P.S.

На первый взгляд удивительно, почему об этом предательстве знают только историки, а имя Мазепы стало нарицательным. Между тем причин этому найдем немало. Во-первых, Юрий Хмельницкий настолько затерялся в сиянии славы своего отца, что имя Хмельницкого просто не могло ассоциироваться с изменой, с поражением и позором. Во-вторых, Мазепа был и впрямь незаурядной личностью, оставившей в истории яркий след, чего нельзя сказать о Юрасе[1371].

И все-таки больше всего Мазепа своей славой, в том числе и славой дурной, обязан искусству и литературе. Так случилось, что его жизнь, реальная и мифологизированная, подарила сюжет Джорджу Байрону, Виктору Гюго, Юлиушу Словацкому, Юзефу Богдану Залескому, Александру Сергеевичу Пушкину. Трудно найти другого украинского политика, который стал бы героем английской, французской, немецкой, чешской, шведской, польской, русской литературы. Что говорить о литературе украинской! Композиторы и художники едва ли не превзошли прозаиков и поэтов. Петр Ильич Чайковский написал о Мазепе оперу (по мотивам пушкинской «Полтавы»), Ференц Лист посвятил украинскому гетману свою симфоническую поэму, а Рахманинов – вокальный квартет. Еще при жизни появилось несколько портретов гетмана, причем мало похожих меж собою. Эпизоды из жизни Мазепы стали сюжетами для русских и европейских художников: Мазепа и Мотря Кочубей, Мазепа и Карл XII, Мазепа после Полтавы, Мазепа в Бендерах. Но самой популярной была, как ни странно, тема, связанная с юношеским любовным приключением Мазепы. Обнаженный юноша, «распятый» на спине лошади, – таким его изобразил на своей акварели Эжен Делакруа.

Мазепа стал романтическим героем для европейцев, национальным героем для украинцев, антигероем для русских. А Юрий Хмельницкий оказался слишком мелок для такой роли.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.