Глава 10 Украинский взгляд

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 10

Украинский взгляд

Выше уже говорилось, что русское неоязычество было далеко не одиноко, что подобные версии успешно развивались и на Украине, хотя там в них вкладывался совершенно иной смысл. В этой связи представляется необходимым рассмотреть современные тенденции в развитии украинского неоязычества, чтобы лучше понять общие черты и специфические особенности его русского близнеца. Украинцы давно страдали от нарастающего процесса русификации, относительно имперской основы которого они нисколько не заблуждались. В частности, они были недовольны тем, что они называли посягательством на историческую память. Иначе говоря, с украинской точки зрения претензии российских историков на Киевскую Русь являлись необоснованными, ибо последняя была и остается достоянием исключительно украинцев, а Россия выросла из Московской Руси (Довгич 1994в). Поэтому, вопреки русским историкам и писателям, такие памятники письменности, как «Слово о полку Игореве», «Слово о законе и благодати» и пр., украинские авторы считали произведениями именно своих предков, которые должны принадлежать прежде всего украинскому народу (Акумулятор 1990; Солдатенко, Сиволоб 1994: 9 – 12). С обретением Украиной независимости этот подход получил государственное признание, и такие произведения неизменно включаются в учебные курсы по истории и литературе Украины (см., напр.: Крип’якевич и др. 1991; Соболь 1995).

Речь идет, однако, не только о Киевской Руси. Подобно русским неоязычникам, многие украинские авторы также настаивают на том, что у славян была высокая культура и государственность еще задолго до Киевской Руси. Для доказательства этого делаются попытки отождествить предков украинцев со скифами или даже с трипольцами, реанимируется упомянутая выше идея Суслопарова о «трипольской грамотности», вновь закипает борьба против норманизма344, христианство объявляется безжалостным губителем накопленных народом духовных ценностей345. При этом под славянством понимаются именно украинцы, исторический путь которых пролегал через Киевскую Русь и Польско-Литовское государство и не имел ничего общего с Московским государством и великороссами, история которых складывалась совершенно иначе (Акумулятор 1990; Довгич 1994в; Iванченко 1990; 1996; Крип’якевич и др. 1991; Василенко 1991; Яворський 1992: 25; Киричук 1994). Правда, некоторые авторы винят в равной мере как Россию, так и Польшу за раскол Украины на Западную и Восточную (Шокало 1996б). Иными словами, в 1990-х гг. украинские историки и писатели целенаправленно возрождали версию истории, которую еще в начале века детально разработал выдающийся украинский историк М. Грушевский (Грушевский 1991). Она разделялась верховной властью Украины (Кучма 1995) и даже находила поддержку у части русских, живущих на Украине (см., напр.: Iльiна 1990).

Однако многие современные украинские националисты идут значительно дальше Грушевского, возводя корни украинского народа напрямую к «трипольцам-ориям» 5 – 3-го тыс. до н. э. (см., напр.: Киричук 1994). В 1990-х гг. эта идея активно популяризировалась, например, газетой западноукраинских националистов «За вiльну Украiну» (Березинська 1997; Заплатинська, Здоровега-Грицак 1997; Мороз 1997) и львовским националистическим журналом «Державнiсть», который устами своего главного редактора обещал своим читателям знакомить их с «истинной историей украинцев», якобы берущей истоки в 5-м тыс. до н. э. (Стасюк 1991). На тех же позициях стояли киевские неоязыческие журналы «Сварог» (Богород 1997) и «Индо-Европа» (Данилов 1996–1997), а также газеты «Свiтло Орiяни» в Запорожье и «Свiтовид» в г. Тальне Черкасской области. Статьи на эту тему начиная с конца 1980-х гг. публиковались популярным журналом «Украiна i свiт» и газетой «Лiтературна Украiна». Неоязыческая версия предыстории украинского народа весьма щедро представлена в киевском иллюстрированном журнале «Украiнський Свiт», выходящем с 1992 г., причем в первой половине 1990-х гг. одним из любимых авторов этого журнала был археолог Ю. А. Шилов, о котором речь пойдет ниже. Той же моде отдал дань и журнал «Основа», орган писательской организации Украины. Время от времени фантазии на тему «украинской предыстории» появлялись и в популярной газете «Вечiрнiй Киiв» (см., напр.: Масленiков 1995; Мостовий 1995). Мало того, те же идеи находили отражение на страницах научно-популярного журнала «Наука i суспiльство», который в начале 1990-х гг. вернул к жизни давно забытую брошюру М. Красуського, провозглашавшую украинский язык одним из древнейших в мире. Там же популяризировались идеи создателя РУНВеры Л. Силенко и «арийские» фантазии Ю. М. Каныгина.

Вообще «арийская идея» не оставляет равнодушными украинских радикальных националистов. Чтобы как-то увязать ее со столь же любезной их сердцу «трипольской идеей», они конструируют двухчленную модель возникновения украинского этноса из смешения местных «хлеборобов-трипольцев» и пришлых «степняков-арийцев»346. Тем самым, «древнеукраинский этнос» приобретает необычайную временную глубину протяженностью не менее пяти-шести тысячелетий и становится едва ли не древнейшим этносом в Европе. Вслед за Знойко сторонники этого подхода относят «арийский язык» к славянским и напрямую отождествляют его с «древнеукраинским языком». В итоге степные культуры бронзового века, равно как и их наследники, скифы-пахари и скифы-земледельцы, оказываются славянскими, причем не только по языку, но и по физическим признакам. Одновременно древние «украинцы» отождествляются и с роксоланами. Подчеркивается, что степняки передали украинцам свой «чистый расовый тип». При этом об их смешении с местными трипольцами как-то забывается.

