Глава одиннадцатая ПОИСКИ ИСТИНЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава одиннадцатая

ПОИСКИ ИСТИНЫ

Принято считать, что философия родилась в Греции, а древние народы, мол, не задавались вопросами о сущности вещей. Почему должно было быть так, понять трудно, особенно если принять во внимание высокий уровень цивилизации в Месопотамии и Египте. Возможно, мы будем ближе к истине, если предположим, что древние считали философские рассуждения делом бесполезным и маловажным, а потому и недостойными того, чтобы их записывать. Это было бы не так уж удивительно — ведь и сегодня многие думают, что философия — бесполезное упражнение ума, лишенное всякого практического смысла.

Вавилоняне, однако, так не думали и свои мысли записывали. Если мы их плохо знаем, то лишь потому, что такие изыскания никогда не были широко распространены; кроме того, они записаны в основном но-шумерски, да и сохранились в отрывках. Потребуется еще не менее 50 лет, чтобы написать исчерпывающую главу, о древней философии[20]. Но начало можно положить сейчас, так как кое-что до нас все-таки дошло.

Начнем с проблемы, которая не могла волновать философов древней Месопотамии. Я имею в виду проблему зла, доставляющую столько хлопот христианским богословам. Если Бог свят и всемогущ, как мог проникнуть в мир грех? Христиане отвечают: по вине людей; и далее идут рассказы о первородном грехе, смысл которых — заручиться библейскими обоснованиями.

Вавилоняне, как греки и римляне, не считали своих богов безгрешными. Их божества были велики, могучи, мудры, но они тоже могли ошибаться. Здесь вполне подходит остроумное высказывание одного современного философа: «Если Бог создал человека по своему подобию, то человек отплатил ему тем же и создал своего бога по своему подобию». Таковы были древние вавилонские боги; они допускали ошибки и признавали их. На фоне подобных представлений невозможно поставить проблему зла.

Но вавилоняне много занимались проблемой места человека во вселенной. Они не ждали, пока современная наука укажет им на сходство в физическом строении человека и животных. Они знали об этом близком родстве и знали другое — единственное настоящее различие заключается в том, что человек обладает разумом. Их боги тоже были наделены разумом, но у них было и нечто такое, чего нет у человека: вечная жизнь. Таким образом, человек оказывался где-то посредине между богами и животными. В отличие от последних он обладал разумом и потому был ближе к богам, в отличие от богов — был смертен и потому ближе к животным. Как могло возникнуть такое ненормальное положение? Винить ли в этом богов или человека? Возникла теория, согласно которой в человеке есть что-то от богов. Как в Библии человек получил что-то от Бога, когда Бог вдохнул жизнь в первую глиняную фигурку, так и у вавилонян — человеку что-то досталось от богов, когда они его создавали, смешав глину с кровью божества. Это — одно из предлагавшихся объяснений.

Но в древних мифах мы не находим единообразия, которое характерно для современных религий. В разных центрах цивилизации возникали различные мифы, и каждый человек был волен верить в то, что ему приходилось по вкусу. Древние не отличались нетерпимостью и просто не поняли бы тезиса «вне церкви нет спасения». За одним объяснением у них могли следовать другие. Я кратко перескажу рассказ, который, должно быть, пользовался большой популярностью и был очень широко распространен; список его даже был найден в Египте.

Один из богов, Эа, решил заботиться о благополучии людей. Именно он предупредил вавилонского Ноя о предстоящем потопе и посоветовал ему построить ковчег. Этому дружественно настроенному к людям богу особенно полюбился Адапа, рыбак, живший на берегу Персидского залива. Они, должно быть, часто встречались, так как Адапа узнал от своего божественного друга немало тайн, известных только богам. Знание, согласно древним поверьям, приносило силу. Ученые люди благодаря своей учености становятся опасным людьми. Адапа становился все более сведущим и сильным. Однажды, когда он ловил рыбу, налетел южный ветер, который вавилоняне представляли в образе огромной птицы, и опрокинул его лодку. Будь Адапа простым смертным, он проклял бы ветер, и тем дело бы и кончилось. Но Адапа, будучи наделен сверхчеловеческой мудростью и силой, отомстил ветру, сломав ему крыло. Прошел день, другой, неделя, а южный ветер все не появлялся. Верховный бог Ану навел справки и узнал о случившемся. Он решил тотчас же призвать Адапу на небо и потребовать у него объяснения.

