Ораниенбаумский парк
Ораниенбаумский парк
Стараясь ни в чем не отставать от своего монаршего повелителя, губернатор Петербурга и всесильный герцог Ижорский Александр данилович Меншиков заложил на южном берегу Финского залива, напротив кронштадта, собственный дворцовый комплекс.
Некогда эти земли принадлежали великому Новгороду, и в Переписной книге водской пятины значились как дятлинский погост копорского уезда. Затем, в период централизации Руси, они вошли в состав Московского государства и, находясь на северо-западных рубежах последнего, долгие века противостояли ливонским рыцарям и шведской армии. Оскорбительный для России Столбовский мирный договор 1617 года официально признал эту территорию шведской, окончательно отрезав тем самым Московскую Русь от моря. Северная война, объявленная Петром I Швеции в 1700 году, важнейшей своей задачей и ставила обеспечение выхода России к Балтике путем возвращения собственных земель. Уже первые успехи в этой войне позволили Петру основать Петербург и военно-морскую крепость кронштадт. Наблюдение за строительством того и другого Петр поручил Меншикову.
История собственно Ораниенбаума началась в октябре 1703 года, когда Петр I лично определил кратчайший путь от кронштадта до побережья. От этой точки вдоль всего южного берега Финского залива вплоть до строящегося Петербурга царь провел трассу приморской дороги, по сторонам которой приказал нарезать участки земли для загородных резиденций высших государственных сановников и царедворцев. За собой Петр оставил земли для строительства будущих резиденций в Стрельне и Петергофе, а Меншикову достался конечный от Петербурга участок этой дороги. Здесь и началось строительство Ораниенбаума.
В 1780 году, через пятьдесят один год после смерти Меншикова, городу Ораниенбауму, только что возведенному в ранг уездного, пожаловали герб. Загадочная и необычная для русской геральдики символика его — померанцевое дерево с экзотическими плодами на серебряном поле — восходит к первому десятилетию XVIII века. Скорее всего, этот герб первоначально относился к меншиковской усадьбе. Во всяком случае еще в 1761 году, задолго до утверждения герба, на гравюре Ф. Внукова и Н. Челнокова по рисунку М.И. Махаева «Проспект Ораниенбаума, увеселительного дворца ее императорского величества при Финляндском заливе против Кронштадта», уже изображен геральдический знак с померанцевым деревом в кадке. На той же гравюре, слева от дворца, хорошо видна не сохранившаяся до наших дней Померанцевая галерея, в ней кроме лимонов, винограда, ранних овощей и ягод к столу хозяина выращивались декоративные померанцевые деревья. Существует предание, что «при первом прибытии сюда русских было найдено оранжевое дерево».
Экзотическое название города Ораниенбаума всегда вызывало повышенный интерес и вполне понятное любопытство обывателей. Немецкое Orange (апельсин) плюс Baum (дерево) — сочетание прозрачное и ясное, тем не менее, не всегда удовлетворяло пытливый русский ум. Появлялись другие версии. В 1703 году Петр посетил усадьбу Меншикова вблизи Воронежа и будто бы назвал ее Ораниенбургом, в соответствии с тогдашней модой на немецкие названия городов. А Меншиков, желая польстить царю, слегка изменив это имя, назвал свой приморский замок на берегу Финского залива Ораниенбаумом.
Есть и другие легенды. Так, по одной из них, Петр, прогуливаясь однажды по усадьбе своего любимца, наткнулся на оранжерею с различными деревьями в кадках. К ним были приставлены разъяснения на специальных табличках. Дойдя до таблички «Oranienbaum», Петр прочитал ее и расхохотался. Меншиков льстиво поддержал его веселым смехом. Так будто бы и родилось название имения. По другой легенде, загородную усадьбу Меншикова назвали в честь кумира Петра I английского короля вильгельма III Оранского.
Ассоциации, связанные с цветом просыпающейся природы, никогда не покидали жителей этого приморского пригорода Петербурга. По воспоминаниям старожилов, в 1930-х годах утопающий в кустах сирени Ораниенбаум выглядел таким ухоженным и красивым, что в народе его называли «Сиреневым городом». Впрочем, еще в XVIII веке предпринимались попытки русифицировать труднопроизносимое немецкое слово «Ораниенбаум», сделать его по возможности простым и удобным в произношении. Вначале его называли «Аренбог», а затем еще более упростили. Так появился «Рамбов».
