Сладкая месть

Сладкая месть

Конфетная история – вот один из многих сюжетов, который объединяет нас со всем миром. Ведь, и правда, может ли любовь к сладкому быть какой-то особенной и составлять лишь чью-то конкретно национальную гордость?

«Конфектная лавка» – такие заведения были совсем не редки в наших городах лет 150 назад. Звучит непривычно? Просто теперешнее слово «конфеты» – производное от латинского «сonfectum» – приготовленное снадобье. Еще в словарях XVIII века это слово было мужского рода. И даже на коробочках XIX века можно прочитать «Конфект дамский». В сегодняшних же словарях конфета – это изделие на сахарной основе, приготовленное с добавлением различного вида сырья, вкусовых и ароматических добавок. Конфеты сопровождают нас по всей жизни. Для многих они являются «гормоном» счастья и радости. Съешь ее и на душе лучше станет. А все неприятности отступят прочь.

Вообще конфета имеет историю, гораздо длиннее, чем мы можем предположить. Ее прошлое охватывает географию всего мира. Говорят, что первой конфете три тысячи лет. Родилась она в Древнем Египте и была простым шариком, скатанным из мелко порубленных фиников, меда и орехов. На древнем Востоке конфеты делали из инжира, миндаля, меда и тех же орехов. В Древнем Риме их обваливали в маковых зернах, кунжуте. А предшественниками российских конфет являются, скорее всего, сегодняшние цукаты. Вот, как описывал исследователь[241] быт XVII века:

Именно в XVII веке к нам из немецкого языка пришло это слово – «цукаты». И так и осталось у нас на многие века. До этого же похожий продукт назывался «сухое киевское варенье». Это кусочки фруктов были многократно уварены в сахарном сиропе практически до янтарной прозрачности. Первые упоминания о нем относятся к XIV веку. В летописях рассказывается, как литовскому князю Ягайло привели к свадебному столу это «сухое» варенье. Впоследствии поклонником этого лакомства была Екатерина II. Во время путешествия по южной России в 1787 году приключился забавный случай. Царица, естественно, не могла обойти стороной Киев. В поездке ее сопровождала огромная свита, состоявшая как из важных лиц, так и из прислуги: лакеев, поваров, метрдотелей. Был среди них и волею случая попавший к русскому двору швейцарец – кондитер по фамилии Бальи. О его счастливом приключении рассказывает украинский историк Николай Закревский (1805–1871)[242] (см. фрагмент на сл. стр.).

Императрица давно уже возвратилась в Санкт-Петербург, когда выздоравливающий швейцарец отправил в столицу несколько ящиков варенья собственного производства. Может быть, благодаря его приятному вкусу, а может, интриге с «иностранным» поваром, – придворные знатоки оценили продукт. Сложилось мнение, что киевское варенье нисколько не уступает иностранному, и притом очень дорогому. Екатерина приказала, чтобы по осени доставляли его в Санкт-Петербург и подавали к царскому столу. Сановники и приближенные последовали примеру самодержицы. Так и шли повозки с этой сладостью из Киева.

К 1489 году относятся первые упоминания о знакомом нам леденце. Более 500 лет это изделие из патоки, меда радует наших детей и взрослых. Наши пра-пра… прабабушки добавляли туда корень имбиря, за счет чего получался пряный вкус. Когда научились делать леденцы на палочке доподлинно неизвестно. Идея настолько проста, что, скорее всего, она рождалась не один раз и во многих городах. Потом забывалась и приходила снова. Сначала это были даже не «петушки», а «домики», «белочки», «мишки». Сироп с патокой наливался в специальную форму, сбоку вставлялась длинная щепочка, он застывал там. Потом форма «разнималась» и получался тот самый знакомый нам леденец на палочке.

Формы для леденцов. Из экспозиции Музея русского десерта в Звенигороде. Фото авторов.

