Глава двенадцатая Новая Гвинея: «мстительный» каннибализм и табу

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава двенадцатая

Новая Гвинея: «мстительный» каннибализм и табу

Если путешествовать к востоку от Борнео, окруженного тремя морями, то можно добраться до Новой Гвинеи, этого второго по величине острова в мире. Мы снова в бассейне Тихого океана.

Новая Гвинея лежит к югу от экватора, а ее северная оконечность находится почти на нем. Остров разделен на приблизительно равные части — с севера на юг — прямой линией. К западу — это часть, принадлежавшая когда-то голландцам, теперь входит в состав Республики Индонезия, а на востоке бывшие протектораты Англии и Австралии теперь образовали территорию государства Папуа-Новая Гвинея. Этот регион островов, расположенных в Тихом океане, называется Меланезией — «черными островами». Там живут чернокожие люди с курчавыми волосами.

И в метафорическом смысле Новую Гвинею можно назвать «черной». Здесь повсюду до недавнего времени практиковался самый отвратительный, самый свирепый каннибализм. На самом деле это один из немногих регионов в мире, где и в середине нашего столетия и даже позже каннибализм никак нельзя было назвать приметой далекого прошлого. На Новой Гвинее до сих пор существуют обширные неисследованные районы, не нанесенные на карту.

Во всемирной «лиге» «охотников за черепами» второе после дайяков место занимают племена папуасов, сосредоточенные в основном в западной половине острова. Здесь до недавнего времени проявились все виды мотиваций для широко распространенного людоедства: передача всех наилучших качеств мертвого человека живому, лишение жертвы любой формы потусторонней жизни, простая страсть к человеческому мясу, сопровождаемая невидимой в других регионах мира жестокостью. Но доминирующей причиной является месть. Тем не менее и здесь, как и в других странах, существует целый набор «табу», который удивительным образом варьируется от племени к племени и даже от деревни к деревне.

Преподобный Джеймс Чалмерс, один из многих поразительно мужественных миссионеров, работавших здесь и в результате павших жертвой той позорной практики людоедства, которую они старались искоренить, записал легенду, объясняющую причины каннибализма в Новой Гвинее. В ней мы сталкиваемся с удивительной параллелью Эдемского сада и вправе подозревать, что рассказавший ему ее туземец был обращен в христианство и знал, по крайней мере в общих чертах, повествование об этом в Ветхом завете!

«Я спросил его, почему они едят человеческое мясо. Он ответил, что в его племени женщины первыми предложили мужчинам убивать людей, чтобы потом их съесть. Их мужья, продолжал он, возвращались домой после успешной охоты в «глубинке». По принятому обычаю они пели, танцевали, дули в морские раковины.

Когда их каноэ, тяжело нагруженные тушами кенгуру-валлоби, кабанов и казуаров, подплыли к деревне, стоявшие на берегу женщины спросили их: «Что за причина, дорогие муженьки, почему вы так поете и танцуете?». «Нам выпал большой успех, — прокричали они в ответ. — Теперь у нас полно пищи. Вот, подойдите поближе, убедитесь сами!».

Когда женщины заглянули в каноэ и увидели, что в них лежит, они недовольно воскликнули: «Что это за отвратительная дрянь!». Недовольных голосов становилось все больше. Кто же будет есть это дерьмо? И это вы называете успешной охотой, да?

Мужчины не могли скрыть своего недоумения. Почему они над нами смеются? Чего от нас хотят? Один из них, помудрее, поразмыслив, наконец догадался: «Я знаю, чего они хотят. Они хотят человеческого мяса!».

Тогда разгневанные приемом охотники, бросив свою добычу в реку, быстро поплыли к соседней деревне и вернулись оттуда с десятью трупами. Но возвращались они уже печальные. Никто из них не пел и не танцевал.

Когда к стоящим на берегу женщинам приблизились лодки, те закричали мужьям: «Ну, что вы теперь привезли, дорогие, чтобы накормить нас?». Но мужья им не отвечали. Они, потупив глаза, глядели на свою странную добычу, лежавшую на дне лодки.

