Земли, кровью умытые: Европа между Гитлером и Сталиным
Земли, кровью умытые: Европа между Гитлером и Сталиным
Тимоти Снайдер, автор книги «Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным»,[76] – американский историк, изучающий политическую историю стран Восточной Европы (от Балтийского до Черного морей) нового и новейшего времени и Холокост, который совершили именно в этих странах. Но рецензируемая книга отличается от его предыдущих работ тем, что в ней речь идет не об отдельных странах, а о большом массиве пограничных земель – Польше, Украине, Белоруссии, а в ряде случаев также Латвии, Литве, Эстонии и западных районах России, – зажатых между социалистической Москвой и национал-социалистическим Берлином в 1933–1945 гг.
Пограничные земли, как правило, многонациональны, в ходе истории они иногда обретают независимость, но чаще входят полностью или отдельными регионами в состав одного или нескольких государств-соседей, при этом нередко оставаясь яблоком раздора граничащих, а порой и противоборствующих государств. Ученый хорошо знает, что любая национальная история во всех подробностях помнит трагедию своего народа и старается не сравнивать и не мерить ее мерой соседских трагедий. Но он также хорошо понимает, что изучение прошлого только одной страны не объясняет, почему ей досталась та, а не другая доля. Поэтому Снайдер и задался целью сравнивать и связывать события, происходящие одновременно у целого ряда ближних и дальних соседей пограничных земель. Его работа охватывает короткий период (1933–1945 гг.), за который вышеназванные пограничные земли побывали (то поочередно, то одновременно) под Сталиным – Гитлером – Сталиным. Не ставя своей целью сравнение идеологии национал-социалистической Германии и социалистического Советского Союза, Снайдер рассматривает только, какие ставки делали на эти земли Сталин и Гитлер и как их державные планы заливали эти земли кровью мирного населения. В одних случаях уничтожению подлежало все население земли (будь то республика или государство); в других – лишь отдельные социальные группы населения, как, например, кулаки в СССР или профессиональная элита в Польше; в третьих – только национальные меньшинства: поляки в СССР, евреи Польши и Советского Союза, немцы в Польше и т. д.
Почему автор берет за точку отсчета 1933 год? В начале января 1933 года появились первые сообщения о массовом голоде и голодных смертях в Черкасской области (Украина) – результат первого этапа форсированной индустриализации страны, проводимой вождем советского народа и генеральным секретарем партии большевиков Сталиным. 30 января 1933 года Гитлера назначили бессменным канцлером Третьего рейха и избрали вождем национал-социалистической немецкой рабочей партии, в результате чего агрессивно преобразилась внутренняя и внешняя политика страны. С этого времени и начинается попеременное (большевиками – нацистами – большевиками) или одновременное (нацистами и большевиками) уничтожение мирного населения подвластных им земель.
В ходе анализа Снайдер обозначил пять этапов уничтожения мирного населения. Два начальных этапа пришлись на довоенные годы и были связаны с модернизацией СССР, то есть с преобразованием аграрной страны в высокоразвитое индустриальное государство, что поначалу сводилось к перераспределению максимально возможного объема ресурсов на нужды индустриализации. На первом этапе – это организованный в стране голод 1933 года, выморивший несколько миллионов крестьянского населения по всей стране и больше всего на хлебородной Украине. На втором – это классовый и национальный террор 1937–1938 гг., бушующий по стране, но страшнее всего в многонациональной Украине.
Два последующих этапа выпали на военные годы и были связаны с демодернизацией оккупированных территорий. Третий этап уничтожения мирного населения длился без малого два года (сентябрь 1939 – июнь 1941 гг.), когда Гитлер и Сталин, согласованно напав на Польшу, осуществляли одинаковую политику уничтожения польской культуры, лишив жизни не менее 200000 в основном образованных поляков, потенциально способных руководить сопротивлением, и депортировав около миллиона польских граждан в лагеря Германии и СССР, и когда Сталин, оккупировав Литву, Латвию и Эстонию, распространил политику уничтожения национальной культурной элиты и на эти страны. Единственное отличие захватчиков заключалось в том, что нацисты евреев заключали в гетто, предполагая в скором будущем депортировать их на восток, а советские власти всех польских граждан (а также литовских, латышских и эстонских), независимо от вероисповедания, отправляли на Крайний Север и Дальний Восток.
Четвертый этап уничтожения мирного населения – самый затяжной – длился с начала и до конца Великой Отечественной войны. С нападением гитлеровской армии на СССР в 1941 году число уничтоженных мирных жителей исчислялось миллионами: гитлеровцы выморили голодом миллион блокадных ленинградцев и три миллиона советских военнопленных (людей, сложивших оружие), расстреляли, сожгли, задушили и отравили более двух с половиной миллионов советских евреев, а с учетом Польши еще и три с лишним миллиона европейских евреев. Но и защитники отечества не считали жизни ни своих соотечественников, ни союзников по борьбе. В оккупированной Белоруссии гитлеровцы уничтожили 300000 мирных жителей в отместку за действия местных партизан, которые в свою очередь ликвидировали местных жителей, помогавших или подозреваемых в оказании помощи оккупантам. В Варшаве летом 1944 года гитлеровцы уничтожили 100000 польских повстанцев, а затем сожгли дотла и сам город. Советские же, изначально подстрекавшие поляков к восстанию, потом мешавшие британцам и американцам оказывать помощь восставшим, затем приостановившие продвижение своих войск на Варшаву, наблюдали, как происходит уничтожение.