По Неве плывет трамвай
В сторону Рамбова.
В Питере опять шуруют
Бандиты из Тамбова.
В конце XVIII века часть земель в Ораниенбауме принадлежала видному государственному деятелю адмиралу Н.С. Мордвинову. От тех времен в современном Ораниенбауме сохранился микротопоним «Мордвиновка». Так ораниенбаумцы частенько называют свой городской парк.
В годы великой Отечественной войны фашистам не удалось оккупировать Ораниенбаум. Эта, так называемая «Малая земля», или «Ораниенбаумский пятачок», прочно удерживался нашими войсками.
В октябре 1948 года, в период непримиримой борьбы советской власти с космополитизмом и подражанием Западу, город Ораниенбаум преименовали в Ломоносов. Нашелся и достаточно удобный повод. В 1753 году по проекту М.в. Ломоносова в Усть-Рудице, что вблизи Ораниенбаума, создали первую в России фабрику по производству мозаичных смальт и цветного стекла. «Вблизи» — это мягко сказано. Усть-Рудица находится в 26 километрах от Ораниенбаума, да и фабрика просуществовала недолго, чуть более пятнадцати лет. Но и этого оказалось достаточно, чтобы лишить город с 200-летней к тому времени историей своего родового имени. От камня, брошенного неосторожной рукой в мутные воды примитивного сознания, круги расходятся до сих пор. «А вы знаете, что Ломоносов еврей?» — «Как? И он тоже?» — «Представьте себе, его настоящая фамилия Ораниенбаум».
Впрочем, каких только курьезов не случалось в биографии славного города Ораниенбаума. Например, еще в 1917 году одна из старейших улиц города — Еленинская, названная так в честь владевшей тогда Ораниенбаумом великой княгини Елены Павловны, одним отсечением первой буквы была превращена в Ленинскую. Кстати сказать, этот веселый каламбур, пришедший в голову кому-то из местных революционных матросов, стал первым в новой России топонимом, посвященным «вождю всемирного пролетариата».
Но вернемся в начало XVIII века. В 1711 году архитектор Джованни Фонтана, занятый на строительстве петербургского дворца Меншикова на Васильевском острове, приступает к возведению загородной резиденции Александра Даниловича на самом берегу Финского залива. Первоначально на высокой естественной гряде выстроили двухэтажный корпус, продолженный впоследствии одноэтажными полуциркульными галереями, завершенными двумя эффектными павильонами в виде башенок. От павильонов, в одном из которых была устроена церковь, а в другом — Японский зал, уходили на юг одноэтажные, украшенные аркадами, корпуса служебных флигелей, образующих гигантских размеров внутренний двор.
Ощущению небывалой высоты и грандиозности дворца со стороны моря способствовали террасы, декорирующие северный склон естественной возвышенности, служившей как бы пьедесталом всему сооружению. На террасы вели пологие пандусы и живописные торжественные веерообразно расходящиеся лестницы, нарядно украшенные балюстрадами, вазами, нишами и скульптурой.
Это был типичный барочный загородный особняк, гипертрофированные размеры которого, чрезмерная величественность и подчеркнутая парадность отражали свойства характера владельца, чье непомерное честолюбие и тщеславие не позволяли тому оставаться на втором плане. Его петербургский дворец слыл самым большим в столице, не исключая царские палаты, а дворец в Ораниенбауме значительно превышал размеры царского петергофского дворца. Современники называли Меншиковский дворец на берегу моря «Увеселительным замком». Его вид с гигантской короной над крышей и княжескими вензелями на балконных решетках издалека привлекал внимание морских путешественников. В свою очередь, плоские крыши галерей, огражденные в XVIII веке балюстрадой и служившие для прогулок, открывали удивительно прекрасные перспективы Финского залива и кронштадта.
