Глава 10 Людские волнения

Глава 10

Людские волнения

А никакой мистики тут и нет. Я имею в виду взаимозависимость таких, казалось бы, не связанных друг с другом вещей, как вулканизм, климат, солнечная активность, с одной стороны, и экономика и политическая активность людей с другой. Зависимость климата от Солнца представляется мне достаточно очевидной. А если кому-то не очевидно, читайте соответствующую литературу, указанную ранее. Зависимость климата от вулканизма показана там же. И уже без всяких объяснений понятно, что повышенная вулканическая активность должна коррелировать с сейсмической.

Влияние солнечных ритмов на сейсмичность и вулканизм чуть менее очевидно, но тоже не представляется совершенно невероятным. Напротив, эта зависимость от науки не укрылась и является предметом пристального изучения. Вот что пишет, например, томский физик Михаил Приходов-ский в работе с характерным названием «О сходстве внешних факторов, порождающих циклы солнечной и сейсмической активности»: «Различные процессы, происходящие внутри космических тел, определяются не только внутренними причинами, но и внешними, такими как расположение других космических объектов».

Науке давно известна зависимость частоты и силы землетрясений от взаиморасположения трех тел — Земли, Луны и Солнца. Скорее всего, предполагает автор, на сейсмичность влияет гравитационная равнодействующая, которая приводит к неравномерности движения нашей планеты. Известно также, что солнечная активность зависит от расположения планет Солнечной системы. И причина этого, по мнению физика, та же самая — внешнее гравитационное влияние от совокупного расположения тяготеющих масс. Центр масс Солнечной системы из-за вращения планет «гуляет» вокруг центра самого Солнца, «и это вызывает дополнительные процессы, связанные с инерционными силами и центростремительным ускорением, которое неравномерно распределяется в различных частях звезды».

И красивый вывод из этого: «Если бы на месте Солнца располагалось твердое космическое тело, где возможны сейсмические процессы, то циклы сейсмичности для него совпадали бы с современными циклами солнечной активности».

Механизм же воздействия внешней гравитации на сейсмичность таков: «Если объект вращается в гравитационном поле, порожденном либо присутствием на близком расстоянии другого космического тела, либо большой равнодействующей силой при группировке окружающих космических тел в одном секторе пространства, то в точках вблизи поверхности усиливаются колебания вертикальной проекции гравитационной силы. Достаточно большие вариации этой вертикальной проекции приводят к быстрому изменению давления на нижние слои, так что в процессе усиления или сброса давления может происходить взрывообразное высвобождение накопленной энергии».

Директор Бакинского НИИ по прогнозированию и изучению землетрясений Эльчин Халилов на научной конференции, которая в апреле 2009 года проходила в Алма-Ате, заявил, что начиная с 2011 года он ожидает «самого высокого цикла вулканической и сейсмической активности за всю историю наблюдений». И объяснение у доктора геолого-минералогических наук совсем даже не геологическое. А совершенно астрономическое — в периоды высокой солнечной активности сейсмическая и вулканическая активность доходит до максимальной величины: «Американские исследователи создали модель процесса подготовки солнечной активности. Для этой модели они использовали все предыдущие циклы солнечной активности и просчитали 23-й солнечный цикл с точностью на 97 %. Они смоделировали следующий цикл. Оказалось, что 24-й цикл будет примерно на 30–50 % по амплитуде выше, чем предыдущий. Это будет один из самых высоких циклов за всю историю наблюдений за солнечной активностью. Нас ждет нелегкий период с точки зрения сейсмической и вулканической активности и в целом геодинамики».

А вместо эпидемии чумы, с которой человечество при современном уровне науки худо-бедно справится, нас, возможно, ждет еще и магнитная переполюсовка Земли, чего не испытали несчастные жители Европы в XIV веке: «Магнитное поле Земли, которое формируется ядром, является экраном нашей планеты от жесткого космического излучения… Существуют периоды, когда происходит смена магнитных полюсов — переполюсовка: раз в 500–700 тыс. лет. В этот период происходят не только природные катаклизмы, но и катаклизмы биологические, потому что в момент переполюсовки напряженность магнитного поля земли приближается к нулю. Фактически на какое-то время исчезает магнитное поле, и жесткое космическое излучение поступает на поверхность. Примерно начиная с конца 1990-х годов ученые разных стран мира зафиксировали резкое изменение скорости движения магнитных полюсов… За последние годы скорость дрейфа магнитных полюсов увеличилась в пять раз. Это невиданно доселе, никогда не фиксировалось человечеством. Одно из серьезных опасений — что это движение связано с подготовкой к переполюсовке. Конечно, переполюсовка — это катастрофическое явление для нашей планеты, для биосферы…»

В общем, взаимосвязь природных циклов — астрономических и земных — сомнений не вызывает. Но при чем тут экономика? Как Солнце влияет на экономику?

