ОЧНАЯ СТАВКА С КОСВЕННЫМИ УЛИКАМИ (из домашнего архива чиновника полиции нравов Пантелея Рубашкина)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ОЧНАЯ СТАВКА С КОСВЕННЫМИ УЛИКАМИ

(из домашнего архива чиновника полиции нравов Пантелея Рубашкина)

* * *

Исстари среди русских людей сложилось глубокое убеждение в целительном, магическом свойстве растений. Вот лишь несколько примеров:

Папоротник. Относился к тайнобрачным растениям. По преданию, в полночь на нем мог появиться блестящий, серебристый цветок, вроде огонька. Сорвавший этот цветок должен был без оглядки бежать домой, несмотря на заманивание чертей. Обернувшийся погибал задушенным или сходил с ума. Цветок использовался также для отыскания и беспрепятственного вскрытия клада, для получения власти над чертями в любовных делах.

Плакун-трава. Корень ее выкапывали в Иванов день (7 июля), на утренней заре без каких-либо железных приспособлений, чтобы смирять и приводить в покорность нечистых духов и ведьм.

Одолень-трава. Имея ее корень в доме, можно было легко завоевать сердце молодой девушки или выиграть судебную тяжбу.

Трава тирлич. Собиралась под Иванов день на Лысой горе близ Днепра под Киевом. Из тирлича выжимался сок, которым натирали кудесники свои подмышки при совершении чародейства. Ведьмы, знавшие свойство этой травы, старались истребить ее.

Девясил (enula cораnеа). Высушить ее, истолочь и смешать с росным ладаном, поместить все это в ладанку и носить ее девять дней не снимая, а потом незаметно зашить ее в платье любимой особе. По уверению простолюдинов, действие девясила оттого велико, что заключает в себе девять сил.

Чернобыльник. Если в конце августа сорвать чернобыльник, зашить в шкурку молодого зайца и носить в виде подвязки, то, как говорили, человек обретал небывалую ловкость на бегу.

Петунея. Две ложки порошка этой травы плюс ложка оливкового масла равнялась гигантской способности переносить любые попойки.

Любовные яблоки. Через них достигались внимание и любовь желанной особы. Яблоко разрезалось пополам, в середину закладывалась записка с именем той особы. По мере высыхания яблока на солнцепеке должна была страдать от любви и указанная в записке женщина.

Дурман (datura). Произрастает вблизи свалки нечистот, или где есть много трупов, и содержит в зернах своих одуряющий наркотик. Действует на мозг, притупляя его деятельность и развивая ложное воображение; очень эффективное средство для оказания на человека нейтрализующего воздействия, усыпления его бдительности.

Сонная—одурь» белладонна (atropa belladonna). Ягода этого наркотического растения походит на вишню. Вводит человека в состояние приятных бредовых галлюцинаций: лужа ему покажется озером, соломинка бревном. Говорят: белены объелся.

Беленное масло. Болеутоляющее средство наружного пользования. Выделяет удушливый газ своего эфирного масла, которое причиняет какое-то раздражение в человеке и он начинает искать причины для ссоры, особенно если это происходит в хорошо отапливаемом помещении. Утверждают, будто от натирания этим маслом человек видит себя во сне летающим.

Однако самыми популярными напитками из трав были квас, брага, пиво и мед. В банях квас подавали для питья, им же обливались для здоровья. Пиво варилось из муки с солодом и хмелем. Мед служил главным предметом угощения во время пиров и застолий, варился также с хмелем и приправлялся некоторыми пряностями.

Водка на Руси появилась, судя по всему, не ранее XIV века и доставлялась купцами иноземцами из Литвы. Строго говоря, водка подпадала в разряд вино и делилась на подразряды: вино простое, доброе, боярское и высшее двойное. Русская водка приготовлялась из ржи, пшеницы и ячменя, настаивалась на разных пряностях и душистых травах, корках и плодах. Водку пили не только перед обедом, но и круглый день — с радости и горя, на свадьбах и поминках.

Белое и красное вино впервые упоминается в летописи XV века. Чуть позднее появилось привезенное немецкими купцами и названное у нас романеей. Так же в питейных домах называлась и наливка, настоянная на водке с медом. Наиболее экзотические вина принимались понемногу и как лекарства.