Еще долго конфеты были бы штучным товаром, если бы не сахар. Первые упоминания о нем относятся к XI веку. Для приготовления кутьи, пишется в «Вопрошении» Кирика (иеромонаха и доместика новгородского Антониева монастыря) епископу Новгородскому Нифонту (1129–1156), «взять три части вареной пшеницы, а четвертую – гороха, бобов и сочевицы, также вареных, приправить медом и сахаром»[243]. Первоначально сахар доставлялся, вероятнее всего, из Константинополя, позднее (в XV веке) через Причерноморье от генуэзцев. В XVI–XVII веках – из Германии через Польшу и Литву. А уже с XVIII столетия – через Санкт-Петербург со всей Европы.

Привозился сахар как специи, продавался дорого. И совсем не каждый мог себе его позволить. В России, к примеру, попить чай с сахаром вприкуску стало общедоступной привычкой лишь с XVIII века. Тот старый сахар делался, естественно, из импортного тростника. Петр I попытался обуздать иностранных купцов и повелел делать сахар в России[244]. В 1718 году он даже учредил сахарную палату. Справедливости ради следует отметить, что название «сахарная палата» существовало в России и ранее. Так, историк Иван Забелин упоминает о существовании «сахарной или овощной палаты, изготовлявшей и отпускавшей сахары, пряные зелья, сушеные и обсахаренные фрукты»[245] в Хлебенном дворце в царских палатах XVII века. Правда, в отличие от петровских времен, тогда она была лишь одним из отделений дворцовой кухни.

Впрочем, делали тогда сахар у нас из привозного сахарного тростника. Свекла в качестве сырья начала использоваться гораздо позже. Основой для этого стало открытие немецкого химика Андреаса Маргграфа, который в 1747 г. доказал, что сахар в значительном количестве содержится в свекле. При этом оказалось, что он не уступает по вкусовым характеристикам тростниковому. Согласно исследованиям ученого, кормовая свекла содержала около 1,3 % сахара. Ученик Маргграфа, Франц-Карл Ашар (Achard), продолжил исследования и даже добился государственной поддержки в лице короля Фридриха-Вильгельма III, выдавшего ему 50 тыс талеров для проведения дальнейших опытов. На эти деньги в 1802 году в собственном имении в Нижней Силезии Ашар открыл завод по переработке сахарной свеклы.

Неиссякающая тема первородства российской науки и открытий получила в данном вопросе закономерное продолжение. Дело в том, что первые опыты в области переработки сахарной свеклы появляются в этот период и у нас. Выходец из Лифляндии генерал-майор Георг (Егор) Бланкенагель заинтересовался этой проблемой, а самое главное сумел заинтересовать в ней российские власти[246]:

К сожалению, разразившиеся вскоре войны в Европе и России прервали опыты и Ашара, и Бланкенагеля. А производство сахара из свеклы возобновляется лишь в 1820-е годы. А в 1840 году в России имелось 164 завода, принадлежавших преемникам Бланкенагеля Герарду и Мальцеву, помещикам Бахметьеву, Давыдов, Нейтгардту[247].

Вот тогда-то и открываются у нас многочисленные кондитерские мастерские, а потом уже и массовые «промышленные» производства конфет.

Говорят, еще в начале XIX века в городах и весях на званых приемах, обедах и ужинах считалось совсем незазорным, если какая-нибудь богатая и роскошно одетая дама стащит со стола конфетку и спрячет ее в ридикюль. Такое «непристойное» поведение объяснялось просто: конфета была изделием редким, искушающим. Так что общество прощало такие проступки.

Естественно, примером качества была кондитерская Императорского двора. Здесь действительно делали уникальные и «штучные» изделия. Собственно во всех аристократических домах после званого обеда накрывался десертный стол. Назывался он «сахарный партер». Даже архитектор Растрелли причастен к конструированию таких «столов», которые по сути своей являлись целыми пирамидами и сахарными этажерками. По его эскизам создавались такие вазы, мечи, букеты – вся эта архитектура «малых форм». Все они были из шоколада, марципанов, мастики, карамели.

Карамельные корзины. Рисунок из книги Н.Н. Маслова. Кондитер. 1910 г.