«Да, да, отлично! — закричали женщины. — А теперь можете снова петь и танцевать, так как вы привезли нам то, что на самом деле достойно танцев и песен!»

Десять трупов вытащили из каноэ, уложили на берегу, а женщины приготовили из них еду. Все они в один голос утверждали, что она необыкновенно вкусная! И с того дня до сих пор мужчины и женщины этих племен постоянно повторяют, что человеческое мясо куда лучше мяса любого животного».

Все говорит о том, что, какими бы ни были причины возникновения каннибализма в Новой Гвинее, он существовал задолго до того дня, когда на эти негостеприимные берега высадились первые белые люди, и с тех пор он очень и очень медленно отмирает.

Один антрополог, работавший в Папуа и изучавший папуасское племя орокаива, не так давно писал:

«Сами туземцы объясняют свой каннибализм простым желанием отведать хорошего мяса. С антропологической точки зрения, тот факт, что мы продолжаем оставаться суеверными или испытывать по крайней мере сентиментальные предрассудки в отношении употребления в пищу человеческой плоти, озадачивает в большей степени, чем тот факт, что туземец орокаива, прирожденный охотник, стремится насладиться вкусным мясом, если только ему удается его где-то найти».

Но даже такое откровенное заявление не идет ни в какое сравнение со словами путешественника Альфреда Сент-Джонстона, который без обиняков заявил, что «он сам был бы рад покончить со всей этой суеверной чепухой и заняться каннибализмом вместе с туземцами с островов Фиджи». Антрополог Ф.И.Уильямс в своем докладе правительству рассказывает об особенностях людоедства на Новой Гвинее:

«Трупы взрослых людей привязывали за руки и ноги к шесту лицом вниз. Если жертвой становился ребенок, то воин, привязав одну его руку к ноге, взваливал его тело себе на плечи и нес труп, как несут охотники тушу убитого кенгуру. Обычно до этого жертву убивали. Особой обработке подвергались конечности тела. Голеностопные суставы отсекались, а ахиллесово сухожилие оставалось нетронутым. Кости ног и тазобедренные кости удалялись. С бедер аккуратно срезалось все мясо. Мякоть наворачивалось на палку длиной в три фута и привязывалась прочной лозой. В таком виде поклажу было удобно нести на спине.

Когда участники набега приносили привязанную к шесту жертву в деревню, то ставили его «на попа». Всю ночь жители танцевали под аккомпанемент барабана и «уи» — деревянной трубы или раковины. Утром тело относили к ручью, где его разрезали на куски в проточной воде, чтобы смыть кровь. Затем кусочки мяса раздавали всем желающим, словно это простая свинина, а остатки пищи отдавали детишкам, которые играли, зажаривая свои порции на костре».

Уильямс, будучи истинным антропологом, рассматривает и различные «табу» в отношении употребления  в пищу человеческого мяса, а их было, как мы уже упоминали выше, великое множество. В этом случае, как это бытовало и среди других племен, тот воин, который убил пленника, не допускался к трапезе, на которой съедали его жертву.

«Такое правило строго соблюдалось. Однако если запрещалось есть мясо, то все же разрешалось отведать маленькие кусочки печени, но только после того, как она в ходе продолжительной церемонии обрабатывалась различными целебными травами. После этого этот воин считал, что у него намного прибавилось мужества и свирепос¬ти, которые перешли к нему от жертвы. Однако в этой связи следует помнить, что печень считалась у туземцев обиталищем страха и других сильных эмоций, вызываемых войной.

Такой запрет у племени орокаива распространялся не только на воина, убившего свою жертву, но и на его отца, мать и ближайших родственников. Если они, нарушив запрет, все же съедят мяса, то у них разбухнут половые органы, деформируются суставы и головы их облысеют. Судя по таким страшным карам, можно предположить, что в сознании туземцев этому воину могла передаться какая-то инфекция от убитой им жертвы. Воин, вернувшись с жертвой в деревню, немедленно сбрасывал с себя набедренную повязку и, прикрываясь листком, или просто голышом шествовал домой, чтобы там переодеться. Если он убил жертву дубинкой, то он должен был немедленно поменять ее на другую — ни в коем случае нельзя было теперь носить ее на плече, ибо у него распухнут или деформируются суставы плеча.

