Крестьянин, ставший разведчиком

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Крестьянин, ставший разведчиком

Маленькая деревня Волково на берегу реки Россонь в нынешнем Кингисеппском районе – почти на самом краю Ленинградской области, недалеко от эстонской границы. Здесь, в простой крестьянской семье, в 1894 году родился Дмитрий Тимофеевич Федулов – человек необычной судьбы, и в то же время один из многих выходцев из Петербургской губернии, ушедших в город, но не потерявших своей связи с родиной. Один из десятков тысяч, ушедших в первые дни Великой Отечественной в народное ополчение и «пропавших без вести», защищая Ленинград…

«Я, Федулов Дмитрий Тимофеевич, родился в крестьянской семье, – сообщал он в своей автобиографии. – Отец – крестьянин-безлошадник, умер в 1915 г., мать – крестьянка-батрачка. Окончил сельскую школу грамоты, с 13 лет начал работать в сельском хозяйстве и позднее на отхожих промыслах. В 1913–1915 годах с перерывами работал в сельском хозяйстве и в Петрограде на разноске афиш в «Палас-театре». В сентябре 1915 г. был мобилизован и служил рядовым в старой армии до февраля 1918 г., после демобилизации с 1918 по 1919 г. работал в сельском хозяйстве. С марта 1919 г. по сентябрь 1923 г. служил в Красной Армии при штабе ПВО (Петроградского военного округа. – С. Г.) сотрудником особых поручений…»

Стоп! На этом месте стоит остановиться подробнее. Конечно, в автобиографии, составленной для отдела кадров, Дмитрий Тимофеевич не хотел (да, наверное, и не имел права!) рассказывать о том, какого рода «особые поручения» приходилось ему выполнять при штабе Петроградского военного округа. Даже своим родным он потом мало рассказывал об этом эпизоде.

Д.Т. Федулов. Фото 1920-х годов

По словам его сына, Джона Дмитриевича Федулова, отец в ту пору являлся секретным агентом в одной из прибалтийских стран, проще говоря, – разведчиком. Был разоблачен и на два года оказался в тюрьме. На допросах подвергался пыткам. А потом, чудом освободившись, нелегально перешел границу и вернулся в Петроград. По его отрывочным рассказам, побег был сопряжен с огромным риском, и бежал из Прибалтики он не один, а с группой иностранцев, среди которых был англичанин по имени Джон. Дмитрий Федулов считал, что именно ему он обязан сохранением жизни. А потому, когда у него в марте 1929 года родился сын, то назвал его в память того самого англичанина – Джоном.

Впрочем, возможно, что история с англичанином, – просто семейная легенда, в которую очень хочется верить. А имя Джон дано ребенку в честь популярного тогда американского журналиста и писателя Джона Рида – автора знаменитой книги «Десять дней, которые потрясли мир». Свое необычное имя Джон Дмитриевич Федулов несет с гордостью: это и память об отце, погибшем в 1941-м, и память о легендарных временах Гражданской войны, о «комиссарах в пыльных шлемах», воспетых когда-то Булатом Окуджавой…

Впрочем, факт работы Дмитрия Федулова на советскую разведку – вовсе не выдумка. В семейном архиве Джона Дмитриевича есть документ, выданный разведывательным отделом штаба Петроградского военного округа 3 сентября 1923 года. И вот что в нем говорится (приводим в орфографии оригинала).

«Дано сие от Разведывательной Части Штаба Петроградского Военного Округа бывшему сотруднику таковой т. Федулову, Дмитрию Тимофеевичу в том, что во время службы в Разведорганах П.В.О. он исполнял возложенные на него обязанности честно и добросовестно и что исполняя секретные обязанности за рубежом в начале 1921 г. был арестован иностранной охраной за работу в пользу Советской России, содержался в иностранных тюрьмах до июня месяца сего года (1923. – С. Г.). По освобождении из тюрьмы бежал в Советскую Россию.