Надо признать, что отечественные мастера добились удивительной искусности в производстве карамельных цветов. Целые каскады этих сладостей спускались с самого верха чуть ли не до полу. Там были деревья, украшенные марципановыми фруктами. Настоящая роскошь. Но ведь не пропадать же ей! Вот почему было принято после приема разбирать всю ее на «царские гостинцы». В бюджете императорского двора уже со времен Александра I была соответствующая статья на эти подарки.

Граф Соллогуб вспоминал, как в детстве он ждал бабушку с этих балов. «Когда она ездила в Павловск на придворный обед, весь дом ожидал нетерпеливо ее возвращения»[248]. Как подъезжал к подъезду «грузный рыдван», из нее выходила утомленная балом бабушка – кавалерственная дама Е.А.Архарова, вдова генерала от инфантерии И.П.Архарова. Впереди же нее по лестнице поднимался слуга, который нес два огромных блюда, наполненных марципанами, сахарными сухариками, пряничками, пирожными, конфетами. А все потому, что бабушка после бала, не стесняясь, при помощи соседей наполняла эти блюда с общего стола и везла домой. Кивера, карманы, дамские сумочки – все было полно этими гостинцами. Конфеты придворной кондитерской нравились детям, да и не одним им только. Ведь потом всем в барском доме – от малышей и до кухарки – доставались эти сладости.

Массовое производство конфет использовало сахарный сироп с добавлением шоколада, яиц, молока, фруктов. В Европе они появились раньше. В 1659 году французский кондитер Давид Шелли открыл в Париже свою фабрику и начал изготавливать изделия, весьма похожие на современные конфеты.

Другим человеком, внесшим вклад в конфетную индустрию, стал… Томас Эдисон. Талантливый инженер, похоже, не обошел своим вниманием ни одну из множества отраслей науки и промышленности. Кондитеры же обязаны ему изобретением парафинированной бумаги, до сих пор служащей для конфетной обертки.

Нуга, марципаны, пирожное и шоколадные конфеты – все эти виды «новых» сладостей производилось у нас еще в начале XIX века. Но уже с середины столетия меняют свою историческую форму известные нам леденцы. И помимо «леденцов на палочке», они начинают продаваться и в металлических коробках. Открывателем этой эры стала фабрика Ландрин. Официальная версия гласит, что фабрику основал в 1848 году предприниматель Георг (Жорж) Ландрин. Именно тогда он открыл на Петергофском шоссе свою мастерскую по производству леденцовой карамели. Позднее в мастерской стали производить шоколад и бисквит.

Укладка в коробки шоколадных конфет на фабрике (1890-е гг)

Впрочем, есть и альтернативная история. В книге «Москва и москвичи» Владимир Гиляровский приводит сведения о происхождении слова «ландрин», которые рассказывал ему известный московский булочник Филиппов:

«– Вот хоть взять конфеты, которые “ландрин” зовут… Кто Ландрин? Что монпансье? Прежде это монпансье наши у французов выучились делать, только продавали их в бумажках завернутые во всех кондитерских… А тут вон Ландрин… Тоже слово будто заморское, что и надо для торговли, а вышло дело очень просто.

На кондитерскую Григория Ефимовича Елисеева это монпансье работал кустарь Федя. Каждое утро, бывало, несет ему лоток монпансье, – он по-особому его делал, – половинка беленькая и красненькая, пестренькая, кроме него никто так делать не умел, и в бумажках. После именин, что ли, с похмелья, вскочил он товар Елисееву нести.

Видит, лоток накрытый приготовлен стоит. Схватил и бежит, чтобы не опоздать. Приносит. Елисеев развязал лоток и закричал на него:

– Что ты принес? Что?.. Увидал Федя, что забыл завернуть конфеты в бумажки, схватил лоток, побежал. Устал, присел на тумбу около гимназии женской… Бегут гимназистки, одна, другая:

– Почем конфеты? Он не понимает. – По две копейки возьмешь? Дай пяток. Сует одна гривенник… За ней другая… Тот берёт деньги и сообразил, что выгодно. Потом их выбежало много, раскупили лоток и говорят:

– Ты завтра приходи во двор, к 12 часам, к перемене… Как тебя зовут?

Монпансье Ландрин. Музей русского десерта. Фото авторов

– Фёдором, по фамилии Ландрин. Подсчитал барыши – выгоднее, чем Елисееву продавать, да и бумажки золотые в барышах. На другой день опять принес в гимназию.