* * *

Многие старинные русские черные книги несут на себе отпечаток заимствования у зарубежья Взять хотя бы Остролог, Острономия, Громник, Калядница, Мысленик, Аристотелевы врата Много ходило на Руси и примет, сходных с римскими: пожелание здоровья при чихании, звон в ушах, просыпка соли на столе, верование в сглаз и другие. Верование в сглаз укоренилось особенно глубоко. Шесть недель родители старались укрывать ребенка от посторонних и подпускали к нему только родных (У итальянцев и испанцев, например, широко была распространена боязнь цыганского сглаза, когда цыганка смотрела на новорожденного, то матери подсовывали ей под нос кукиш). От сглазу надо было прикусить себе язык, сплевывать через левое плечо три раза, надевать белье наизнанку, утаивать настоящее имя ребенка, девица должна была погладить рукой себя по заду, потом погладить той же рукой себя по лицу. Предписанные действия с травами следовало предпринимать в одиночестве: Чужой глаз — что лихой ворог завистлив, а зависть — что ржавчина, весь урожай поедом съест. Но случалось и такое, когда сглаз допускался, именно при обмене пылкими взглядами между юношей и девушкой в момент вспыхнувшей между ними любовной страсти.

В старину не советовали отправляться в дальнюю дорогу в понедельник, тем более тринадцатого числа, или, когда заяц путь перебежит. Считалось, что если встретится поп, монахиня, монах, женщина, девица, свинья или лысая лошадь, то в пути успеха не будет, а если лошадь в дороге распряжется, жена неверна. Голубь в окно влетит быть пожару, или кому-нибудь умереть. Ворон сядет на купол или колокольню храма в той церкви будет отпеваться покойник; тоже и в доме кто-нибудь скончается, на кровле которого сядет и прокаркает ворон. Когда кошка моется к себе лапой, быть гостям, когда же спит, укрыв рыльце под брюхо, к непогоде или похолоданию. Ну а уж если курица петухом запоет, и вовсе не к добру: хозяин свертывал ей шею и бросал через порог, приговаривая: «На свою голову, не пой курица петухом».

При раскатах грома говорили, что едет по небу на своей огненной колеснице Илья-пророк и убивает дьявола, который в это время ищет укрытия под личиной младенца или за иконой Божией. Услышав же гром во время зимы, девушки умывались с серебра, надеясь приобрести белизну тела, здоровье, красоту.

По народному преданию, медведь прежде был человеком, одно из доказательств чего — тот любит водку, мед, ходит на задних лапах и имеет сходные с человеческими глаза. Он особенно уважаем среди русских и многих других народов: если убьют медведя, некоторые отпевают его труп извинительными песнями, дабы на том свете не отомстил своему убийце. А вот собака, если завоет, это к пожару, или к покойнику, или к своей смерти! К пожару она воет мордой вверх, к покойнику — вниз, к своей смерти — сидя или лежа.

Утверждали, что свист отвращает от себя лик Богородицы, а свист в доме — к опустению. Тот считался счастливым (в сорочке уродился), кто был рожден заключенным в пузырь с головы до ног, как в яйце. Эту тонкую перепонку зашивали в тряпочку или засмаливали в медальон, носили вместе с крестом на шнуре и с верой, что это приносит счастье на всю жизнь.

В народе существовало и такое поверье: все утопленники купались либо в полдень, либо в полночь — самое опасное время, когда русалки или водяные пуще всего дебоширят. Ссылаясь на свидетельства водолазов, рассказывали, что утопленники сидят на корточках на дне рек или водоемов и, как еще не совсем мертвые, хватают неловкого спасателя в охапку и так утопляют его; поэтому утопленников брали сзади за волосы и вместе поднимались на поверхность. В сидячем положении на корточках находились люди обоего пола, но после разрыва в утопленнике пузыря женщина обязательно всплывала вниз спиною, а мужчина кверху.

Свое отношение складывалось и к людям-уродам. Их часто использовали те, кто на чужом горбу в рай хотели въехать, демонстрируя калеку напоказ и получая за это мзду (иногда человека уродовали еще и искусственно в детстве, добавляя к врожденным порокам еще и приобретенные от людей). В то же время такие народы севера, как якуты, почитали всех уродливых созданий исчадиями дьявола и старались их уничтожить. От своих младенцев-уродов избавлялись и некоторые нации на Востоке, но им было запрещено истреблять зародышей во чреве матери.