Дружественно настроенный Эа очень беспокоился за исход встречи смертного с богами. Они сразу обнаружили бы его обширные познания, и Ану мог бы убить Адапу, решив, что такому существу нет места на земле. Поэтому Эа решил соответственно подготовить своего друга, чтобы он смог выдержать испытание. Эа приказал Адапе облачиться в траурные одежды, посыпать голову пеплом и отправиться к небесным вратам. «Два бога, стражи небесных врат, спросят тебя: „Почему ты в трауре? Почему посыпал пеплом голову твою?“ На это ты должен ответить: „Я опечален, потому что боги такой-то и такой-то оставили землю, поселились на небе“. Стражи небесных врат и будут теми божествами, о которых ты скорбишь; ты подружишься с ними, и они, возможно, потом за тебя заступятся».

Но несмотря на эти предосторожности, Эа не был уверен в успехе и дал своему другу еще один совет: «Если Ану даст тебе одежду, надень ее. Если он даст тебе еду или воду, откажись. Это пища смерти и вода смерти».

Получив все эти наставления, Адапа отправился на небо. Его разговор со стражами прошел удачно: они сразу почувствовали расположение к оплакивавшему их бедному смертному. Стражи препроводили Адапу на седьмое небо, в собрание великих богов. Как и предвидел Эа, Ану мгновенно разгадал, что этот человек знает слишком много. Понял Ану и то, кто выдал небесные тайны, и устроил Эа жестокий «разнос»; все это, однако, не решало проблемы. Что ему делать с тем, кто по своим знаниям не может больше оставаться человеком? Может быть, помогло заступничество стражей, может быть, Ану просто был в хорошем расположении духа — он решил, что, так как дело уже почти сделано, он его завершит, дав человеку еду жизни и воду жизни: это сразу превратит его в младшего бога. Ану приказал слугам принести хлеб и поставить перед Адапой. Но тот помнил данное другом предупреждение и отказался от угощения. Отказ удивил и несколько рассердил Ану: «Почему, Адапа, ты не ешь хлеба жизни?». Адапа упорно отказывался, опасаясь яда. Тогда Ану сказал: «Ты, Адапа, отказался есть хлеб жизни. Возвращайся на землю и умирай». Адапе позволили спуститься на землю, где он, вероятно, прожил счастливую жизнь, но о конце концов состарился и умер, как все люди.

В этом рассказе вина за неудачу в достижении вечной жизни возлагается и на человека, и на бога, который дал неверный совет. В других вавилонских сочинениях мы встречаем более или менее тот же мотив. Сказание о Гильгамеше кончается следующим образом: герой Гильгамеш видит смерть своего друга и спутника. Ему открывается зрелище подземного мира, куда попадают души людей, и это настолько потрясает Гильгамеша, что он решает сделать все возможное, лишь бы не попасть туда. Он отправляется на поиски растения жизни. Как ему сказали, оно растет на далеком острове, вблизи места, где боги поселили вавилонского Ноя, даровав ему вечную жизнь. Очевидно, боги предоставили растение в его распоряжение, чтобы он мог время от времени подкрепляться им и таким образом избегать смерти. После изобиловавшего приключениями путешествия Гильгамеш наконец достиг острова, поговорил с Ноем и, между прочим, услышал от него рассказ о потопе. Он нашел растение, но когда он переправлялся в лодке через какие-то воды, вынырнула змея, схватила бесценное растение и исчезла с ним.

Если данное повествование чему-нибудь и учит, так это тому, что человек не может украсть пищу, предназначенную только для богов. Змея, вероятно, и была одним из богов, которому приказали отобрать у человека то, что ему не принадлежит.

В Библии мы встречаем абсолютно тот же мотив. Благодаря вмешательству змея Адам и Ева познакомились с божественной тайной и «познали добро и зло», что попросту означает обрели разум. Когда Иегова обнаружил, что часть его познаний, т. е. некоторые из божественных прерогатив, были украдены, он разгневался и сказал: «Вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно…» [Бытие 3, 22].

