Зимние праздники

Зимние праздники

Основные идеи, с которыми было связано употребление различных зоо– и антропоморфных фигурок в зимний период календаря, связаны с символикой солнцеворота, празднованием Рождества (у народов, исповедующих христианство) и встречи Нового года, а также проводами зимы и олицетворяющих ее мифологических персонажей. В характерных для этого периода календаря поздравительных и благопожелательных обходах применяется одаривание участников зоо– и антропоморфным печеньем, а в некоторых культурах и специальными куколками, символизирующими добрых духов. Другой наиболее часто встречающейся практикой является использование кукол и чучел в обрядах очищения и изгнания. Рассмотрим некоторое количество примеров, взяв за основу русскую традицию.

Изготовление куколок на святки у русских связано с очень важным обрядовым действом: встречей и выпроваживанием «душек», которые в этот период посещают своих родственников, в облике мифологических персонажей, нередко дублируемых ряжеными и родственных болгарским «кукерам»: «кикиморы», «шуликуны», «шалыханы», «хухляки», «кулики», «кулеса», «куляши», «святьё» и т. п. С этой же семантикой связана практически вся рождественская, новогодняя и крещенская обрядность у славян [подробное изложение этой концепции см. в работах: Виноградова 1982; Виноградова 2000], в том числе и у русских [Зеленин 1994б, с. 164–178; Морозов, Слепцова 2004, с. 552–559].

В Прикамье обычные названия для этих персонажей – «шуликуны» и «шиши», а также «святошные», «фофаны», «буки», которые описываются как крошечные человечки [Черных 2007, с. 57–69]. Отметим, что термины «шуликуны» и «шалыханы» напоминают по форме названия духов шалыгов у тюркоязычных народов Сибири, об антропоморфных изображениях которых мы уже упоминали – см. илл. 55 [Иванов 1979, с. 13, 27], а также главного персонажа западноукраинского обряда «похорон шуляка» (см. ниже «Весенне-летняя обрядность»). Функции, которые выполняют, согласно народным верованиям, «куляши» и «шуликуны», очень близки к приписываемым другим персонажам традиционной «низшей» мифологии – это озорство и бесчинства во время святок, направленные против незамужних девушек и детей, их родителей или предметов, отвлекающих девушек от святочного веселья – прежде всего кудели, пряжи, прялок. Этим объяснется обилие формул запугивания, связанных с их приходом, прежде всего при стращании непослушных детей: «Маленьких пужали: „Не ходите вецерами, а то вас гуляши сохватают!“»; «Детей, чтобы они вечерами не бегали, пугали о Рождестве гуляшами: „Вот уже гуляш вас сохватает! Добегаете!“» [Морозов, Слепцова 2004, с. 557, Вологодская обл.].

Характерно пересечение функций святочных духов и мифологических персонажей, которыми обычно запугивали детей, чтобы они не лазили по огородам (см. еще «Кукла и другие антропоморфные объекты: чучело и пугало»). Например, на севере Прикамья, на Верхней Колве, бытовали такие названия святочных ряженых, как полудник, полуднищ. Причем в этом регионе так обозначали не только духов полдня, но и водяных духов: «После Ильина дня не купаются – полудницы утопят» (Осинский район), а также «духа огорода»: «Бобы или горох хочется ребятишкам в огороде, чё еще небольшие были: „Не ходите, там полудница поймает вас“» (Очерский район, д. Пахомово). Так же называли огородное чучело: «Полудницу вчера в огороде поставила…» (Очерский район, с. Киприно). Известно и ситуативное ряженье полудницей, в летний период, исполнявшееся для устрашения непослушных детей: «Шубу надела, выворотила, волосы распустила, в борозду легла и ползет. Напугала их, чтоб дети в огород не ползали, не пакостили» (Кунгурский район, с. Калинино). Соотнесенность полудницы и шуликуна раскрывается и на других примерах. В Очерском районе духа огорода, как и пугало, могли называть не только полудницей, но и шуликуном: «Шуликана поставила в огород, прямо на грядку, чтоб не ходили» (д. Пахомово); «Раньше шуликаном пугали, чтоб дети в огород не ходили» (д. Пахомово) [Черных 2007, с. 67].

