ЗАЧЕМ МЕЛВИЛЛ ВСТРЕТИЛСЯ С КАПИТАНОМ ПОЛЛАРДОМ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ЗАЧЕМ МЕЛВИЛЛ ВСТРЕТИЛСЯ С КАПИТАНОМ ПОЛЛАРДОМ

Прототипом Моби Дика послужил пит, прозванный моряками Моха Дик; за двадцать лет он убил более тридцати человек, пока не погиб в 1859 году.

Из книги по истории американcкой литературы

Маленький пакетбот, все дальше удаляясь от берега, отважно ринулся в открытое море. Свежий ветер крепчал, натянутые снасти звенели, как проволока, и две высокие мачты выгибались, словно тростинки под ветром. Но пакетбот с отчаянным безрассудством летел вперед. С разбега зарываясь бушпритом в волну, он раскидывал носом быструю пену подобно фыркающему жеребенку.

Позади остался Нью-Бедфорд с его пестрой, разноязычной толпой, большую часть которой составляли искатели приключений, видавшие виды старые китобои и безусые новички, жаждавшие приобщиться к чести и славе китобойного промысла. Они мечтали выйти под парусами в море, избороздить весь свет, изведать тяготы и радости матросской службы, постичь романтику океана.

Когда-то и он, Герман Мелвилл, завербовался юнгой на корабль, уходивший в рейс. Правда, пошел он на это не ради романтики дальних дорог, а из-за хлеба насущного — это и побудило его тогда отправиться в плавание.

Когда пакетбот медленно скользнул вниз по реке Акушнет, мимо замерзших без движения у причалов китобойных судов, на него нахлынули воспоминания.

Ему вспомнилось, как он стоял на палубе китобойца «Акушнет», молодой, полный сил и надежд. Впереди было загадочное море и неведомые земли. Потом был жестокий, своенравный капитан, бунт и бегство с корабля, жизнь среди дикарей. Домой, в Нью-Йорк он вернулся бывалым моряком, пробыв в море в общей сложности десять лет. Три года спустя после возвращения рассказал о своих приключениях в романах «Тайпи» и «Ому». Затем появились новые его «морские романы», основанные в значительной мере на личных впечатлениях. Как заметил впоследствии один из исследователей его творчества, опыт морехода послужил ему стапелями для построения книг.

Теперь он создавал главный труд жизни — роман о китобоях с подробным изображением деталей китобойного промысла. «Книга эта, — писал он о первичном замысле своему издателю, — приключенческий роман, основанный на некоторых диких легендах о китобоях». Давно задуманное сочинение требовало огромного творческого напряжения, сосредоточенности и спокойствия — состояния, как он говорил, «созвучного тихо растущей траве». Увы, ни бегство на ферму из шумного Манхеттена, ни затворничество в маленькой комнатке на третьем этаже нью-йоркского дома не принесли желанного покоя и уединения. И все же Мелвилл «работал, как невольник», забывая о еде, не щадя своих больных глаз, испытывая огромное нервное напряжение и усталость.

Работа над книгой о китобоях потребовала освежить в памяти кое-какие детали. Для этого понадобилось снова, спустя много лет, побывать в порту, откуда его герои, как когда-то и он сам, уйдут в поход на китобойце «Пекод».

Куда же держал курс пакетбот, на палубе которого стоял Герман Мелвилл? Попутный ветер гнал судно в сторону острова Нантакет, расположенного в Атлантическом океане.

Развернем по совету Мелвилла карту и найдем на ней этот небольшой клочок суши. Нантакет! Он расположен в укромном уголке, в 110 милях к северо-востоку от Бостона, и как бы отрезан от мира океаном. «Стоит себе в сторонке, далеко от большой земли, еще более одинокий, чем Эддистонский маяк». И тем не менее две трети земного шара принадлежали Нантакету, ибо ему принадлежало море. Нельзя не заметить, что по форме остров похож на полумесяц, между «рожками» которого, отстоящими друг от друга миль на пятнадцать, лежит хорошо защищаемая от ветров бухта. Городок Нантакет, раскинувшийся на ее берегах, издавна считался самым многообещающим портом для начинающего китобоя и любителя приключений.