Воин-убийца должен принять участие в некоторых обрядах и строго соблюдать наложенные на него «табу». Ему запрещалось пить чистую воду из реки, а лишь мутную, после того как на этом месте потопчется его соплеменник-неубийца. Он не должен есть пищу из горшка, а только такую, которая зажарена на костре. Ему предписывалось воздерживаться от половых сношений. Такие ограничения действовали в течение нескольких дней, после чего он получал право, как и другие, есть очистительную похлебку — «суну».

У племени бинанделе есть особый обычай, который непосредственно предшествует церемониальному вкушению «суны». Убийца жертвы влезает на дерево, на котором кишмя кишат крупные и агрессивные насекомые, известные под названием «зеленых муравьев». После того как он устраивается на развилине дерева, его товарищи, срывая с него ветви, закрывают его ими с головой, чтобы его всего, с ног до головы, изрядно покусали маленькие хищники. Просидев так некоторое время и выдержав пытку, воин слезает с дерева и принимается за свою «суну», глубоко вдыхая исходящий от нее пар и растирая суставы извлеченными из чана сварившимися вместе с похлебкой листьями.

Уильямс добавляет, что все эти обряды и «табу» не только очистительные, но еще и защитные по характеру. Они служат одной главной цели: отогнать прочь «асиси» — так туземцы называют дух или привидение убитого.

Этот воин не только считается некоторое время «нечистым» до своего очищения, но еще и во власти духа жертвы, от которого его нужно уберечь. Здесь мы видим совпадающие до малейших деталей параллели между обрядами орокаива и американских индейцев квакиутль.

Покров секретности, когда туземцы как бы перекладывают ответственность за убийство друг на друга, что мы уже наблюдали в Сьерра-Леоне в «Обществах леопарда», здесь, среди племени Новой Гвинеи, становится еще плотнее, особенно у племен, живущих в дельте реки Пурари.

Вот что рассказывает о них Д.Г.Мюррей:

«Племя, жившее в дельте реки Пурари, по своей природе весьма таинственное и тщательно скрывает свои религиозные верования и ритуалы. Они наотрез отказываются обсуждать их с чужаками, но кое-какая информация все же просачивалась в ходе официальных судебных разбирательств. Например, в 1909 году я судил туземца из племени баймури по имени Аваи, которого обвиняли в убийстве женщин из племени барои. В его рассказе есть любопытные детали. Вот что он показал на суде: «Байи велел нам убить трех барои. Возле бухты Ира мы поймали Аимари с двумя его женами. Каири убил Лимари. Я убил одну из его жен, Йому — вторую. Мы, положив их трупы в каноэ, отправились домой. Я не откусывал этой женщине нос. У нас нет такого обычая — откусывать нос человеку, которого убил. Если я кого убиваю, мужчину или женщину, то нос откусывает кто-нибудь другой. Мы откусываем носы у тех, которых убили другие. Мы их на самом деле откусываем, а не отрезаем.

Мы оставили три мертвых тела в каноэ до утра. Утром принесли их в деревню и положили на платформу. После того как мы пропели для них прощальные песни, мы их разрезали на куски, смешали их с саго, сварили их, а потом, завернув каждый кусок в листья пальмы, раздали их всем. Я сам съел руку женщины. Но не той, которую убил. Не в наших обычаях есть человека, которого сам убил. Но если ты убил мужчину, то идешь и садишься на кокос, подкладывая по кокосу под пятки. Ты велишь дочери сварить сердце убитого, и после этого можно выпить бульон, в котором оно варилось. Можно также съесть кусочек сердца, но для этого нельзя подниматься с кокоса...» Как видим, простота его заявления обескураживает. Если помните, сам Мюррей заметил, что никак не мог подыскать ответа на вопрос одного туземца, которого он судил за убийство: почему тот не должен есть человеческое мясо? Он вспоминает, что многие его знакомые туземцы относятся к человеческому мясу, как мы, цивилизованные люди, к говядине или баранине. Он приводит слова одного свидетеля на суде, который дал такие показания: «Мы варим тела мертвых людей. Мы разрезаем их на части и варим в горшке. Варим и младенцев, разрезая, как поросенка. Мы едим их в холодном и горячем виде. Вначале едим ноги. У нас много рыбы в ручьях и кенгуру в саванне. Но наша настоящая пища — это человеческое мясо».