По свидетельству Г. С. Виноградова, во время святок куклы и веретена убираются подальше, так как «шулюканы» – «веселые чертенята», которые в эти дни бегают по земле, «утаскивают у ребят куклы, веретешки и пр., могут задавить ребятишек, особенно если те будут подшибать ногой шевяки, за которыми шулуканы прячутся (они очень малы ростом), или поздно вечером ходить по деревне» [Виноградов 1924, с. 79–80; Виноградов 1999, с. 27]. Это поверье можно, по-видимому, трактовать двояко: либо «шулюканы» сами любят играть в куклы, как малые дети (что вполне согласуется с их легкомысленно-хулиганским поведением), либо куклы – обычная дань «шулюканам», своеобразная жертва им. Отсюда, видимо, известный на Пинеге обычай изготовления кукол, изображающих этих святочных персонажей: «Мы куклу наряжаем чуликином, все черное, а на груди красное» [Черепанова 1983, с. 63, № 212, д. Веркола Пинежского р-на Архгангельской обл.]. В качестве параллели можно указать на тот факт, что в японской традиции одним из обязательных элементов новогоднего оформления дома и семейного алтаря были различные фигурки из соломы [Календарные обычаи 1989, с. 218].

Обещание подарков от «святок» – это другая сторона, другой поворот той же темы. Скажем, в Великом Устюге рано утром на Крещение ставили под окном небольшой крест, на который навешивали ленточки и конфеты, а утром говорили детям: «Посмотрите, куляши что вам принесли!» [ЛА МИА]. На Крещение все углы обрызгивали святой водой и говорили, что куляши больше бегать не будут. «Маленьких пугали, што: „Ой, вот счас ложитесь спать: поедут святки, будут у кажново дома останавляться, наоставляют лентов на углах. Вот утром рано надо вставать: вот утром рано встанете, а ленты-то на углах висят – святки вам наоставляли“. А мы вскочим утром, глядим в окно – ничё нет! – „Так, мама, как ничё нет-то?!“ – „А видно уж ветром унесло. А вы спать не ложились, дак я уж вас укладывала, дак…“» [ЛА СИС, д. Никоново Вашкинского р-на Вологодской обл.]. «У нас вот мама на Святки говорит: „Шуликины, шуликины вот ездят“. Не знаю, какие шуликины? „Вот выйдите-ка, ребята, посмотрите на улицу“. Тряпочки сама навешает: то на веники, то на что, в снег навтыкает. Это я уже потом поняла, что это она сама делала. А мы чё? Выскочим, постоим возле этих веников. Небольшие тряпки навесит – шуликины-те проезжали» [Черных 2007, с. 60, Соликамский район, д. Лызиб]. «Сённи Рожество, в баню сходили… Тятя скажот: „Девки, сходитё, сено-то покладитё под уголок кудесам, святки поедут дак хоть ленточку оставят!“ Мы глупые маленькие были, дак пойдём, сена возьмём, пойдём, под уголок положим, что сёдни святки поедут напротив Рожества, дак хоть нам ленточку оставят…» [ЛА ССН, д. Трифоново Вашкинского р-на Вологодской обл.].

Мотив дара нередко связывался с актом выпроваживания святочных духов: в Великоустюгском р-не Вологодской обл. на Крещение детей понуждали привязывать к изгородям и углам избы ленточки или нитки, говоря, что куляши, которых в этот день изгонят из домов, повесят на них разные подарки. При этом святочные демоны нередко выступают дарителями кукол: «В святки пугали: „Кикиморы сейчас придут, давай спите! Они вам куклы принесут, ешё чево нанёсут!“ Дак мне мама наделала кукол, под лавку положила, что: „Это кикиморы тобе принесли!“» [ЛА МИА, д. Крюковская Харовского р-на Вологодской обл.].

По-видимому, можно считать значимым то, в какие гомологические ряды включаются в обычаях такого рода антропоморфные предметы (куклы). Например, в Вайнфиртеле (Нижняя Австрия) в ночь Всех святых парень бросал в двор понравившейся ему девушке сплетенную из соломы косу около полуметра длиной. Иногда косы украшали красными бантами и вешали на дерево или забор около дома полюбившейся девушки [Брак 1989, с. 46]. Здесь можно указать на то, что у русских оповещением о свадьбе могли быть подвешенные на передний угол дома девушки сплетенная из соломы коса или кукла [ЛА МИА, Вологодская, Костромская, Ярославская обл.].

Связанная с завершением календарного года символика «проводов», в том числе с использованием антропоморфных изображений, характерна не только для европейцев, но и для других народов мира. Например, у японецев новогодние торжества заканчиваются 15 января проводами божества года – Тосигами. В это время разводят костры, в которых сжигают все новогодние украшения, в том числе и куколки, и выпекают на этом огне лепешки, которые, по поверьям, обладают целебными свойствами [Маркарьян 1990, с. 70–71; Календарные обычаи 1989, с. 224].