С тех пор как в Нантакете впервые вытащили на берег убитого Левиафана, отсюда уходили в море десятки безымянных капитанов. Они объехали и покорили всю водную часть мира. Нантакетские китобои первыми осмелились обогнуть мыс Горн и выйти в Тихий океан. Поэтому слова Мелвилла о том, что его герой «запихнул пару сорочек в свой старый ковровый саквояж и отправился в путь к мысу Горн, в просторы Тихого океана», вполне соответствуют действительности. Моряки из Нантакета жили и кормились морем, и даже по ночам им снились морские глубины, где проносились стада китов-великанов. Мир, казалось им, буквально «держался на китах», в честь их слагались песни и вслед им неслись проклятия.

Причем так было исстари, поскольку Левиафан, как замечает Мелвилл, плывет нам навстречу от самых истоков Вечности. Древние греки называли его кетос, римляне — цетус, англичане, американцы и канадцы — уэйл, голландцы — вал, французы — бален, испанцы — бальен, а на островах Фиджи его имя звучит пеки-нун-нун. О китах упоминает Библия, о них писали древнегреческие авторы Плутарх, Плиний и Лукиан, а позже — Рабле и Шекспир, Монтэнь и Мильтон, Беньян и Голдсмит, Готорн и Купер и многие другие. Ученые и путешественники описывали в трудах и записках повадки китов и образ их жизни, а моряки-китобои рассказывали о своих встречах с ними необыкновенные истории. Как отголоски сведений о китах возникали картины и гравюры, украшавшие стены домов и книжные страницы. Причем нередко вместо китов рисовали каких-то немыслимых морских чудовищ. Но и авторы, претендующие на достоверность изображения, подчас малевали допотопные уродливые туши, ничего общего не имеющие с существующими в природе прототипами. Фигурки китов из жести маячили на шпилях зданий, выполняя роль флюгеров, а еще выше, на темной ткани небосклона, словно вышитый бриллиантовым бисером, вспыхивал звездный Кит, плывущий в бескрайних просторах Вселенной.

Однако чем объяснить такое внимание к этому жителю морских глубин? Только одним — поистине уникальным экономическим эффектом, получаемым от китового промысла. И действительно, из китового жира, или, как его называют, спермацета, варили мыло, изготовляли свечи и ворвань для освещения, делали краски; его применяли при выделке кожи и шерстяных тканей, косметических кремов и бальзамов. В дело шло все — мясо, жир, кости, кровь, внутренности. Особо ценилась так называемая амбра — иногда извлекаемая из кишечника самцов, незаменимая в парфюмерии, особенно при изготовлении духов.

А знаменитый китовый ус! На нем не один век буквально держались корсеты европейских модниц, его применяли при изготовлении лорнетов и очков, каркасов зонтиков, пружин для диванов. Неудивительно, что издавна в Англии существовал закон, по которому королевская чета пользовалась особой привилегией: ей принадлежал каждый найденный на берегу или убитый в море кит.

Во времена Мелвилла в китобойном промысле, добывании «наисладчайшего из масел» — спермацета было занято около ста тысяч человек. А из 900 судов, составлявших тогда мировой китобойный флот, 735 принадлежали американцам. Охота на китов превратилась в «большой бизнес», постепенно утрачивая романтический ореол. И только в легендах и морских преданиях о подвигах и гибели китобоев продолжая жить героический дух героической профессии. Это была «живая» история китобойного промысла. Рассказы старых китобоев кажутся невероятными, восклицал Мелвилл, но в них начинаешь верить, узнав, как изо дня в день живут эти смельчаки. Собственно, ради того, чтобы вновь увидеть своих героев, услышать из их уст рассказы о приключениях на море, он и отправился в Нантакет.

Конечно, у него был личный опыт моряка, неплохое знание жизни китобоев, их фольклора и легенд. Была известна ему и литература о китах, в том числе и художественная. Например, рассказ писателя-путешественника Д. Рейнольдса о свирепом и непобедимом белом ките Моха Дике, опубликованный в 1839 году в «Никербокере». Понравилась в свое время Мелвиллу и книга «Гравюры, изображающие плавание на китобойном судне», он даже написал на нее рецензию в «Литерари уорлд». Пользовался он сведениями, почерпнутыми и у других авторов, писавших о китобоях, безусловно, знал и роман о нантакетских моряках, написанный Джозефом Хартом.