Если надо было проделать заклинание для порчи кого-либо, то для начала нужно самому заклинателю снять с себя крест, (до этого лучше всего убить совершенно черного кота или кошку). Затем взять шерстяную нитку и навязать на ней узлы. При завязке восьми двойных узлов говорилось. «Выйду я на улицу, брошу в чисто поле, в расстанье, меж дворы, в луга, в моря, в леса, в зыбучие болота». Когда завязывались все восемь узлов, то говорилось: «Хотя и здесь оставлю; куда пойдет, тут и останется». Завязывание же каждого из тринадцати узлов сопровождалось таким заговором: «По позднему вечеру выйду я на улицу и откажусь я от Иисуса Христа, от царя земного, от Бога вышнего, от веры православной, от батюшки, от матушки. Предаюсь я к нечистому духу, к окаянной силе, прошу я ей помощи, чтобы она помогла ей и пособила: поступаю я на вора-разбойника, на денного грабильщика, на ночного полуношника, на (имярек). Я хочу его свержить, хочу его испортить: хоть среди дня, хоть среди ночи, хоть в чистом поле, хоть в темных лесах, хоть в зыбучих болотах, хоть сонного, хоть дремучего, хоть в терему, хоть за столами дубовыми, хоть с яствами медовыми, хоть пошел бы он и запнулся бы, самого себя заклянулся бы. Окаянные духи, придайте мне силы, помогите и пособите мне, чтобы не было (имярек) ни в день житья, ни в ночь спанья, ни в час моготы, ни в полчаса терпежу. Хоть бы схватило его грыжами, или стрелами, взяло бы его в минуту или в две и узнал бы он все скорби и печали». Поверье гласило: коль скоро тот, для кого приготовлено заклинание, наступит на заговоренную нитку, то он споткнется, и если при этом скажет какое-либо скверное слово, заговор начнет свое действие.

Старухи-ворожеи, которым жаловались женщины на свое тяжелое житье в доме мужа, наговаривали на соль, мыло и белила, приказывали женкам умываться мылом и белилами белиться, а соль давать в питье и яство мужьям; брали у женщин ворот рубашки мужа и сжигали его, наговаривали на пепле и приказывали также сыпать его в питье мужу. Когда сжигался ворот рубашки, колдунья говорила: «Какова была рубашка на теле, таков бы муж к жене был».

В ответ на просьбу отвести мужа от полюбившейся ему женщины ведуньи советовали: «Посматривай на двор, где петухи дерутся. Возьми на том месте земельки горсточку и посыпь ее на постель твоей разлучницы. Станет она с мужем твоим вздорить и опять полюбит тебя, как прежде». Слова ворожеи обретали действенную силу, если при этом имелись в руках наговорные коренья, волосы любимого человека, клочок его одежды. Считалось, если выпачкать ему поддевку или шубу бараньей кровью, то и вовсе его никто любить не будет. Однако самым мощным средством в любовных делах признавался таинственный талисман, который добывался из черной кошки или из лягушки. Из сваренной кошки получали косточку-невидимку, делавшую человека незримым. Из лягушки — две такие же косточки для приворотов и отворотов, возбуждавшие любовное чувство или вызывавшие отвращение.

В ходу был и любовный приворот с помощью змеиных чар. В лесу отыскивали гадюку, прижимали змею к земле заговоренной палкой-рогулькой и продевали через змеиные глаза иголку с ниткой. При этом надо было говорить. «Змея, змея! Как тебе жалко своих глаз, так и раба Божия (имярек) должна любить меня и жалеть!» По возвращении из леса, тайком протыкали этой иголкой платье приглянувшейся девицы: удастся — любовь приворожена навеки. Можно было и убить змею, вытопить из нее сало, сделать из сала свечку и зажигать ее всякий раз, когда замечалась остуда у любимого человека. «Сгорит змеиная свеча, и любовь остынет — ищи другую!» — приговаривали ведуньи. Попутно же рекомендовали подмешать мужчине в питье грудное молоко, женскую кровь или пот — любовь к той женщине будет опять же приворожена навечно.

