить судьбу женщины и передать ее любому опекуну по своему выбору (от обязательной опеки женщин освободил только император Август, и то не всех, а лишь многодетных). Особо свободолюбивые римлянки договаривались с кем-то из своих друзей и вступали с ним в фиктивный брак-«коемпцию». Муж покупал жену за один сестерций, после чего разводился с ней и передавал в опеку родственнику по ее выбору. Разведенная матрона начинала сама распоряжаться своим имуществом и своей дальнейшей судьбой, а фиктивный опекун лишь подписывал документы. Если же он стеснял свободу своей подопечной, то стоило ему покинуть Рим на один-единственный день, как женщина могла потребовать, чтобы его заменили.

И римляне стали массово разводиться. А государство стало принимать новые законы, которые ввели бы этот беспредел хоть в какое-то русло: ведь, так или иначе, права детей и имущественные права супругов надо было регулировать. После того как развод стал делом привычным, домашний суд уже не мог остановить мужа, который имел неосторожность вступить в одну из старых форм брака, а теперь жаждал свободы. Авторитет таких судов упал, а потом они и вовсе вышли из моды. Теперь государству пришлось взять на себя вопросы о возврате приданого и о штрафах для виновников развода, в каком бы браке они ни состояли.

Оглашать причину развода теперь было необязательно. Плутарх описывает, как некий римлянин, без объяснений разводясь с женой, которая, по мнению его друзей, была и целомудренна, и хороша собой, и плодовита, выставил перед собой ногу, обутую в башмак, и сказал: «Разве он не хорош? Или стоптан? Но кто из вас знает, где он жмет мне ногу?»

История Рима начиная со второго века до нашей эры – это история бесконечных разводов, в том числе достойных всяческого удивления. Впрочем, удивлялись авторы настоящей книги, что же касается римлян, то они еще в период республики удивляться понемногу перестали. И Плутарх, живший во второй половине первого – начале второго века н. э., уже без всякого удивления сообщает нам, к примеру, подробности развода знаменитого Катона Утического. Этот правнук не менее знаменитого Катона Цензора жил «неудержимо, словно по наитию свыше, стремясь ко всякой добродетели». Его близкий друг Квинт Гортензий был известен как великолепный оратор, наживший огромное состояние адвокатской практикой, владелец роскошных вилл и человек, научивший римлян есть павлинов. Но и он стремился к добродетели… Будучи почитателем Катона, Гортензий попросил друга, «чтобы тот передал ему свою дочь Порцию, которая жила в супружестве с Бибулом и уже родила двоих детей: пусть, словно благодатная почва, она произведет потомство и от него, Гортензия». Впрочем, в случае, если Бибул привязан к жене, Гортензий обещал вернуть Порцию мужу сразу после родов, когда «через общих детей сделается еще ближе и самому Бибулу и Катону». Гортензий уверял, что такие отношения с женами друзей должны войти в традицию, ибо это «полезно для государства», да и «нравственные качества тогда щедро умножатся и разольются в изобилии…».

Катон с пониманием отнесся к замыслу друга, однако оторвать дочь от мужа отказался. И тогда Гортензий «попросил жену самого Катона: она еще достаточно молода, чтобы рожать, а у Катона и так уже много детей». Жена Катона, Марция, была беременна, но это не смутило поклонников добродетели. «Видя, что Гортензий не шутит, но полон настойчивости, Катон ему не отказал и заметил только, что надо еще узнать, согласен ли на это и Филипп, отец Марции. Обратились к Филиппу, и он, уступив просьбам Гортензия, обручил дочь – на том, однако, условии, чтобы Катон присутствовал при помолвке и удостоверил ее».

Марцию развели с мужем и выдали за Гортензия. Впрочем, Катон на этом не слишком много потерял. После смерти Гортензия, который оставил Марции огромное состояние, Катон вновь женился на своей бывшей жене. За это его гневно осуждал Гай Юлий Цезарь, который, по словам Плутарха, заявил: «Зачем, спрашивается, надо было уступать жену другому, если она нужна тебе самому, а если не нужна, зачем было брать ее назад? Ясное дело, что он с самого начала хотел поймать Гортензия на эту приманку и ссудил ему Марцию молодой, чтобы получить назад богатой». Впрочем, римляне не поверили наветам Цезаря, и Катон остался в общественном сознании эталоном высокой нравственности. А Данте в своей «Божественной комедии» сделал Катона стражем Чистилища, тем самым приравняв его к ангелам (именно ангелами являются все остальные «служители» Чистилища) и положив конец кривотолкам.

