«Фёдор Жванов сын Яннаш»

«Фёдор Жванов сын Яннаш»

До нововведений престижную должность единственного оценщика драгоценных камней и вещей Кабинета уже несколько лет, сменив на этом посту Якова Дюваля, занимал Иоганн-Фридрих Яннаш, после обучения ремеслу в Варшаве прибывший в 1793 году с паспортом от русского посланника и через три года вступивший мастером в иностранный цех[336].

Когда придворный ювелир вдовствующей императрицы окончательно решил покинуть опостылевший Петербург и уехать на родину, он 10 марта 1802 года подал прошение «на всевысочайшее Его Императорского Величества имя. Ведь Якову Дювалю нужно было заранее освободиться от занимаемой им с 1788 года при Кабинете Е. И. В, с окладом 600 рублей в год, должности «ювелира в оценке драгоценных вещей, как казенных, так и партикулярных». И теперь уважаемый коллежский советник, исправлявший порученные обязанности «всегда при всем усердии с точностию и верностию», хлопотал об увольнении, ссылаясь на мешающие работать «болезненные припадки»[337].

В эти же мартовские дни в Кабинет, также на имя «Всепресветлейшего державнейшего великого государя Императора Александра Павловича», поступило прошение от «Фёдора Иванова сына Яннаша» о ревностном желании «вступить в службу» в Кабинет, поскольку приобрел «старанием моим познавать достоинство драгоценных камней, как то: брилиянтов и прочих цветных, и производить работы вещей с украшением их таковыми камнями»[338]. В удостоверение своей квалификации ювелир представил оригинал данного ему 13 октября 1796 года свидетельства о записи Иоганна-Фридриха Яннаша после успешно выдержанного экзамена «в алмазного дела искусстве» сочленом в книгу «почтенного Санкт-Петербургского золотых, серебряных и галантерейных дел цеха». Сей документ, скрепленный цеховой печатью, тогда подписали «алдерманны и заседатели» сего столичного общества: старшина Карл Годефруа (Carl Godefroa), старшинские товарищи Андрей Далберх (Andreas Dahlberg) и Христоф-Фридрих Мерц (Christoph-Fried: Merz), а также цеховой писарь Иоганн-Христиан Кайзер (Johann-Christian Kayser)[339].

Через неделю судьбы обоих ювелиров прояснились. Было решено: Дюваля «с аттестатом уволить и жалованьем по расчету удовольствовать», а на освободившуюся штатную вакансию определить Фёдора Яннаша, обязательно приведя того «по обряду к присяге»[340].

Вскоре Frederic Jannasch, целуя «Слова и Крест Спасителя» и подписав «присяжный лист», дал «перед Богом и судом его страшным» клятвенное обещание служить и во всем повиноваться самодержцу, как и престолонаследнику «верно и нелицемерно, до последней капли крови <…> всякую мне вверенную тайность крепко хранить», все «надлежащим образом по совести своей исправлять, и для своей корысти, свойства, дружбы и вражды противно должности своей и присяги не поступать». Свидетелями клятвы нового сотрудника стали дававший ему целовать Евангелие и крест священник Кабинетской церкви Алексей Прокопиев и Правитель Канцелярии Иван Вельской[341].

Своему преемнику придворный ювелир вдовствующей императрицы передал все тонкости работы, но на первых порах им часто доводилось работать вдвоем, а поэтому под заключением о стоимости двух золотых табакерок, приобретаемых у графа Валезы, посланника Сардинского Двора, красуются подписи обоих арбитров-оценщиков[342].

После приведения к присяге Яннаш занял желанную штатную вакансию и за годовое жалованье, повысившееся до 800 рублей, добросовестно исполнял свои обязанности, заодно поставляя в Кабинет (и за это получая отдельные деньги) множество разнообразных изделий: орденские и фрейлинские знаки, перстни, панагии, жалованное оружие. Он сделал саблю с золотым эфесом, украшенным вставками изумрудов, рубинов, гранатов и аметистов, а также еще и золотой пояс к ней для «Солтана Киргизкайсацкой Меньшей орды Ширгазы», возведенного в «ханское достоинство»[343].