При ответе на этот вопрос первое, что приходит на ум, — сельскохозяйственный, то есть годичный экономический цикл. Тысячи лет сельское хозяйство было основой экономики и базой цивилизации. Этот годичный цикл прочно врос в культуру и бухгалтерские отчеты (годовые). Ясно также, что природная цикличность, приводящая к изменениям климата (и, соответственно, неурожаям), не могла не вызывать войн за истощающиеся ресурсы, а также глобальных и локальных миграций населения. Великое переселение народов и прочие нашествия кочевников и саранчи — лучшие тому примеры.

Специалистами давно были отмечены так называемые демографические циклы. То есть колебания численности населения. При благоприятных условиях население растет, быстро достигая максимума, который может прокормить данная территория. (За столетие численность человеческих особей в ареале может вырасти в 7 раз, через двести лет — в 52 раза.) После достижения «максимума прокормления» численность населения по инерции этот максимум проскакивает, и наступает «перенасыщение раствора»: народу много, кушать нечего, начинается резня или миграция…

«Перенасыщение» может произойти двояким образом. При неизменных природных условиях люди могут просто размножиться до такой степени, что ареал их уже не сможет прокормить. И другой вариант — природа может пойти нам навстречу: кластер неурожайных лет, изменение климата, землетрясение или извержение может резко снизить пищевую производительность ареала, сразу высвободив для войны или переселения сотни тысяч голодных ртов. Дальнейшее понятно: войны или эпидемии резко сокращают численность человеческих особей до пределов, которые может выкормить ареал обитания, и снова начинается эпоха благоденствия — бурного, неконтролируемого размножения. История знала оба варианта — и эволюционный, и катастрофический.

Если мне не изменяет память, одним из первых описал подобный демографический цикл российский экономист и востоковед Евгений Яшнов на примере Китая. После революции он жил в Китае и был хорошо знаком с китайскими материалами. Это позволило ему описать механизм цикла примерно в тех же словах, в каких я сделал это чуть выше: размножение крестьян приводит к нехватке пахотных земель, уменьшаются размеры наделов, которые дробятся между наследниками, система вступает в фазу неустойчивости, избыток населения конденсируется в городах, но до эпохи промышленной революции, то есть до такого уровня развития науки и техники, который позволяет запустить промышленную революцию, это население нечем занять. Его нужно или задарма кормить, как это делалось в Риме, или посылать на убой на какую-нибудь войну. Если социальная система с излишком человеческого ресурса не справляется, ресурс начинает разрушать социальную систему. Происходят революции, гражданские войны, количество населения сокращается и экономико-демографо-социально-полити-ческий цикл начинается заново.

Но поскольку Яшнов жил черт-те где — в каком-то Китае, его работы остались без внимания просвещенной европейской публики, которой пришлось самой доводить до ума эту теорию. В начале тридцатых годов XX века два француза — Лабрусс и Симиан — обнаружили циклические колебания в ценах и реальной зарплате в Европе XVI–XVIII веков. Правда, они не догадались, что эти кривые являются следствием демографических циклов. На помощь пришел дотошный немец Вильгельм Абель. В Европе тогда бушевали великие политические события, гитлеровцы пришли к власти, а скромный историк, укрывшись в своем кабинете от внешних сиюминутных бурь и гремящих исторических волн, изучал такие же волны прошлого.

Абелю удалось установить, что тот самый рост цен, который случился в ужасном XIV веке, затем сменился падением цен, а потом — в XVI веке — начался новый рост цен. При этом Абель отметил следующую закономерность: рост цен сопровождался падением доходов населения при росте самого населения, а падение цен — ростом душевых доходов и сокращением численности населения. Выводы, которые сделал Абель, были просты: в Европе существуют демографические циклы. Взлеты и падения демографической кривой даже получили отдельные названия — «фаза роста» и «фаза сжатия».