Пятый этап уничтожения мирного населения связан с принудительным изгнанием с освобожденных Советским Союзом территорий лиц «нежелательной» этнической принадлежности. Он начался в середине октября 1943 года, когда советские войска освободили от немецко-фашистских захватчиков Кавказ, двигаясь по следам победоносных побед РККА к западным границам СССР, потом в страны Восточной Европы и завершился к концу 1949 года с образованием ФРГ и ГДР, так что, строго говоря, этот этап несколько вышел за взятую Снайдером временную рамку.
На всех этапах массовое уничтожение мирного населения мотивировалось внутренней и/или внешней политикой СССР и/или Германии. В вышеназванных землях оно вылилось в четырнадцать миллионов жертв (сюда не входят павшие в боях). Из них три с половиной миллиона – это довоенные жертвы, когда СССР был единственной европейской страной, санкционировавшей политику массовых убийств собственного населения в мирное время. Гитлер в это время постоянно напоминал немецкому народу о человеконенавистном режиме Советов, что очень способствовало его политическому успеху в Германии. Правда, в эти шесть с половиной довоенных лет гитлеровский режим тоже уничтожал инакомыслящих в своей стране, только жертв меньше – до десяти тысяч. Но в сентябре 1939 года, оккупировав Польшу с запада и востока, Гитлер и Сталин к 1941 году уже совместно лишали поляков жизни. А в годы Великой Отечественной войны в 1941–1944 гг. гитлеровцы, несомненно, превзошли большевиков, уничтожив за три года гораздо больше людей, чем Сталин за шесть с половиной.
Говоря об уничтожении мирного населения, Снайдер рассматривает не все виды гражданских потерь. Например, убитые с дальнего расстояния во время бомбежек и артиллерийских обстрелов, погибшие в гетто и трудовых концлагерях от полуголодного пропитания, физического изнеможения, инфекционных заболеваний, телесных наказаний хотя и упоминаются в его исследовании, но не на первом плане. Его внимание прежде всего привлекают примитивные и «контактные» способы, когда одни люди целенаправленно морили голодом, расстреливали, заживо сжигали или травили газами других людей, то есть когда палачи и жертвы находились рядом, видели, наблюдали, запоминали друг друга и иногда успевали об этом рассказать. В 1933–1945 гг. на описываемых землях только голодом сгубили семь миллионов мирного населения. Сталинский голодомор крестьянского населения начала 1930-х, гитлеровский голодомор советских военнопленных в начале 1940-х и жителей Ленинграда в 1941–1944 гг., как и запланированное нацистами тотальное уничтожение населения СССР, основаны на примитивном способе – лишить еды.
После голода шли расстрелы. Во времена Большого террора 1937–1938 гг. в СССР расстреляли не менее 700000 гражданского населения. Во время совместной оккупации Польши 1939–1941 гг. Гитлер и Сталин расстреляли 200000 мирных поляков. Более 300000 жителей Белоруссии были убиты нацистами в ответ на акции советских партизан. И евреев в Восточной Европе от «старых» способов уничтожения – пули, виселицы и огня – погибло не меньше, чем в «душегубках» с угарным газом и газовых камерах с «Циклоном Б». К тому же, напоминает Снайдер, убийство газом тоже не ново: еще древние греки знали, что от угарного газа угорают насмерть, а патент на получение отравляющего «Циклона Б» был опубликован в 1926–1927 гг. Так что в средствах уничтожения людей в середине XX века не было особой новизны.
А что же было? – задает себе и читателям вопрос Снайдер и отвечает на него каждой главой монографии: были повторяющиеся этапы чудовищно примитивной жестокости, обусловленные идеологическими, политическими, экономическими, футуристическими и всякими прочими государственными целями, но неизменно направленные на уничтожение человеческого в человеке. Оперируя огромным объемом документов из семнадцати архивов шести стран, научных истолкований и открытий, мемуаров и личных «памяток» на многих языках, то есть в основном теми материалами, которые обрели гласность в последнее двадцатипятилетие, ученый рассказывает, показывает, сопоставляет и анализирует прошлое. Среди свидетелей и заложников времени, которых он привлекает к участию в монографии, есть и небольшая группа европейской творческой интеллигенции: Ханна Арендт,[77] Анна Ахматова, Александр Вайсберг,[78] Гюнтер Грасс,[79] Василий Гроссман,[80] Гарет Джонс,[81] Артур Кестлер,[82] Джордж Оруэлл[83] и Юзеф Чапский.[84] Эпиграфами к монографии Снайдер берет и слова о грехопадении и покаянии из украинской народной думы «Буря на Черном море», и рефрен из «Фуги смерти» еврейского поэта Пауля Целана («Золотые косы твои, Маргарита, пепельные твои, Суламифь»), и строку литовского поэта Томаса Венцлова из стихотворения «Щит Ахилла», посвященного в 1972 году Иосифу Бродскому, и фразу «Все течет, все изменяется. Но нельзя дважды попасть в тот же тюремный поезд» из романа Василия Гроссмана «Все течет». Заканчивая вступление, Снайдер припоминает строчку из «Реквиема» Анны Ахматовой: «Хотела бы всех поименно назвать, да отняли список и негде узнать…» – и тут же откликается на нее: «Благодаря открывшимся архивам во всех странах Восточной Европы, мы знаем, где искать этот список; благодаря неутомимому труду историков, мы в силах его хотя бы отчасти восстановить».