Китайцы в 16-й день последнего месяца выкладывали у ворот дома пищу, деньги и изготовленную из бумаги одежду в качестве жертвенного дара «предкам и Небу». Для охраны дома от различной нечисти использовались изображения «духов-стражей ворот», выставленные перед воротами палки-амулеты, расстеленные во дворе стебли конопли. В канун Нового года сжигали на могилах пучки конопли, приглашая усопших на трапезу, а в пятый день первого месяца изготавливали бумажную фигурку человека, которую выносили за ворота и сжигали [Календарные обычаи 1989, с. 100–102].

Корейцы использовали этот период для гаданий и охранительной магии. В провинции Северная Чхунчхон шаманки изготавливали чучела из травы, ставили их вдоль дороги, поджигали и определяли, каким будет Новый год по тому, куда упадет чучело. В 16-й день первого месяца дети вырезали из бумаги месяц, луну или человеческую фигурку и писали на них свое имя. Затем завертывали в этот клочок бумаги щепотку вареного риса и выбрасывали на перекресток дороги или в реку [Календарные обычаи 1989, с. 159].

В Шацком р-не Рязанской обл. сжиганием чучела днем на Рождество часто заканчивался обход популярного персонажа местного ряжения – «коляды» [Слепцова 1996, с. 63–65]. «Коляду» символизировал ворох соломы, снопов, которые согласно обычаю воровали у соседей. «Энт ещё сноп тащить, энта ещё сноп тащить – кто из сваво скирда, кто варуеть там… Да. „Вон, – говорить, – каляду жгуть! Каляду жгуть!“ Ну, вот мы ещё маленькие были, я в окно гледела: „Вон, – говорить, – каляду жгуть!“ А эт уж большая была и невестой была – жгла сама, таскала салому…» [ЛА МИА, с. Черная Слобода]. В костер бросали и солому, которой во время обхода была обвязана «коляда» – ее могли сдергивать с ряженых, напав на них на улице. Если село было большим, то костры разводили на каждой улице, а если нет – то один, причем устраивали его на конце улицы или посреди деревни. Одна из мотиваций этого обычая: «Иисуса Христа надо обогреть и осветить» [ЛА СИС, с. Черная Слобода].

Обычай сжигания соломы во дворах был известен и в пограничных с Рязанской обл. селах Тамбовщины. «Каляду у нас не жгли, а в Томникове – эт Тамбовской области. Эт тада на базар паедуть туда, и они её жгуть в эту: у кажного двора копна соломы. Ага. Вот так…» [ЛА МИА, с. Парсаты Шацкого р-на Рязанской обл.].

Нередко в этот день сжигали соломенное чучело. «Эт на Новый год поджигали! На Новый год тоже ведь озоровали и играли! Чучела вот на снегу делали, сажали из соломы. Их зажигали… Ну, вот где наделают снегу, нытаскают, вот как накладут [=метра полтора]. Да их и ставют, да. Ну, вот или из соломы закрутют проволкой [сноп] и сажают. Да. И руки делали с соломы. [Тряпками] тоже обвёртывали!.. Эт для игры, сынок. Для игры. Играли, плясали, да. И парни, и девушки, женщины молоденькие – все. Да. Эт на Новый вот всё год. Вот…» [ЛА МИА, с. Радищево Ульяновской обл.; МИА 75оп: Ф1999-41Ульян., № 3].

«Коляда» в виде чучела встречается только в нескольких селах центральной части Шацкого района Рязанской обл. Обычно его изготовляли из набитой соломой рубашки или из палок и соломы и также сжигали на костре. «Они сейчас свярнуть, там соломы накладуть, сделають как человек, посадили яво на эту солому и соломку подожгли. Взяли хворост какой, подвязали, руки так вот сделали, и её вот в солому-то постановили и подожгли. Эт под Новый год» [ЛА МИА, с. Тарадеи]. «Накануне Рождяства „коляда“ хадила. Тада ребятишки вили оборочки в лапти, а девчонки вертели верчь, ткать половики. ‹…› Вот такой вот клубок намотають! И вот дожидали, что придёть „каляда“ и этот клубок показать „каляде“ надо. А „коляда“ – убиралась женщина. Убирается: привяжить себе из конопли такую вот бороду и тащить за собой ступу и пихтель. ‹…› А потом уж станеть рассвятать (это когда тёмна ходить она), уж тогда мужики, отцы или деды, брали связывали солому, и мохром там возьмуть её опояшуть, как юбкой, вроде как она в одежде, и подвяжуть её платком. И тогда шумять, что, мол: „Коляду поймали! Коляду поймали! Давай жечь, жечь её!“ Одну, когда две, эсиль улица длинная, то с энтыва конца сожгуть, и с энтыва канца сожгуть. Толька махор апаяшуть, сноп саломы-та апаяшуть, и падвяжуть – и всё. И тогда поджигають её. А тогда уж все: и дивчонки, и рибитишки – все свободны: „Коляду сожгли! Больше она не придёть. Теперь только когда Рождяство на другой год подойдёть, она придёть…“» [ЛА СИС, с. Черная Слобода].