Правда, поскольку все эти исследователи были экономистами, а не климатологами, не астрономами и не специалистами по эпидемиям и эпизоотиям, объяснения демографическим циклам они давали, не выходя за рамки своей науки. И вполне управлялись. Катастрофу XIV века так и объясняли: людей уже к началу века стало так много, что система вошла в неустойчивое состояние, а спуск демографической лавины вызвали случайные неурожайные годы, которые в прежние времена прошли бы с меньшей катастрофичностью… Что ж, вполне удовлетворительное объяснение, отсюда даже не один шаг, а всего полшажочка до природных циклов. Потому что кластеры неурожайных лет вызываются как раз климатическими подвижками, то есть зависят от солнечных циклов. Таким образом, население благоприятно размножается в спокойные годы, а в неспокойные начинается «обратный рост». И люди в периоды «сжатия» активно помогают природе — войнами и резней.

Подобного рода циклы были отмечены не только в Европе. Известный французский историк XX века Фернан Бродель обнаружил их и в истории Китая, повторив и развив открытие Яшнова. Нужно, наверное, сказать пару слов о Броделе, ибо он совершенно изменил наши представления об истории, сделав ее более похожей на настоящую науку. Возможно, этому помогло то обстоятельство, что Фернан вырос в семье математика.

Его целеустремленность не знала границ. С началом войны, уже будучи зрелым историком, лейтенант запаса Фернан Бродель загремел в армию, а в 1940 году попал в плен и пять лет провел в немецких концентрационных лагерях — в Майнце и Любеке. Там он, как это ни удивительно, написал диссертацию и уже после войны ее защитил.

Надо сказать, не все немецкие концлагеря были похожими на Дахау и Бухенвальд. Французские офицеры сидели в более приличных условиях. Они содержались в бывших немецких казармах, не голодали и даже не работали. Курорт! Военнопленным разрешалось не только при желании читать и писать, — они сами предложили немцам организовать в лагере университет для военнопленных, и культурные немцы с этим предложением согласились. Из самых образованных пленных был сформирован преподавательский состав, в который, разумеется, был включен и Бродель. Причем он не просто читал лекции «студентам», но был избран ректором этого «университета». Видимо, потому, что прекрасно владел немецким. Охранники концлагеря так и обращались к нему: «господин ректор». Броделю разрешалось заказывать книги из Майнцского университета. Эти книги плюс огромный багаж исторических знаний, накопленных к тому времени, и позволили ему завершить свой фундаментальный труд толщиной в 1600 страниц. По сути, время отсидки в концлагере оказалось для Броделя «Болдинской осенью». По его признанию, именно война и несвобода послужили толчком к дальнейшей эволюции взглядов ученого на историю. То есть к тому перевороту, который он позже произвел в исторической науке.

Это было реакцией «на то трагическое время, в которое я жил, — писал Бродель. — Мне надо было отбросить, отвергнуть, перешагнуть через все те события… Долой событие, особенно тягостное! Мне необходимо было верить, что история, судьбы человечества свершаются на значительно более глубоком уровне. Выбрать в качестве отправного пункта для наблюдений долговременный масштаб — значит оказаться как бы на месте самого Бога-отца и там найти убежище». И Бродель сделал это, перешагнул за рамки собственно истории и положил начало «геоистории».

Как изучали историю до Броделя? (Впрочем, и сейчас ее изучают так же — и в школе, и в институте, ибо насовсем вытолкать инерционную телегу исторической науки из замшелой колеи Броделю не удалось.) Историю у нас преподают и изучают как череду событий и действующих персоналий. Мол, тогда-то и тогда-то случились такие-то события. В них действовали такие-то люди и принимались такие-то решения. Но почему они случились? Могли ли они не случиться? А если бы действующими лицами на исторической арене были совсем другие люди, насколько сильно изменилась бы история? Изменилась не событийно, разумеется, а по существу, то есть с точки зрения больших временных масштабов?.. Именно Бродель ввел в историческую науку новый термин — «время большой длительности».