Глава за главой Снайдер показывает, рассказывает и анализирует этапы массового уничтожения населения. Первенство принадлежало сталинскому режиму. Начав в 1928–1932 гг. принудительную коллективизацию сельского хозяйства и «раскулачивание» (то есть лишая собственности, выселяя с насиженных мест, поражая в гражданских правах, заключая в лагеря) «кулаков» и «подкулачников», которые этому сопротивлялись, режим к 1933 году выморил голодом пять миллионов душ по всей стране, но пик смертности – три миллиона триста тысяч – достался Украине. В эти миллионы погибших Снайдер включает население и титульной нации республики, и ее этнических меньшинств. Он передает, к примеру, рассказ украинской польки, потерявшей в голодомор 1933 года родителей и пятерых братьев (она и сама погибла через несколько лет в «польской операции»), как самый младшенький в предсмертном бреду «видел поле пшеницы» и шептал: «Теперь мы будем жить». Еще один из его примеров – прощальное письмо, дошедшее до сына от умирающих на селе родителей с просьбой заказать по ним кадиш.
В рамках Большого террора, «искоренявшего всех внутренних врагов Советского Союза», Снайдер рассматривает только классовый и национальный террор. К первому относится операция по репрессированию бывших (то есть уже раскулаченных и наказанных) кулаков как антисоветского класса. В оперативном приказе НКВД СССР № 00447 от 30.07.1937 г. указано, что репрессии подлежат четыре контингента «бывших кулаков»: вернувшиеся после отбытия наказания; бежавшие из лагерей или трудпоселков или скрывшиеся от раскулачивания; состоявшие ранее в повстанческих, террористических или бандитских формированиях, независимо от того, отбыли ли они наказание, бежали из мест заключения или скрылись от репрессий; находящиеся сейчас в тюрьмах, лагерях, трудовых поселках и колониях.
Составители приказа исходят из того, что все «бывшие кулаки» не могут не продолжать вести активную подрывную деятельность, и предписывают две меры наказания: для наиболее враждебных – расстрел, для менее активных – восьми-десятилетнее заключение в исправительно-трудовые лагеря. НКВД выдавало республикам, областям и краям «лимиты» на определенное число репрессированных, но всегда поощряло их превышение. На местах же исполнительным «тройкам» разрешалось по своему усмотрению менять меру наказания – вместо лагеря расстрел и наоборот. В отношении бывших кулаков, уже находившихся в лагерях, выделялись только расстрельные «лимиты».
Украина, где в свое время «кулацкое сопротивление» коллективизации было широко распространено, естественно оказалась и основной ареной репрессий «бывших кулаков». А старательные местные власти заодно загребали и «украинских националистов»: одних обвинив в том, что они якобы просили Германию о продовольственной помощи в 1933 году, других в том, что они вообще представляют «территориальную угрозу» СССР. В ходе кампании число расстрельных приговоров постоянно росло: так, в 1938 году в Луганске (тогда еще Ворошиловграде) к расстрелу приговорили всех (1226!) репрессированных, в Донецке (тогда еще Сталино) расстреляли всех (1102!) обвиненных. В общей сложности «кулацкая операция» 1937–1938 гг. только на Украине унесла 70868 жизней.
Из многих «национальных операций» Снайдер выбирает только одну – «польскую» (приказ № 00485 от 9.08.1937 г.). По числу жертв она была значительно меньше «кулацкой». Но из всех последующих национальных операций эта первая польская оказалась самой большой как по масштабу арестов (Украина, Белоруссия, западные районы РСФСР, Ленинград и Ленинградская область, Москва и пригороды, Казахстан и Сибирь), так и по числу жертв: из 139835 осужденных поляков расстреляли 111091; из них на Украине 47327, а в Белоруссии 17772. Кроме того, польский приказ № 00485 предлагал такой разнообразный и всеохватывающий набор обвинений, что по нему НКВД моделировало все следующие предвоенные нацоперации: тут и шпионаж, и вредительство во всех сферах народного хозяйства, и организация диверсий, и подготовка террористических актов, и участие в повстанческих ячейках, и подготовка вооруженного восстания на случай войны, и антисоветская агитация, и тесные контакты как с иностранными разведками, так и со всеми основными «враждебными» силами внутри СССР и т. д. Во всех следующих нацоперациях, в основном направленных против «национальностей иностранных государств» (термин, широко используемый в документах НКВД 1937–1938 гг.), граничащих с СССР, в общей сложности погибло 247157 человек.
«Польская операция» сама по себе, считает Снайдер, не имела под собой никакой основы (кроме ежовского вымысла о польской шпионской сети в СССР и сталинской циничной уверенности, что массовые убийства никогда не помешают). Во-первых, в это время Польша ни для кого в Европе не представляла военной опасности. Кроме того, в 1932 году СССР заключил с нею договор о ненападении сроком до конца 1945 года. Но не исключено, продолжает ученый, что Сталин мог опасаться того, что Германия и/или Япония предложат или навяжут Польше военный союз против СССР. Так что «польская операция» в СССР могла быть организована в острастку пограничной Польше: «В случае чего, с вашими поляками будет то же, что и с нашими». Одним из важных следствий польской и следующих за ней нацопераций, как отмечает Снайдер, оказалось изменение национального состава служащих НКВД. Если в 1936 году многие высокие посты в НКВД занимали нацмены (евреи, поляки, латыши, немцы и т. п.), то к началу 1939 года их сменили русские; единственным широко представленным нацменьшинством оставались грузины.