Проводы зимы и масленицы. Масленица является одним из наиболее насыщенных различными акциями с участием антропоморфных изображений (кукол и чучел) периодом народного календаря. К тому же, существует значительное количество исследований, посвященных этому периоду, начиная с XIX века вплоть до наших дней [обзоры источников см., например: Календарные обычаи 1977; Соколова 1978, с. 48–70. См. также: Wolfram 1972; Агапкина 2000; Агапкина 2002]. Приведем здесь некоторое количество примеров из наших записей.

Общераспространенной практикой во многих традициях является изготовление чучела, символизирующего масленицу или пост, и его последующее сжигание [Календарные обычаи 1977, с. 21–23, 35–37, 50–53 и др.]. В Польше в XIX в. на запусты было принято возить по улицам соломенное чучело, которое в завершение бросали в водоем или сжигали, причем при этом участники обряда прыгали через костер [Kolberg 1963, t. 18, s. 47; Kolberg 1964, t. 33, s. 132–133]. В Силезии девушки в течение масленичной недели совершали обходы деревни с изготовленной из соломы и тряпья куклой Мораны (Ma?ena), а затем сжигали или топили ее в водоеме в первый день Великого поста [Соколова 1978, с. 55].

Аналогичные обряды практиковались и на Русском Севере – см. илл. 80, праздник «проводов зимы» в г. Белозерске Вологодской обл. (1999) [ЛА СИС]. «Бывало, наредят какое чучело посмешнее да возят. Табаку привяжут, будто он курит да людям раздает. Борону запрягут, в середку сучьев навтыкают, веники, колокольца, бубна привязывали к бороне – так и ездят. Старухи сядут и молодые езживали.» [Сухон. собр., д. Ерга]. В центральных районах Вологодской обл. могли сжигать «цюцело» из соломы с навешенными вениками. Например, в Грязовецком р-не Вологодской обл. «пугало делали: сноп соломы возьмут, да его завяжут каким-нибудь тряпкам, а вместо рук палку сунут да веники привяжут» [ЛА СИС, д. Обухово]. «Раньше солома была, вон сноп-от какой длинный, на колик посадишь, воткнёшь в снег. Оповяжут тут в чего худое – [одежду] худую кто даст. Да свяжошь веревкой или пояском эдаким. ‹…› Вот сделают его на батоге, поставят на реке у пролуби. „Молоко горит! Молоко горит!“» [ЛА СИС, д. Михалково].

Подобные обычаи известны и на юге России, и в Поволжье. «Всё из соломы слепим, куклы-те делали. Да, чучало. На масленицу делали её. На последний день жгли. Сделают её, куклу, и на улице её зажигали. Сделают и зажгут. ‹…› Сперва солому жгут, и круг огня веселья! А тут и куклу зажгут. У нас Федя всё этаку куклу-ту сделает да. Бывало, вот так черпали воду-ту [журавлем]. Он её подтянит [на журавель], эту куклу-ту, завяжет тама, зажгёт да пустит. Она и горит вон не знай где…» [ЛА СИС, с. Палатово Инзенского р-на Ульяновской обл.].

Нередко роль чучела во время обхода деревни мог исполнять один из участников обряда. «Есть обычай на масляной неделе возить куклу, изображающую собой не то масленицу, не то зиму, которая приходит к концу. Эту куклу, сделанную из соломы, потом сжигают. Один мужичок дер. Ковригино, сильно захмелевший, вздумал своей собственной персоной изобразить куклу-масленицу. Совершенно разделся, нагромоздил в сани, запряженные парой лошадей, всякого хламу, словом устроил нечто вроде эшафота. Уселся на этом эшафоте и пустил коней вскачь. Свое тело во время езды он хлестал сухим веником» [Ивонинский 1898а, л. 17].