Украина называется колыбелью славянской культуры и цивилизации, причем вся ее территория (к востоку от Карпат) оказывается исконной территорией «украинских славян». Это позволяет, во-первых, легитимизировать права этнических украинцев на всю территорию нынешней Украины, а во-вторых, предоставить им привилегированный статус среди всех остальных славянских народов, так как «с Украины вышли все современные славянские народы». В частности, ранние славянские переселенцы в районы северных бореальных лесов России и Белоруссии называются «украинцами», а местные славянские народы объявляются продуктом смешения небольшого числа этих пришлых «чистых украинцев» с местным населением. Так, например, видит этногенез украинцев и их соседей праворадикальная Украинская национальная ассамблея (УНА) (Осипенко 1992а; 1992б; 1992в; Бабий 1993).

Этот «неоязыческий» подход к этногенезу не мешает деятелям УНА подчеркивать свою приверженность православию. Однако при этом их религиозность идет вразрез с требованиями универсального христианства. Ведь они объявляют себя приверженцами именно «украинского православия» и ставят своей задачей объединить под его эгидой всех украинских христиан (Замкова гора, 1992, № 13: 2). Иными словами, речь идет о создании этнической конфессии, что полностью соответствует неоязыческим установкам. Следовательно, и в этом случае националистический подход к этногенезу напрямую увязывается со стремлением учредить общенациональную религию. Трудно не заметить, что упомянутые представления об этногенезе украинцев находят параллели в «Велесовой книге», и не случайно многие украинские националисты с симпатией относятся как к древним языческим верованиям своих предков, так и к учению Льва Силенко.

Впрочем, украинские профессиональные историки, археологи и лингвисты (Пономарiв 1992; Вiдейко 1994; Головко 1994; Смолiй 1995; Телегiн 1995; 1996–1997; Дашкевич 1994: 83; 1996: 58; Ткаченко 1997; Отрощенко 1995; 2007) скептически относятся ко всем этим построениям и по мере сил стремятся охладить пыл националистически настроенных дилетантов. Однако голоса профессионалов звучат в этом хоре весьма слабо, и дело доходит до того, что фантазии о происхождении украинцев от трипольцев и скифов рекомендуются Министерством образования Украины как добротный материал для обучения старшеклассников (Iванченко 1996). В итоге версия о необычайной древности украинского народа стала в 1990-х гг. весьма популярной на Украине как у школьников и студентов, так и среди музейных работников и даже профессиональных этнологов. Например, она с энтузиазмом обсуждалась в 1994 г. на конференции, организованной Музеем этнографии и ремесел в Львове.

Эта версия, как показывают, в частности, сочинения украинского эмигранта Л. Силенко, была широко распространена в украинской диаспоре, где считалось бесспорной аксиомой, что украинцы являются прямыми потомками трипольцев (см., например: Щербакiвський 1941; Семчишин 1993). С начала 1980-х гг. учение Силенко начало пробивать себе дорогу и на Украину, где его последователи все чаще апеллировали к «славной» эпохе самобытного язычества и отрицали христианские ценности как чужеродные, а значит, и вредоносные (см. об этом: Наука… 1987: 17, 20; Плачинда 1993: 6). Одной из первых об этом открыто заявила основанная в 1990 г. в Киеве националистическая газета «Слово», поместившая в одном из своих первых номеров интригующую рекламу книги Силенко «Мага вира» (Слово, листопад, 1990: 3). В том же номере была опубликована статья украинского поэта-националиста В. Рубана, который прямо связал распространение христианской религии с деятельностью евреев и обвинил их в стремлении вытравить у украинцев «этнографическую память» (Рубан 1990). Языческие мотивы, включая мечты о единстве ариев, начали звучать в его поэзии именно в 1980-х гг. (Рубан 1989: 150, 152–153, 165, 168, 173, 180, 185)347. Антихристианские представления разделяли даже некоторые из украинских академиков (см., напр.: Кислий 1995).

На учение Силенко опиралась одна из возникших в 1990 г. политических партий – Украинская крестьянско-демократическая партия (Декларация 1990), один из лидеров которой, писатель С. Плачинда, стал его рьяным поклонником348. В арсенале его политических аргументов были все те псевдоисторические доводы, которые любят приводить все украинские неоязычники: о корнях украинцев в 5-м тыс. до н. э., об их расселении от Центральной Европы и Швеции до Палестины и Индии, о тождестве мифических амазонок с «древними украинками» и о происхождении от них казаков, об этрусках, венедах (включая «Великое украинское государство Венедию»), пеласгах и гиксосах как якобы древних украинских племенах, о всечеловеческой ценности «украинского матриархата» и «украинской мифологии», откуда якобы берет начало мифология индоевропейцев, об украинском происхождении Заратуштры и Будды, о великой дохристианской культуре и духовности, в том числе о докириллической «трипольской» письменности, о злодейской политике князя Владимира, погубившего древнюю культуру и письменность во имя чуждой украинцам веры. Естественно, что среди наиболее почитаемых им старых авторов оказываются А. Чертков и Е. Классен, которых Плачинда называл «интернационалистами» за то, что они, несмотря на свою русскую национальность, якобы признали необычную древность украинского народа и его государства «Великой Венедии»349. Впрочем, в целом в своих построениях Плачинда полностью следовал за Силенко (Плачинда 1990; 1991а; 1991б; 1991в; 1992; 1993. См. о нем: Королев 1993).