Однако во время работы над собственной книгой о китобоях ему понадобилось, как говорят, «добрать» материал, пополнить память свежими впечатлениями. А главное — встретиться с капитаном китобойной шхуны «Эссекс», по слухам, жившим тогда в Нантакете. Особенно интересовали его подробности гибели шхуны и ее экипажа в 1820 году в результате нападения огромного кита в Тихом океане. История эта была довольно хорошо известна среди американских моряков и со временем обросла многочисленными фантастическими вариантами, подчас неузнаваемо исказившими подлинную суть трагедии.

Во время плавания на «Акушнете» Мелвилл слышал об этой истории от матросов, и она произвела на него «потрясающее впечатление». Тогда же, в 1841 году, в море он повстречался с одним из тех, кто пережил драму «Эссекса», — старшим помощником капитана шхуны Оуэном Чейсом. Он плавал тогда на китобойце «Чарлз Кэррол».

Теперь Мелвилл рассчитывал на новую встречу с ним в Нантакете. Предполагал он также раздобыть своего рода отчет Чейса о катастрофе, изданный в Лондоне под названием «Рассказ о весьма необычайном и трагическом кораблекрушении китобойного судна «Эссекс» из Нантакета».

Когда пакетбот бросил якорь в гавани и Мелвилл, подхватив свой багаж, сошел на берег, он сразу очутился среди пропахших табаком и ветрами всех морей нантакетских китобоев. Вглядываясь в их загорелые лица, он вспомнил моряков, с которыми не один год бороздил океан, словно собственную пашню. Море для них было домом, они жили на нем, как куропатка в прериях, прятались среди его волн, взбирались на них, точно охотник за сернами, взбирающийся на Альпы. Море становилось и их последним пристанищем. На земле же, в Часовне Китобоев, в безмолвном горе жены склонялись перед мраморными плитами с черной окантовкой — скромными памятниками тем несчастным, кто однажды не вернулся из плавания.

Не вернутся домой, в «старый милый Нантакет» и герои эпопеи Германа Мелвилла, все они во главе с Ахавом, своим одержимым капитаном, погибнут в схватке с Белым Китом. Лишь один Измаил останется в живых, чтобы поведать о судьбе остальных членов экипажа, как рассказал о гибели матросов с «Эссекса» Оуэн Чейс в своей книге.

Протиснувшись сквозь толпу на пристани, пройдя мимо длинного желтого пакгауза и миновав белую церковь по левому борту, Мелвилл очутился в узких улочках, застроенных небольшими деревянными домиками с неизменными лужайками перед входом и высокими каменными трубами.

Не трудно было заметить, что он хорошо ориентировался в этом лабиринте, уверенно шел к известному ему заведению «Под котлами», где в свое время угощался великолепной отварной рыбой с приправами.

Все было, как когда-то: крыльцо гостиницы с подвешенными за ушки двумя огромными деревянными котлами, выкрашенными в черный цвет, тускло-красный висячий фонарь, напоминавший подбитый глаз, гора пустых раковин перед входом и счетные книги хозяина, переплетенные в акулью кожу. А главное — немыслимое количество рыбы, которая круглые сутки варилась на кухне этого заведения.

Устроившись в гостинице и наскоро проглотив обед из трески, Мелвилл направился к основной цели своего визита. Путь его лежал к старинному двухэтажному деревянному дому с выкрашенными в красный цвет стенами и белыми наличниками на окнах. Здесь доживал свой век Джордж Поллард — бывший капитан шхуны «Эссекс». Встреча и беседа с этим старым китобоем, служившим теперь где-то сторожем, была необходима писателю. Конечно же, этот моряк, переживший трагедию гибели своей шхуны, мог сообщить такие подробности, о которых невозможно было ни вычитать в книгах, ни узнать от других оставшихся в живых восьми матросов с «Эссекса».

На стук дверного молотка в виде бронзового кита, подвешенного за хвост, отворил сам хозяин. Удивился, что его еще помнят. Засуетился, приглашая в гостиную. Переступив порог, Мелвилл оказался в жилище моряка. Старый матросский сундук, «соучастник» многих плаваний и приключений, гарпун, который когда-то сжимала сильная и твердая рука, зубы кашалота с нарезанными на них сценками из жизни китобоев — плоды океанского досуга. Наконец, на стенах гравюры с эпизодами охоты на китов. Некоторые были знакомы, например рисунки из книги Дж. Росса Брауна, изображающие кашалота, о чем Мелвиллу пришлось как-то написать рецензию. Однако рисунки эти были скверно гравированы (не по вине автора), хотя и точны по изображению.