Большой террор в СССР остановился через неделю после Хрустальной ночи (9 – 10 ноября 1938 года), первого открытого нацистского погрома в Германии, Австрии и Судетах, во время которого несколько сотен евреев убили, много сотен ранили и искалечили, а более 26000 арестовали и отправили в концлагеря. Это были первые массовые заключения евреев в лагеря. В это время Гитлер стремился только запугать евреев настолько, чтобы те убрались из Германии. В самом деле, к началу 1939 года более 100000 немецких евреев (включая и лагерных заключенных) покинули страну. В СССР в это время евреев не убивали и не сажали за то, что они евреи, тем не менее они тысячами погибали и в голодомор, и в кулацких, и в других операциях Большого террора.
В 1936–1938 гг. нацисты преследовали, кроме евреев и политических противников, еще и «асоциальные», «позорящие нацию» группы населения: гомосексуалистов, алкоголиков, наркоманов, свидетелей Иеговы и др. Как и советское НКВД, германская полиция устраивала рейды и налеты на «асоциальные» группы. Аресты, как правило, кончались заключением в тюрьму или исправительно-трудовые концлагеря, число которых росло с усилением репрессий: Дахау (1933), Лихтенбург и Заксенхаузен (1936), Бухенвальд (1937) и Флоссенберг (1938). По сравнению с советским архипелагом лагерей, где в это время находилось более миллиона заключенных, эти пять германских лагерей с их примерно 20000 узников, подытоживает Снайдер, выглядят скромно. Кроме того, советский террор конца 1930-х годов был смертоноснее нацистского. По одному только «кулацкому» приказу № 00447 в СССР за год с небольшим ликвидировали 378326 человек; в это же время в нацистской Германии смертный приговор вынесли 267 осужденным. Снайдер также подсчитывает, что советская система лагерей в это время в двадцать пять раз превышала нацистскую, и вероятность попасть под расстрел у простого советского человека была в семьсот раз больше, чем у его германского современника. К концу 1930-х годов весь мир ясно видел, что нацистский режим расистский и антисемитский. Но расстрельным кампаниям внутренних врагов («антисоветских элементов») начало положил Сталин в стране победившего социализма. В это время никто в мире, даже Гитлер, еще не помышлял о таких масштабах уничтожения.
23 августа 1939 года правительства СССР и Германии заключили «Договор о ненападении», подписанный наркомом по иностранным делам В. М. Молотовым и министром иностранных дел И. фон Риббентропом, а потому известный также как «Пакт Молотова-Риббентропа», что вызвало удивление и на континенте, и в Англии. Снайдер же считает, что Сталин, живший, как и вся Европа, в ожидании очередной нацистской агрессии, сделал верный ход. Рассчитывать на то, что Англия и Франция придут в случае войны на помощь большевикам, он не мог, поэтому он и обезопасил себя, задружившись с агрессором. Одновременно с «Договором…» новые союзники составили «Секретный дополнительный протокол»,[85] согласно которому польские земли к западу от «линии Молотова-Риббентропа», проведенной по рекам Нарев, Висла и Сан, переходили в «сферу интересов» Германии, а земли к востоку от «линии…» – к СССР. С этого начался третий этап уничтожения мирного населения, который Гитлер и Сталин задумали, спланировали и привели в исполнение совместно.
Отдав половину Польши Сталину, Гитлер предоставил ему возможность пересадить опыт отечественной «польской операции» на польскую землю. Благодаря Сталину Гитлер получил возможность начать собственную программу массового уничтожения в оккупированной Польше. 1 сентября 1939 года пятьдесят дивизий Вермахта (полтора миллиона человек) напали на Польшу с севера, юга и запада, с суши и воздуха. Идеологически подкованные захватчики твердо усвоили, что Польша неправомочное государство, а посему и ее армия не правомочное образование; поэтому смерть немецкого солдата от руки польского является преднамеренным убийством, а польские солдаты и офицеры, взятые в плен, считаются не военнопленными, а преступниками, подлежащими уничтожению. В первый месяц оккупации нацисты расстреляли 3000 польских военнопленных, а военнопленных евреев (в польской армии евреи составляли более 8 %) заключили в исправительно-трудовые лагеря. Что касается жителей мест и местечек, над ними издевались, куражились, их пристреливали поодиночке и гуртом – опять же в соответствии с нацистской доктриной: поляки – нелюди, евреи – восточные варвары, те и другие подлежат экстерминации.
17 сентября 1939 года полмиллиона войск РККА перешли восточные границы Польши под предлогом того, что «Польша стала удобным полем для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР, а также священной обязанности советского правительства подать руку помощи своим братьям-украинцам и братьям-белорусам, населяющим Польшу».[86] Встреча войск союзников под Львовом была деловой и краткой, стороны подтвердили границы территориального влияния и провели в городе совместный парад. Польским военным, выбравшим сдачу в плен русским (а таких было сто с лишним тысяч), руководство Красной армии обещало короткую проверку в близлежащем Львове и немедленную демобилизацию. Это оказалось правдой лишь наполовину: рядовой состав в самом деле распустили, а около 15000 польских офицеров (к этому времени две трети их были из резервистов, в основном образованных профессионалов) вывезли из Польши и разместили в советских лагерях Старобельска, Козельска и Осташково.
