Церковный сталинизм

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Церковный сталинизм

Публичное обсуждение сюжета о встрече Матроны со Сталиным (или о благословении Сталина Матроной) происходит в рамках дискуссии о церковном, или православном, сталинизме. Так публицисты и исследователи называют заметную в современной церковной среде тенденцию видеть в Сталине православного, а следовательно, «хорошего» правителя. Предполагается, что когда-то учившийся в православной духовной семинарии Сталин в годы Великой Отечественной войны обратился к вере и результатом его личного обращения стало изменение политики государства в отношении православной церкви.

Бить тревогу по поводу такой апологии Сталина Церковь начала совсем недавно, хотя тексты, зафиксировавшие соответствующие слухи, появились еще в первой половине 1990-х годов. Самым заметным свидетельством подобных настроений стала книга «Россия перед вторым пришествием», вышедшая в 1993 году стотысячным тиражом в издательстве главного русского православного монастыря – Троице-Сергиевой лавры – и выдержавшая несколько переизданий. Книга представляет собой коллекцию цитат из разных источников, объединенных общей темой – предсказаниями о приближении конца света в России. Автор-составитель этого православного бестселлера – бывший филолог-пушкинист С. В. Фомин, ныне весьма продуктивный православный писатель, активный сторонник канонизации Г. Распутина.

В этой книге в разделе «Отодвинутое время» рассказывается история об архиерее Антиохийской православной церкви, ливанском митрополите Илии (Караме), которому зимой 1941 года через трое суток бдения «явилась в огненном столпе Сама Божия Матерь и объявила, что избран он, истинный молитвенник и друг России, для того, чтобы передать определение Божие для страны и народа Российского[220]. Если все, что определено, не будет выполнено, Россия погибнет.“Должны быть открыты во всей стране храмы, монастыри, духовные академии и семинарии. Сейчас готовятся к сдаче Ленинграда, – сдавать нельзя. Перед Казанскою иконою нужно совершить молебен в Москве; затем она должна быть в Сталинграде, сдавать который врагу нельзя. Когда война окончится, митрополит Илия должен приехать в Россию и рассказать о том, как она была спасена». Владыка связался с представителями Русской Церкви, с советским правительством и передал им все, что было определено» (Фомин 1993). Иными словами, согласно этой книге, советское правительство во главе с И. В. Сталиным прислушалось к пророчествам Богородицы, явившейся митрополиту Илии, не стало сдавать Ленинград и Сталинград и восстановило церковную жизнь в России. Наибольший резонанс в православной среде получила информация о якобы происходивших во время войны крестных ходах с чудотворными иконами по приказу или с разрешения советского руководства. Фрагмент облета Москвы с Тихвинской иконой Божьей Матери вошел в снятый по мотивам этой легенды фильм (1999–2000)[221].Все эти слухи, между прочим, попадают во второе, исправленное и дополненное издание «Сказания», подготовленное совместно Ново-Голутвиным монастырем и братством во имя святого благоверного князя Александра Невского (Житие и чудеса 1998: 59; Житие святой 1999: 59). Только спустя десять лет эта легенда подверглась официальному осуждению Церкви, в частности в просветительских православных журналах «Альфа и омега» и «Благодатный огонь» (Васильева 2003; Кураев 2003; см. также: Каверин 2005)[222]. Конечно, полдесятка критических статей в интеллектуальных православных изданиях не могли одолеть силу патриотической традиции, которая не только репрезентирует Сталина как православного человека, но и прямо соотносит перспективу победы в страшной войне с восстановлением православия в СССР; согласно этой трактовке истории, только обретя свою истинную – православную – идентичность, страна оказывается способной одержать победу. В 2005 году, например, эти сюжеты вновь воспроизводятся в «Листках» Свято-Успенского Святогорского монастыря, изданных в родной для их вероятного автора Псковской епархии (Эдельштейн 2010)[223].

Православность приписывается и второму, после Сталина, герою войны – Георгию Жукову. В частности, упомянутый выше источник пишет: «Знаменитое Сталинградское наступление наших войск 19 ноября 1942 года началось молебном перед Казанской иконой. Тогда, перед сигналом к наступлению, легендарный маршал Жуков сказал: «С Богом!»» (цит. по: Там же). Согласно инициатору (состоявшейся) канонизации адмирала Ушакова, активисту православно-патриотического движения Валерию Ганичеву, Г. К. Жуков «был глубоко верующим человеком, но в силу обстоятельств не мог проявлять это внешне», и его канонизация – лишь вопрос времени (цит. по: Филатов 2005: 329). Главным источником информации о тайной религиозности Жукова является его младшая дочь Мария, сотрудница редакции Сретенского монастыря, написавшая книгу «Маршал Жуков. Сокровенная жизнь души» (Жукова 1999). В частности, ей принадлежит авторство рассказа о тайном благословении, полученном будущим маршалом «году в 1925» от последнего оптинского старца отца Нектария: «Ты будешь сильным полководцем. Учись. Твоя учеба даром не пройдет» (Жукова б.г.).