Впрочем, далеко не все римляне разводились во имя добродетели. Античные авторы сохранили память о муже, потребовавшем развода, потому что жена вышла на улицу с непокрытой головой; у другого жена остановилась, чтобы поговорить с отпущенницей, о которой шла дурная слава; у третьего жена отправилась на погребальные гладиаторские игры, не спросясь мужа…

Марк Целий Руф, сообщая Цицерону городские сплетни, пишет: «Павла Валерия, сестра Триария, без причины расторгла брак в тот день, когда муж должен был приехать из провинции. Она собирается выйти за Децима Брута; украшения она отослала…»

Однако наряду с такими суетными гражданами в Вечном городе не переводились и те, кто, как и Катон, разводился, дабы это было «полезно для государства». Но обычно они думали при этом не об умножении нравственных качеств и даже не о деторождении, а о политике. В первом веке до н. э. в Риме было очень принято скреплять супружеством внутриполитические союзы. Но поскольку далеко не у всякого государственного деятеля имелись незамужние дочери, то приходилось использовать замужних. Их срочно отрывали от мужей (благо в браке «sine manu» отец имел право это сделать) и выдавали замуж за политических союзников, которые в свою очередь разводились для этого со своими благоверными. Интересно, что сам Катон такие разводы и браки осуждал, заявляя, по словам Плутарха, что «нет сил терпеть этих людей, которые брачными союзами добывают высшую власть в государстве и с помощью женщин передают друг другу войска, провинции и должности».

Когда Сулла стал диктатором Рима, он решил породниться с влиятельным полководцем Помпеем, считая, как пишет Плутарх, «что это будет весьма полезно для его власти». Помпей был женат, а падчерица Суллы, Эмилия, была замужем и ждала ребенка. Но Помпей развелся, а беременную Эмилию срочно оторвали от мужа, и рожала она уже в доме Помпея. Брак этот продлился недолго: Эмилия умерла родами… Овдовевший Помпей снова женился на некой Муции, но через некоторое время заочно развелся с ней без объяснения причин. Цицерон утверждал, что развод был вызван изменой Муции, но более вероятным кажется, что знаменитый полководец попросту желал освободить себя для нового политического брака. Вскоре Помпей заключил союз с Юлием Цезарем и женился на его дочери Юлии. Юлия была помолвлена с Цепионом, и свадьба была уже назначена, но это никого не смутило. А чтобы Цепион не обижался, Помпей отдал ему в жены собственную дочь, хотя и она была помолвлена с другим.

Впрочем, сам Цезарь, в отличие от Помпея, на развод из политических соображений не согласился. Примерно в те годы, когда Помпей прогнал свою жену в угоду Сулле, диктатор потребовал того же и от Гая Юлия. Жена Цезаря, Корнелия, была дочерью политического врага Суллы, Луция Корнелия Цинны. Поскольку сам Гай Юлий доводился родственником другому врагу Суллы, Марию, диктатор решил разрушить крамольный союз. Но Цезарь категорически отказался от развода, хотя ему и пришлось за это лишиться жреческого сана, жениного приданого и родового наследства и отправиться в изгнание.

Со своей следующей женой (после смерти Корнелии он женился вторично) Цезарь разошелся чрезвычайно легко, хотя и скандально. Именно к этому разводу относится знаменитая фраза о том, что жена Цезаря должна быть вне подозрений. В тот год в доме Гая Юлия римские женщины справляли праздник Доброй Богини. Этот праздник ежегодно отмечался в доме одного из высших должностных лиц государства, и присутствовать на нем было разрешено только женщинам – все мужчины должны были покинуть дом. Обычай соблюдался настолько свято, что до сих пор не сохранилось ни одного описания таинственного праздника, а историкам остается лишь ломать голову над тем, что же там происходило. Но одному мужчине за всю историю Рима довелось побывать на таинстве. Этим мужчиной был Клодий, будущий мятежный народный трибун, а тогда совсем еще молодой юноша, по слухам влюбленный в Помпею, жену Цезаря. Переодевшись в женское платье, Клодий проник на праздник, но был по голосу опознан одной из служанок. Разыгрался страшный скандал, против Клодия возбудили дело о святотатстве. Гай Юлий Цезарь, немедленно разошедшийся с Помпеей, был вызван в суд в качестве свидетеля, но заявил, что претензий к Клодию не имеет. Дальнейшее описывает Плутарх:

«Это заявление показалось очень странным, и обвинитель спросил его: “Но почему же тогда ты развелся со своей женой?” – “Потому, – ответил Цезарь, – что на мою жену не должна падать даже тень подозрения”».