В 1713 году «княжим архитектором» становится Шедель, работавший в Ораниенбауме вплоть до опалы и ссылки Меншикова. Затем проектными и строительными работами во дворце в разное время занимались Михаил Земцов, Бартоломео Растрелли, и, наконец, Антонио Ринальди. Каждый из них, привнося элементы собственного архитектурного почерка, тем не менее сумел сохранить единство первоначального художественного замысла и цельность пространственной композиции. Однако в дальнейшем на сохранность дворца в известной мере сказалось отсутствие постоянных владельцев. В разное время он принадлежал Морскому госпиталю, Морскому кадетскому корпусу, наследнику престола Петру Федоровичу, другим особам царской фамилии. В нем располагались различные учреждения и ведомства. Дворец постепенно приходил в упадок. Исчезали элементы, наличие которых придавало дворцу величественность и грандиозность. Так, например, утрата аркадной обработки каменных стенок террасы начисто лишила восприятие дворца как многоэтажного сооружения.
Одновременно со строительством Большого дворца перед его северным фасадом разбили регулярный Нижний сад с партерным сквером, боскетами и скульптурой. По замыслу его создателей сад предполагалось украсить фонтанами в количестве большем, чем в царском Петергофе. В сочетании с подстриженными на европейский манер кустарниками в саду высадили огромное количество деревьев по примеру старомосковских усадебных садов. Согласно описи 1736 года, только «яблонь было 314, а вишен — 600 старых дерев».
От главного входа во дворец, разделяя сад на две равные половины, проложили широкую центральную аллею, он, продолжаясь за воротами сада, пересекала старую Копорскую дорогу и упиралась в причалы специально вырытого ковша для захода судов. От ковша к заливу тянется широкий, почти километровой длины канал, как и в случае с Петергофом, напоминавший о неразрывной связи России с морем.
В городском фольклоре сохранилось предание, что и первоначальный Меншиковский дворец и Морской канал строились по просьбе Екатерины I. Как и в случае с «путевыми светлицами» в Петергофе, Екатерина, беспокоясь о безопасности супруга во время его поездок в Кронштадт, считала, что в бурную погоду Петр на обратном пути непременно заедет к своему любимцу. А уж от него сможет вернуться в Петербург менее опасным путем — по береговой дороге на лошадях. Канал, по преданию, вырыли всего за три дня. В работах участвовали девять тысяч крепостных Меншикова, снятых для этого со всех строек, которыми руководил светлейший в то время в Кронштадте и Петербурге.
По другому преданию, тот же канал прорыли по иному случаю. Однажды Меншиков ожидал царя на дороге, ведущей из Петербурга в Ораниенбаум. Но, на беду, Петр решил отправиться к нему по заливу в легкой шлюпке. Однако мелководная прибрежная полоса, заросшая камышом, не дала лодке подойти к берегу. Разгневанный царь велел поворачивать обратно. Тогда-то Меншиков прервал на три дня все строительные работы в Кронштадте, чтобы прорыть канал к Нижнему саду Ораниенбаума. Проехав по нему, Петр будто бы сказал: «Дело знатное, хотя, должно быть, немного и коштовато». Герцог Ижорский, замечает Пыляев, «не любил скупиться, когда дело требовало издержек». Как мы знаем, сам император был равнодушен к роскоши, но поощрял страсть к ней в других.
От Капорской дороги Нижний сад отделяла эффектная ограда, перестроенная в середине XVIII века архитектором Растрелли во время предпринятой им перепланировки Нижнего сада. Металлические звенья ограды объединялись чередующимися каменными малыми и большими столбами, в XVIII веке они завершались воинской арматурой и бюстами.
Западная сторона ограды примыкала к одноэтажному, на высоких подвалах дому с мезонином, построенному, по некоторым предположениям, самим Растрелли и служившему в прошлом увеселительным целям. В одной его половине размещалась опера, отчего в документальных источниках иногда этот дом называют «Бывшим оперным домом», на другой — библиотека, кунсткамера и помещения для развески картин. «картинный дом», как называли его при первых владельцах, стал чуть ли не первым в России специальным зданием для размещения и хранения художественных коллекций. Этот исключительно ценный памятник архитектуры середины XVIII столетия сумел сохранить свой первоначальный облик, несмотря на солидный 200-летний возраст и множество различных, порой совершенно случайных владельцев, среди которых были и военный госпиталь, и реальное училище, и средняя школа.