Такая мелкая деталь, как откусывание носа у жертвы, заинтересовала антрополога Уильямса, когда он занимался исследованиями обычаев и ритуалов племен, проживавших в дельте реки Пурари. Ученый обнаружил, что они постоянно испытывали нужду в человеческих жертвах, что было связано с любопытной и по-своему уникальной церемонией посвящения в воины молодых членов племени — «гони». Как и в «Обществах леопарда» в Сьерра-Леоне, здесь такие вылазки за черепами тщательно готовились, проводились тайно и обычно под покровом ночи. Но не всегда. Он приводит такой пример в своем исследовании: «Группа туземцев из племени кайру из своих каноэ выследила одинокого туземца из другого племени. Они, причалив к берегу, пошли по его следам, а тот все углублялся в джунгли. Вскоре они его нагнали и пронзили кинжалом из кости казуара. Затем его притащили на берег реки, где попросили другого члена их «экспедиции за черепами» нанести жертве последний решающий удар. Это, между прочим, характерная особенность всех таких набегов.

Тот воин, который захватывает в плен или сбивает с ног жертву, называется «кениа ваке», и по такому случаю все ему оказывают почести. Но он, по сути дела, не приканчивает жертву, это должен сделать за него кто-то другой. Этот другой, его соплеменник, убивающий жертву, получает единственную привилегию — имеет право откусить у нее нос. Его называют «поке ваке», что означает «человек-нос».

У этого племени жертвы не всегда сразу же расчленяют. Иногда труп кладут на пол в хижине, и каждый желающий может подойти и отрезать от него понравившийся ему кусок.

Обряды туземцев Папуа, связанные с «охотой за черепами», как и подобные обряды на Борнео, восходят к культу предков, и у племени асматов, живущего на территории бывшей австралийской Новой Гвинеи, сохранился весьма колоритный миф по поводу их происхождения.

Жили-были два брата. Старшего звали Десоипитс, а младшего — Бивирипитс. Однажды принес младший домой поросенка, которому собирался отрубить голову.

Когда он извинился перед старшим за то, что не смог раздобыть человеческую голову, тот ответил: «Ну что же, возьми мою!». Бивирипитс, поймав брата на слове, проткнул его копьем, а потом бамбуковым ножом отрезал ему голову. Но отрезанная голова вдруг заговорила, отдавая приказы Бивирипитсу, которые он прилежно исполнял. Вначале голова научила его идеальной технике обезглавливания врагов, а также посвятила в те обряды, которые должны выполнять «охотники за черепами» по возвращении в деревню после набега. Она указала ему на ключевую роль, которую призваны играть черепа жертв при посвящении молодых воинов. Наконец, она обучила Бивирипитса, а с ним и все последующие поколения своего клана, как нужно приготавливать отсеченные или отрезанные головы. Вечером ее следует зажарить, всю ночь продержать на чердаке, а на следующее утро снять с нее скальп. После того как будет извлечен и съеден мозг, череп красят смесью золы, охры и мела, украшают клочками шерсти казура и бусинками. В таком разукрашенном виде череп вполне пригоден для церемонии посвящения.

Человеческие черепа требовались для самых разнообразных целей, таких, например, как освящение дома холостяка или смерть вождя. Но прежде всего отрубленная голова была незаменимым атрибутом при совершении обряда посвящения в воины юношей племени, обряда, о котором подробно рассказал Десоипитсу ставший первой жертвой. В самом начале такой церемонии череп клали между раздвинутыми ногами новичка, сидевшего в такой постыдной позе на полу в доме холостяка. Череп прикладывали к промежности юноши, и в таком положении он находился два-три дня. Все это время он должен был, уставившись на мертвую голову, внимательно изучать ее, принимая пищу только тайно, когда его никто не видел.