В то же время Плачинда избегал прямых нападок на христианство, наивно полагая, что до правления Владимира оно могло у «украинцев» гармонично уживаться с язычеством (Плачинда 1993: 3). Вместе с тем он не мог пройти мимо событий 988 г. и именно с ними связывал начало упадка «украинского государства» (Плачинда 1991в). Тем не менее в целом в своем отношении к христианству он как будто бы был близок к «мягким» русским неоязычникам. На тех же позициях начиная с конца 1980-х гг. стояли и ряд других украинских литераторов (Бiлик 1990; Бiлокiнь 1991)350.

Одной из первых книг, познакомивших украинцев с новой версией их «самобытной истории», написанной в духе Силенко, стало посмертное сочинение А. П. Знойко, предназначенное быть пособием для старшеклассников (Знойко 1989). Сам Знойко был специалистом по физической химии и долго работал в Москве в сфере атомной энергетики. Выйдя на пенсию, он направил всю свою энергию на изучение истории древних славян. Так и оставшись в этой области дилетантом, он компенсировал нехватку специальных знаний большой начитанностью и установкой на развитие этноцентристской схемы, воспринимавшейся оппозиционными кругами как протест против официозной науки. Методика Знойко восходит напрямую к дореволюционной «славянской» школе, делавшей упор на полной преемственности населения Украины с самых отдаленных времен до современности. При этом название народа как элемент случайный и второстепенный могло много раз меняться, что, по этой концепции, нисколько не мешало идее преемственности. Тем самым народ приобретал не только вечную жизнь, но и вечное право на свою исконную территорию.

В соответствии с такой примордиалистской установкой Знойко выводил предков украинцев напрямую от мезинской «цивилизации» эпохи позднего палеолита, вслед за своим другом Суслопаровым пропагандировал идею об изобретении древнейшего алфавита создателями трипольской культуры, также оказывавшимися прямыми предками украинцев – пеласгами, настаивал на возникновении Киева в VII в. до н. э., рисовал фантастическую картину продвижения «славян-русов» в Скандинавию, откуда они будто бы уже под именем варягов позднее вновь вернулись на Русь. Ставя Древнюю Украину на один уровень с Шумером и намекая даже на генетические связи между их обитателями, Знойко видел в славянах, то есть «украинцах», едва ли не древнейший народ мира, одаривший человечество важнейшими культурными достижениями, в частности металлургией. В этом свете он и рассматривал «русское язычество» как «высшее достижение средиземноморской цивилизации», которое христианству так и не удалось извести. По Знойко, славная генеалогия украинского народа включала пеласгов, этрусков, шумеров, фракийцев, кельтов. Сюда же входили и создатели древнеямной культуры 3-го тыс. до н. э., чей язык он считал близким славянскому. Для него не составляло никаких трудностей разрешить и скифский вопрос: восставая против теории об ираноязычии скифов, он без колебаний причислял скифов-пахарей к русам-славянам, а царских скифов – к литовцам. Впрочем, и этого ему казалось мало, и он объявлял протославянский (по его концепции, «украинский») язык «доиндоевропейским» (Знойко 1989: 22, 95).

По его схеме получалось, что индоевропейцы не просто вышли из Поднепровья, а отпочковались от «протославян», и это делало европейские и многие другие народы как бы младшими братьями славян. Мало этого, по Знойко, ареал «протославян» охватывал не только Поднепровье, но странным образом расширялся к югу и включал Балканы, Малую Азию и даже Ханаан, чье исконное население тоже объявлялось «протославянами». Воюя с официальной историографией, Знойко писал: «История нашего народа начинается не с IX в. н. э., как уверяют ряд историков, а, по сообщениям Геродота о скифах-руси и скифах-полянах, с V в. до н. э.» И тут же предполагал, что еще трипольцы называли себя «полянами» (Знойко 1989: 25). Интересно, что в первой половине 1990-х гг. идеи Силенко – Плачинды – Знойко разделялись некоторыми украинскими писателями и историками, пытавшимися проследить генезис украинского народа с… палеолита! (см., напр.: Киричук 1994; Пепа 1994).

В своем стремлении значительно углубить историю украинцев Знойко был далеко не одинок. На рубеже 1980 – 1990-х гг. ему вторил экономист Г. К. Василенко, который тоже отождествлял славян со скифами, росомонами и гуннами и настаивал на том, что Аттила был великим славянским вождем. Он находил славян даже среди сарматов и аланов («аланы-кривичи») (Василенко 1991: 29), писал о создании ими могучего государства еще в раннем железном веке и утверждал, что именно у этих «славян» скандинавы позаимствовали руническую письменность (Василенко 1991: 30). Его повествование достигало кульминации там, где он объявил, что в V в. «славянская Скифия» сделала своей данницей великую Византию (Василенко 1991: 36–37).

Вряд ли нужно доказывать, что все эти фантастические взгляды весьма далеки от представлений современной науки. Не случайно Знойко и подобные ему авторы предпочитали черпать идеи из давно устаревшей литературы XIX в., у Марра, Державина и других «авторитетов», чьи взгляды оказались несовместимыми с требованиями науки нашего времени (Шнирельман 1993). Но все это не останавливает «энтузиастов» этноцентристской идеи, не перестающей их соблазнять. Таких энтузиастов в наши годы оказалось, на удивление, немало. Это их усилиями на Украине шла массированная пропаганда идей «Влесовой книги»; в частности, в 1993 г. на украинском языке была выпущена книга живущего в Париже эмигранта Б. Ребиндера, содержавшая апологетику этой фальшивки (Ребiндер 1993). Они активно пытались рекрутировать сторонников на Украине, и фрагменты их концепции встречались порой даже во в целом добротно написанных популярных работах по истории Киевской Руси (см., напр.: Ричка 1991: 41; Толочко 1996: 27, 32).