Лучшим исполнением отличалась гравюра, на которой был запечатлен благородный кашалот во всем величии своей мощи в тот миг, когда он поднялся из глубин океана прямо под килем вельбота и высоко в воздух вознес на своем загривке зловещие обломки разбитых досок. Кормчий и перепуганные матросы, деревянные рукоятки разбитых гарпунов, весла — все оказалось в белой пене, взбитой разъяренным морским гигантом.

«Не так ли погибла и шхуна «Эссекс», когда на нее напал громадный кашалот?» — подумал Мелвилл. И, словно угадав его мысль, хозяин пояснил, указывая на гравюру:

— Вот так же и нас однажды разнес в щепки свирепый кашалот. Вас интересуют подробности?

И старый капитан начал свой рассказ.

— Мы вышли в море из Нантакета в начале 1820 года. В городе тогда насчитывалось восемь тысяч жителей. Местным судовладельцам принадлежало около сотни китобойных шхун, на которых плавало не менее 1700 китобоев. Каждая экспедиция была рискованным предприятием, поэтому для промысла отбирали смелых, бывалых моряков. Шхуна «Эссекс», водоизмещение ее доходило до 240 тонн, была построена и оснащена в Нантакете и обладала достаточной быстроходностью и маневренностью. Экипаж состоял из двадцати человек.

Рейс обычно длился года два, а иногда и дольше, но не всегда китобои возвращались домой с добычей.

Нам, однако, в тот год везло, и трюмы постепенно заполнялись бочками с мясом и жиром наших жертв.

Никто из нас не думал, что это плавание будет для большинства последним.

20 ноября мы вели промысел в Тихом океане, к западу от берегов Южной Америки. Как сейчас помню координаты — 0°40 южной широты и 119° западной долготы. Погода стояла штилевая. В восемь часов утра вахтенный крикнул с мачты: «Вижу фонтан!» Паруса были тут же убраны, спустили три вельбота, и мы, налегая на весла, поспешили к месту, где были замечены киты.

Я находился в первом вельботе, а Оуэн Чейс — мой помощник — готовил гарпун во втором. Сначала нам показалось, что киты ушли, но прошло несколько минут, и неподалеку от нас всплыл кашалот. Гарпун тотчас впился в тушу животного. Раненый кашалот с яростью ринулся на вельбот и сильным ударом хвоста раскроил один борт. Чейс, не медля ни секунды, выхватил нож и обрезал линь, к которому был привязан гарпун. Маневр удался, хотя гарпун был потерян. Матросы поврежденного вельбота Чейса кое-как заткнули одеждой пробоину и начали грести к шхуне. Вскоре они поднялись на «Эссекс». Я же со вторым помощником остался в двух вельботах, продолжая охоту. Очень скоро мы загарпунили другого кита.

Между тем Чейс, заметив, что наши вельботы слишком удалились от судна, решил следовать за нами. Тем временем поврежденный вельбот подняли на палубу, и Чейс, осмотрев его, подумал, что будет проще заделать пробоину досками, чем спускать на воду запасной вельбот. Он прибивал обшивку, как вдруг заметил огромного кита. С виду в нем было метров тридцать. Гигант всплыл по носу корабля метрах в ста от нас. Мы тоже заметили его — я направился к шхуне. Выпустив два или три раза фонтан воды, кит нырнул, но через несколько секунд появился на поверхности уже метрах в пятидесяти от шхуны. Он шел прямо на нее со скоростью не менее трех узлов. Примерно с той же скоростью шло и судно. Если вначале никто не придал значения появлению кита, то теперь всем стало ясно, что тот на огромной скорости несется прямо на корабль.

Чейс крикнул рулевому, чтобы он изменил курс, стремясь избежать столкновения и уступить киту дорогу. Но не успел Чейс отдать команду, как кит нанес страшный удар головой в борт шхуны у самого носа.

Удар был таким мощным, что все попадали на палубу. Казалось, что судно налетело на скалу: весь корпус содрогнулся.

Прошло несколько секунд, прежде чем все поняли, какая непоправимая беда приключилась с нами.

Кит же прошел под килем, всплыл у другого борта шхуны и с минуту лежал на воде, оглушенный ударом. Затем медленно удалился.