После такого продолжительного бдения все жители деревни облачались в свои лучшие наряды, а их каноэ заново красились. Новичок обычно стоял в лодке своего родственника перед положенным на дно черепом. Вначале своим поведением он напоминал старца. Он делал вид, что все силы покидают его, и в конце концов в полном якобы изнеможении падал замертво на дно лодки. В этот момент его поднимал один из братьев матери вместе с черепом и бросал его в море. После этого акта очищения он «возрождался» и теперь принимался исполнять роль младенца, а затем и маленького ребенка, не умеющего обращаться с веслом. Такие церемонии сопровождались замысловатыми ритуальными танцами, а новичок при этом держал над головой череп. И точно, как первый легендарный новичок, он при посвящении взял имя Десоипитса, обезглавленного им брата. Поэтому, когда «охотник за черепами», завладевал чьей-нибудь головой, было очень важно узнать имя ее владельца.

В отличие от дайяков народности Новой Гвинеи не считали человеческий череп столь необходимым для заключения брака. Здесь молодым людям требовались черепа человека в более молодом возрасте только для того, чтобы с его помощью физически развить свое тело и достичь половой зрелости. Когда череп помещали у новичка между ног, то делали это так, чтобы он касался его гениталий. Односельчане утверждали, что после этого юноши быстрее растут. Роль черепа, таким образом, изменилась. Молодому дайяку требовался череп, чтобы доказать, что он уже достиг половой зрелости и готов к браку, а для папуаса он не был доказательством его мужской силы, а лишь средством для ее получения.

Каннибализм в Новой Гвинее был в меньшей степени целью в себе, а скорее следствием «охоты за черепами», даже если в некоторых случаях чужаков убивали и съедали, считая их вполне приемлемой и вкусной пищей.

Вероятно, самым большим научным авторитетом в исследовании жизненного уклада племен Новой Гвинеи можно считать К. Г. Зелигмана, который очень много о них написал, приводя громадное количество документальных подтверждений своей теории в том, что касалось их привычек, обычаев, религиозных и магических церемоний, их «табу» и традиций. Он категорически утверждает: «В подавляющем большинстве случаев каннибализма в юго-восточных районах Новой Гвинеи съедение человеческой плоти было составной частью торжественного акта мести, который был делом чести каждой туземной общины, и он, как правило, предпринимался от имени членов племени, либо убитых, либо съеденных другими этническими группами, с которыми это племя враждовало».

В то же время ученый считает, что в очень незначительных случаях съедение человеческого мяса было не актом возмездия, а скорее просто удовольствием. Абсолютных чужаков, вторгавшихся на территорию этих племен, обычно убивали и съедали. И он добавляет по этому поводу: «Они, конечно, не могли стать постоянным и надежным источником снабжения туземцев такой пищей». Что же здесь удивительного, принимая во внимание печально знаменитые обычаи племен Новой Гвинеи!

«В каннибализме юго-восточных районов Новой Гвинеи — продолжает Зелигман, — можно выделить два основных фактора: обязанность отомстить за члена клана или жителя деревни, а также желание насладиться человеческой плотью, которая, несомненно, всем очень нравилась. Те люди, или группа людей, которых съедали, чтобы отомстить за съеденного враждебно настроенной общиной их товарища, назывались «майа».

В Новой Гвинее человеческую плоть обычно варили, но гораздо реже встречался обычай тушить ее. Пенис, считавшийся особо почитаемой пищей, рассекался пополам и поджаривался на раскаленных углях. Лучшими частями тела, настоящими «деликатесами», там называли язык, руки, ступни ног и грудные железы. Мозг, извлеченный из «большой дыры» в сваренной голове, разрезался на кусочки, которые были самым любимым угощением. Кишки и прочие внутренности тоже съедались, как яички и женские наружные половые органы, к тому же очень многие члены племени предпочитали есть такое мясо сырым, хотя это было сделать гораздо труднее, чем есть его хорошо приготовленным.