В 1990-х гг. в Киеве нерегулярно издавался журнал «Индо-Европа» (Лист 1996–1997: 74–75), ставивший одной из главных своих задач «покончить с официальной теорией происхождения трех восточнославянских народов». Этой «ложной» теории журнал противопоставлял версию «Влесовой книги» и теорию Л. Силенко. В 1994 г. редакция журнала выпускала газету «Русь Киевская» (вышло три номера), где излагались те же идеи. В своих установочных статьях главный редактор всех изданий «Индо-Европы», кандидат филологических наук В. Довгич, с гордостью отмечал, что Поднепровье было родиной «арийских» (то есть индоевропейских) народов. Он с видимым негодованием отметал великогерманские и великорусские претензии на арийское наследие и скромно заявлял, что самими космическими силами Днепровско-Карпатскому региону было уготовано место одного из важнейших центров развития мировой цивилизации. Именно здесь едва ли не с неолита шло становление украинского язычества (Довгич 1991).

Довгич создавал новую украинскую историософию, считая, что именно на ее основе только и может строиться идеология независимой Украины. Эта историософия призвана была доказать «идею украинорусской автохтонности» по меньшей мере с трипольской эпохи. Тем самым достигалось несколько целей: во-первых, обосновываются бесспорные права этнических украинцев на территорию Украины; во-вторых, разрушаются основы мифа о России как «старшем брате» Украины – напротив, Украина провозглашается колыбелью восточнославянских культур; в-третьих, обосновывается право Украины на независимое самостоятельное развитие; наконец, Украина рисуется особой цивилизацией, объединяющей Восток и Запад, язычество и христианство, белую и желтую расы и т. д. (Довгич 1994б). Нетрудно заметить, что Довгич «украинизировал» евразийскую идею, выдвинутую русскими эмигрантами в 1920-х гг. Ему это было нужно для того, чтобы противостоять тенденциям к сепаратизму и дезинтеграции Украины (Довгич 1994а) и в то же время отвергнуть политические и территориальные претензии «русского империализма» (Довгич 1994в). Его ненависть ко всему русскому доходила до того, что он моментально порвал с другим приверженцем «украинско-арийской» идеи, археологом Ю. А. Шиловым, симпатизирующим неоязыческим идеям, после того как тот стал публиковаться в русском националистическом журнале «Русская мысль» (об этом эпизоде см.: Шилов 1994в: 8–9).

Задачи журнала «Индо-Европа» состояли в следующем. Он был призван прививать украинцам гордость за свою землю, ибо это она, «Пеласгия-Лелегия-Орияна-Киммерия-Скифия-Антия – РусьУкраина», была прародиной «белых людей», это здесь сформировались «ории» (индоевропейцы), это их праотец Орий обучил человечество важнейшим знаниям и навыкам, и отсюда началось расселение «белых людей» по планете от Передней Азии до Индии, включая приход шумеров в Месопотамию. Журнал призывал равняться на предков, которые росли не богобоязненными рабами, а были смелыми творцами и изобретателями. Это они одомашнили быка и лошадь, изобрели рало и колесо, придумали древнейшую письменность (Каменная Могила), разработали систему ведических знаний, ставшую основой всех «высших религий». Здесь же возникло одно из древнейших государств мира. Но христианские колонизаторы всячески стремились вытравить эту славную историю из памяти народа. Вот почему журнал и впредь намеревался знакомить своих читателей с «подлинной» древней и древнейшей историей Украины. Он с гордостью сообщал, что с ним сотрудничают специалисты – историки и археологи, лингвисты и этнологи. Это они своими публикациями помогали развивать «украинскую, индоевропейскую идею». Только так можно будет сделать украинцев хозяевами на своей земле, «пассионариями грядущей эпохи» (Данилов 1996–1997).

Рассматриваемые журнал и газета фактически реанимировали давно уже устаревшие взгляды «славянской школы» XIX в., придавая им особый украинский привкус. Так, если русские неоязычники превозносят Классена, то украинские зачисляют в разряд гениев от науки малоизвестного автора XIX в. М. Красуского по той простой причине, что он провозгласил украинский язык древнейшим из всех индоевропейских языков, а украинцев едва ли не древнейшим народом мира, давшим всем другим религию, обычаи и многие другие дары цивилизации. В своем движении на восток будто бы именно украинцы и покорили когда-то Индию (Красуський 1991)351. Вновь пропагандировались идеи о родстве «русов» (то есть украинцев, в украинской версии) с трипольцами, этрусками, скифами, сарматами, роксоланами и гуннами, украинцы отождествлялись со всеми древними славянами и превозносились как один из основных компонентов в сложении населения современной Европы, а черняховская археологическая культура II–IV вв. объявлялась раз и навсегда исключительно славянской. Реанимировались фантазии прошлых веков о древней славянской державе Руссии на севере Центральной Европы (Бiлик 1990: 403–447; Яценко 1991; Хитрук 1992б; Роенко 1994). Для обоснования этих фантазий привлекалась «Велесова книга», фрагменты которой в переводе Б. Яценко регулярно публиковались в газете «Русь Киевская» (1994, № 1: 8–9; № 2: 11–14; № 3: 11–13). Ее переводчик и комментатор убеждал читателя в том, что «Велесова книга» является аутентичным памятником дохристианского периода (Яценко 1994).