Тов. Федулов уволен со службы в Разведывательной Части как сотрудник известный иностранным властям, а поэтому и непригодный для дальнейшей работы по данной отрасли. Тов. Федулов, как честный и добросовестный сотрудник и как сильно пострадавший за работу в пользу Советской России, безусловно заслуживает внимательного к нему отношения как со стороны гражданских, так и военных учреждений и организаций в смысле предоставления ему как безработному какого-либо заработка вне очереди».

А дальше для бывшего разведчика началась новая жизнь – нормальная, обычная, без шпионского «двойного дна». С 1923 года он работал в Ленинграде в системе Главного управления хлопчатобумажной промышленности на разных должностях – коммерческим агентом, товароведом, заведующим складом, начальником транспортного отдела склада. В 1925 году вступил в ВКП(б), в том же году был избран депутатом Ленинградского городского совета десятого созыва. В 1930 году окончил Планово-экономические курсы по текстиль снабжению. «В белой армии не служил, ни родственников, ни переписки с заграницей не имею, судимостей нет», – этими словами завершал свою автобиографию Дмитрий Федулов.

Супруги Федуловы. Фото 1920-х годов

Отец и сын Федуловы – Джон и Дмитрий Тимофеевич – на даче в Володарской (Сергиево) под Ленинградом, близ Стрельны. Фото 1939 года

Несмотря на то, что Дмитрий Федулов обосновался в Ленинграде, связей с родной деревней Волково он не обрывал. Родственники приезжали в Ленинград, а Дмитрий Тимофеевич с родными часто гостил в деревне.

«В отпуск отец возил нас в деревню Волково к бабушке, – вспоминает Джон Дмитриевич. – Мы катались на лодке, переметом ловили рыбу. Ездили на мотоботе к старшему брату отца – дяде Ивану в Усть-Лугу, где он был директором рыбозавода. Любил отец поработать молотом в кузнице у брата. Когда бывали у дяди Ивана в Усть-Луге, его жена пекла пироги с рыбой. Очень хорошим кушаньем было «макание», когда сдобные булочки из русской печки макали в запеченные в той же печке сливки с яйцом и медом. А как отец любил свежие огурцы с грядки – с медом! В нашей ленинградской квартире всегда пахло копченой и вяленой рыбой. Дядя Иван присылал копчености, лососину, вяленую рыбу, маринованные миноги в бочонке, копченые угри. С тех пор любовь к рыбе у меня сохранилась на всю жизнь…».

Но не все было так безоблачно. В 1930-х годах родные Дмитрия Тимофеевича попали под жернова сталинских репрессий. Старший брат Иван, директор рыбозавода в Усть-Луге, был арестован в 1938 году и сгинул в ГУЛАГе. В том же году пострадала и старшая сестра Дмитрия Федулова. Ее муж, Николай Емельянов, имел родных по ту сторону границы с Эстонией, проходившей совсем рядом. Вероятно, они общались друг с другом, может быть, – нелегально. Потом – арест по доносу. Всю семью «за связь с родственниками за границей» в 1938 году на пятнадцать лет выслали в Сибирь. Так они оказались в селе Зырянка Томской области – местах глухих, таежных. Там прожили весь положенный срок, «от звонка до звонка», а потом уже не стали возвращаться обратно – остались в Сибири…

Когда началась война, Дмитрий Тимофеевич работал в системе Главленхлоппрома, его жена – в райисполкоме Дзержинского района Ленинграда. Сын Джон перед войной закончил пятый класс.

«Мы играли в лапту, в казаки-разбойники, но чаще в прятки и в войну, – вспоминает Джон Дмитриевич. – У многих из нас были пистолеты с пистонами, каски на голову из папье-маше, сабли, гранаты. Дома у меня было множество оловянных солдатиков. Было какое-то военное воспитание. В кино шли фильмы – „Если завтра война“, „На границе“, „Танкисты“, „Волочаевские дни“, „Суворов“, „Александр Невский“… В общем, в те годы каждый мальчишка мечтал стать летчиком, танкистом, артиллеристом. Я мечтал стать моряком, у меня была кличка „Боцман“.