При подозрении в неверности жены, советовали положить совиное сердце на суконную материю и подсунуть ей спящей под левый бок — та немедленно признается во сне, провинилась ли перед мужем. В тех же целях служила трава канупер. Мужу, когда он в отлучке, рекомендовали помыться в бане и обтереть пот полотенцем, а по возвращении домой тайно от всех положить потное полотенце жене под подушку — во сне она расскажет про свое без него житье-бытье. В свою очередь, жена, заставившая гневливого мужа носить при себе кусочек оленьего рога, могла ожидать от него доброго с собою согласия. Чтобы муж жарче ее любил, неплохо было бы и отхлестать его крапивой по ягодицам.

Верили не только в Бога, но и в черта. По народному поверью, у чертей, как и у людей, есть обычаи ходить в гости друг к другу попировать, напиться допьяна, покурить и в карты поиграть. Любят они также собираться на перекрестках дорог, на колокольнях и чердаках. Стоит только обматюкать их, как они разбегаются прочь, ибо боятся ругань не меньше, чем ладана. Они обычно хромоноги, так как сломали себе ноги при падении с неба на землю, где начали смущать человека соблазнами, завлекать лукавством. Востроголовый искуситель всегда оказывался рядом: зазвенело в левом ухе — это он полетел сдавать сатане грехи человека. Черт пристраиваться любил с левой стороны и шептал человеку в ухо подстрекательства к злодеянию.

«Черт попутал,» — оправдывались впавшие в грех и утверждали, что, ловкие в соблазнении и волокитстве непревзойденные мастера, черти очень боятся колючей сорной травы чертополоха, крестов и приглашенных в дом священников. Их можно обнаружить под любой личиной, вот только не решаются они оборачиваться в петухов-вестников светлого дня, голубей самых чистых и невинных птиц и ослов. Черта в любом виде всегда выдает сильный, громкий голос с примесью устрашающих звуков, однако свои острые рожки и хвост он искусно прячет. Черти на болоте живут семьями, плодят на свет шустрых хохликов-бесенят, черных и мохнатых, с рожками и хвостами.

В отсутствии рядом священника или ворожеи набожные люди, заподозрив появление бесов в доме, жгли когти совы, а потом ослиным маслом мазали двери. Или вносили чудотворные иконы с той же целью, считая, что ангел-хранитель каждого человека оберегает вверенную ему душу от действия нечистой силы, и потому к нему нужно постоянно обращаться в конце дня и в конце ночи, когда ангелы являются на поклонение Богу.

По тому же поверью, колдун наводит порчу на людей тем, что посылает на них подвластных ему духов: человек, избранный колдуном, начинает испытывать душевные и нравственные мучения, совладать с которыми знахарям не под силу. В таких случаях прибегали к другому колдуну, способному приставить к душевнобольному более сильного духа для ослабления влияния первого.

Дела о волшебстве составляли прерогативу духовной власти, чародеев сжигали на костре, как и по всей Западной Европе, только в отличие от зарубежья ведьмы на Руси, как считалось, собирались на совещания с нечистой силой на Лысой горе близ Киева. Ночь на день Ивана Купало признавалась в народе самой опасной: дабы оградить себя, в окнах изб клали крапиву, вешали на дверях убитую сороку или приклеивали восковые свечи. В эту ночь ведьмы должны были собирать разные травы для заговоров, приготовления из них мази с целью превратить людей в животных. Про ведьм говорили, что они портили не только людей, но и животных, после своей смерти продолжали наводить порчу, а избавиться от них можно было только одним — вколотить в могилу и в самый труп их осиновый кол.

Могущество ведьм усматривалось в травах, которые они варили в горшке. Папоротник, шалфей, дурман, Иван-да-Марья, чертополох, полынь, подорожник приобретали волшебную силу только в их руках: ведьма означала сведущая, от глагола ведать, знать. Возбужденная фантазия рисовала ее кровососом младенцев, юношей и девушек, способным превращаться в сороку и свинью, перекинувшись через двенадцать ножей. Однако русские воины, например, говорили, что ведьмы гостеприимны, ласковы и добры к ним и бывают даже пугливы, покорны особенно при виде ножа или меча.

По поводу появления среди поселян ведьм сложились особые приметы: такими признаками считались зеленые или желтые круги на лугах. Заметив их, интересовались, чье это поле, много ли поломалось там кос. Потом распускали молву, что круги появились недавно и на них ночью проходили шабаши ведьм. Вскоре все нарекания падали на самую старую женщину в семействе, обрабатывавшем поле, распространялись худые толки, пересуды. Свои услуги тут же предлагали знахари по части специальных заклинаний против бабьих зазор и чернокнижия, от заговоров кудесника, от старухи-ведуньи, от ведьмы Киевской и от сестры ее Муромской. Для этих целей использовали траву чернобыльник, крапиву, плакун- траву. Знахаря же принимали ровно в полночь на 18 января (праздник ведьм), чтобы заговорить трубы, насыпать на загнетке золу из семи печей и отвратить таким образом дурные наклонности колдуний, носительниц зла и греха против всего рода Адамова.