Процедура развода была очень проста: достаточно было одному из супругов произнести освященную традицией формулу. Мужчина говорил отвергнутой жене: «Возьми с собой твои вещи», или жена объявляла мужу: «Имей у себя твои вещи», после чего брак считался расторгнутым. Такая простота вызывала немало юридических казусов. Некоторые супруги могли расходиться и сходиться едва ли не каждый день, при этом их семейный статус каждый раз менялся, и если между ними или их родственниками возникали тяжбы, то было очень трудно установить, в какой момент муж и жена были в браке, а в какой – в разводе.

Жене, собиравшейся на встречу с любовником, достаточно было объявить мужу о разводе, чтобы избегнуть судебного преследования за прелюбодеяние. А по возвращении домой можно было брак восстановить. Кроме того, римский закон запрещал супругам делать друг другу ценные подарки – такие подарки считались юридически недействительными, и не только даритель, но и его наследники могли впоследствии потребовать их обратно. Но тем супругам, которые хотели обойти древний закон, достаточно было на один день развестись, чтобы оставить наследников с носом.

Император Октавиан Август на рубеже эр издал ряд законов, направленных на укрепление нравственности и семьи. В частности, он усложнил процедуру развода: теперь слова, брошенные друг другу в лицо во время семейного скандала, во внимание не принимались. Но нельзя сказать, чтобы развод по новым законам был так уж сложен: любому из супругов было достаточно написать на имя второго разводное письмо в присутствии семи свидетелей – полноправных граждан, среди которых нет отпущенников инициатора развода.

И римляне продолжали разводиться. Кстати, сам Август, несмотря на все свои инициативы по укреплению нравственности, разводился неоднократно. В юности он был помолвлен с консульской дочкой Сервилией, однако жениться не успел – политическая обстановка поменялась, и будущий император срочно женился на Клавдии, падчерице Марка Антония. Но, поссорившись со своей тещей Фульвией буквально на свадьбе, Август немедленно развелся с женой, не успев даже провести с ней первую брачную ночь. Через некоторое время он женился на Скрибонии, но потом влюбился в Ливию Друзиллу. Ливия была замужем за Тиберием Нероном, однако император развел ее с мужем, выбрав для этого не самый подходящий момент, когда Ливия была на шестом месяце беременности. Впрочем, злые языки говорили, что беременна она была уже от императора. Сам Август развелся в тот день, когда Скрибония родила ему дочь. Сделав жене такой сомнительный подарок в такой торжественный день, он женился на Ливии, на этот раз уже навсегда.

Впрочем, наличие любимой супруги не мешало Августу открыто вступать в связи с другими женщинами. Его близкий друг, знаменитый Меценат, развелся с женой и поссорился с императором после того, как связь Августа с Теренцией стала известна всему Риму. Потом покровитель искусств помирился с обоими и снова женился на Теренции, но потом вновь развелся… Эта история повторялась неоднократно, каждый раз сопровождаясь подарками, которыми пожилой Меценат пытался умилостивить свою юную жену. А лучшие юристы империи потом долго разбирались, какие из этих разводов действительны, а какие нет (ведь если, отослав разводное письмо, супруг успевал передумать, то брак считался восстановленным), и соответственно какие подарки можно оставить во владении Теренции, а какие нельзя.

Октавиан Август узаконил список причин, по которым требование развода считалось обоснованным.

Те, кто хотел развестись по другой причине, должны были платить компенсацию оставленному супругу. Большие штрафы налагались и на тех, кто провоцировал развод своим аморальным поведением. Впрочем, если аморальны были оба супруга, то они никакого наказания не несли, ибо «равные деликты погашаются взаимным зачетом…». Но погашать взаимозачетами можно было не все грехи: супружеская измена жены погашению не подлежала. А если муж закрывал на нее глаза, его могли привлечь за соучастие, обвинив в сводничестве. Развод с женой-прелюбодейкой был необратим: Август запретил таким женщинам вступать в повторный брак с кем бы то ни было.