Объектом «православной» ревизии могут становиться и биографии других героев войны. Например, в конце 1990-х годов в масс-медиа появилась информация о том, что знаменитый персонаж советского героического нарратива о войне, герой обороны Сталинграда сержант Яков Павлов и известный в православной среде духовник Троице-Сергиевой лавры архимандрит Кирилл (Павлов) – на самом деле одно лицо. Этот слух был создан средствами массовой информации. По сведениям главного редактора Новгородской областной Книги Памяти, заведующего отделом публикации документов Новгородского областного архива (сержант Павлов родом из Валдайского района Новгородской области, похоронен в Новгороде) С. Ф. Витушкина, «утка» была запущена в 1998 году «Комсомольской правдой»[224]. Реакцией на «утку» стал шквал публикаций, в которых со ссылками на свидетельства близких родственников (жены и сына) умершего в 1981 году Я. Ф. Павлова, а также на архивные документы убедительно доказывалось обратное: знаменитый сержант в монастырь не уходил[225]. Однако ни сам архимандрит, ни руководство лавры этот слух не опровергали. И хотя ошибочность соотнесения сержанта Павлова и старца Кирилла Павлова Церковью как будто признана, слух оказался исключительно живучим и, надо полагать, прочно вошел в ткань большого нарратива «священной войны», в котором роли православной церкви и государства (армии) оказываются тесно сопряжены. Это и неудивительно, учитывая, каким образом строится опровержение слухов, например, в очерке петербургского православного писателя Н. М. Коняева: «На самом деле есть в этой истории и та непостижимая до конца мистическая сторона, которая не позволяет говорить о соединении в православном народном сознании Героя Советского Союза сержанта Я. Ф. Павлова и духовника Троице-Сергиевой лавры архимандрита Павлова просто как об ошибке. <…> Не путаницу, а высокий небесный свет различаешь в <этой истории>» (Коняев 2006). Согласно версии Коняева, на развалинах знаменитого дома Павлова будущий старец, а тогда боец Советской армии, нашел Евангелие, которое и привело его в Церковь.

Визит Сталина к старице Матроне в таком контексте выглядит вполне уместно и даже правдоподобно. Упоминание об этой встрече появляется во втором, исправленном и дополненном издании «России перед вторым пришествием»[226] со ссылкой на «Сказание». С. Фомин творчески соединяет пророчество из «земляческого» мемората с апокалиптическим символом из второй версии рассказа: «Безспорным (так! – Ж.К.) фактом является приезд к ней в Царицыно в октябре 1941 года И. В. Сталина. Блаженная сказала ему: «Красный петух победит. Победа будет за тобой. Из начальства один ты не выедешь из Москвы»» (Фомин 1994: 271). Не исключено, что именно через популярную и авторитетную в православной среде книгу Фомина сюжет о встрече Матроны и Сталина попадает в православный фольклор так же, как это стало с рассказами о. Василия (Швеца) о крестных ходах с чудотворными иконами во время войны. Это тот же самый сюжет «благословения» Сталина, что попал и в книжку Серовой, и на икону.

В ровесницах и «конкурентах» «Сказания» – агиографических опытах Дурасова о Макарии и Ильинской об Алипии – также фигурируют политические персонажи и события советской истории. Макарию Темкинскую неоднократно посещала жившая в полусотне километров мать Гагарина и сам Гагарин. Он обещал похлопотать о ее пенсии: «Я маленько справлюсь с делами, тогда и направлю пенсию, это не дело, что Вам столько платят» (Дурасов 2007: 76–77). Макария не велела ему больше летать, а когда он, не послушавшись ее предостережения, погиб, попросила одного из приезжавших к ней священников заочно его отпеть и сама молилась об упокоении его души. В изданном чуть позже житии московской старицы Ольги Ложкиной (1996 год) есть предвидение гибели Юрия Гагарина и предсказание ею Чернобыльской аварии, ставшей одним из самых трагических событий конца советской эпохи и, в постсоветском осмыслении, предвестием ее конца (Трофимов 1996: 24–26; 32)[227]. Сюжет о вкладе в победу появляется в ее житиях позже. Войну старица предвидела: «Незадолго до начала Великой Отечественной войны матушки Моисея (Ольга Ложкина) и Севастиана (Ольга Лещева) закрыли Москву от врага «на замок» – они ночью с молитвой из одной точки в разных направлениях отправились по Садовому кольцу, а встретившись, вышли на бульварное кольцо и снова направились навстречу друг другу» (Девятова 2009: 38).

Зачем агиографам нужны политические персонажи? Жданова (между прочим, репрессированная), очевидно, пишет о Сталине не для того, чтобы его обелить или сделать православным. Ее (или редакторов) мотивы состоят в том, чтобы: а) «историзовать» свою героиню через соотнесение с реальной личностью и событиями; б) заявить о «могуществе» святой; в) дать еще один убедительный пример ее неоднократно проявившегося дара предвидения. Видимо, похожими мотивами руководствуются и биографы других потенциальных святых, чья жизнь пришлась на советское время. Сочетание в одном тексте, нарративном или визуальном, двух штампов – иконы («аутентично-русского») и плаката– (назовем этот ход китчем или постмодернизмом), является одновременно стилевой и сущностной характеристикой современного российского православия. Новые агиографы чутко воспринимают перспективы использования таких важных для массового сознания образов советского прошлого, как победу в Великой Отечественной войне и освоение космоса, а также связанных с ними исторических личностей. Лояльная к советскому прошлому история православия (и история святых советского времени) оказывается понятной и востребованной довольно широким кругом верующих. Видимо, слова Ювеналия о провале церковного проекта канонизации новомучеников не только отражают современное состояние дел с почитанием святых советского времени, но и указывают, что державно-патриотическая редакция истории православной церкви в Советском Союзе имеет не меньшие популярность и перспективы, чем нарратив о страданиях и унижениях, выпавших на долю церкви и верующих в советские годы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.