20 сентября Родился Сергей Нечаев (1847)
20 сентября
Родился Сергей Нечаев (1847)
НЕЧАЯННАЯ ГАДОСТЬ
160 лет назад в России родился человек, которым сегодня следовало бы гордиться больше, чем Лобачевским и Менделеевым, вместе взятыми. Отец бизнес-образования, тимбилдинга и корпоративной идеологии Сергей Геннадиевич Нечаев не был при жизни оценен единомышленниками, оказался проклят Герценом, отвергнут Бакуниным и скончался в одиночке Алексеевского равелина «от водянки, осложненной цинготного болезнью», 21 ноября 1882 года, ровно через тринадцать лет после убийства своего усомнившегося соратника Иванова. Иванова долго душили и наконец пристрелили в гроте, в парке Петровской академии, который и ныне производит зловещее впечатление, особенно по вечерам. Вина несчастного заключалась в том, что он отказался всецело подчинить свою жизнь и волю «Народной расправе» — нечаевскому корпоративному кружку, разбитому на конспиративные пятерки.
Усомнился, как видим, не он один: истинные гении могут рассчитывать лишь на благодарность потомства. Впрочем, и современники дружно прозревали в Нечаеве что-то особенное: под его обаяние попал вначале и Огарев, посвятивший ему стихи, и Бакунин, увидевший в нем символ нового революционного поколения, и даже один из надзирателей в равелине, не сумевший выдержать его взгляда и упавший перед ним на колени в припадке благоговения. Именно благодаря этому животному магнетизму Нечаев был подвергнут строжайшей изоляции: караульным солдатам было накрепко запрещено общаться с ним, но он умудрился завербовать и их, заставив передавать на волю свою корреспонденцию. Поистине для гения нет невозможного. Ведь и Достоевский никогда не придумал бы «Бесов» с пресловутым пророчеством относительно «крайнего деспотизма», выводимого из «крайней свободы», ежели бы не «Катехизис революционера» Сергея Нечаева, напечатанный во время процесса над нечаевцами в «Правительственном вестнике»; даже больное воображение скандальнейшего из наших романистов не в состоянии было самостоятельно произвести такой документ, который, однако, с полным правом можно назвать «Катехизисом менеджера». «Бесы» отнюдь не утратили актуальности с крахом российского и европейского тоталитаризма: этот тоталитаризм всего лишь сменил имидж и вновь действует от имени свободы — на этот раз экономической. О том, как можно сделать концлагерь из коммунизма, достаточно поведала советская история; о том, как по нечаевским лекалам то же самое можно сделать из либерализма, красноречиво рассказывает современная корпоративная философия.
Опустим байронические, дважды повторяющиеся в «Катехизисе» слова о том, что революционер есть человек конченый, проклятый, всеми гонимый и пр.; чтобы произвести впечатление на русскую молодежь шестидесятых годов XIX столетия, надо было позиционировать себя как гонимого и обреченного, это была лестная идентификация для нигилистов, но сегодня, напротив, Нечаев начал бы свою шпаргалку для новых людей с того же, с чего начинают все идеологи среднего класса. Вы — соль земли, обратился бы он к ним; вы — единственные позитивно мыслящие столпы общества, самая рекламоемкая и единственно вменяемая таргет-группа и т. д.; для настоящего воздействия важна именно исключительность, неважно — положительная или отрицательная. Важно внушить адресату, что он особенный и что ему можно больше, чем остальным. Здесь Нечаев гениально предвосхитил приемы бизнес-образования и социального программирования:
«Все нежные, изнеживающие чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены единою холодною страстью. Существует только одна нега, одно утешение, вознаграждение и удовлетворение — успех революции. Денно и нощно должна быть одна мысль, одна цель — беспощадное разрушение. Природа настоящего революционера исключает всякий романтизм, всякую чувствительность, восторженность и увлечение. Она исключает даже личную ненависть и мщение. Революционерная страсть, став обыденностью, должна соединиться с холодным расчетом. Всегда и везде революционер должен быть не то, к чему побуждают влечения личные, а то, что предписывает общий интерес революции».
Замените революцию на корпорацию, революционера — на менеджера, а беспощадное разрушение — на беспощадное созидание, и вы получите один в один памятку для персонала, раздаваемую в большинстве мегаструктур современного бизнеса. Лично я читал такое минимум в двух — в сигаретном концерне и в строительной корпорации, но подозреваю, что и в корпоративном гиганте «Кремль Ltd» раздают что-то подобное.
«На себя он (революционер. — Д.Б.) смотрит, как на капитал, обреченный на трату для торжества революционного дела. Только как на такой капитал, которым он сам и один, без согласия всего товарищества вполне посвященных, распоряжаться не может» — да это же прямое руководство по строительству властной вертикали в одной отдельно взятой корпорации, где каждое подразделение копирует общую пирамидальную структуру! Заметьте, как в речь профессионального революционера проникает старая добрая капиталистическая терминология: распоряжаться собою как капиталом, воспринимать товарищей как вклад! Не зря Ленин, прозванный недоброжелателями «бухгалтером», никогда не осуждал Нечаева вслух, а Достоевского за «Бесов» обзывал «архискверным». А вот вам и манифест современного российского прагматизма: «Когда товарищ попадает в беду, решая вопрос спасать его или нет, революционер должен соображаться не с какими-нибудь личными чувствами, но только с пользою революционного дела».
Что до тимбилдинга, основателем которого Нечаев может считаться с полным правом, — современным корпорациям далеко до его радикализма: они не идут дальше сомнительных тренингов на природе вроде «Подхвати шефа, падающего с сосны». Нечаевский тимбилдинг не ограничивался выездом на природу: если уж пошли в Петровский парк, то чтобы убить несогласного. Нечаев отлично понимал главный закон бизнеса: никакая идейная мотивация не заменит спаянности общей виной. Думаю, переход на нечаевские методы в крупных бизнес-структурах — исключительно вопрос времени: совместное убийство менеджера, регулярно опаздывающего на работу или уклоняющегося от корпоративного отдыха, значительно повысит эффективность корпорации и затруднит выход из нее. Кстати, формулу эффективности Нечаев дал в статье «Главные основы будущего общественного строя» (1871): «Производить для общества как можно более и потреблять как можно менее». Он же в «Катехизисе» разбил все общество на пять категорий сообразно нужности каждого гражданина для общего дела — и призвал к беспощадному уничтожению всех, кто неэффективен; но не тем же ли занимается всякая корпорация, включая и государство нового типа, сводя к нулю поголовье инвалидов, стариков и несогласных?! Чёрта ли от них в смысле эффективности! В этом смысле мы застали истинно нечаевскую социальную политику; будем надеяться, что юбилей послужит поводом для признания великих заслуг Сергея Нечаева в деле превращения всего нашего государства в одну могучую «Народную расправу».
То, что так долго вползало к нам под видом MBA, все, что навязывалось под видом бизнес-образования, давно уже есть в истории русского революционного движения — стоит бросить внимательный и беспристрастный взгляд на героев отечественного подполья и классику неподцензурной печати. Личность — ничто, корпорация — все; и если первые догадки о применении этой идеологии к бизнесу принадлежат западным теоретикам, наживающимся на нашей истории, то уж по части социальной практики Россия по-прежнему впереди планеты всей.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.