По сути, Бродель изменил сам предмет исторической науки! Если до него история изучала политические события (Великая Французская революция со всеми действующими лицами) или крутилась вокруг какой-то страны (история России), то Бродель взлетел выше и предложил: а давайте посмотрим на это политическое мельтешение с другой точки зрения — с точки зрения экономики, демографии, географии…

При таком подходе предметом исследования уже оказываются не отдельные страны, люди и цепочки политических событий, а совсем иные реальности, у которых ранее и названия-то не было, — некие устойчивые экономико-географические «организмы», существующие довольно длительные эпохи.

Самым внимательным образом Бродель изучал экономический организм Венеции XVI века, паутину морской торговли в Средиземноморье на основе сохранившихся инвентарных и бухгалтерских книг Рагузы (Дубровник), производство риса в Китае за несколько столетий. И все больше и больше приходил к выводу: личность — ничто, личность может тормозить или ускорять исторические события, но не может их в корне изменить. Есть некое русло, по которому течет река истории. И в пределах этой реки капитаны судов могут выбирать тот или иной курс и даже посадить свой корабль на мель. Но они не могут выбраться за пределы русла.

История, по мере ее изучения Броделем, все более и более становилась не «событийной», но «процессуальной». С точки зрения понимания исторических процессов оказалось важнее изучать не биографии вождей и династические браки, а устойчивость валютных курсов, внедрение изобретений, состав почв, развитие промышленной базы и природно-географические условия ареала обитания. Собственно говоря, начинать плясать нужно как раз от последних, ибо они являются изложницей, форму которой примет заливаемая в нее культура. Скажем, так называемая «античная аномалия» была целиком и полностью обязана своим существованием географическим условиям места возникновения (см. «Судьбу цивилизатора»).

Ну а затем уже развитие экономики, новые изобретения определяют общественные отношения, в которых данной экономике комфортнее всего функционировать. С некоторыми вариациями «в пределах русла». А все те мелкие политические дрязги и события, сопоставимые по длительности со временем человеческой жизни, в свете, пролитом на историческую науку Броделем, есть не что иное, как рябь на поверхности великой исторической реки. Которую по-другому можно назвать демографической. То есть историей роста народонаселения в тех или иных ареалах обитания. Что же касается мелких событий — восстаний, революций и войн, здесь, полагал Бродель, историкам делать нечего, это поле деятельности не для историков, а для журналистов.

Надо сказать, коммунисты Броделя не любили. Как все политически наивные субъекты, коммунисты не видели вокруг ничего, кроме мифологических «классовых интересов». Хотя, будучи марксистами и, соответственно, объективистами, признающими неумолимую силу истории, фактически они слишком много внимания уделяли героике революции — тем самым на деле отказываясь от объективизма (что и превратило в конце концов марксизм в религию). Французские коммунисты, обескураженные тем, что в истории все происходит как бы «само собой», без участия «самого передового класса», писали, что работы Броделя «плохо скрывают страх буржуазии перед пролетарской революцией» и «подменяют классовую борьбу конкуренцией цивилизаций». Кстати, сам Бродель объективиста Маркса не отрицал и называл его основоположником социального анализа.

Бродель отметил наличие демографических циклов не только в истории Европы: «Эти длительные флуктуации обнаруживаются и за пределами Европы; примерно в то же время Китай и Индия переживали регресс в том же ритме, что и Запад, как если бы вся человеческая история подчинялась велению некоей первичной космической судьбы, по сравнению с которой вся остальная история была истиной второстепенной» (примерно в те же годы турецким историком Барканом был обнаружен демографический цикл и в Османской империи). По поводу космической судьбы — гениальная догадка, учитывая, что об электромагнитных, климатических и прочих природных циклах Бродель не знал! Более того, он скептически относился и к математизации истории. Что ж, один человек не может охватить всего. Но у Броделя нашлись последователи и продолжатели.

Исследователь-демограф В. Нефедов построил «математическую модель истории». Получилось весьма недурственно: «Модель учитывает зависимость пахотных площадей от численности населения, зависимости между пахотными площадями, урожаем, запасами и душевым потреблением крестьян, зависимость между потреблением и численностью населения, зависимость процессов купли-продажи земель от душевого потребления, динамику перехода крестьян в арендаторы и в ремесленники, динамику потребления этих слоев населения, динамику роста крупной собственности, динамику крестьянской задолженности и т. д. В целом математическая модель представляет собой разностный аналог системы четырех интегро-дифференциальных уравнений. Верификация модели проводилась на материалах, относящихся к истории Китая 1-И веков — для этого периода в источниках имеются сведения о численности населения и посевных площадях, что позволяет сравнить расчетные данные с реальностью».