От порчи, например, служило такое заклинание: «Во имя Отца и Сына, и Святого Духа, Аминь. Заговорю твое тело белое и закреплю крепче стали и булату, крепче меди и укладу, крепче железа немецкого, крепче тугого лука и каленой стрелы, и подпояшу своим заговорным поясом; и запру и замкну в тридевять замков и в тридевять ключей, и пущу ключи в Океан-море, а взяла их щука; как щуку в море не поймать, так и тебя, раба Божия (имярек), не отмыкать, а кто ключи достанет, тот и отмыкнет. Аминь».

От всех колдунов и всякой порчи носили на голом теле из тонкой сетки майку. Или брали от трех разных источников воду, окрест сосуда ставили четыре горевшие свечи, поверх его клали два ножа накрест и лили воду в сосуд, да в ту же воду помещали меди тертые зазвонного колокола и трижды глаголили молитву. А потом ту воду пили через лебяжье горло и ею же обмывали тело.

В Москве ходило поверье: сороки оттого в город не залетали, что митрополит Московский Алексий заклял их, заметив под личиной сороки ведьму. Поговаривали также, будто в старину, снимая шкуру с медведицы, находили там бабу в сарафане.

По своему умению готовить любовные напитки, применять женские чары путем заговора и колдовства, ведьмы-сводницы в России ничем не отставали от западноевропейских. И там, и здесь они славились мастерством в приготовлении кушаний и напитков, своей хитростью, вероломством, говорливостью и дерзостью.

* * *

Отвести человека от женитьбы могли разве только его неизлечимая болезнь или обещание принять на себя монашеский обет. Поскольку же после введения христианства на Руси тайные любовные связи стали считаться противными Богу и приравнивались к тяжким преступлениям, то родители спешили избавить молодых от соблазнов холостой жизни уже в самом раннем возрасте. Причем, до женитьбы жених и невеста могли быть вообще даже не представлены друг Другу.

По установившейся тогда традиции, родители жениха избирали предварительно семейство, с которым хотели завести родственную связь, и посылали невесте свата на разведку. Отговорка на молодость дочери принималась как отказ. Ссылка на необходимость посоветоваться с родственниками и назначение дня решительного ответа означать могли нечто иное.

После получения согласия свату предоставлялась возможность лицезреть невесту. Могли, правда, заартачиться и не дозволить, но чаще соглашались, и мать жениха направлялась на смотрины, цель которых выпытать как можно больше о уме, здоровье, красоте невесты. Ничто не мешало выставить вместо одной дочки другую, посимпатичнее, как и, в случае обнаружения позднее обмана, обращаться с жалобой к духовным властям: если обман раскрывался, то виновного наказывали кнутом и брак расторгался. До этого, однако, доходило редко и жених был вынужден выслушивать позднее обидные нравоучения быть поосмотрительнее, а заодно, для успокоения себя, занимался вволю рукоприкладством жены, низводил ее с бела света или искал повода для развода.

Второй брак не почитался уже столь священным, как первый. Если венчавшиеся были вдовые, то на них не возлагали венцов, а держали на плечах. Церковный обряд третьего брака состоял в одном молитвословии без венчания и не одобрялся церковью. Патриарх Фотий, например, в одном из своих посланий в начале XV века приказывал священникам не допускать мирян до третьего брака, который назывался преступным (четвертый вообще квалифицировался «понеже свинское есть бытие»). Вопреки запрещению четвертого брака, такое нечестие случалось и власти дозволяли детям от такого брака пользоваться законными правами наследства. У казаков нередко случалось и брачное сожитие без благословения церкви, да и многие крещеные люди продолжали блюсти традиции язычества и имели по несколько жен сразу.