Вслед за армией появились энкаведисты, чтобы «советизировать» приобретенные земли и людей. На этих испокон веков многонациональных землях проживало 43 % поляков, 33 % украинцев, 16 % евреев и белорусов, 8 % других нацменьшинств: немцев, русских, чехов, цыган, татар и др. Все они должны были исполнить первый советский ритуал: единогласно просить партию и правительство СССР о включении их в состав Украины и Белоруссии. 15 ноября 1939 года их просьбу удовлетворили и земли аннексировали. Затем на местное население распространилась советская паспортная и военно-призывная системы (вскоре РККА получит из этих земель пополнение в 150000 новобранцев), и началось очищение от «антисоветских» и «социально опасных» групп польского населения: студентов, работников умственного труда, бывших государственных служащих и военнослужащих, а также их семей (а семья могла включать не только жену/мужа, их детей, но и их родителей, а также братьев и сестер с семьями). Так, в один лишь февральский заход 1940 года НКВД депортировало в Сибирь и Казахстан 139794 «опасных поляков», включая детей и стариков. В июне того же года депортировали еще одну категорию «опасных» – тех, кто отказался принять советское гражданство – всего 78339 человек, 84 % которых были евреями из Западной Польши. Им повезло спастись от Гитлера, но советское гражданство они не хотели принять из опасения, что это может препятствовать возвращению в родную Польшу. Такой преданности НКВД не прощало. За двадцать один месяц (вплоть до июня 1941 года) энкаведисты арестовали 109400 вновь прибывших, 8513 из них ликвидировали, остальных (поляков, польских евреев и украинских националистов) отправили на восемь лет в исправительно-трудовые лагеря Сибири и Казахстана.
Что касается польских военнопленных в лагерях Старобельска, Козельска и Осташково, первые полгода их содержание было вполне сносным: на допросы не вызывали, польского военного обмундирования не лишили, общение между собой не запрещали, переписку с родными разрешили (только в обратном адресе значился не лагерь, а санаторий). Все это вселяло надежду на скорое возвращение домой. Но 5 марта 1940 года Берия обратил внимание Политбюро и лично товарища Сталина на то, что польские военнопленные ждут не дождутся освобождения, чтобы «начать подрывную деятельность против СССР». Он напомнил также, что на аннексированных территориях с самого начала действовали контрреволюционные ячейки, возглавляемые бывшими польскими военнослужащими, и что именно ими НКВД заполнило тюрьмы Украины и Белоруссии. Поэтому Берия настаивал на немедленном расстреле 6000 поляков, находившихся в тюрьмах Украины и Белоруссии, и 14587 польских военнопленных. В апреле 1940 года из лагеря в г. Козельске (Калужская область) вывезли в поселок Катынь (Смоленская область) 4410 военнопленных, их расстреляли на даче НКВД и захоронили в лесу. Из г. Осташково (Калининская, теперь Тверская область) вывезли в Калинин (теперь Тверь) и расстреляли в тюрьме НКВД 6315 военнопленных, тела их сбросили в общую яму на краю дачного поселка НКВД. Из Старобельска (Ворошиловоградская, ныне Луганская область) в Харьковскую тюрьму на расстрел доставили 3739 военнопленных. В живых оставили менее 3 % взятых в плен – их распределили по другим тюрьмам Союза. Таковы первые итоги советизации вновь приобретенных граждан.
К западу от линии Молотова-Риббентропа немецкие оккупанты действовали по-иному. Во-первых, они разделили захваченную часть Польши на территории, подлежавшие «германизации» и «колонизации». Восточная Пруссия, Польская Силезия, а также земли Западной Польши от города Лодзь (он стал называться Литцманштадт) до города Познань (переименованного в Позен), вошедшие в провинцию Вартеланд (по-польски «Край Варты» по названию реки), были провозглашены немецкими, присоединены к Германии и подлежали германизации, то есть полному освобождению от ненемецкого населения. Четыре польских воеводства – Краковское, Варшавское, Люблинское и Радомское – стали немецкими колониальными владениями под общим названием «Генерал-губернаторство Германской империи», где предполагалось сохранить под управлением немецких властей все трудоспособное ненемецкое население.
Но тут начались неувязки. Немцы впервые заняли страну, в которой немецкое население составляло меньшинство (меньше миллиона) даже на аннексированных землях с их десятимиллионным населением, в составе которого было не менее 600000 евреев, но на пятнадцать поляков приходился один немец. Кроме того, в Генерал-губернаторстве проживал еще один миллион пятьсот шестьдесят тысяч евреев. Таким образом, аннексируя и колонизируя новые территории, Гитлер добавил Третьему рейху почти девять миллионов славян на присоединенных ново-германских территориях плюс еще одиннадцать миллионов в Генерал-губернаторстве (а если вспомнить Чехию, то и еще шесть миллионов). Кроме того, он увеличил еврейское население рейха до двух миллионов (к началу «польской операции» в Германии было примерно 330000 евреев). Третий рейх, вопреки идеологической установке на расовую чистоту, к 1939 году стал вторым (после СССР) многонациональным государством Европы. Разобраться с этим срочно и решительно должен был рейхсфюрер СС (или «имперский вождь охранных отрядов») Генрих Гиммлер.
Для начала в Вартеланде (самой большой провинции на аннексированных землях) уничтожили 7700 пациентов психиатрических лечебниц: в трех их расстреляли, в четвертой удушили угарным газом. Первое применение этого газа в Польше оказалось таким успешным, что с его помощью в 1940–1941 гг. лишили жизни более 70000 таких же больных в самой Германии. Затем началась депортация местных жителей (в основном поляков) в Генерал-губернаторство. К концу 1940 года из Вартеланда отгрузили в общей сложности 408525 человек (почти столько же депортировали Советы с захваченных ими польских земель). Везли на открытых платформах, днями держали на запасных путях, люди гибли сотнями – еще один способ массового уничтожения: холодомор. Освобожденное депортированными пространство занимали польские немцы с востока, которых Гитлер по договору со Сталиным вызволил с аннексированных Советским Союзом земель.