В 1995 г. Б. Яценко, сотруднику историко-филологического отделения Ужгородского филиала Института проблем регистрации информации, удалось с помощью В. Довгича издать «Велесову книгу» в виде специального выпуска журнала «Индо-Европа». В этом издании оба они всерьез утверждали, что украинцы происходят от древних «укров», которые в глубокой первобытности расселялись от Эльбы до Днепра и Дуная (Довгич 1995а: 7, 8, 249)352. Яценко отвергал все аргументы ученых, доказывавших поддельный характер «Велесовой книги». Он самонадеянно заявлял, что все предыдущие переводы этого «памятника» (в том числе сделанные А. Асовым) страдали дефектами и лишь его перевод являлся идеальным (Довгич 1995а: 9). Сам Яценко, по сути дела, использовал «Велесову книгу» для подтверждения своей давней гипотезы о том, что украинский народ сложился из слияния трех разных племен – двух славянских (анты-поляне и древляне) и одного ираноязычного (роксоланы-сарматы), причем последние будто бы и передали новому образованию свое название «рокс/рос». Отсюда Яценко выводил и название «земли Троянь», которая будто бы символизировала тройственный союз указанных племен. Нет сомнений, что Яценко и «переводил» «Велесову книгу» таким образом, чтобы ее текст соответствовал его концепции (ср.: Яценко 1970 и Довгич 1995а: 8–9, 247–249).

Начиная с конца 1990-х гг. изучение «Влесовой книги» наряду со столь же сомнительным «Посланием ориан хазарам» как якобы древнейших письменных памятников входило на Украине в курсы изучения украинской литературы. Такого рода учебники имеют рекомендации от Министерства просвещения Украины и Киевского национального университета им. Шевченко. В этих учебниках названные фальшивки обсуждаются в одном ряду с Авестой, Шахнаме и «Словом о полку Игореве», и их преподают студентам-филологам в качестве образцов «праукраинской литературы» (Грабович 2001: 21–23). А в 2005 г. в Тернополе была издана книга М. Галычанця «Українська нація», где корни украинской нации обнаруживаются в позднем палеолите, а возникновение государства «Великая Украина» относится к 501 г. до н. э. При этом «укры» объявляются первыми «арийцами» на Земле. Якобы когда-то Украина простиралась от Карпат до Белого моря и Уральских гор, откуда «древние украинцы-арийцы» и расселялись по всей Евразии. На той же территории автор поместил и «первое украинское государство». Причем издательство «Мендривец» рекомендовало эту книгу для обучения школьников и студентов. Правда, оно скромно замечало, что речь идет не об истории в строгом смысле слова, а о «знаниях», полученных автором интуитивным путем (Галычанец 2005. Об этом см.: Ваджра 2012).

Одним из излюбленных памятников древности украинских неоязычников является «могила Энея», расположенная в окрестностях Рима. Те из них, кто пытаются прочесть «эпитафию Энея», делают это на основе украинского языка и приходят к выводу о прямом родстве троянцев и этрусков с современными украинцами (Плачинда 1991в; Хитрук 1992б; Яценко 1996). Такие украинские авторы настаивают не только на автохтонности «украинского алфавита», но и на его безусловном приоритете перед западносемитским (ханаанским) алфавитом из Леванта, не говоря уже о греческой и латинской письменности. В частности, любитель дилетантских дешифровок Яценко настаивает на том, что в раннем железном веке, если не раньше, в Центральной Европе жил «один славянский народ – укры» (Яценко 1996).

Нашлись на Украине и последователи Трубачева. Журналист-востоковед С. И. Наливайко не только подхватил его идею о длительном обитании индоариев в Северном Причерноморье, отождествляя с ними тавров, древних обитателей Крыма, но шел много дальше, пытаясь причислить к индийцам древнее балтское племя ятвягов, которые на самом деле находились в прямом родстве с современными литовцами. Он повторял и расхожую версию о родстве славян с этрусками, троянцами и т. д. С упорством, достойным лучшего применения, он искал параллели в топонимике Индии, Передней Азии и Украины и приходил к уже известному нам выводу об обитании русичей в Палестине. В своих фантазиях этот автор заходил так далеко, что настаивал на том, что ираноязычные скифы и родственные им саки поклонялись индийским богам и имели древнеиндийский кастовый строй и что Ригведа была создана на территории Украины. Не забывал он и об Атлантиде, где будто бы поклонялись Посейдону – аналогу «украинского» Дажбога. Аргументы в пользу этого автор находил все в той же «Влесовой книге» (Наливайко 1990; 1991; 1992а; 1992б; 1994а; 1994б; 1994в; 1995; 1996). В одной из своих работ он сближал восточнославянское племя северян с сувирами индийской Махабхараты, отождествлял их с синдами Таманского полуострова и в то же время с геродотовыми киммерами и делал на этом основании вывод о том, что «киммеры-сиверы» являлись автохтонным, а не пришлым населением на Украине. Тем самым, оказывалось возможным возводить древность «украинцев-северян» в Северном Причерноморье по меньшей мере к началу 1-го тыс. до н. э. Они-то и господствовали в Тмутараканском княжестве и естественным образом стали позднее одним из важных компонентов украинской нации. Попутно автор находил десятки якобы санскритских названий у запорожских казачьих полков (Наливайко 1996–1997).