В племенах Новой Гвинеи широко распространено мнение, что человеческое мясо по вкусу сильно напоминает свинину, но для приготовления более вкусной пищи предпочтение отдается первому, так как оно все же нежнее и к тому же обладает и другим преимуществом — об этом мне рассказывали все, кто отважился в разговорах со мной быть предельно откровенным, — оно никогда не создает болезненного ощущения сверхсытости и не вызывает приступов рвоты. Эти люди признавались мне, что стоило им переесть свинины, как у них раздувались животы и появлялась острая боль. Человеческое мясо можно есть сколько угодно, пока не устанешь глотать, не опасаясь неприятных, болезненных симптомов.

В случаях, когда в деревню доставлялись одновременно два пленника, в этих племенах убивали сразу одного из них на глазах другого и зажаривали, чтобы вторая жертва видела жуткую предсмертную агонию соплеменника, понимая, что ее ожидает, когда наступит ее черед. Другим проявлением утонченного варварства были заостренные щепки, которые втыкали в тело жертвы, а затем поджигали. Сердцевина главной жилки ореха кокосовой пальмы считалась у этих племен самой вкусной подливкой к человеческому жаркому.

В Новой Гвинее существовала еще одна, гораздо реже встречаемая, но все же распространенная форма каннибализма. Она состояла в эксгумации трупов специально для их последующего съедения. Зелигман признает, что ему не удалось в своих исследованиях выяснить все детали такого ритуала, но он уверен, что такой ритуал существовал даже в начале нашего столетия, например в районе бухты Милн, расположенной на юго-восточной оконечности острова. Причин, объясняющих столь людоедский акт, пока никто не выяснил, но, скорее всего, они сверхъестественного порядка.

В некоторых африканских племенах тоже съедают погребенные трупы, и это является частью культа поклонения предкам.

В суде в Самарае рассматривалось дело об осквернении захоронения, преступление, в котором обвинялись мать и две ее дочери, старшая и младшая. Маленький ребенок старшей недавно умер, и его похоронили. Через день после погребения три обвиняемые выкопали тело и съели его. Эти женщины были жительницами одной деревни возле бухты Милн. Они выразили свой протест, заявив, что не видят ничего плохого в своем поступке: так было и так всегда будет — этого требует обычай их страны. В результате этих энергичных протестов преступницы получили весьма незначительные сроки тюремного заключения.

Как обнаружил Зелигман, ему было еще труднее раздобыть достоверную информацию по поводу другого аспекта подобного преступления, связанного с колдунами и колдовством, так как на эту тему не осмеливался даже открыть рта ни один из туземцев. Все же ему удалось собрать кое-какие сведения:

«У колдунов и колдуний существовала практика эксгумации и поедания трупов, и целью таких действий мог быть лишь какой-то акт магии. Сами местные жители признаются, что часто могилы их мертвых родственников вскрываются деревенскими колдунами.

Найдется очень немного колдунов, которые признают, что они занимаются этим делом с единственной целью — обеспечить себя пищей. В основном это колдуньи. Некоторые женщины племени, стремящиеся обрести силу колдуньи, а вместе с ней и ее статус, или «параума», как колдуны именуются здесь на всем побережье, занимаются такой практикой только ради достижения столь желанной цели».

Существование колдуний, или ведьм, подтверждается миссионером, преподобным У. И. Бромиловым, который сообщил об этом из Добу, расположенного в юго-восточной части Новой Гвинеи. Из его донесения следует, что деятельности ведьм не столько тайно опасаются, сколько открыто осуждают, даже в тех племенах, где бытует нормальный каннибализм.

«Говорят, — пишет миссионер, — ведьмы пожирают мертвецов. Мы часто слышали сообщения о злых духах и ведьмах, не брезгающих мертвыми телами, но считали, что они слишком преувеличены. Однако нам удалось подтвердить такой случай здесь, на месте. В одной деревне неподалеку умерла старая женщина, и через одну-две недели по всей округе поползли страшные слухи. Могила ее на самом деле оказалась разрытой. В ходе расследования выяснилось, что сестра усопшей вытащила тело из могилы и вместе со своими подружками-ведьмами устроила каннибальское пиршество».