Восточное крыло садовой ограды в свое время замыкала адекватная по архитектуре «картинному дому» Померанцевая оранжерея, о ней мы уже упоминали. К сожалению, до наших дней она не сохранилась. За оранжереей, образованный сложной системой запруд и плотин, возник Нижний пруд, в Петровскую эпоху носивший характерное название: «Малое увеселительное море», служившее для острых развлечений пресыщенной знати.
После падения и политической смерти Меншикова Ораниенбаум потерял значение загородной резиденции и приморского увеселительного парка. В тридцатых годах XVIII века из Большого дворца вывезли почти все декоративное убранство, мебель и украшения и начали приспосабливать его для размещения Морского госпиталя.
Однако вскоре все вернулось на свои места, а строительная жизнь Ораниенбаумского парка резко активизировалась и приобрела новую окраску. В 1743 году императрица Елизавета Петровна объявила своего племянника, сына дочери Петра I Анны — Петра Федоровича, наследником русского престола и подарила ему Ораниенбаум. С 1746 года наследный принц и его молодая супруга принцесса София-Фредерика Августа Ангальт-Цербтская летние месяцы проводят в Ораниенбауме со своим так называемым «Малым двором».
Будущий русский император Петр III, немец по отцовской линии, детские годы проведший в Германии и преклонявшийся перед военной системой Фридриха II, все свои юношеские забавы и развлечения свел к изучению воинского устава и играм в оловянные солдатики. С возрастом эта болезненная страсть заполнила почти все его свободное время, с той только разницей, что деревянные игрушки заменили живыми — специально выписанными из Гольштинского герцогства солдатами. Для них Петр Федорович решил построить в Ораниенбауме настоящую крепость, полностью отвечавшую требованиям фортификационного искусства XVIII века.
Крепость, названная на немецкий манер Питерштадтом, в плане представляла собой двенадцатиконечную звезду, окруженную рвами, заполненными водой, с подъемными мостами и земляными валами. Пять крепостных бастионов имели на вооружении двенадцать пушек. Солдаты располагались в миниатюрных казармах. Для офицеров и двух гольштинских генералов выстроили специальные дома. Вход в крепость оформляли так называемые Почетные ворота, на оси которых находился каменный «Комендантский дом», известный в истории как дворец Петра III. Авторство и того, и другого принадлежит одному из крупнейших архитекторов XVIII столетия Антонио Ринальди, незадолго до этого приехавшему из Италии в Россию и ставшего главным архитектором Ораниенбаума.
Дворец Петра III — одно из первых произведений зодчего — создавался в период наивысшего расцвета петербургского барокко. Это было время, когда сам факт существования таких авторитетов, как Растрелли и Чевакинский, определяли суть и направление архитектурной политики, когда над водами Невы и Крюкова канала поднимались такие признанные барочные шедевры, как Зимний дворец и Никольский Морской собор, когда будущий классицизм еще только нащупывал дорогу в умах передовой архитектурной общественности. И тем не менее построенный в этот период дворец Петра III принадлежал уже классицизму, несмотря на барочную усложненность плана, сложный рисунок балконных решеток, балюстраду на дворцовой кровле. Признаками нового стиля стали: отсутствие во внешнем оформлении крупных криволинейных деталей, четкость и ясность вертикальных и горизонтальных членений, скупость и лаконичность декоративной обработки.
В настоящее время во дворце Петра III расположен музей одного из самых малоизвестных и потому загадочных русских императоров. Через полгода после его воцарения его свергнет с престола собственная супруга Екатерина Алексеевна. Еще через несколько дней, если, конечно, верить фольклору, он был злодейски убит. Это произошло в Ропшинском дворце, куда Петра III заточили после насильственной отставки. Его смерть, и без того легендарная, окружена таинственным ореолом. Рассказывают, например, что убийство в Ропше увидел из Стокгольма знаменитый шведский ученый, теософ-мистик Эммануэль Сведенберг. Убиенный император, по свидетельству современных сотрудников музея во дворце Петра III в Ораниенбауме, до сих пор напоминает о себе. Так, предметы его личного пользования «имеют привычку менять свое положение». То шпага императора изменит свое положение, то ботфорты развернутся, то обшлага мундира загнутся. Музейщики к этому давно привыкли и, входя в комнату императора, не забывают произнести: «Здравствуйте, ваше величество, извините, что мы вас побеспокоили».