Еще дальше шел другой автор, В. Багринец, которого журнал «Индо-Европа» числил «этнолингвистом». Обсуждая смысл термина «Троян» в «Слове о полку Игореве», он с ходу отметал все более ранние предположения ученых и заявлял, что это название изначально относилось к ареалу бассейнов трех рек – Дона, Днепра и Днестра. Там будто бы еще в 5-м тыс. до н. э. возникло древнейшее государство «ориев (ариев) – троян», далеких предков украинцев. Впоследствии, расселяясь оттуда, арии и разнесли название Троян-Троя по другим регионам, в частности, так возникла знаменитая малоазийская Троя. Мало того, представление о расположенных рядом трех речных бассейнах якобы и легло в основу трезубца, оказывающегося, тем самым, среди древнейших арийских символов. И автор с возмущением отбрасывал предположение Н. М. Карамзина о том, что название «трезуб» является калькой с латинского «триденс». Багринец был убежден в том, что население античной Трои находилось в ближайшем родстве с обитателями Северного Причерноморья. Оттуда же он выводил и Ахилла, считая его предателем, выступившим из чувства мести против своих соплеменников (Багринець 1996–1997: 79–81).

Все эти рассуждения должны были, по мнению автора, доказать истинность его представлений о том, что этноним «украинцы» имеет необычайную древность и происходит из соединения слов «ук» и «трояне». Что же касается корня «ук», то он якобы ассоциировался с учеными людьми, брахманами. Отсюда – «уктрияне», то есть «ученые трояне». Вот, оказывается, что скрывается за самоназванием современных украинцев. Следовательно, заключал автор, «наше национальное имя и название нашего государства имеют очень давнее происхождение и восходят к V тыс. до н. э.» (Багринець 1996–1997: 82–84). После всего этого уже не удивляет, что автор возводил термин «казак» к прозвищам «косак», «космач» и пр., указывающим на свойственный запорожским казакам чуб-оселедец (Багринець 1996–1997: 82).

На Украине развивалась и другая идея, перекликающаяся с концепцией «славянской школы» и пытающаяся искать упоминания о предках украинцах в Библии. Но если русские неоязычники, подхватив эту идею из советской историографии, однозначно отождествляют «князя Роша», Гога и Магога со славянами или «славяно-русами», то некоторые украинские авторы верят, что речь должна идти исключительно об их собственных предках, о которых древние евреи знали якобы еще в VIII–VI вв. до н. э. (Крисаченко 1994).

Журнал «Индо-Европа» вновь оживил старую дискуссию о времени возникновения города Киева, которая до начала 1990-х гг. велась преимущественно профессиональными археологами. Теперь к ней подключились писатели, «представители общественности», стремящиеся любыми способами удревнить украинскую государственность. Одни из них датировали Киев 430 г. (Яценко 1991: 64), другие шли еще дальше и писали о великом раннем Киевском государстве, существовавшем якобы начиная с последних веков до н. э. (Буча 1991. См. также: Бiлик 1990: 407, 444–445), или о «сверхдержаве Венедии», якобы процветавшей еще ранее (Плачинда 1991в). Как отмечалось выше, Знойко датировал возникновение Киева VII в. до н. э. Все же современным украинским авторам еще далеко до некоторых украинских эмигрантов, возводивших Киев к неолиту или даже мезолиту (Пайк 1992а: 23) или, подобно Силенко, считавших его вообще древнейшим городом на земле. Впрочем, и на Украине нашелся сторонник этих взглядов, без лишних сомнений призвавший начинать историю Киева с 7 – 6-го тысячелетий до н. э. (Масленiков 1995).

Не надеясь на авторитет авторов-дилетантов, собравшихся вокруг его журнала, В. Довгич опубликовал целый сборник статей, ставивший своей целью доказать исконность и необычайную древность украинцев на Украине и представить ее как едва ли не ведущий центр развития человеческой цивилизации (Космос 1992). На этот раз он включил в него перепечатки старых работ известных писателей (Л. Украинка) и археологов (В. В. Хвойка, Х. Д. Санкалия) и привлек современных авторов, в том числе профессиональных археологов (Н. Чмыхов, Ю. Шилов)353, рассчитывая, что их голос сделает содержавшиеся в сборнике идеи весомее. Однако сам подбор авторов (среди них в качестве авторитетов фигурировали все те же любители – Суслопаров и Знойко) и, в особенности, развиваемые ими фантазии, вряд ли могли избавить сборник от украинского этноцентризма.

Стремясь блеснуть оригинальностью, Н. Чмыхов искал корни славянства в протонеолите, то есть задолго до появления трипольской культуры, и называл Правобережную Украину исконной прародиной как славян, так и индоевропейцев в целом. Он утверждал, что этот регион служил неким инкубатором археологических культур (а их он однозначно отождествлял с этническими группами354). Мало того, он с сочувствием ссылался на малоправдоподобную гипотезу о том, что будто бы позднепалеолитические переселенцы с Украины возглавили «неолитизацию» Ближнего Востока и совершили «неолитическую революцию» (Чмыхов 1990: 19, 32, 35, 51).

Так славяне рисовались исконным населением Украины, обитавшим на территории индоевропейской прародины в течение по меньшей мере 10 тыс. лет, то есть единственными из индоевропейцев, способными претендовать на статус абсолютных автохтонов (Чмыхов 1990: 354–355). В свою очередь Украина становилась едва ли не ведущим центром мировой цивилизации, родиной культуртрегеров, оказывавшихся, по логике автора, славянами. Сам Чмыхов воздерживался от такого вывода, но весь ход его рассуждений приводил читателя именно к этому. Последнему способствовало и то, что, сопоставляя ход социоэкономического развития в Месопотамии и на Украине, Чмыхов «доказывал», что по всем параметрам Украина нисколько не отставала от древнейшей на Земле месопотамской цивилизации. Он даже выступал с идеей появления государственности на Украине к началу эпохи бронзы, предполагая наличие там протогородов еще в неолите и объясняя трудности их обнаружения произошедшей в глубоком прошлом морской трансгрессией (Чмыхов 1990: 81 – 103; 1992: 89, 95; 1996 – 1997а). Сомнительная идея «культуртрегерства» опасна тем, что она соседствует с расовой теорией. Действительно, Чмыхов утверждал, что различавшееся в неолите по хозяйству население принадлежало к «разным расовым группам» (Чмыхов 1990: 60).