– Ландрин пришел! Начал торговать сперва вразнос, потом по местам, а там и фабрику открыл. Стали эти конфеты называться “ландрин” – слово показалось французским… ландрин да ландрин! А он сам новгородский мужик и фамилию получил от речки Ландры, на которой его деревня стоит».

Версия, рассказанная Гиляровским, возможно лишь исторический курьез, не имеющая особых подтверждений. Но, как любопытная иллюстрация, этот текст явно достоин упоминания. Между тем, конфетная и шоколадная промышленность России к концу XIX века процветала. А в 1913 году в стране насчитывалось 142 кондитерских предприятия с 17 405 рабочими, выработавшими 70,1 тыс. тонн различных кондитерских изделий. Общий их выпуск, включая и мелкое кустарное производство, составил 125 тыс. тонн. Продукция российских компаний занимала призовые места на всемирных выставках, поставлялась по всей Европе.

Кулинарная выставка в гостинице «Астория». Санкт-Петербург. 1910-е гг.

Революция 1917 года стала для этой отрасли серьезным ударом. Уже через год национализирована фабрика «Товарищество Эйнем» (в 1922 году превратилась в «Красный Октябрь»). «Адольф Сиу и Ко» получил в 1924 году имя «Большевик» в память об активном участии трудящихся предприятия в революционных событиях. «А.И. Абрикосов и Сыновья» приобрел самое неожиданное имя. Комбинатом «Бабаевский» он стал в честь слесаря П.А.Бабаева, руководителя Сокольнического райисполкома поблизости от абрикосовской фабрики. К производству конфет последний никакого отношения никогда не имел. Впрочем, еще долго к новым названиям на этикетках добавлялось «бывш. Эйнем», «бывш. Ландрин» или «бывш. Борман».

Мы далеки от мысли дать полный обзор конфетной промышленности России. Но мимо одной истории пройти не можем. Ведь вы привыкли, что в этой книге почти ни одна глава с историческими изысканиями не оканчивается без простых человеческих историй и судеб. Вот и сейчас, напоследок – финал одной династии русских мастеров «конфетного жанра». Грустный и очень жизненный.

* * *

«Оставлено все. Взрываем за собой мосты, водокачки, бронепоезда. Связь со штабом прервана. Наш марш на Славянскую, – вспомним его в самой горечи изгнания!»

Как все же переплелось и спуталось наше прошлое. И написанные сотню лет назад слова оказываются неожиданно современными. А судьба иностранца, причудливой игрой судьбы занесенного в Россию в середине XIX века, вдруг заиграет яркими и трагическими красками в нашей последующей истории.

«Конфетная и шоколадная фабрика «М. Конради» была основана в 1853 году выходцем из Швейцарии Морицом Конради. В России он получил имя Маврикий. А предприятие его вскоре стало одной из крупнейших кондитерских фабрик Санкт-Петербурга. Ее здания располагались по Старо-Петергофскому проспекту, неоднократно достраивались и расширялись. Магазины М. Конради находились на Невском (целых три заведения), а также на Садовой, Загородном, Суворовском проспекте и Университетской набережной. В прейскурантах 1900-х годов значится более 20 наименований его продукции: шоколад для варки, какао, шоколад в коробках и «с книжками», шоколадные конфеты и пастилки, фруктовые конфеты, карамель, драже, мармелад, пастила, желе, монпасье, пряники.

После смерти основателя кондитерского дела, владельцами предприятия становятся его сыновья – Эдуард Маврикиевич (до 1897 года) и Виктор Маврикиевич Конради (с 1897 по 1917). Но семья была многочисленной. Одна из ее ветвей пошла от другого сына предприимчивого швейцарца – Мориса Иоганна. Старший из его девяти детей (тоже по традиции получивший имя Морис) выбрал военную карьеру. После окончания гимназии учился в Павловском военном училище. А позже со второго курса Политехнического института в 1914 году ушёл на фронт, для чего понадобилось разрешение Императора Николая II, поскольку Конради был гражданином Швейцарии.