Оправившись от потрясения и оглядевшись, Чейс убедился, что в корпусе судна образовалась пробоина и нужно немедленно откачивать воду. Однако не проработали насосы и минуты, как все увидели, что нос корабля начинает медленно опускаться. Мы на вельботах заметили сигнал об опасности, подаваемый со шхуны. А в следующее мгновение, примерно в полумиле от судна, увидели кашалота, делавшего какие-то судорожные движения. Животное было все окутано пеной, которую оно взбивало своей яростно дергавшейся тушей. Было хорошо видно, как кит в бешенстве сжимает и разжимает огромные челюсти. Неожиданно он быстро уплыл в наветренную сторону.

Между тем судно все больше погружалось в воду, и было ясно, что его уже не спасти. Насосы, однако, продолжали работать, а Чейс стал обдумывать положение. Прежде всего он осмотрел оставшийся на борту вельбот и решил спустить его на воду и держать наготове. В этот момент раздался крик одного из матросов: «Он опять метит в нас!» Чейс обернулся и увидел кашалота, который был уже метрах в пятистах от шхуны и несся на нее со скоростью вдвое большей, чем раньше. Казалось, что им движет какая-то бешеная жажда мщения за страдания своих собратьев, загарпуненных нами.

Надо сказать, что направление его ударов было точно рассчитано: он атаковал с носа, тем самым используя для удара скорость обоих движущихся предметов, намереваясь причинить нам наибольший вред. Кит словно совершал обдуманное злодейство. Ужасный, мстительный его облик неумолимо приближался. Вода, казалось, расступилась перед ним, и весь его путь был отмечен полосой пены метров в десять шириной, которую он взбивал мощными ударами хвоста.

Голова кита наполовину высовывалась из воды. Сначала Чейс надеялся, что быстрым поворотом руля ему удастся отвести судно от гибельного удара, и крикнул рулевому, чтобы он круто свернул с курса. Но не успело судно повернуть и на один градус, как получило второй удар. Я думаю, что скорость «Эссекса» не превышала трех узлов, а кит шел со скоростью шести узлов. На этот раз удар пришелся по корпусу с другой стороны, как раз под клюзом. С носа была сорвана вся обшивка. После чего кит опять прошел под килем и удалился в наветренную сторону. Видимо, он счел свою миссию мстителя законченной. Больше мы его, слава богу, не видели.

Не прошло и десяти минут, как судно накренилось, а затем, значительно осев, перевернулось и пошло ко дну. Чейс успел спустить на воду вельбот.

Все мы, беспомощные свидетели трагедии, словно оцепенели. Нас не столько пугал черный океан и вздымающиеся валы, сколько врезавшийся в память ужасный, разъяренный облик морского чудовища.

Что было дальше? Честно говоря, трудно вспомнить об этом без содрогания. Мне пришлось провести в океане целую четверть года!

Вначале наши вельботы держались вместе. Но после шторма, разразившегося 28 ноября, нас разбросало, и мы потеряли друг друга из виду. Потом я узнал, что один вельбот так и пропал бесследно. Трое матросов в самом начале наших скитаний по морю предпочли ждать спасения на крохотном необитаемом островке — единственной земле, повстречавшейся нам в океане. Чейса спасли в феврале. Кроме него, в живых оставались лишь двое. А через неделю подобрали и меня с единственным уцелевшим матросом на борту вельбота. Таков плачевный итог нашего плавания. Из двадцати моряков, покинувших «Эссекс» после нападения на него кита, в живых осталось лишь восемь, — закончил свою горестную исповедь капитан Поллард.

По ходу рассказа Мелвилл кое-что записывал.

— А после гибели «Эссекса» вы ходили в море? — полюбопытствовал он.

— Да, однажды рискнул. Но мне снова не повезло. Судно, с таким трудом снаряженное, разбилось о рифы в Тихом океане. Потеряв второй раз корабль, я навсегда отрекся от моря. По правде же говоря, владельцы судов перестали верить в меня, считали невезучим. Так что поневоле пришлось встать на якорь.

Если вас интересуют еще кое-какие подробности о гибели «Эссекса», — продолжал словоохотливый капитан, — вы найдете их в книжке Оуэна Чейса.

— Я бы хотел с ним встретиться. Ведь он тоже живет в Нантакете.

— Увы, теперь уже нет. Бедняга Чейс недолго протянул. Последнее время он плавал на «Кэрроле», потом болел… Но вы можете повидать здесь его сына Уильяма.