Только дважды за весь полувековой период службы, длившейся по день смерти, Яннаш брал четырехмесячные отпуска: первый – в мае 1810 года, для поездки к родителям, а второй – в июле 1836 года, как он сам объяснял, «по случаю кончины живущего в Варшаве родного брата моего, имея надобность быть как в Варшаве, так и за границею для приведения в порядок дел его», когда Иоганн-Фридрих побывал помимо Царства Польского, в королевствах Прусском и Вестфальском, во Франкфурте-на-Майне, Мюнхене, Дрездене, Париже, из которого через Дижон отправился в Швейцарию, а затем, посетив Амстердам и Утрехт, через Кенигсберг вернулся в Россию.

Со страниц паспорта, выданного «Феодору» Яннашу для второй поездки, встает облик 70-летнего уроженца Варшавы: он худощав, ростом 70 дюймов (=178 см), волосы и брови у него светлые, лоб высокий, крупный нос, волевой рот, круглый подбородок, борода седая, лицо овальное, а цвет лица обычный, из-за неразборчивого почерка неясно только, какие же у мастера были глаза – карие (brun) или голубые (bleu)?

За свою службу Яннаш неоднократно награждался: в 1839 году он удостоился звания придворного ювелира, а позже получил золотые медали, последовательно на Аннинской, Владимирской и Андреевской лентах, для ношения на шее. Незадолго до смерти ему пожаловали еще одну золотую медаль с надписью «За усердие», но на сей раз украшенную бриллиантами.

Жил Яннаш в своем доме под № 66 во 2-м квартале 1-й Адмиралтейской части. Поскольку ювелир служил при Дворе, Петербургская городская дума, на основании «мнения» Государственного совета от 7 апреля 1820 года освободила его до увольнения от сбора шедшей в доход города подати, которую должны были выплачивать все «заезжие купцы, живущие в качестве не торгующих Иностранцев и имеющие недвижимую собственность». Умер мастер «от старости, в возрасте 85 лет, утром 29 декабря 1852 года». Похоронили его на Волковском кладбище.

За свою долгую службу Яннаш «от трудов праведных не нажил роскошных палат каменных», и после кончины заслуженного ювелира, проработавшего при Дворе полвека, обе его уже овдовевшие дочери – Розалия Дютель и Луиза Кабо подали прошение в Кабинет, что дом, «оставшийся нам в наследство, до того обременен частными долгами, что за удовлетворением оных, нам с многочисленными семействами нашими не остается никаких средств к существованию». Через три месяца скорбящим родственникам выдали 600 рублей серебром, но, как тогда было заведено, 10 % суммы удержали «в пользу инвалидов»[344].

Дело в том, что, изыскивая источники поступления денег на «пособие изувеченным в Отечественную войну Генералам, Штаб и Обер-офицерам», граф A.A. Аракчеев предложил целый доклад, а Александр I его утвердил 23 марта 1816 года с резолюцией «Быть по сему», и там оговаривалось, что при пожаловании медалей следовало взимать: «За медаль с бриллиантами 500 рублей, за золотую на голубой ленте (Андреевской. – Л. К.) 200, на Александровской и Владимирской 150, на Аннинской 100, а за серебряную по 25 рублей… но заграничные иностранцы от платежа сего изъемлются». Что же касалось «бриллиантовых и других вещей», жалуемых императором, то единовременный вычет составлял: «С бриллиантовых знаков ордена Святого Андрея по 2000 рублей, ордена Святого Александра Невского 1500, ордена Святыя Анны 1-го класса 500 и второго класса 100 рублей. С прочих же вещей и подарков, в чем бы они не стояли, десять процентов по Кабинетной оценке, исключая, однако, из сего вещи, ценою ниже трех сот рублей»[345].

Поскольку к началу 1826 года сумма оценки подарочных вещей, имевшихся «на диспозицию», достигла 2 228 282 рублей, Николай I указом от 31 августа отменил положение Александра I, «находя, что капитал для увечных воинов составлен уже довольно значительный», и повелел «не делать никаких вычетов и со всех бриллиантовых, золотых и пр. вещей, жалуемых нами из Кабинета, до какой бы цены оные не простирались»[346]. Однако вскоре пришлось из-за финансовых трудностей вернуться к прежней системе отчислений.