Но 22 июня 1941 года сразу после объявления войны в нашей безмятежной жизни все круто изменилось. Вскоре началась мобилизация в Красную армию и запись добровольцев в народное ополчение. Записался и мой отец, хотя ему было уже 47 лет. Ему выдали военную форму – хлопчатобумажные галифе, гимнастерку, пилотку, а на ноги – ботинки и обмотки. Когда я увидел отца в этой форме, мне стало его жалко до слез. Все было ему мало по размеру, особенно эти обмотки на ногах.

Утром 5 июля мы с мамой проводили отца. В тот же день мама проводила меня в эвакуацию со школой. Уезжали мы с Витебского вокзала пассажирским поездом. Повезли нас, ленинградских детей, на юг от города в район Старой Руссы. Как оказалось потом – навстречу наступающим немцам. Конечно, тогда об этом не предполагали ни мы, дети, ни взрослые…».

Спустя месяц, 5 августа, Джон Федулов вернулся домой в Ленинград, испытав ужас войны в Лычково, где он оказался в разбомбленном эшелоне ленинградских детей. А 18 августа он виделся с отцом – его часть располагалась тогда в районе Красного Села.

«Отец рассказывал, что у них было мало винтовок – одна на пятерых, и было это вовсе не метафорой», – вспоминает Джон Дмитриевич. Как оказалась, эта встреча была последней. В конце сентября 1941 года пришло извещение, что «13 сентября при отходе нашего батальона на новый рубеж Федулов Д.Т. в свою часть не вернулся. Адрес воинской части, в которую перешел товарищ Федулов Д.Т., нам не известна».

Джон Федулов пережил с мамой в Ленинграде самую тяжелую, первую блокадную зиму. Выжили почти чудом, а в марте 1942 года были эвакуированы на Большую землю. Накануне отъезда состоялась встреча с бабушкой.

«Она жила в маленькой комнате коммунальной квартиры, – вспоминает Джон Дмитриевич. – В комнате было холодно и, как и везде, темно. Горела только лампада под иконой в дальнем углу. Мама хотела, чтобы бабушка поехала с нами, но бабушка отказалась. Она была очень слабенькая. Худая, совершенно седая и очень красивая, с благородным воспитанием. Бабушка нас благословила в дальнюю дорогу, поцеловала меня в голову, и мы ушли. Домой шли с тяжелым чувством расставания. Мама плакала. У нас пропал без вести отец, давно не было писем от брата, а теперь еще бабушка. Больше мы ее не видели…

Сначала нас эвакуировали в Вологодскую область, потом в начале лета 1942 года мама завербовалась работать на завод имени Сталина, и мы переехали в город Молотов (бывшую и нынешнюю Пермь), а оттуда глубокой осенью перебрались к старшей сестре отца, сосланной еще до войны с семьей на пятнадцать лет в Томскую область в тайгу. Там мы прожили два года».

За всю войну никаких вестей от отца не было. Но даже когда окончилась война, родные ждали и надеялись, ведь он же не числился погибшим, на него не приходила похоронка. Он был, как и многие, – «без вести пропавший». Чудеса случались, но здесь его не произошло. В апреле 1948 года пришло извещение из Дзержинского райвоенкомата Ленинграда: «Ваш муж рядовой Федулов Дмитрий Тимофеевич, уроженец Ленинградской области, деревня Волково, находясь на фронте, умер в германском плену 24 ноября 1941 года». Больше ждать и надеяться было уже не на что…

И, наконец, самая последняя информация – из Центрального архива Министерства обороны. Согласно ей, рядовой Дмитрий Тимофеевич Федулов попал в плен 14 сентября 1941 года под Гатчиной. Погиб в плену 24 ноября 1941 года, находясь в шталаге VIII E (308) – немецком концентрационном лагере для военнопленных в городке Нойхаммер (после Второй мировой город вошел в состав Польши и получил название Свентошув). Лагерь этот был создан еще в апреле 1941 года на территории VIII военного округа Германии и предназначался для приема советских военнопленных.

На памятном камне, установленном на месте лагеря, указано, что здесь погибло двадцать тысяч пленных советских солдат. Одним из них был и Дмитрий Федулов из деревни Волково ленинградской земли…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.