Мелвилл обрадовался: возможно, не все потеряно и он раздобудет интересующую его книгу.

Так и случилось. Писатель беседовал с сыном Оуэна Чейса и получил от него в подарок один из немногих экземпляров записок китобоя. Ныне этот экземпляр хранится в библиотеке Гарвардского университета. Страницы его покрыты пометками писателя. А это значит, что Мелвилл внимательно изучил эти воспоминания и так же, как и свидетельство капитана Полларда, использовал в своей книге.

Для Мелвилла было важно сослаться на показания надежных людей и таким образом рассеять возможные сомнения в достоверности описываемых событий. Он хорошо помнил, как ему не хотели верить с самого начала его пути в литературе. Первую его книгу «Тайпи», написанную на основе собственного опыта, критики встретили возгласами: «Не может быть!» — требуя документальных подтверждений описанным фактам. Его подозревали в подлоге и называли книгу сплошной мистификацией. Так продолжалось до тех пор, пока матрос, переживший вместе с ним описанные приключения, не выступил в печати с подтверждением того, что все в его романе истинная правда.

То же самое, или почти то же, произойдет и с его книгой о жестокой, сверхъестественной схватке китобоев со злобным гигантом кашалотом.

Едва его новый роман «Моби Дик» вышел в свет, как критики, признав впечатляющую силу и оригинальность произведения, поставили все же под сомнение правдивость сюжета. «Печально, — писал рецензент на страницах «Экземинера», — что такой мастер пера, такой способный писатель употребил свою фантазию на создание столь экстравагантного произведения». Выходит, ему снова не поверили, хотя в главе, вполне серьезно озаглавленной «Свидетельствую под присягой», он стремился убедить читателей в достоверности описываемых событий. Предвидя сомнения относительно свирепого Белого Кита, разбойничающего на океанских дорогах, и желая рассеять их, Мелвилл в этой главе перечисляет отдельные факты, известные ему как китобою из личного опыта или от надежных людей. Вкратце излагает он здесь и историю гибели «Эссекса». Но, помимо случая с этим китобойцем, приводит другие примеры и свидетельства. Все они, замечает писатель, как ни мало знают об этом на суше, засвидетельствованы в истории китобойного промысла. Одним словом, озабоченный тем, что его снова обвинят во лжи, Мелвилл печатно, многими фактами подтверждает достоверность всей истории с Белым Китом, в особенности трагического конца — гибели шхуны «Пекод» и ее экипажа в результате нападения кашалота-альбиноса, «ибо здесь, — пишет он, — перед нами один из тех горестных случаев, когда истина не менее, чем ложь, нуждается в подтверждениях». Какие же факты приводит Герман Мелвилл?

Взять хотя бы знаменитого Левиафана, известного по прозванию Тиморский Том. Весь в рубцах, словно айсберг, он долгое время разбойничал в водах пролива, носящего это же имя. Такой же, можно сказать, всеокеанской славой пользовался и Новозеландец Джек — гроза всех китобойцев, так до конца и оставшийся непобежденным, хотя «от множества вонзившихся в него гарпунов и пик он был похож на гигантского ежа». Не менее свирепым считался и кашалот-одиночка, известный под именем Пайта-Том. Обычно он первым атаковал китобоев, топил вельботы, на его счету числилось около сотни убитых им моряков. Не он ли вероломно напал и на китобойное судно «Юнион», приписанное к Нантакету, и страшным ударом разнес носовую часть корабля? Это произошло в 1807 году и считается одним из первых зарегистрированных случаев нападения кита на людей. Если, конечно, не иметь в виду того морского чудовища, которое, согласно Библии, проглотило пророка Иону, чтобы затем изрыгнуть его невредимым на сушу. Но кит, проглотивший пророка, был явно более миролюбиво настроен в отношении людей, чем его потомки, столкновения с которыми для человека часто кончались не столь благополучно. Зловещей славой пользовались, скажем, и кашалот Моркан, чей высокий фонтан, обычно возникавший у японских берегов, напоминал порой белоснежный крест на фоне неба, и Дон Мигуэль со спиной в шрамах, будто панцирь черепахи, и многие другие. Но, пожалуй, превзошел всех в силе и ярости прославленный Белый Кит по прозвищу Моха Дик (в романе — Моби Дик), от названия острова Моха у берегов Чили, где, согласно молве, пошел ко дну первый потопленный им корабль.