Зато остальные разведенные граждане, как женщины, так и мужчины, по закону Августа должны были вступать в брак в течение восемнадцати месяцев после развода. Этот закон был обязателен для всех мужчин от двадцати пяти до шестидесяти лет (кроме солдат, которым было запрещено вступать в брак) и женщин от двадцати до пятидесяти лет. Тех, кто его не выполнял, ограничивали в праве принимать наследство по завещанию, а женщин еще и облагали дополнительным налогом на имущество.

Кроме того, борясь с прелюбодеяниями, император объявил уголовно наказуемой любую связь полноправных свободных граждан, не состоящих в браке. От наказания освобождались только женщины, зарегистрированные как официальные проститутки. Император хотел как лучше, но римские матроны стали записываться в проститутки, дабы заниматься любовью под видом исполнения профессиональных обязанностей. Скандал разразился, когда проституткой объявила себя Вистилия, дочь претора – одного из высших должностных лиц государства. Позиция Вистилии была достаточно неуязвима юридически, но ее мужу было предъявлено обвинение в попустительстве. Он оправдался тем, что по закону муж, узнавший о недостойном поведении жены, имеет право обдумывать это поведение в течение шестидесяти дней, каковые еще не прошли. Сенату пришлось издать по поводу Вистилии специальное постановление: супругов развели и неудачливую проститутку сослали на остров Сериф. Другим указом сената проституция с этого времени запрещалась женщинам, чьи деды, отцы или мужья принадлежали к сословию всадников.

Сатирик Марциал описывает некую Телесину, которая «пошла замуж в десятый уж раз». Почему столь частые замужества почтенной матроны задели сатирика, неизвестно, но он пишет: «Меньше б я был возмущен, будь она шлюхой, как есть». Увы, быть просто «шлюхой» Телесина уже не имела права. Римские матроны потеряли единственную лазейку, позволявшую им заниматься любовью без вступления в законный брак. И законопослушные женщины стали вступать в бесчисленные браки и столь же массово разводиться.

Философ Сенека писал в середине первого века н. э.: «…женщины из благородных и знатных семейств считают годы не по числу консулов, а по числу мужей. Они разводятся, чтобы выйти замуж, и выходят замуж, чтобы развестись».

Римские императоры разводились, быть может, и не чаще остальных римских граждан, но зато значительно скандальнее. В историю вошел знаменитый развод императора Клавдия и Валерии Мессалины, который стоил жизни императрице и ее новому мужу. Для самого Клавдия разводиться было не впервой: с Плавтией Ургуланиллой он развелся, как пишет Светоний, «из-за ее наглого разврата и из-за подозрений в убийстве», с Элией Петиной – «из-за мелких ссор». Но потом императору, судя по всему, надоели разводы, и на поведение третьей жены, Мессалины, он смотрел сквозь пальцы.

Впрочем, сначала императрица не просто грешила, а занималась проституцией. Это было нарушением недавнего сенатского постановления, но с точки зрения древних законов прелюбодеянием не считалось. Ревнительница старинных нравов охотно посещала лупанарий, где не только получала удовольствие, но и пополняла семейный бюджет. Ювенал писал об этом:

Ну, так взгляни же на равных богам, послушай, что было

С Клавдием: как он заснет, жена его, предпочитая

Ложу в дворце Палатина простую подстилку, хватала

Пару ночных с капюшоном плащей, и с одной лишь служанкой

Блудная эта Августа бежала от спящего мужа;

Черные волосы скрыв под парик белокурый, стремилась

В теплый она лупанар, увешанный ветхим лохмотьем,

Лезла в каморку пустую свою – и, голая, с грудью

В золоте, всем отдавалась под именем ложным Лициски…

Клавдий не вмешивался в профессиональную жизнь своей супруги. Он мирно исполнял свои обязанности императора, совмещая их с должностью цензора и надзирая за чистотой римских нравов.

Но и проститутки любить умеют – случилось так, что Мессалина влюбилась. Тацит пишет: «…она воспылала к Гаю Силию, красивейшему из молодых людей Рима, такой необузданной страстью, что расторгла его брачный союз со знатной женщиной Юнией Силаной, чтобы безраздельно завладеть своим любовником». Скрытность была чужда пылкой матроне: «Мессалина не украдкою, а в сопровождении многих открыто посещала его дом, повсюду следовала за ним по пятам, щедро наделяла его деньгами и почестями, и у ее любовника, словно верховная власть уже перешла в его руки, можно было увидеть рабов принцепса, его вольноотпущенников и утварь из его дома».