Американский антрополог А. Райс, специалист по каннибалам островов Фиджи, указывает на один любопытный обычай среди папуасов, о котором не упоминает Зелигман:

«В одном из папуасских племен Новой Гвинеи существует такой обычай. Когда их родители становятся слишком старыми и немощными и уже бесполезны для племени, они некрепко привязывают их к ветвям дерева. Все население деревни, выстроившись в цепочку вокруг дерева, начинает танец, отдаленно напоминающий традиционный хоровод вокруг украшенного цветами и лентами столба, вокруг которого танцуют 1 мая в Англии. Совершая ритуальные движения, они, хором подхватив припев: «Плод созрел! Плод созрел!», имеющий чудовищное двусмысленное значение, и повторив последний раз куплет, все устремляются к дереву и начинают трясти его изо всех сил. Старики и старухи, как перезревшие плоды, падают на землю. Там на них набрасываются более молодые члены племени, убивают и съедают их».

Как мы уже говорили выше, на территории всей Новой Гвинеи ни один туземец не отважится съесть мясо того человека, которого он собственноручно убил. Зелигман таким образом пишет об этом довольно эмоциональном «табу» и связанных с ним последствиях:

«Убийца или тот, кто захватил будущую жертву в плен, чтобы его соплеменники ее впоследствии съели, вернувшись с «охоты за черепами», сразу же отправляется в свою хижину, где остается около месяца, питаясь жареным «таро» и горячим молоком кокосового ореха. Жена будет находиться вместе с ним, но спать они весь этот период обязаны отдельно. Он пребывает в полной изоляции в своем доме, опасаясь «крови» убитого им человека, и по этой причине не принимает участие в праздничном пиршестве вместе со своими друзьями-воинами, которые поедают добытое им человеческое мясо. Если он нарушит запрет, то его «желудок наполнится кровью» и он быстро умрет.

Однако во всем этом есть одна тонкость, которая определенным образом связана с кровью. Воин в ужасе бежит не только от вида крови, но и от ее запаха, «испарений». В его представлении какие-то невидимые вещества, испаряющиеся из крови, повисают не только над всем тем местом, где идет каннибальский пир, но и пронизывают в той или иной степени тела всех тех, кто принимает в этом празднике участие, причем такое происходит даже после того, как все следы плоти уничтожены. Такие эманации, или «влияния», считались особо опасными для организатора, для того, кто доставил в деревню труп врага. Нужно было во что бы то ни стало избежать этого. Поэтому он находился в изоляции целый месяц. В результате главный «виновник торжества» не отваживался пить сок цитрусовых из тыкв тех соплеменников, которые принимали участие в празднике.

Брат убийцы тем временем обрабатывал череп жертвы, после чего водружал его на платформу перед хижиной. Он получал право на ношение на предплечье руки браслета, сделанного им самим из нижней челюсти «майи». (Враг, предназначенный для съедения в знак мести.) Он мог также носить его шейные позвонки на затылке на волосах, которые туземцы обычно отращивали как можно длиннее.

Убитых и съеденных людей, как мужчин, так и женщин, по другой причине, а не в отместку за гибель одного из членов их клана, называли «идайдага». Чужака, например, могли убить и съесть вообще без всяких на то причин, просто из-за желания вкусить любимой пищи. Тот, кто убивал чужака, должен был воздерживаться и не есть его плоть, следовать всем требованиям, выдвигаемым к убийце «майи».

Жертву, если ее брали живой, приволакивали к каменному кругу племени, где кололи копьями, стараясь не наносить ему смертельной раны, а потом поджаривали целиком и разрезали на куски, как обычно. Плоть несчастного раздавал всем присутствующим брат того, кто взял пленника. Все члены племени, достигшие половой зрелости, независимо от пола, могли принимать участие в пиршестве, хотя, судя по всему, женщинам далеко не всегда предоставлялась такая привилегия. Среди мужчин, вполне естественно, было мало воздержавшихся. Только глубокие старики, у которых давно выпали все зубы, были вынуждены отказать себе в этом удовольствии, вкус которого им запомнился с раннего детства. А когда мясо распределялось среди всех желающих, а его всегда не хватало, имена беззубых стариков даже не упоминались».