Женились хоть и в раннем возрасте, но помнили: венчание в мае — покаешься, всю жизнь промаешься; свадебное рукобитие на Крещение (19 января) — жизнь новобрачных пойдет в мире и согласии; смочит дождь свадебный поезд — к счастью; дадут молодые перед венчанием клятву в верности над колодцем брак их будет нерушим, а любовь вечной; у кого при венчании свеча длиннее — тот больше проживет.

Ну, а в Масленицу душеньку отвести разве только уж совсем убогим и юродивым не хотелось. Ни в какие другие дни не предавались на Руси столь безграничному веселью.

Сразу после вселенской субботы начинались шумные пиршества, массовые катания на санях и салазках, возведенные в ранг спортивного турнира кулачные бои и уличный мордобой, сожжение чучел и срамные игры скоморохов. Зазывали к себе в гости на блины, пирожки, калачи и тому подобное в масле и на яйцах, что нередко завершалось веселой попойкой, а то и ошалелым загулом, впадающим в неистовое распутство. Словом, не житье, а масленица — тридцати братьев сестра, сорока бабушек внучка, трех матерей дочка. Казалось бы, сердечное раскаяние должно было готовить людей к ощущению на себе страданий Христовых, но повсюду давали знать о себе древние языческие обычаи, окрашенные благозвучным названием — проводы русской зимы. Все это веселое гуляние граждан, надевших на себя личины-маски и яркие маскарадные костюмы, напомнило бы еще больше языческие обряды Древнего Рима, давшие толчок для подражания Византии, если бы на дворе стояло лето, а не снежная зима с морозцем, охлаждающая совсем уже разбушевавшиеся страсти-мордасти, когда истома пуще смерти, а женщина представляется похотливой блудницей, над которой можно вволю потешиться, кому нужно обязательно вскружить голову и с кем можно броситься в омут забвения от серой, скучной обыденности, не ради любви пако ради удовольствия.

Словно из заветных народных сказок выплывала и какая-то бешеная магия совсем не мотивированного рукоприкладства, когда просто ради забавы бьешь и калечишь любого, кто подвернется, с задором ухаря, испытывающего даже некоторое удовольствие от того, что и тебе могут побить морду, ибо, как учат те же сказки, для исполнения желаний нужно и самому идти на жертвы. Причем тут сказки? Да в них все та же русская ментальность, мучительно терзающая себя извечным вопросом: Как сделать так, чтоб всегда можно выпить, закусить, погулять с бубенцами и чтоб деньги на это не убывали? Чувство же стыда испокон веков существовало на Руси, но оно пребывало где-то отдельно от спонтанного и беспорядочного удовлетворения инстинктов разрушения, саморазрушения и чисто физиологических потребностей, что происходило обычно без особых стеснений именно в моменты беспробудного пьянства. К тому же, не случайно религиозное и социальное ощущения в русском человеке связывались прежде всего с общим томлением души и тела. Вообще, прав был, наверное, Соломон в своих притчах: начало блуда есть обращение к идолам.

И впрямь, как же так? Повсюду проповедуются высокие христианские добродетели, а кругом только и слышно: «Бес попутал». А чего собственно хотеть, если подавляющее большинство верующих лишь повторяли зазубренное, не особенно даже вникая в суть молитв о христианской любви: для этих целей и для начала нужно быть грамотным хотя бы. Обрядность религиозная, бесспорно, почиталась русским человеком, но совершая священное таинство молитвы, покаяния и причащения, он думал, что через исповедь освобождается от всякой моральной ответственности за прошлые свои деяния, а посему, очистившись от грехов, вновь уходил в загул и распутство. Вину же за свои куролесения возлагал на проклятого дьявола и подручных демонов в лике ведьм и колдунов, на действие треклятого зелья. Садясь за стол или вставая, непременно осенял чело свое крестным знамением. Просыпаясь, молился тотчас, просил Божьей помощи на добрые дела и, не побывав у церковного амвона, вообще дел не зачинал. Перед битвой исповедовался, причащался и был уверен, что в случае смерти душу его унесут ангелы в царство вечного блаженства.

В зажиточном семействе у супруга всегда имелась своя, отдельная опочивальня, дабы не спать вместе ночью накануне Господних праздников, не говоря уже о постах. Благочестивые просыпались ночью и молились, каждый в своей спальне перед образами святых: такая ночная молитва считалась будто бы приятнее Богу. Днем же посещали бывших своих друзей, целовались с ними, просили у них прощения, если когда-то оскорбили друг друга, отвечая на просьбу о прощении снисходительным «Бог тебя простит». И по окончании Масленицы всем скопом заваливались в баню, добившись взаимного прощения накануне Великого Поста — дней всеобщего покаяния, греха и раскаяния в сердцах человеческих, языческих или христианских — для данного случая не имело особого значения.