В конце концов Мессалина собралась узаконить свои отношения с Гаем. Сделать это она решила, во избежание лишних скандалов, в отсутствие первого мужа и, когда император ненадолго уехал в Остию, написала ему положенное разводное письмо, справила пышную свадьбу, на которой гуляла вся римская верхушка, после чего, как пишет Тацит, провела ночь «в супружеской вольности». Растерянный император пытался протестовать, но ничего не мог поделать: и развод, и новый брак Мессалины состоялись по всей букве римского закона.

Возможно, Мессалина и Силий так и жили бы в счастливом супружестве, но по Риму пошли слухи о том, что они собираются свергнуть императора и захватить верховную власть. Тогда в дело вмешалась армия, подогретая пропагандой влиятельного императорского вольноотпущенника Нарцисса. Силия судили и приговорили к смертной казни. Заодно казнили и еще нескольких любовников Мессалины и лиц, которые помогали ей в качестве сводников, – в том числе префекта пожарной части и начальника императорской гладиаторской школы… Сама Мессалина была заколота накануне того дня, когда император велел ей явиться для дачи показаний – Нарцисс боялся, что при виде преступной жены сердце Клавдия может смягчиться. Впрочем, он, видимо, зря опасался примирения бывших супругов. Тацит пишет:

«Пировавшему Клавдию сообщили о ее смерти, умолчав о том, была ли она добровольной или насильственной. И он, не спросив об этом, потребовал чашу с вином и ни в чем не отклонился от застольных обычаев».

Следующей супругой Клавдия стала его племянница Агриппина (мать будущего императора Нерона). Разводы были не в характере Агриппины: ко времени своей свадьбы с Клавдием она успела похоронить двух мужей, причем по поводу второго ходили небезосновательные слухи, что он был отравлен женой. С Клавдием она не развелась и прожила с ним до самой его смерти, которая последовала после того, как любящая супруга поднесла ему за обедом тарелку с грибами. Впрочем, некоторые считали, что отравила императора не она, а евнух Галот.

Сын Агриппины, Нерон, тоже не слишком одобрял разводы. Первую супругу, Октавию, он, по сообщению Светония, несколько раз пытался удавить, но это ему не удалось. И, только отчаявшись избавиться от супруги таким радикальным способом, Нерон дал ей развод по причине бесплодия и отправил в ссылку. Впрочем, в конце концов он казнил ее по обвинению в прелюбодеянии, наняв лжесоучастника.

Со второй женой, Поппеей Сабиной, Нерон тоже не стал разводиться – он ударил ее беременную ногой в живот, и императрица умерла. Интересно, что перед тем, как жениться на Поппее, Нерон развел ее с первым мужем и фиктивно выдал за своего друга Отона (мать императора не одобряла Поппею, а Нерон, пока мать была жива, был почтительным сыном; жила же она достаточно долго, ибо покончить с нею императору удалось лишь с седьмой попытки). Нерон предполагал, что Отон ограничится фиктивным браком, но тот имел неосторожность полюбить красавицу. Светоний пишет, что, когда император прислал за Поппеей, Отон «прогнал посланных и даже самого Нерона не впустил в дом, оставив его стоять перед дверьми и с мольбами и угрозами тщетно требовать доверенного другу сокровища»… Тогда император волевым решением развел супругов и отправил Отона наместником в Лузитанию (северная часть нынешней Португалии) – уничтожить соперника он не мог, ибо боялся огласки. Впрочем, после этой истории по Риму ходил стишок:

Хочешь узнать, почему Отон в почетном изгнанье?

Сам со своею женой он захотел переспать.

К тому времени очередная попытка Нерона убить свою мать Агриппину наконец увенчалась успехом, и после развода Поппеи император смог взять ее в жены.

Третья жена Нерона, Статилия Мессалина, тоже была замужем (за четвертым мужем), когда император решил жениться на ней. Нерон, наученный скандальной историей с Отоном, не стал требовать развода, а попросту казнил супруга Статилии.