Другими словами, человек стал полубогом, приобретя разум. Чтобы он не добыл также и бессмертия и не стал богом, его изгнали из рая; перед вратами был поставлен специальный страж, чтобы человек никогда не мог проникнуть туда. Иегова действовал примерно так, как, по предположению Эа, должен был действовать Ану. Он был чуточку добрее и не подумал об уничтожении несчастного смертного. Но зато он был менее щедр, так как а отличие от Ану не пожелал сделать человека богом. В данном случае вина за то, что человечество не получило бессмертия, частично лежит на Боге, частично— на человеке. Адаму и Еве надо было немедленно пройтись по всем деревьям и закончить дело, если уж они его начали. Упустишь случай — боги позаботятся о том, чтобы другой не представился.

В подтверждение наших слов можно было бы привести и другие тексты. Они, однако, плохо сохранились и мало пригодны для этой цели. Но совершенно очевидно, что у всего цикла повествования существует определенная философская подоплека. Вопрос о том, почему люди выше животных, но ниже богов, был одним из первых, который пытались решить философы древней Вавилонии.

Размышляли они и о происхождении цивилизации. Как человек стал цивилизованным? Они не исходили из мысли, что это произошло в результате падения человека с какой-то более высокой ступени. Между прочим, и Библия, не разделяла подобного взгляда. Это — умствование богословов, которое совершенно не подтверждается простым библейским повествованием. Вавилоняне были весьма наблюдательны. Они видели вокруг себя множество отсталых народов и сознавали свое превосходство. Их цивилизация была столь древней, что они не помнили времени, когда у них не было прекрасных городов и цветущих полей. И, хотя они сами прошли через «пасторальный», кочевой период развития, они об этом не помнили. С явным презрением говорят они о людях, у которых нет домов, которые не выращивают хлеба и даже не хоронят мертвых. (Кочевники хоронили своих покойников где попало и поэтому не могли совершать на могилах положенных постоянных обрядов.)

Не так давно нам удалось полностью собрать из многочисленных фрагментов один древний шумерский миф. Я в шутку называю его «дарвинской теорией шумеров». Миф, должно быть, имел широкое хождение, так как известен по многим спискам. Как и в библейском повествовании, важную роль в нем играет женщина. Но на этом сходство и кончается. Бедную Еву последующие поколения проклинали за ее поступок, тогда как вавилоняне обожествляли свою прародительницу.

Из мифа мы узнаем, что вначале человечество находилось в состоянии дикости. Люди ели полевую траву, как животные, пили воду из застоявшихся луж, не носили одежды и, по-видимому, бегали на четвереньках. Жалкое их положение тронуло богов, и те решили дать им два ценных дара: создали божество, приблизительно соответствующее римской Церере и персонифицирующее культурные злаки, и другого бога, символизирующего домашний скот[21]. С появлением земледелия и домашних животных прежняя жалкая жизнь человека сразу преобразилась. У него появилась в изобилии пища, и он мог уже начать восхождение по лестнице развития. Интересно отметить, что современные исследователи также считают появление земледелия и приручение животных началом переходя от дикости к цивилизации.

Сохранилось и множество других мифов. В одном из них, дошедшем далеко не полностью и потому трудном для понимания, начало прогресса относится ко времени появления письменности. Это совершенно логично, потому что с изобретением письма была обеспечена надежная передача знаний и опыта от поколения к поколению; без письменности мы никогда не достигли бы нынешнего уровня развития, как бы его ни оценивать. Некоторые тексты называют несколько вех на пути к цивилизации; по-видимому, каждый дальнейший шаг делался, когда какой-либо добрый бог обучал человечество пользоваться новым орудием, как правило сельскохозяйственным. Это тоже вполне разумно, так как отдельные изобретения могут считаться вехами на пути человеческого прогресса. Странно, но мы до сих пор не нашли еще мифа, в котором говорилось бы об овладении огнем. Миф о Прометее пока не встретился нам в вавилонской литературе, хотя, возможно, позднее мы обнаружим его. Если этого не случится, то, вероятно, потому, что вавилоняне не могли и представить себе того времени, когда у них не было огня. Впрочем, без злаковых и без домашних животных огонь был бы не столь уж ценным приобретением.