Получил чин подпоручика. Проявил храбрость и самоотверженность. Был ранен, награждён орденом Святого Георгия IV степени. В январе 1916 года в оканчивает офицерскую школу в Петрограде, после чего отправлен на

Румынский фронт. А в марте 1918 года Отдельная бригада Русских добровольцев под командованием полковника Генерального штаба М.Г.Дроздовского, несмотря на противодействие румынских властей, совершает переход на Дон, в Новочеркасск. По пути она на короткое время выбивает отряды красной гвардии из Ростова. Но оборонять город нет сил, и «дроздовцы» уходят на соединение с основными частями Добровольческой армии Деникина.

Ближайший соратник Дроздовского – полковник Туркул. Именно его личным адъютантом и служит получивший чин капитана М.Конради. К тому времени до него доходят известия из революционного Петербурга. Еще в 1918 году его дядя (владелец той самой конфетной империи) расстрелян как заложник после убийства

Оптовый прейскурант фабрики Конради. 1901 г.

В. Володарского. В ноябре 1919-го отца забирают в ЧК, допрашивают там, избивают. От побоев он умирает. Из шести братьев и сестер Морица двое пропали без вести в эти годы красного террора. Так что у капитана есть, за что ненавидеть советскую власть. И борется он с ней, не щадя своих сил.

Мы сегодня уверены, что песня «По долинам и по взгорьям» – это советская революционная классика. Только был и гораздо более ранний предшественник этой мелодии (сама она вообще была создана еще в 1914-15 г.). И совсем эта песня не про то, как «с боем взять Приморье». А про трагедию Дроздовского полка:

Из Румынии походом

Шел дроздовский славный полк,

Для спасения народа

Исполняя тяжкий долг.

В действительности, «Марш Дроздовского полка» (на слова П. Баторина) был заказан полковником А. В. Туркулом композитору Дмитрию Покрассу в Харькове 27 июня 1919 года, а исполнен уже 29 июня, возможно, в присутствии главнокомандующего, генерала А. И. Деникина.

Этих дней не смолкнет слава,

Не померкнет никогда.

Офицерские заставы,

Занимали города!

В марте 1920-го Первый Добровольческий корпус отходил к Новороссийску. «Моему 1-му полку приказано было идти в арьергарде. Такой была его боевая судьба – или авангард, или арьергард. Больше чем на переход оторвался полк от отступающей армии. Когда я выходил из станицы Поповичевской, меня нагнали передовые части конной армии Буденного.

Морис Конради. 1921 г.

Мы отбили атаку и в два часа ночи тронулись скорым маршем из станицы. Оттепель размыла дороги в отчаянную трясину. Под мокрым снегом мы остановились передохнуть в станице Старостеблиевской. Еще до рассвета, в потемках, вернулись разъезды.

Конница Буденного, тысячи всадников, перерезает нам дорогу. Выхода для нас нет. Тогда я принимаю решение: тоже отходить на станицу Славянскую»[249]

После эвакуации из Крыма М.Конради оказался в лагере в Галлиполи. В июне 1921 года он вышел в отставку и перебрался вместе с женой Владиславой Львовной Конради в Цюрих. В Швейцарии к нему присоединились мать и четверо младших братьев, сумевших выехать из РСФСР, доказав своё швейцарское гражданство.

Наверное, судьба его затерялась бы среди трагедий сотен тысяч русских офицеров на чужбине. Но случилось по-другому. Весной 1923 года в Лозанне проходит очень важная для Советской России международная конференция, регулирующая режим черноморских проливов. После двухмесячного перерыва советская делегация во главе полпредом в Италии В.Воровским прибывает туда. 10 мая делегация останавливается в отеле «Сесиль», в ресторане которого Воровский обедает с двумя ближайшими помощниками. Внезапно к столику подходит незнакомец и, выхватив пистолет, убивает Воровского, ранив его спутников.

– Я сделал доброе дело – русские большевики погубили всю Европу… Это пойдет на пользу всему миру, – говорит он прибывшей на место полиции. В обнаруженном при нем удостоверении личности значилось имя – Морис Конради…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.