Помимо трех жен-женщин, Нерон имел еще одну жену-мальчика по имени Спор. По словам Светония, император «справил с ним свадьбу со всеми обрядами, с приданым и с факелом, с великой пышностью ввел его в свой дом и жил с ним как с женой…». Был у сексуально продвинутого императора и муж, с которым тоже сыграли пышную свадьбу. Тацит пишет, что на «невесте» было «огненно-красное брачное по крывало, присутствовали присланные женихом распорядители; тут можно было увидеть приданое, брачное ложе, свадебные факелы, наконец все, что прикрывает ночная тьма и в любовных утехах с женщиной». А Светоний добавляет, что в свою первую брачную ночь с молодым супругом император «кричал и вопил, как насилуемая девушка». Но если подробности этих гомосексуальных свадеб до нас дошли, то подробности разводов ускользнули от внимания историков.

Интересно, что через полтора века примеру Нерона последовал другой римский император, Гелиогабал, который «вышел замуж» за некого Зотика. «Жених» был сыном повара, но император решил стать выше сословных предрассудков и сыграл пышную свадьбу, убедительно доказав, что короли могут не только жениться, но даже и замуж выходить по любви. Кроме того, Гелиогабал за свою недолгую восемнадцатилетнюю жизнь был женат на пяти женщинах, причем на одной из них, Юлии Аквиле Севере, он был женат дважды с непродолжительным разводом посередине. Был Гелиогабал женат и на весталке, которую похитил из храма, но и этот брак закончился разводом. Не исключено, что второй брак с Юлией Аквилой мог закончиться вторым разводом, но по не зависящим от императора причинам этого не случилось. После того как Гелиогабал наводнил Рим чужеземными богами и начал приносить им человеческие жертвы, возмущенные солдаты подняли мятеж и выбросили труп любвеобильного императора в Тибр.

По количеству законных жен и разводов ни один римский император не превзошел жившего в конце третьего века Карина: он вступил в брак и развелся последовательно с девятью женами. Причем разводился он с ними, в основном когда те были беременны.

Великий римский поэт Овидий, написавший поэму «Наука любви» – детальнейшее руководство по искусству обольщения и секса, – не обошел своим вниманием и тему развода. Ей посвящена поэма «Лекарство от любви».

Ты, что на каждом шагу кричишь о причинах разрыва,

Все исчисляя грехи бывшей подруги твоей,

Эти стенанья оставь: безмолвие – лучшее средство,

Чтоб из влюбленной души образ желанный стереть.

Право, вернее молчать, чем болтать, что любовь миновала:

Кто неуемно твердит: «Я не влюблен», – тот влюблен.

Лучше любовный огонь гасить постепенно, чем сразу:

Бесповоротней уход, если уйти неспеша.

(…)

Стыдно мужчине и женщине стать из супругов врагами:

Аппия строго глядит сверху на эту вражду.

Часто враждуют, любя, и судятся, скованы страстью;

Если же нету вражды – вольно гуляет любовь.

Друг мой однажды в суде говорил ужасные речи;

В крытых носилках ждала женщина, жертва речей.

Время идти; он сказал: «Пусть выйдет она из носилок!»

Вышла; и он онемел, видя былую любовь.

Руки упали, из рук упали двойные дощечки,

Ахнув: «Победа твоя!» – пал он в объятия к ней.

Лучше всего и пристойней всего разойтись полюбовно,

С ложа любви не спеша в сутолку тяжб и судов.

Все ей оставь, что она от тебя получила в подарок, —

Часто немногий ущерб многое благо сулит.

(…)

Мимо нее проходя, не поправь ненароком прическу,

Не выставляй напоказ тоги изгиб щегольской:

Женщина стала чужой, одной из бесчисленно многих,

Так не заботься о том, как бы понравиться ей.

(…)

Не позволяй себя тронуть слезам и рыданиям женским —

Это у них ремесло, плод упражнений для глаз:

Много уловок встает войной на влюбленное сердце,

Так отовсюду валы бьют о приморский утес.

Не открывай же причин, по которым ты хочешь разрыва,

Не изливай свою боль, молча ее схорони,

Не излагай, почему она пред тобой виновата, —

Всюду найдется ответ, хуже придется тебе ж.

Неодолим, кто молчит, а кто принимается спорить —

Тот приготовься принять полный ответ на словах.

Прошло около двух тысяч лет, но советы мудрого Публия Овидия Назона разводящимся супругам актуальны до сих пор.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.