Не один год огромный Белый Кит, длина которого достигала тридцати метров, разбойничал в океане, нападал, как казалось, вполне продуманно и топил, разнося в щепы своими челюстями, вельботы, а то и тараня целые суда.

Впечатлительные и суеверные моряки распространяли о белом чудовище всевозможные слухи, преувеличивая и сгущая то истинное, что было в рассказах о столкновениях с Моха Диком. О нем говорили, например, что он вездесущ, и будто его можно в одно и то же время встретить под разными широтами. Его считали дьявольски хитрым и неуязвимым. Своей ужасной славой он был обязан той беспримерной расчетливой злобе, которую он, по рассказам, не однажды проявлял, нападая на людей. Слухи о Белом Ките нарастали словно снежный ком, перекатываясь над бурными морскими просторами, и в конце концов он стал внушать людям такой ужас, что редко кто из тех, кому случалось хоть по слухам познакомиться с Белым Китом, отважился бы испытать опасность встречи с этим животным. И все же такой смельчак нашелся. Им стал шкипер с британского китобойца «Джон Дэй». Как позже герой Мелвилла капитан Ахав выйдет в море из Нантакета на китобойце «Пекод» с одной-единственной всепоглощающей целью — настичь и одолеть Белого Кита, так и английский шкипер, решив раз и навсегда покончить с дерзким пиратом, отправился на «Джоне Дэе» выслеживать морского разбойника. Тот, словно разгадав намерение отчаянного шкипера, неожиданно сам напал на моряков с «Джона Дэя». Это было в конце мая 1841 года. Китобоям все же удалось всадить в кашалота один гарпун, прежде чем тот успел разбить вельботы и повредить сам корабль. Пяти человек недосчитались на борту китобойца после этой схватки и предпочли отказаться от погони. Что касается Моха Дика, то спустя несколько месяцев он атаковал и потопил грузовое судно у берегов Японии. И в тот же час хотел расправиться с тремя китобойцами, оказавшимися поблизости. Однако моряки не стали ждать и первыми двинулись навстречу киту, который выжидал, держась в миле от них. Шесть вельботов окружили кашалота. Несколько гарпунов вонзились в его тело. Китобои готовы были торжествовать — кит замер на поверхности и казался мертвым. Но когда вельботы подошли совсем близко, гигант неожиданно ожил! В один миг он разнес в щепы и потопил три лодки. Четвертую, зажав челюстями, поднял над водой, потряс ею, как фокстерьер пойманной мышью, а затем раздавил челюстями. На поверхности моря среди обломков барахтались в красной от крови воде оставшиеся в живых. В тот день погибло тринадцать человек, двадцать шесть получили серьезные ранения. А всего на счету Моха Дика и его собратьев, как сообщают историки китобойного промысла, числилось три китобойных судна, восемнадцать вельботов, три барка, четыре шхуны, два грузовых судна и сто семнадцать человеческих жизней. И можно сказать, что Мелвилл не отошел от истины, когда рассказал о том, как капитан Ахав, увидев вокруг себя обломки своих вельботов и водовороты, в которых крутились доски, весла, люди, выхватил из кормы своей разбитой лодки большой нож и бросился на кита, словно арканзасский дуэлянт на своего противника, в слепой ярости пытаясь шестидюймовым лезвием достигнуть непомерных глубин китовой жизни… Тогда-то молниеносным движением своей серповидной челюсти Моби Дик скосил у Ахава ногу, словно косарь зеленую травинку на лугу. Именно со времени этой свирепой схватки в душе Ахава росла безумная жажда мщения.

Не погрешил против истины Мелвилл и тогда, когда описал гибель «Пекода» и его команды после трехдневной погони и схватки с Белым Китом, который «мчался им навстречу, зловеще потрясая своей погибельной головой… Расплата, скорее, возмездие, извечная злоба были в его облике».

Достоверность рассказа Мелвилла подтверждается и другими примерами. Так, в 1840 году Белый Кит (неизвестно, был ли это Моха Дик или нет) напал на вельботы с судна «Десмонд». У моряков осталось от этого кошмарного случая полное впечатление, что тридцатиметровое чудовище, словно адский белый змий, проглотило живьем нескольких матросов. Вскоре и почти в тех же водах Белый Кит ринулся на китобоец «Сарелта», сокрушив три. вельбота и повредив само судно.