Автор приводит два графика. На первом — принципиальная схема работы кризисно-демографического механизма, которая в силу простоты не нуждается в пояснениях. На втором — уже не качественный, но количественный анализ демографического цикла на примере Китая эпохи Цин.

(треугольник — потребление; квадрат — население)

Это обычные экологические кризисы. Такие происходят и в животном мире, когда расплодившийся вид уничтожает среду обитания. Впрочем, такие — да не такие! «Экспериментыс моделью показали, что в стратифицированном обществе логистические циклы имеют более сложную природу, чем в биологической среде, — пишет исследователь. — Помимо цикличности, обусловленной неустойчивостью состояния гомеостазиса, имеются механизмы, связанные с нарастанием социальной дифференциации по мере падения душевого потребления».

Что же он имеет в виду под нарастанием социальной дифференциации? А вот что: «Неустойчивость мелкой собственности приводит к разорению крестьян и мобилизации ресурсов в руках крупных собственников, что само по себе ведет к демографической катастрофе».

Подобный «наезд» на крупных собственников, беззастенчиво обирающих деревенскую голытьбу, я, естественно, оставить безнаказанным не могу. Во-первых, потому что это совершенно естественный конкурентный процесс концентрации капитала (в данном случае земельного) в руках наиболее успешных хозяйственников. А во-вторых, именно данный процесс, сгоняя крестьян с земли, освобождает их как трудовой ресурс для будущей промышленности. Которая, в свою очередь, ускоряет прогресс… Так что словосочетание «нарастание социальной дифференциации» имеет и другой, менее «марксистский» смысл и обозначает просто усложнение общества, углубление в нем специализации.

Кроме того, еще Бродель заметил ускорение прогресса, вызванное усложнением общества… В первой части своей «концлагерной» книги, которая (часть, а не книга) была названа «Влияние среды», он рассматривал «почти неподвижную историю». Вторая часть носила название «Коллективные судьбы» и описывала «историю медленных изменений». А третья, названная «События, политика и люди», рассказывала о быстрой «событийной истории» последних веков. История явно ускоряется.

Но прогресс не только все ускоряет, но кое-что и задерживает. Например, эпоху сжатия в тех самых демографических циклах. И причина этого понятна: научно-технический прогресс повышает производительность труда, что расширяет экологическую нишу — теперь на одном и том же квадрате земли может прокормиться большее число народу, им не обязательно убивать друг друга, сокращая число ртов.

Отсрочка резни может носить краткосрочный характер и долгосрочный. Она может объясняться «интенсивными» причинами и «экстенсивными». На графике ниже — лишь маленький пример такой задержки из китайской истории эпохи Сун в описании Нефедова: «Этот цикл показывает, насколько сильным может быть влияние на экономико-демографические процессы технических инноваций. Когда в 1030-х годах население Китая восстановилось после очередной катастрофы и снова начались голод и крестьянские восстания, группа сановников во главе с Ван Аньши предложила широкую программу колонизации целинных земель Юга, строительства ирригационных систем и внедрения высокоурожайных сортов риса. Это привело к значительному расширению экологической ниши Китая, голод и восстания прекратились, и население снова стало расти. С исчерпанием ресурсов целинных земель в начале XII века снова начинаются голодные годы. Таким образом, кривая роста населения в эпоху Сун состоит из двух «склеенных» логистических кривых».

Тот же автор говорит о периоде «внутренней колонизации» географического пространства: после того как число людей сократилось после кризиса, они начинают вновь «осваивать» свою опустевшую родину. В этом смысле «экстенсивное распространение прогресса», то есть его географическое расширение, а именно колонизация отсталых окраин европейским населением в эпоху Великих географических открытий, тоже отчасти послужила предохранительным клапаном для снятия демографического напряжения в Европе и безусловно положительным явлением — как для самой Европы, так и для колонизируемых.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.