Юмор, пафос и абсурд

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Юмор, пафос и абсурд

Юмор и ирония в армии имеют значение факторов социально-психологической разрядки. Внутреннее смысловое строение фольклорных вариаций, обыгрывающих тему абсурда в армии (как говорят сами военные, «армейского маразма») отражает ее общие проблемы, и, в первую очередь, несоответствие ее идеалогизированного образа реальному положению вещей. Поэтому самой смешной телевизионной передачей солдаты называли «Служу Советскому Союзу».

Несоответствие декларированных целей воинской службы принципам их осуществления на уровне бытовых отношений проявляется в ложном пафосе.

Пафос, как тональность речи, апеллирующей к общим законам бытия, в частной ситуации комичен, и тем самым дискредитирует общие законы, которые якобы утверждает. Поэтому пафос в частных ситуациях смешит, как это: «Армия гибнет, а вы тут в тетрис играете».

«Армейский маразм» как жанр (в качестве образцов см. Приложение II. 4) рождается на стыке идеологического пафоса («армия гибнет») и реалистического упрека («в тетрис играете»). Это конфликт строгости того, кто «строит», и «пофигизма» тех, кто «строится». Проблема того, кто «строит» (в смысле воспитывает) — в ограниченности доступных ему средств воздействия. Не имея возможности заинтересовать, он также не имеет права применять насилие, как крайнее средство принуждения. В его распоряжении остаются только средства убеждения. Акт убеждения при полной незаинтересованности убеждаемых трагикомичен. Убеждающий пытается воздействовать словом; слов не хватает, поскольку убеждаемые «человеческих слов не понимают» по определению. Убеждающий старается подбирать еще более сильные слова и переходит к пафосу. Но «подлинный предметный пафос — только поэтический пафос»,{113} что классически пародийно иллюстрирует семейная драма Васисуалия Лоханкина с его знаменитым «волчица ты! тебя я презираю». Образ гибнущей армии на фоне играющих в тетрис воинов трагикомичен в не меньшей степени.

Рассогласование элементов социального контакта воспроизводит закон построения пародии. «В самом деле, в пародийном слове сходятся и известным образом скрещиваются два стиля, два „языка“: пародируемый язык, например, язык героической поэмы, и пародирующий язык — прозаический низменный язык, фамильярный разговорный язык, язык реалистических жанров, язык „нормальный“, „здоровый“ литературный язык, как представляет его себе автор пародии».{114} Это утверждение Бахтина относительно законов построения литературных жанров можно применить к социальной коммуникации в целом. Ситуация семантического диссонанса воспроизводит реальность в пародии.

Юмор спасает человека от гнетущего осознания своего подчиненного положения и дается человеку как момент внутренней свободы. Самоирония на тему армии — отдушина и для гражданского милитаризованного сознания, и на этой же самоиронии в рассказах, байках, анекдотах армейский фольклор утверждается как общественное достояние, и «армейский маразм» составляет уникальный пласт национальной смеховой культуры.

Когда человек покидает армию и возвращается в свою культуру, перед ним вновь встает проблема адаптации. И здесь опять ему на помощь приходит смех. Армейская среда еще раз демонстрирует жизнеспособность, подшучивая сама над собой везде, где военные сталкиваются с проблемой интеграции в гражданское общество.

Так, жанр армейских фольклоризмов стал органической частью национальной культуры в России второй половины ХХ в., а также многих других культур советского пространства. И это явление культурной трансформации конституирует вызревший внутри тоталитарного общества конфликт двух правовых систем — официальной и народной правды.

Современная армейская действительность дает нам еще один яркий пример трансформации правового поля в армии, а именно феномен прагматичной эксплуатации самой идеи безумия, как средства выхода из правового пространства.

Одним из распространенных средств уклонения призывной молодежи от принудительной воинской службы в российской армии конца XX — начала XXI века является симуляция психических заболеваний, как это популярно называется, — «косить под дурака». Но также все чаще мы сталкиваемся с ситуациями, когда психиатры обследуют на предмет вменяемости не только призывников, но и командиров высоких рангов, которые таким образом стремятся уйти от ответственности за совершенные на службе преступления. И те, и другие имеют шанс встретиться в коридоре одного сумасшедшего дома, фактически оставаясь здоровыми людьми. На рубеже тысячелетий сумасшедший дом стал символом отношения трезвомыслящего человека к воинской службе и убежищем для крайних категорий военнослужащих — призывников, не желающих добросовестно служить, и командиров, не способных конструктивно руководить своими подразделениями.

Эксплуатация абсурда в наиболее законченном виде совершается в армейском фольклоре, целый пласт которого получил название «армейские маразмы». Сущность «армейского маразма», как явления культуры, не исчерпывается правовым аспектом. В нем звучит тональность постмодернизма. Тексты «армейских маразмов» показательны своей структурой, которую образуют пересекающиеся и абсурдно сочетающиеся смыслы: «от забора до обеда», «здесь вам не тут», «кто не все, того накажем» и т. д. В единице текста происходит трансформация реальности. Абсурд в этих произведениях сюрреалистичен. Он открывает ресурс внутреннего динамизма, благодаря чему «армейский маразм» в гражданском обществе стал предметом эстетического переживания, а в самой армии — средством достижения психологической независимости. Эстетика абсурда в армии связана со специфической этикой межличностных отношений. Абсурд, возведенный в этико-эстетический принцип, расширяет границы реальности и выводит всех участников социальных отношений за пределы их ограниченного, подавленного, униженного существования и, тем самым, восстанавливает утраченную смысловую многомерность бытия. Таким образом, абсурд из средства подавления гражданской личности в армии превращается в средство воссоздания ее внутренней свободы.