Илл. 80

Пародийное «мытье в бане» в данном случае связано с другими очистительными обрядами, совершавшимися в завершающий день масленичной недели или в первый день Великого поста. Наши материалы из различных мест Вологодского края показывают высокую вариативность этих обычаев [Морозов, Слепцова 2004, с. 808–819]. Например, в д. Брунчаково молодежь, изготовив чучело из подвешенных на жердь «мазутных» тряпок, обходила с ним днем деревню, приговаривая у каждого дома: «На Великий пост редьки хвост!» и прося у хозяев какого-нибудь старья, чтобы сжечь масленицу, то есть как бы понуждая их избавиться от всего старого, негодного в хозяйстве. Саму масленицу жгли уже вечером, за деревней, причем в этой деревне каждый хозяин в тот же вечер обязательно что-нибудь поджигал у себя во дворе. В д. Дивково и Ульяновская чучело делали в понедельник после завтрака, проткнув сноп поперек палкой. Затем на получившиеся в результате этой процедуры «руки» масленицы навешивали подвязанные за комель веники. В д. Колтыриха «чучело из барахла делали: на этой ноге – штанина, на другой – рукав». В д. Сумино на чучело надевали сарафан. Затем ставили сноп в ящик, укрепленный на корыте, и волокли его по деревне. На околице веники и сноп поджигали с криком: «Масленицу жгем!». После этого возвращались по домам и вечером обязательно мылись в бане. В д. Новец «масленицу жегчи» собирались в воскресенье вечером: «В гумно придём, молодяшка годов по 17–18, сноп навяжем из соломы: голову перевяжем – такой хохлач, неровна голова-то (колосьями вниз), на батог навяжом и на крестовую дорогу выйдём, где крёст. Там поставим, подожгём и кричим: „Масленица горит!“». В д. Волохтома в воскресенье на берегу реки делали костер из хлама и поверх него «сажали большую куклу из соломы, одетую в старое женское платье – „кикимору“» [Супинский 1945, л. 15].

Веники обычно считают охранительным средством от всякого рода нечисти. Однако в этом случае они, как и «пустой» (т. е. обмолоченный) сноп символизировали «использованный», а следовательно, потерявший свое плодоносящее начало корм, который, как и всякий прочий бесполезный, пришедший в негодность хлам становился вредоносным и опасным и подлежал уничтожению. Поэтому старые банные веники и солома часто служили материалом для масленичных костров. Возможно, такой же смысл имел и обычай сжигать старые ступни. Так, в д. Плесниха ребятишки, насадив на длинные палки ступни и напихав туда бересты, поджигали их и бегали цепочкой по деревне с криком: «Маслена горит!»

Иногда церемония выпроваживания приобретает другие символические значения. Так, в некоторых деревнях Вожегодского района на масленицу «собирали черепья»: все население деревни («и молодежь, и женатые») сопровождало шуточную процессию, состоящую из нескольких саней; в одни из них сажали тряпичное чучело, а в другие – переряженных в жениха и невесту женщин, которые разыгрывали «шутейную свадьбу».

В белорусском Поозерье символика масленицы имела пространственно-временное измерение, развертываясь в длившееся всю масленичную недели представление, посвященное «болезни» и «смерти» Деда (Сидора) и Бабы, которые «сьели все мясо и подавились костьей» или «подавились сырницей» В первый день масленицы («кривой понеделок») чучело Деда укладывали на лавку под образа, оплакивали его, используя смеховые и пародийные формы причитаний, прощались, отпевали и «хоронили». Аналогичные действия проделывались в последний день масленицы с куклой Бабы. Церемония завершалась «поминками» – застольем с ритуальными угощениями и песнями [Ивлева, Ромодин 1990].

Куклы могли использоваться и в масленичных церемониях одаривания. Так, в с. Потьма Карсунского р-на Ульяновской обл. девочки на масленицу выставляли у обочины дороги, проходившей через село, изготовленные собственноручно куклы, главной деталью которых были большие «карманы», в которые возвращающиеся с праздничной ярмарки в Карсуне бросали различные угощения [ЛА МИА].

* * *

Разнообразные типы кукол и чучел являются важной составляющей различных обрядов встречи и выпроваживания у разных народов мира. Куклы символизируют добрых и злых демонов, активизирующихся в этот календарный период, а также могут быть материальным воплощением их «подарков».

Масленичная обрядность наиболее ярко проявляет функции антропоморфных предметов (чучел и кукол) в обрядах выпроваживания и изгнания. В большинстве случаев эти чучела являются персонификацией масленицы. Еще одна хорошо просматривающаяся деталь – тенденция к превращению данных антропоморфных изображений в иконический символ, знак праздника. Их сжигание или уничтожение символизирует завершение праздника.

Характерно, что в некоторых традициях в зимних и весенних обрядах выпроваживания на месте куколок могут фигурировать другие знаки человека или животного, в частности, замещающий их фаллос [Долганова, Морозов 2002, с. 48–51, 332].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.