В Генерал-губернаторстве тем временем нацисты приняли решение «ликвидировать» неблагонадежные элементы польской духовной и светской интеллигенции из опасения, что они могут разжечь в народе повстанческий дух. Снайдер обратил внимание на то, что план этот был принят 2 марта 1940 года, на три дня раньше указа Берии о ликвидации польских военнопленных и заключенных. К концу лета 1940 года нацисты расстреляли около 3000 «политически опасных» поляков. Таковы первые успехи демодернизации Польши.
Что касается двух миллионов польских евреев, гитлеровцы и рады были бы от них избавиться, но не могли между собой договориться, как. В октябре 1939 года Адольф Эйхман депортировал в Генерал-губернаторство около 4000 австрийских и чешских евреев, после чего губернатор колонии наотрез отказался принимать пополнение. В январе 1940 года Эйхман предложил Сталину забрать всех польских евреев к себе, но ответа не получил. Решение нашел губернатор Вартеланда, начав 8 февраля 1940 года строительство гетто для 233000 евреев города Лодзь. В том же месяце мэр Варшавы начал выселение неевреев из квартала, площадью чуть больше трех квадратных километров, где в октябре того же года разместили гетто с населением, превышающим 400000. Людская скученность с самого начала сделала Варшавское гетто гиблым местом. Но у завоевателей оно считалось такой достопримечательностью, что они даже планировали выпустить «бедекер» (путеводитель) по гетто.
С нападением нацистской Германии на СССР начался четвертый, самый долгий и кровопролитный этап уничтожения мирного населения. Гитлер преследовал на востоке только одну цель – захват плодородных восточных земель, которые всегда будут обеспечивать Германию продовольствием. Для этого надо было только очистить Россию, как до нее Польшу, и от местного населения, и от больших городов, и от всех индустриальных комплексов и превратить эти земли в аграрные владения послевоенной Германии-победительницы. Все это было задумано задолго до начала войны и спланировано в такой последовательности: во-первых, летом 1941 года одержать над СССР такую же молниеносную победу, как над Польшей летом 1939 года, и в результате получить полный контроль над Польшей, Белоруссией, Украиной, западом России и Кавказом; во-вторых, после победы зимой 1942–1943 гг. привести в исполнение «план голода», или план Бакке (по имени статс-секретаря министерства сельского хозяйства и продовольствия Герберта Бакке, разработавшего этот план в начале 1940 года), с целью выморить тридцать с лишним миллионов коренного населения этих земель, а за счет мертвых обеспечить продовольствием фронт и тыл Германии; в-третьих, окончательно решить еврейский вопрос, то есть уничтожить все оставшееся в живых еврейское население и Польши, и оккупированных территорий СССР, и покоренных стран Западной Европы, и самой Германии; в-четвертых, осуществить «генеральный план “Ост”», то есть насильственное изгнание с восточных земель выжившего местного населения за Урал, а по завершении войны начать заселение этих земель немцами-колонистами.
Но хорошо спланированные замыслы не выдержали столкновения с реальностью. Сначала провалился первый план молниеносной победы, и нацистам пришлось внести поправки в три следующих плана: так, например, «план голода» осуществили не на всех оккупированных территориях, а только в осажденном Ленинграде (миллион погибших), в ряде украинских городов (100000 погибших) и в лагерях советских военнопленных (три миллиона погибших). Что касается «генерального плана “Ост”», его успели опробовать только в Польше: в 1939 году депортировали поляков с урожайных земель, а на их место привезли немецких фермеров; а осенью 1944 года подавили варшавское восстание и испепелили польскую столицу. Хотя «план голода» и «генеральный план “Ост”» значительно сузили свой размах, идея колонизации восточно-европейских земель оставалась в силе. Единственный план, который нацисты осуществили сполна и с опережением сроков, – это окончательное решение еврейского вопроса.
Говоря об уничтожении гражданского населения на четвертом этапе, Снайдер особое внимание уделяет массовому голодомору советских военнопленных в германских спецлагерях и тотальному уничтожению евреев. Внезапное нападение Германии на Советский Союз с самого начала привело к огромным потерям в рядах РККА. Оккупанты твердо знали, что славяне, азиаты и евреи – нелюди, подлежащие уничтожению, поэтому очень часто расстреливали на месте и добровольно сдающихся, и насильно взятых в плен. Из тех же советских военнопленных, кто оставался в живых во время пленения, прежде всего убивали евреев[87] и комиссаров, остальных определяли сначала в пересыльные, а оттуда рядовых – в солдатские, командный состав – в офицерские лагеря. Число лагерей в Белоруссии, на Украине и на территории Генерал-губернаторства в Польше стремительно умножалось: иногда использовали существующие сельскохозяйственные постройки, но чаще обносили колючей проволокой голое место, устанавливали наблюдательные вышки и сгоняли пленных умирать под открытым небом от холода, голода и инфекционных заболеваний.
Смерть в лагерях косила советских военнопленных сотнями в день, только в Польше от голода скончалось полмиллиона советских военнопленных. Если на западном фронте в лагерях военнопленных за все военные годы погибло менее 5 % пленных из армий союзников, то в белорусских, украинских, западно-российских и польских лагерях военнопленных было уничтожено 57 % советских солдат и офицеров. Кроме того, с доставкой советских военнопленных в Дахау, Бухенвальд, Заксенхауз, Маутхаузен и Аушвиц изменился профиль этих концлагерей: они стали не только местами рабского труда, но еще и местами массовых убийств. Первую пробу «Циклона Б» в начале сентября 1941 года в Аушвице провели над 600 советскими военнопленными; примерно в то же время в Заксенхаузе на советских военнопленных опробовали газенвагены с угарным газом. Только потом эти способы массового уничтожения стали применять к евреям. Правда, с ухудшением положения на восточном фронте нацисты все чаще отправляли военнопленных на тяжелые работы в Германию, что слегка повышало возможность выжить: так, например, в конце войны в Германии работало более миллиона советских военнопленных.