В 1851 году был зарегистрирован еще один случай, когда крупный кашалот, видимо раненный, атаковал китобоец «Александер». Вначале он напал на три вельбота, из которых один разбил, а другой раздавил челюстями. Едва экипажи, кое-как выбравшись из воды, вернулись на корабль в третьем вельботе, как кит устремился на судно. «Перед нами возникло видение из ада, — вспоминал капитан «Александера». — Могучая черная тень горой нависла над нашим бедным судном. Чудовище налетело на нас со скоростью 20–25 узлов и пробило корпус корабля под фак-мачтой в двух футах от киля». «Александер» пошел ко дну точно так же, как и шхуна «Эссекс», которая за тридцать лет до этого затонула именно в этих же водах. А сколько китобойных судов пропали без вести, не вернулись домой! Вполне возможно предположить, что некоторые из них погибли после нападения 70-тонных гигантов кашалотов.

Одним словом, документально подтвержденные факты позволяют сделать вывод, что история огромного и свирепого Белого Кита и его преследователя, одноногого капитана Ахава отнюдь не плод фантазии автора. Но что хотел сказать людям Мелвилл своим замечательным романом о Белом Ките? Ограничился ли писатель созданием лишь приключенческого повествования, как вначале было задумано?

Нет, первоначальный замысел в процессе работы, возможно неожиданно для самого автора, претерпел заметные изменения и в конце концов перерос в нечто совершенно новое. Теперь это была книга с глубоким социально-философским подтекстом. И Моби Дик, по образному выражению исследователя творчества писателя Ю. Ковалева, плавает в водах философии, социологии и политики.

Для того чтобы создать большую книгу, считал Мелвилл, надо выбрать большую тему. Богатая и обширная тема, по его мнению, обладает возвеличивающей силой. Рассказ о гиганте Левиафане, олицетворяющем всяческое зло, требовал титанических усилий, многих познаний в различных областях, огромного творческого напряжения. Чтобы воплотить столь грандиозный замысел, нужно было вместо обыкновенного — гусиного — огромное перо кондора, вместо простой чернильницы — кратер Везувия.

Легенда и быль о Моха Дике послужили писателю предлогом для создания многопланового романа о судьбах человека в этом мире. Бурный океан — символ человеческой жизни — таит в себе неисчерпаемые силы добра и зла, пребывающие в состоянии постоянной борьбы. Повествуя об опасных приключениях Ахава, писатель утверждает, что счастье человеческое, подобно отражению Нарцисса в воде, — неуловимый прекрасный призрак. Что делать: любоваться им с берега или ринуться за ним в бездну? Деятельная натура человека не может мириться с бесплодным созерцанием, человек должен добиваться своей цели, даже если он знает, что на каждом шагу его подстерегает гибель.

Сила художественных образов, созданных Германом Мелвиллом, была так велика, что они затмили собой реальные факты, историю подлинных участников этого события. Миф пережил действительность: борьба Ахава с Белым Китом стала символом борьбы человека с темными силами зла.

И тем не менее недаром все же ездил Мелвилл в город китобоев Нантакет, не напрасно встречался там со старым капитаном Поллардом, не зря получил в подарок книгу Оуэна Чейса. Во всяком случае так считают нантакетцы и не преминут упомянуть об этом всякому, кто бывает на их острове, превратившемся сегодня в прибежище туристов, увлекающихся рыбной ловлей в открытом море. Вот почему в городке на каждом шагу лавочки с сувенирами и ресторанчики, где подают прославленную рыбацкую похлебку, видимо, ту самую, которой со времен Мелвилла знаменит Нантакет. О былой его славе в наши дни напоминают также жестяные киты на флюгерах да Музей истории китобойного промысла, где можно увидеть модель китобойца «Эссекс». Но, пожалуй, главная достопримечательность и гордость Нантакета — это старый деревянный дом красного цвета с белыми наличниками. На первом этаже лавка сувениров, а рядом, на стене, мемориальная доска с надписью: «Этот дом построил капитан Уильям Брук в 1760 году. Позднее он принадлежал Джорджу Полларду — капитану китобойной шхуны «Эссекс». Писатель Герман Мелвилл посетил капитана Полларда и использовал рассказанную им историю в романе «Моби Дик».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.