Еще дальше идет бывший археолог Ю. А. Шилов, любитель «альтернативной науки» (Шилов 1994в: 3), гордо называющий себя академиком самопровозглашенных «Украинской Международной академии оригинальных идей» и «Православной Русской академии». Он утверждает, что цивилизация и государственность на Украине сложились еще в 6 – 5-м тыс. до н. э., то есть раньше, чем где бы то ни было в мире. Похоже, что он единственный на Земле знает, что «сами трипольцы называли свою страну Араттой» и что именно оттуда «вели свой род шумерские цари» (Шилов 1992а: 110; 1996б: 8–9). В его работе находит место и идея о зарождении «шумерской письменности» на Украине, откуда будто бы происходили и сами шумеры, и их жрецы, которые и перенесли письменную традицию через Кавказ в Месопотамию (Шилов 1992а: 112–113; 1996б). В этом Шилов опирается на фантазии А. Г. Кифишина, который, не пользуясь признанием среди профессиональных ассириологов, ухитрился «дешифровать» якобы древнейшие «протошумерские» надписи, найденные под Мелитополем (Каменная Могила). Кифишин утверждает, что там были обнаружены до 160 каменных табличек с надписями и 130 наскальных надписей, самые ранние из которых относились якобы еще к ледниковому периоду. По его мнению, уже в то время там правили «цари-боги», от которых вели свой род более поздние шумерские династии (Кифишин 1996б). По мнению Шилова, возникшее в трипольское время на Украине «арийское государство» было бесклассовым и им руководили просвещенные жрецы-воины. Поэтому эту эпоху следует называть «эпохой священной демократии» (Шилов 1996а). Свои идеи Шилов широко публиковал в популярной прессе (см., напр.: Шилов 1993а; 1993б; 1994а; 1994б).

Существенно, что для рассматриваемых авторов древнейшая история важна не сама по себе, а как способ научного обоснования легитимности самостоятельного Украинского государства. Так, Чмыхов апеллировал к глобальным историческим закономерностям, на его взгляд, подтверждавшим неизбежность становления независимой Украины как особого исконного «природно-климатично-социально-экономического организма», причем, что характерно, в ее нынешних границах (Чмихов 1996 – 1997а)355. Правда, для демонстрации своей якобы объективности журнал «Индо-Европа» публиковал и статью известного украинского археолога Д. Телегина, не оставившего камня на камне от упомянутых выше построений и убедительно показавшего отсутствие какого-либо родства между трипольцами и славянами. Вместе с тем и он возводил корни славян к необычайной древности – ко второй половине 4 – 3-го тыс. до н. э., связывая их с населением культуры гребенчато-накольчатой керамики Днепро-Висленского региона (Телегiн 1996–1997).

Идеи Чмыхова и Шилова популяризировались в стандартном учебнике по этнографии, утвержденном Министерством образования Украины (Пономарьов 1994: 101–102). Книга Шилова об Украине как родине ариев и местоположении древнейшего государства Аратты (Шилов 1995) удостоилась особой похвалы в новом респектабельном украинском журнале «Генеза». Этот журнал особенно подчеркивал ту мысль, что «Веды» сложились будто бы на берегах Днепра и что якобы, благодаря труду Шилова, стала очевидной прямая преемственность между «Нижнеднепровской Арианой, Киммерией, Таврией, Скифией, державой антов, Киевской Русью и Запорожьем» (Пономарьов 1995).

Сегодня на Украине Шилова почитают как национального героя, и на его родине ему воздвигнут памятник. А спустя год после «оранжевой революции» в октябре 2005 г. на территории Каменной Могилы был открыт музей. Для туристов был разработан маршрут «Золотое кольцо трипольской культуры» и открыты «парки трипольской культуры». На Украине заговорили о курсе «трипольской педагогики», а в киевских ресторанах появился бальзам «Трипольское чудо» (Русина 2011: 150–152). Тогда под руководством политика И. А. Зайца был создан благотворительный фонд «Триполье», призванный украинизировать трипольскую культуру, и проводились помпезные псевдонаучные конференции, посвященные триполью как «истоку европейской цивилизации» (Отрощенко 2007). В самом селе Триполье на основе частной коллекции с 2005 г. работал музей «Древняя Аратта – Украина», закрытый в 2012 г. Иными словами, части украинской элиты кажется соблазнительным искать корни современных украинцев среди «ведических ариев».

Книга Шилова не ускользнула от внимания и русских националистов, не упустивших случая подчеркнуть, что их излюбленная идея славянско-арийского единства поддерживается по крайней мере некоторыми специалистами (Прародина 1995). Но даже некоторые русские почвенники вынуждены признать наличие в работах Шилова мистики и оккультизма (Антоненко 1996: 160), что вряд ли совместимо с его претензиями на научность. А. М. Иванов (Скуратов) и вовсе назвал эту книгу «навозной кучей националистической брехни» (Иванов 2007: 339).