Такое отношение к советским военнопленным, по мнению Снайдера, определялось отнюдь не тем, что СССР своевременно не подписал «Женевскую конвенцию о военнопленных» (тем более что она регламентировала отношение к военнопленным вне зависимости от того, подписали ли их страны конвенцию или нет), а изначальной гитлеровской установкой на завоевание земельного пространства и очищение его от коренного «расово неполноценного» населения. Кроме того, если Сталин считал советских военнослужащих, попавших в плен, дезертирами, а их семьям грозил арестом и конфискацией имущества (и подверг этому прежде всего семью своего старшего сына), то, по Гитлеру, лагерь советских военнопленных должен был служить напоминанием немецкому солдату, что с ним в советском плену будут обращаться так же, так что лучше воевать до погибели за Третий рейх.
Снайдер останавливается еще на одной группе обреченных на смерть советских военнопленных – тех, кого нацисты рекрутировали в пособники. Первоначально предполагалось использовать таких людей только после войны – в помощь германской армии и полиции, чтобы очистить восточно-европейские земли от коренного населения. Но поскольку победы не произошло, этим бывшим советским военнопленным досталась другая доля – в ходе войны непосредственно участвовать в массовых нацистских расправах с еврейским населением. Одних из них посылали рыть траншеи, над которыми нацисты потом расстреливали евреев. Другие, приписанные к полиции, должны были охотиться за местными евреями. Третьих направляли в «Учебный лагерь СС Травники» в Польше. Здесь специализировались на подготовке лагерных надзирателей, обучая завербованных конвоированию, стрельбе, вербовке информаторов и капо (добровольцев-надсмотрщиков из заключённых). В 1942 году этих переквалифицированных солдат и офицеров РККА распределят по трем лагерям смерти – Треблинка, Собибор и Белжец, где погибнет более миллиона польских евреев. Так, подводит итоги Снайдер, немало советских военнослужащих, переживших массовое уничтожение военнопленных, стали соучастниками нацистов в их единственном, сполна осуществленном плане – уничтожении евреев.
С еврейским вопросом гитлеровцы первоначально предполагали покончить после окончательной победы на востоке, хотя и до начала, и в ходе войны они рассматривали и другие возможности, такие как принудительная эмиграция; депортация всех евреев Европы на остров Мадагаскар, бывший до падения Франции ее колонией; перемещение в резервацию в районе города Люблина в польском Генерал-губернаторстве. Но в конечном счете все они были отвергнуты как непрактичные. А опыт, приобретенный с нападением на СССР: повальное убийство евреев военнопленных (сложивших оружие) и гражданских (никогда не державших оружия) – казался самым надежным, чтобы раз и навсегда освободиться от евреев.
Через месяц после нападения на Советский Союз рейхсмаршал («маршал империи») Герман Геринг одобрил подготовку к осуществлению «окончательного решения». К осени 1941 года в Польше появились два первых лагеря уничтожения – новый в Хелмно и переоборудованный из «трудового» концлагеря – в Белжеце. Но в декабре 1941 года стало очевидным, что события на Восточном фронте идут всем планам вопреки, и Гитлер недвусмысленно заявил, что «окончательное решение» еврейского вопроса в Европе должно быть осуществлено не после, а в ходе войны. 20 января 1942 года была созвана Ванзейская конференция, на которой представители германского правительства и СС координировали действия по уничтожению всех евреев Европы. С этого момента и до конца войны «окончательное решение» стало официальной политикой нацистов и означало только одно – полное истребление европейского еврейства.
Но в СССР нацисты не дожидались решений Ванзейской конференции, там с самого начала оккупации, еще до создания гетто и концлагерей евреев уничтожали просто по месту жительства. Снайдер очень подробно рассказывает, как нацисты создали группы особого назначения (эйнзацгруппен А, B, C, D),[88] осуществлявшие на оккупированных территориях СССР массовые убийства евреев; каким полицейским и армейским подразделениям вменялось оказывать им помощь; какую поддержку все они получали от местных коллаборантов; как проходили акции уничтожения на разных оккупированных землях. Ученый считает, что западный читатель (тот, по крайней мере, кого интересует Вторая мировая война) знает многое о нацистских концлагерях, потому что их освобождали войска союзников, кое-что знает и об Аушвице – в основном по мемуарной прозе Примо Леви и Эли Визеля, которая прочно держится в программах многих школ США, Канады, Англии, Австралии. О том же, что Холокост начался на западных землях СССР, и о том, как его осуществляли, знают считанные.
Тимоти Снайдер хочет ликвидировать пробелы знаний. Катастрофе европейского еврейства в его книге отведены четыре главы: «Окончательное решение» (и как его осуществили на землях СССР), «Холокост и отмщенье» (о Минском гетто и еврейских партизанских отрядах Белоруссии), «Нацистские фабрики смерти» (о лагерях массового уничтожения в Польше), «Сопротивление и испепеление» (о восстании в Варшавском гетто, Варшавском восстании и уничтожении Варшавы нацистами). Читать эти главы страшно и в первый раз, и во все последующие; слушать в пересказе тоже тяжко, но на одной главе – «Окончательное решение» – просто необходимо остановиться.