Если проблема первородного греха не волновала древних философов, то проблеме страдания они уделяли большое внимание. Как и древние евреи, вавилоняне не верили в то, что благочестивые люди будут награждены в будущей жизни более высоким положением или лучшими условиями существования, чем грешники. Шеол древних евреев и Араллу вавилонян представляли собой безотраднейшее место, куда попадали все усопшие, хорошие и дурные. Если в мире существовала справедливость, то праведник должен был получить награду за свои добрые дела при жизни. Добрый, богобоязненный человек, почитающий богов, мог рассчитывать на то, что в награду за это ему будет обеспечена мирная и счастливая жизнь. Но так получалось далеко не всегда. Почему же боги допускали такую несправедливость?

Проблема, волновавшая древних евреев и получившая такое серьезное освещение в книге Иова, занимала и вавилонян. У них тоже был рассказ о страдающем праведнике, и они подошли к решению проблемы не ближе, чем евреи. Разумеется, в понимании древних народов Ближнего Востока ответственность за дурные дела ложилась не только на непосредственного виновника. За грех одного человека мог пострадать весь народ, и грехи отцов могли сказаться на потомках во множестве поколений. Помните вопрос, заданный Иисусу: «Кто согрешил, он или родители его, что родился слепым?» [Иоанн 9. 2]. Но даже в свете такой философии проблема оставалась неразрешимой. Казалось, единственный возможный вывод — признать, что в этом мире нет справедливости.

Этот пессимистический взгляд на вещи был позднее оставлен, и появилась доктрина загробного воздаяния, но в древности до этой мысли не дошли, и загробное существование вавилоняне рисовали себе лишь в самых безрадостных тонах. Место, куда всем им суждено было попасть, представляло собой огромную подземную пещеру, где они обречены были оставаться навеки. Души мертвых были покрыты перьями, как птицы; есть там было нечего, потому что без живительных лучей солнца вырасти ничего не может. Пищей мертвых была только глина. Больше всего несчастные души усопших тосковали по открытым просторам и прекрасному солнцу. Перспектива была на редкость непривлекательной, и это объясняет, почему Гильгамеш так стремился добиться бессмертия. Самое большее, на что можно было надеяться, — продление жизни на земле. Даже прозябание вавилонского Ноя, загнанного на далекий остров, было в сто раз лучше, чем существовать среди бесчисленных сонмищ мертвецов в подземной пещере.

Включение в раздел философии древних космогоний, или представлений о происхождении вселенной, сделало бы наш предмет необозримым. Существует великое множество рассказов о сотворении мира. Самый распространенный вавилонский рассказ о том, как мы видели, исходит из того, что в начале всего был водный хаос, олицетворенный Тиамат. Из него вышли боги, которые сразились с Тиамат и навели во вселенной порядок. Добились они этого, отделив «воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью», — если воспользоваться словами Библии [Бытис 1, 7]. Земля была сделана из одной половины дракона и плавала на нижних водах; другую половину дракона выгнули куполом над землей и она удерживала верхние воды, чтобы они не залили сушу. Подземные воды были, по-видимому, горькими и бесполезными, тогда как вода вверху была пресной; падая дождем, она орошала землю и питала озера и реки. Каким образом верхние воды не смешивались с нижними, ни вавилоняне, ни Библия не объясняют. В целом перед нами такая картина: прекрасная возделанная суша, плавающая на воде, и прочное небо, подобное перевернутой чаше, под которым упорядоченно движутся звезды, солнце и луна. Следующим шагом было создание растений и животных. После этого пришла очередь человека — венца творения. Порядок творения в вавилонской космогонии такой же, как в Библии; несомненно, древние евреи позаимствовали космогонию у вавилонян.

Нам известны и другие, менее драматичные вавилонские рассказы о сотворении мира. В одном из них речь опять-таки идет о водных пучинах. Но боги уже существуют и замышляют мудрые преобразования. Мудрейший из богов решает создать землю. По его слову происходит какой-то катаклизм и из вод поднимается суша. Упорядочение вселенной продолжается, и устанавливаются определенные границы для верхних и нижних вод, морей и рек. Все эти воды должны оставаться в отведенных им пределах. Затем, то ли в результате войны богов, то ли в процессе творения — текст об этом не сообщает, — появляются различные существа. Порядок их появления такой же, как в библейском рассказе, и все дело также венчает создание человека.