Действительно, дискуссия, проведенная украинским журналом «Археологiя», показала, что украинские специалисты-археологи весьма скептически воспринимают построения Шилова (Шилов 1992в). Речь идет даже не столько о его исторических реконструкциях, сколько о самой методике полевых исследований. Ведь методика фиксации изначальной формы кургана остается слабо разработанной. Поэтому в силу как объективных, так и субъективных причин археологам не удается добиться искомой точности, а без этого говорить о какой-либо фигурной (тем более «антропоморфной») форме кургана, на чем настаивает Шилов, не приходится. Специалисты демонстрировали особенности «интуитивного метода» исследований Шилова и показывали, каким образом он выдает свои фантазии за якобы достоверные факты. Столь же серьезные нарекания у них вызвали его некритические сопоставления археологических данных с материалами такого сложного памятника, как Ригведа. В итоге они называли его реконструкции древних «мифологических систем» сомнительными, а сопоставления древних курганов с «обсерваториями» безосновательными (Рассамакiн 1992; Ричков 1992; Залiзняк 2002). По словам одного из украинских археологов, Шилов является «профессиональным мифотворцем» (Отрощенко 2007).

Неоднозначной была и рецензия на книгу Шилова лингвиста О. Н. Трубачева. Тот, с одной стороны, хвалил Шилова как, пожалуй, единственного верного последователя своих идей о пребывании индоариев в Северном Причерноморье и противопоставлял его более «консервативным» специалистам-скифологам, не спешившим эти идеи подхватывать. Но, с другой стороны, сам Трубачев сомневался в плодотворности именно тех идей, которыми более всего дорожил Шилов. Так, он предупреждал против излишне прямолинейного отождествления археологической культуры с этнической группой и считал гипотезу Шилова о неком «арийско-хурритском союзе» в Приазовье неубедительной. Основываясь на лингвистических фактах, он отрицал наличие у индоиранцев пашенного земледелия и считал невозможным связь термина «арии» с праиндоевропейским глаголом «пахать». Он, разумеется, отвергал ряд произвольных этимологических построений Шилова и выражал изумление по поводу таких идей, как «трипольская письменность» или отождествление трипольской культуры с Араттой. Свою рецензию Трубачев заканчивал положительной оценкой книги, но подчеркивал, что эта оценка касается вложенного в книгу огромного труда, но отнюдь не его результатов (Трубачев 1996). То же самое можно сказать и о книге Кифишина.

Между тем в 2002 г. книга Кифишина о «письменности» из Каменной Могилы (Кифишин 2001) получила одобрение у Верховной рады Украины, а затем удостоилась «Знака Почета» от главы Киевской администрации А. А. Омельченко. После этого ее презентация с успехом прошла на парламентском собрании Союза Белоруссии и России. Тогда Кифишин был избран академиком Кирилло-Мефодиевской академии просвещения и директором Международного славянского института шумерологии, египтологии и синдологии356.

В связи с этим корреспонденты газеты «Труд» отмечали, что не нашедшие поддержки у специалистов идеи Шилова и Кифишина были восторженно встречены националистами и прочими любителями «арийской идеи». Фактически в исследовании журналистов речь шла об экспансии паранаучных концепций, получающих все большую популярность в обществе (Колинько, Корец 2002). Эта небольшая заметка тут же получила отповедь Шилова, которая была размещена на одном из неоязыческих веб-сайтов. Примечательно, что в своем ответе Шилов аргументировал основательность своих построений не достоверностью реконструкций, а пространным списком приложенной к книге библиографии, что и предлагал считать «фактами». А научным признанием своей работы он счел тот факт, что рецензенты назвали его труд «монографией». Он упрекал украинских археологов в замалчивании публикаций (его собственных, С. Наливайко и некоторых других), которые по сути, как было показано выше, не имеют прямого отношения к науке. Демонстрируя свою установку на популизм, он подчеркивал, что для него «народное доверие» много важнее квалифицированного мнения коллег-ученых. Этим он сам выводил себя за рамки научного сообщества, о чем и писали журналисты. Шилова возмущало, что кто-то может сомневаться в способности археологов «оценивать неведомые тонкости языкознания и шумерологии». Но ведь эти сомнения высказал не кто иной, как уважаемый им его именитый рецензент Трубачев! Нет нужды воспроизводить все эмоциональные высказывания Шилова в адрес журналистов, ибо его ответ, оперирующий вненаучными аргументами и нарушающий научную этику, лишь подтверждает их мнение о его научной маргинальности. Любопытно, что его последним «убойным» аргументом служило то, что журналисты «мазнули грязью Народных депутатов Украины», включая «офицера службы безопасности» (Шилов 2002), как будто научные проблемы решаются не специалистами, а действующими политиками и работниками спецслужб.

Полезно напомнить, что Шилов и Чмыхов вместе с работавшим в Запорожье директором Музея-заповедника Каменная Могила Б. Д. Михайловым были учениками известного украинского археолога В. Н. Даниленко357. Сам Даниленко весьма критически относился к идее появления письменности, а тем более государственности, в глубокой первобытности, будь то трипольская или какая-либо иная культура эпох неолита-энеолита. Между тем для него были характерны неоправданно широкие построения и умозаключения, создавшие стартовую площадку для его учеников. Переехавший в 1994 г. в Москву и сблизившийся с русскими националистами Шилов стремился всеми силами сделать из своего учителя культовую фигуру, предвосхитившую появление и расцвет современного «арийского мифа». Впрочем, имя Даниленко нужно было Шилову главным образом для рекламы своих собственных фантазий, находящихся за гранью современной науки. Шилов опубликовал рукопись Даниленко за счет Российского общенародного движения (РОД), где сам он несколько лет руководил «научно-культурологическим центром», прежде чем вернулся назад в Киев. Как было заявлено во введении, написанном самим Шиловым, целью этой публикации являлось «укрепление престижа славянских и других индоевропейских народов» (Даниленко 1997: 4).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.