Г. Уилфред Уолкер, которому пришлось немало попутешествовать по островам южной части Тихого океана, принимал участие в карательной экспедиции, организованной судьей против племени дододура на Новой Гвинее. Вот что сообщает он об этом:

«Мы решили поспешить к деревне Канау, но, когда туда приехали, там уже никого не было. В центре деревни стояла невысокая платформа, на которой мы увидели разложенные рядками человеческие черепа, кости. Это были остатки чудовищного пиршества каннибалов. Большинство черепов были «свежими» и, хотя их и обглодали вчистую, кое-где все же остались кусочки мяса. В каждом из них сбоку зияла дыра, она отличалась только своими размерами, но находилась всегда примерно в одном и том же месте. Вскоре мы получили объяснение этому от племени нотуг, и оно было подтверждено нашими пленниками.

Как только дододура захватывают врага, они начинают медленно пытать его, практически съедая его живьем. Когда он уже на грани гибели, то они проделывают дыру сбоку в его голове и особой деревянной ложкой вычерпывают из черепа мозг. Мозг, если есть его свежим, еще теплым, считается у туземцев большим деликатесом. Среди этих останков некоторые нотуг узнали своих родственников...»

Уолкер продолжает описывать свою экспедицию в том же лаконичном стиле:

«Мы посидели немного, тихо переговариваясь между собой, каждую секунду ожидая услыхать будоражащий воинский клич дододура. До нас лишь доносились издалека зловещие завывания собак туземцев, и они не доставляли особой радости в такой ситуации. Мне иногда казалось, что это не вой, а отдаленный боевой клич каннибалов.

Папуасы, как правило, не подвергают пыткам своих пленников, им просто не нравилась сама идея, хотя иногда они могли зажарить человека живьем, но это только для того, чтобы мясо жертвы стало вкуснее. Я слышал, что иногда живыми зажаривали и белых людей. Но мы узнали, что у племени дододура есть такая изощренная система пыток, которая отличается просто невероятной жестокостью.

Прежде всего они стараются только легко ранить врага, схватить его живьем, чтобы таким образом запастись свежим мясом на несколько дней впрок. Они держат пленников в своих хижинах крепко связанными и просто отрезают от их тела ножом кусок, как только почувствуют голод. Нам рассказали, хотя это может показаться невероятным, что они таким образом истязают человека в течение недели или даже больше и тот не умирает. Для того чтобы он не истек кровью и не погиб, они применяют особое лечебное средство».

Другой путешественник, датчанин по имени Йенс Бьёр, написал книгу об одном племени Новой Гвинеи, которая вышла в 1956 году. Это племя — кукукуку, — судя по всему, не уступит ни в чем в своей свирепости дододура:

«Когда отряд воинов захватывает в плен врага, — пишет Бьёр, — либо в бою, либо из засады, они привязывают пленника к тонкому стволу дерева и в горизонтальном положении приносят в деревню. Чтобы он не мог убежать, они ломают ему ноги тяжелой дубинкой. Привязав его к дереву, мучители украшают его ракушками и перьями, приготавливая к грядущей оргии. С полей приносят разнообразные овощи, а во дворе, где состоится праздник, роют большую яму для печи. Обычно детишкам разрешается «порезвиться» с несчастным. Они бросают в него камни, как по мишени, и иногда забивают насмерть. Этот воспитательный процесс призван закалить детей, приучить их убивать с наслаждением.

Когда пленник умирает, ему отсекают бамбуковым ножом руки и ноги. Плоть режется на маленькие кусочки, которые заворачивают в древесную кору, а затем готовят на огне вместе с овощами в печи. В жесткой кровавой оргии принимают участие все поголовно: мужчины, женщины и дети, обычно она сопровождается аккомпанементом неистовых танцев и веселых, торжественных песен.

В этом племени едят только врагов. Если жертва — достаточно молодой человек, то части его мускулистого тела отдаются деревенским мальчикам, чтобы им передались отвага и мужество убитого воина».

Необходимо отметить, что Йенс Бьёр пишет в настоящем времени, словно он сам был очевидцем чудовищных событий. А это наводит на мысль, что каннибализм в Новой Гвинее продолжает существовать кое-где и в наши дни. И в этом нельзя сомневаться до тех пор, пока вся территория громадного острова не будет должным образом исследована.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.