Рядом с Питерштадтом, в долине реки карость, Ринальди разбивает миниатюрный, под стать дворцу, Петровский парк. Его украшают каскады, деревянные лестницы и павильоны со скульптурой и смотровыми площадками, деревянный китайский домик, Эрмитаж и Зверинец. Все это, едва дожив до конца XVIII столетия, обветшало, и в 1798 году было разобрано. Сегодня ничто, кроме дворца и Почетных ворот, похожих на триумфальную арку с прозрачным фонарем и высоким шпилем над ним, не напоминает о существовании в не так уж далеком прошлом исправно действовавшей модели военного поселения.
Стремясь противопоставить грубым солдатским играм ненавистного мужа утонченную изысканность беззаботного времяпрепровождения в узком кругу избранных среди роскоши и великолепия живописи, архитектуры и скульптуры, Екатерина, еще будучи великой княгиней, возводит на противоположном берегу Карости по проекту того же Ринальди живописный ансамбль Собственной дачи с архитектурным шедевром Китайского дворца в центре. Вокруг дворца Ринальди разбивает пейзажный парк, включая в него практически весь Верхний парк с Концертным залом и колоссальной игрушкой — Катальной горкой, более чем на половину к нашему времени утраченной.
От Концертного, или, как его называли в XVIII веке, Каменного зала, к Китайскому дворцу Ринальди проложил широкую Тройную липовую аллею, несколько сместив ее ось от оси дворца, как того требовали каноны пейзажного паркостроения. Благодаря этому безошибочному приему дворец открывается взгляду путешественника неожиданно, поражая тонким изяществом уравновешенного фасада, сохраняющего в пластике черты уходящего барокко, уже классического в своей простоте и ясности. Особенно привлекателен северный фасад. Его центральная часть отмечена трехгранными, декорированным колонными выступами, увенчанными сложным скульптурным завершением. Южный фасад, на судьбе которого сказалась перестройка, предпринятая архитекторами Л. Бонштедтом и А. Штакеншнейдером в середине XIX века, менее эффектен, хотя и он выглядит празднично и нарядно на фоне высоких вековых дубов. Эта праздничность деликатно подчеркнута очень ринальдиевской по рисунку низкой барочной оградой, окружающей со всех сторон дворец.
Особенное внимание Ринальди уделил внутренней отделке Китайского дворца, в которой слились воедино все виды изобразительных и прикладных искусств. Наибольшее значение представляют Малый и Большой китайские кабинеты, иллюстрирующие довольно смутные представления современников зодчего о далеком Китае, и знаменитый Стеклярусный кабинет. Его стены полностью покрыты двенадцатью уникальными панно, на которых изображены экзотические птицы на фоне фантастических восточных пейзажей. Все они вручную вышиты шерстью на холсте, предварительно покрытом стеклярусом — мельчайшими стеклянными трубочками молочного цвета. Панно изготовлены отечественными мастерицами под руководством француженки де Шен в петербургской мастерской.
Китайский дворец стал любимым местом одинокого пребывания будущей императрицы Екатерины II в пору ее «соломенного вдовства», в то время, когда супруг устраивал шумные оргии в кругу ее молоденьких и невзыскательных фрейлин. Здесь она пыталась преодолеть вынужденную скуку в узком кругу верных и преданных друзей. Может быть, поэтому в Петербурге жила легенда о том, что панно для Стеклярусного кабинета китайского дворца Екатерина вышивала собственноручно в долгие часы вынужденного одиночества. Говорят, тень императрицы до сих пор время от времени посещает китайский дворец и бродит по его анфиладам.
В начале XX века Ораниенбаум принадлежал герцогу Г.Г. Мекленбург-Стрелицкому, который вместе со своей морганатической женой Н.в. Карловой и дочерью Наташей жил в китайском дворце. Герцог умер в 1910 году. Через три года скончалась его юная дочь. Оба они похоронены здесь же в парке, вблизи китайского дворца. После революции их могилы вскрыла и осквернила революционная матросня. Местные жители утверждают, что в ночной тишине парка до сих пор можно услышать тяжелые шаги герцога и легкое постукивание детских туфелек его дочери.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.