Почти все пограничные земли, занятые солдатами Вермахта летом 1941 года, СССР включил в свой состав только в 1939–1940 гг., и они еще исходили кровью от массированной и беспощадной советизации. Поначалу это очень помогало нацистским оккупантам: они легко находили коллаборантов и доброхотов среди местного населения. Так, в Литве в самом начале июля 1941 года местные погромщики убили 2500 евреев (ни на минуту не сомневаясь в том, что они виновники советских репрессий), не дожидаясь, когда новые оккупанты начнут их расстреливать. Столь же ретиво местные коллаборанты участвовали в систематических расстрелах евреев в Паланге, Кретинге, Каунасе, Вильнюсе, Шяуляе, проводимых нацистскими спецотрядами с первых дней оккупации. В Литве к началу войны находилось примерно 200000 местных евреев (почти столько же, что и в Германии) и более 10000 польских евреев, проживавших или бежавших в Виленскую область, великодушно переданную СССР Литве после оккупации Польши в 1939 году. К концу января 1942 года более 180000 литовских и польских евреев были уничтожены.
То же самое происходило в соседней Латвии. За считанные недели до начала войны с Германией советские власти депортировали 21000 латышей (и среди них немало евреев) в Сибирь, а отступая, расстреляли всех заключенных в тюрьмах. Так что на сотрудничество с нацистами многие шли в отместку советским оккупантам. К концу 1941 года новые оккупанты при участии местных сподручных уничтожили 69750 из 80000-го еврейского населения страны. Эстонцы, раньше Латвии и Литвы и без сопротивления принявшие в 1940 году советскую оккупацию, в 1941-ом встречали немецких оккупантов как освободителей, а те в свою очередь, считая их расово выше балтов, относились к ним вполне корректно. С участием местных помощников нацисты уничтожили в Эстонии девятьсот шестьдесят три еврея за то, что они евреи, и 5000 эстонцев за сотрудничество с советской властью.
В Западной Белоруссии и Украине, продолжает Снайдер, где советская власть правила на год дольше, чем в Прибалтике, и, соответственно, успела причинить местным жителям больше зла (чистками, арестами, депортациями, а, отступая, еще и массовыми расстрелами заключенных), нацистская пропаганда («все большевики – евреи, которые все это и сделали») находила живой отклик среди многих местных – и тех, кто пострадал от советской власти и искал теперь отмщенья; и тех, кто с нею сотрудничал и рад был теперь отречься, все списав на евреев; и тех, кто просто хотел показать новым властям свою лояльность. За первые месяцы войны нацисты без особого труда рекрутировали в ряды местной полиции и украинцев, и белорусов, и поляков, и русских, и татар, и этнических немцев, готовых уничтожать евреев. А это в свою очередь помогало рядовым из гитлеровской полиции и армии находить самооправдание в уничтожении евреев. Так что погромы и расстрелы во многих местах проходили практически одновременно. В бывшем польском, а во время войны белорусском Белостоке за один день 27 июня 1941 года полицейский отряд расстрелял порядка трехсот евреев в самом городе, еще несколько сотен согнал в центральную синагогу и сжег дотла. В следующие две недели по городу и округе прокатилось более тридцати погромов, в которых принимали участие местные поляки. А вслед за этим германская полиция расстреляла за городом более 1000 евреев Белостока.
В июле 1941 года рейхсфюрер СС (верховный фюрер охранных отрядов) Генрих Гиммлер проехал по всему оккупированному западу СССР, чтобы лично сообщить очередной гитлеровский приказ: убивать всех евреев, включая женщин и детей, и ликвидировать все еврейские общины. Вслед за этим спецотряды уничтожения в Белоруссии и Украине получили подкрепление в виде кавалерийской бригады СС и двенадцати батальонов (примерно двадцать тысяч человек) полиции порядка, что очень ускорило выполнение приказа. Так, в украинском городе Каменец-Подольском нацисты расстреляли 23600 евреев за два дня (с 26 по 28 августа 1941 года), а через месяц за один день (29 сентября 1941 года) в Бабьем Яре убили 33761 еврея города Киева.
Приказы о создании гетто поступали иногда одновременно с первой облавой и расправой, иногда с некоторой задержкой. Так, в Белостоке, занятом германской армией 26 июня 1941 года, тут же началась расправа с первыми попавшимися евреями и в тот же день на улицах города были вывешены объявления, обязывающие все еврейское население перебраться в гетто. В Каменец-Подольске гетто начали создавать через десять дней после взятия города. В Каунасе, занятом 23 июня 1941 года, приказ о переселении евреев в гетто был опубликован через две недели, а в Вильнюсе, взятом на день позже, гетто (их поначалу было два: одно для трудоспособных с семьями, другое для нетрудоспособных) были созданы через два с половиной месяца. В Риге, оккупированной 25 июня 1941 года, евреев начали заключать в гетто через четыре месяца, а в Минске, взятом 28 июня 1941 года, – через двадцать дней.
Все гетто предназначались для изоляции и концентрации еврейского населения города и округи. Для нацистов гетто служили одновременно источником самой дешевой рабочей силы и загоном, в котором легко было проводить «акции» уничтожения. Но в сентябре 1941 года Гитлер принял решение о депортации немецких евреев на восток, и уже в октябре и ноябре в Минское, Каунасское, Рижское гетто стали прибывать эшелоны с «переселенцами». Дальнейшую их судьбу решали начальники гетто – в каждом месте по-разному. Так, в Каунасском и Рижском гетто всех немецких евреев расстреляли по прибытии, в других спешно расстреливали местных евреев, чтобы высвободить место для заграничного пополнения.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.