Православная церковь к тому времени уже запретила народное торжество почитания древнего языческого идола Ярила (русского аналога греческого Эроса?), но оставались еще поверья против супружеской неверности, типа помазать мужа медвежьим салом, дабы не быть ему на другую жену хотения. Или где-нибудь в глубине все еще устраивались тайные процессии захоронения куклы мужчины с чрезвычайно большим «струментом», завершавшиеся играми, плясками, объедаловкой, пьянкой, дракой и прочими утехами в стремлении к и в тоске по воле вольной.

Загадочная воля вольная. Разве может быть масло масляным? Может, если учесть, что в ту давнюю пору вольным или свободным считался каждый крестьянин, умевший своим трудом обрабатывать землю, за пользование которой требовалось оплачивать подати и повинности. Крестьянин без земли становился объектом презрения, но, если он расчистил землю новую и ничью, то превращался в полного ее хозяина. Мог занять и чужую, но, продолжая быть свободным человеком, жил как наемщик, платил трудом за пользование, а при желании мог и отойти. Забрав же на чужой земле у владельца скот и орудия, все-таки был только должником, который после расчета по чести и совести становился опять свободным. Вольному воля означала свободу проживания и перемещения когда и куда вздумается. Пользовались такой свободой только именно вольные люди: в те времена к ним относились сыновья при отцах, братья при братьях, племянники при дядях, все, не вступившие в обязательства или уволенные от таковых. Вольным предоставлялась полная воля, ибо были еще холопы и рабы, которые вечно принадлежали хозяину и, как вещь, могли быть заложены, проданы и даже убиты без суда и следствия. Такие кабалили себя сами, продаваясь от крайней нищеты или в бегах от жестоких притеснений.

Видно, уже изначально судьба велела руссам вечно маяться неприкаянно в поисках занятия по душе и воли вольной, когда на тебя никто сверху не давит. Но вот до чего немец доходил разумом и расчетом, до того русский доходил сметкой, догадкой и чувством. Потому легче ему было не изобретать, а принимать готовые образцы и примеры. Если бы он действительно взял его задний ум да поставил впереди, то и не нес бы столь тяжких потерь; вместо этого вечно тягомотит, копается в себе самом, прикидывает, осматривается и повсюду опаздывает. И уж чем русские всегда богаты, так это опытом, приобретенным или оставленным в наследство, но который их ничему не учит. В чем они искуснейшие мастера, так это в ругательствах и междуусобицах. Чем они богаты были по-настоящему, так это беспредельным добродушием и хлебосольством, в том числе и с таким припевом вприпляску: «Ульяна! Ульяна! Садись-ко ты в сани, поедем-ко с нами, во нашу деревню. У нас ты много див увидишь: петушка в сережке, корову в рогоже».

Любили они все с пылу и с жару. Отмачивали что-то неприглядное сдуру или спьяна, от праздности или скуки, из зависти или для потехи, Вообще, по характеру своему были гулливы и задиристы: Что было, все спустил. Что будет и на то угостил.

На праздничных гуляниях словно черт вселялся в эти сорвиголовы, владея ими и маня то в лес, то в омут. Поговаривали, что бесы приготовляли в вине особого червя белого величиной с волосок, проглотив которого, тут же пьянеешь. Уверяли даже: черт любит пьяных, их легче подталкивать к согрешению, а единственное надежное средство исцеления отчитывание над ними всех псалтырей по три раза.

В общем-то, от Божьего гнева или милости даже не пытались уйти, твердо уверовав, что умирает не старый, а тот кому час воли Всевышнего пробил. Час воли Божией, от которого ни откупиться, ни отмолиться. И потом, кому быть на виселице, не утонет, а кому суждено опиться, обуха не боится.

«Свято-Русь земля всем землям мати! — успокаивала наиболее невоздержанных Голубиная книга, объясняющая основы мироздания. В ней много люду христианского, они веруют самому Христу, Царю небесному, и Его Матери, Владычице, Владычице Богородице, поклоняются. На земле сей стоят церкви апостольские, богомольные, преосвященные. Они молятся Богу распятому».