Московские немцы
Московские немцы
Историю страны и ее народа в наибольшей степени сохраняют культовые сооружения. Именно они в первую очередь строились из наиболее крепкого материала (чаще из камня), к ним бережнее относились, нежели к собственному имуществу, их лелеяли, украшали на протяжении столетий. Московские древние сооружения исстари называют особым благоговейным словом — «достопамятности».
Москва как столица и как город со свойственным русской нации гостеприимством доброжелательно принимала в число горожан иноземцев. Если обратиться к статистике прошлого века, то без труда можно заметить, что в Первопрестольной значительную часть населения составляли немцы.
Никто не будет спорить: любая нация нуждается в отправлении религиозных культов. Поэтому в Москве, пригласившей к себе для пользы Отечества немалое количество немцев и предпочитающей в большей мере лютеран, нежели латин-католиков, рядом с их поселениями стали строиться лютеранские церкви (кирки).
Начиналось все с молитвенных домов. Первая же лютеранская церковь была основана между 1560 и 1565 годами по разрешению Иоанна IV. Это случилось почти в одно время с открытием в Москве типографии, которую датский король Христиан III хотел сделать проводником Лютерова учения в России.
Прихожане этой церкви присоединились к лифляндским дворянам, служившим при царе. Членом церкви был и посол датского короля Яков Улфельд. С прибытием голштинского герцога Магнуса, брата датского короля Фридриха II (нареченного жениха царской племянницы), и его свиты число лютеран в городе увеличилось. В доме герцога Магнуса богослужения начал проводить пастор Христиан Бокгорн, которому русский царь пожаловал золотую цепь и богатую одежду.
В 1575 году Магнус ходатайствовал у Иоанна Васильевича дозволение построить церковь своего вероисповедания и совершать в ней богослужения. Место для этой цели царь отвел в двух верстах от Кремля, в районе современных Чистых прудов. И в той кирке читались первые проповеди преемником пастора Бокгорна — Иоакимом Скультетом.
Некоторым православным москвичам стало нравиться новое учение, да так, что у них возникло желание изменить своей вере. Против вероотступничества не раз собирались соборы. Летописцы того века жаловались, что «Немчин Елисей (Бомелий), лютый волхву чуть было и царя не отвел от православной веры». Между тем Иоанн IV Васильевич вовсе не собирался менять вероисповедание, а свое дружественное отношение к лютеранам разумно объяснял. Ему приписывались слова о Лютеровом учении: «Оно гораздо ближе к истине, чем Римско-католическое, и по сему может быть терпимо». Когда же посол папы, Антоний Поссевин, убеждал московского царя выгнать лютеранских магистров и принимать только одних латинских священников, ответом Иоанна Грозного было: «Лютеране, как и все иноверцы, живут свободно в России, но не смеют сообщать другим своих мнений». Весьма важным было то, что лютеране по духу своего учения, в отличие от католиков, не вмешивались в политические дела России и не проводили духовную пропаганду.
При царе Борисе Годунове была построена просторная кирка в Белом городе у Покровских ворот, недалеко от церкви Св. Николая в Столпах. В 1600 году в старой лютеранской кирке у Яузы был избран пастор Мартын Бер. О точном ее местонахождении сказать трудно. Предполагается, что у этого притока Москва-реки было старинное поселение немцев.
По преданию, тот же царь, с дружеским расположением и для большего удобства датчан, предложил построить другую лютеранскую кирку… в самом Кремле. Эту церковь поспешно соорудили на площади вблизи Гостунского собора. Царь на свои средства поставил здесь же деревянную колокольню и повесил на ней три колокола. Прихожанами церкви была свита принца и немецкие рейтеры, служившие при государе.
Однако бояре и простой московский народ не одобрили такую веротерпимость и инициативу Годунова. Иноверческую церковь в недрах самого Кремля, где хранились святыни отечественной Церкви, сочли за поругание национального достоинства. Поэтому новое строение оставалось здесь совсем недолго.
При Отрепьеве, в 1606 году, во Дворец для богослужений был вызван пастор Мартын Бер. Здесь он говорил лютеранские проповеди для капитанов, докторов и других немцев, которым было далеко ходить в немецкую кирку к Яузе.
После Ляхолетья для постройки лютеранской кирки отвели землю на Моховой улице, где позднее было определено место для университета. Но о ее судьбе ничего не известно.
В 1616 году бывшие в Москве лютеранские церкви разделились на Старую и Новую. Москвичи их называли ропатами и молитвенными избами.
Первый Романов-царь (Михаил Федорович) в 1629 году пожаловал землю для построения церкви реформатам за Земляным валом, где в 1639 году была построена первая реформатская деревянная кирка, а в 1684 — уже каменная. Через одиннадцать лет там на Большой Немецкой улице, напротив старого Сената, по ходатайству Франца Лефорта была сооружена обширнейшая каменная церковь со школой. А лютеранам в том же районе за Земляным городом в 1635 году была отведена слобода, впоследствии названная Новою Иноземскою. Новою она именовалась потому, что в Москве ранее находились еще две иноземские слободы: одна — за Яузскими воротами, а другая — у Крымского двора за Москва-рекой (Наливки).
Царским указом 2 марта 1642 года было велено «сломать немецкие ропаты в Китае, Белом и Земляном городах». После этого лютеранская община выпросила себе в 1643 году дозволение у Земского приказа поставить свою кирку за городом на «садовом месте Никиты Зюзина» вблизи православной церкви Св. Николая, что в Кобыльском, в 20 саженях от Земляного вала и рва. Община объясняла, что там исстари была «у попа их на дворе поставлена изба с комнатою, где они вместе с докторами по праздникам и воскресным дням для богомолья и Евангельского чтения сходились».
На этой земле, длиною в 30 и шириною в 30 сажен, и была сооружена деревянная кирка с колокольней, над которой были поставлены четырехконечные кресты. На современной карте Москвы это место из-за архитектурных перестроек обнаружить невозможно. Отмечу лишь, что обозначенный район находился у Садового кольца чуть севернее Курского вокзала.
13 июня 1643 года лютеране получили от русского царя «Данную» на это место и разрешение собираться в будущем в свой молитвенный дом иностранцам всех сословий, переводчикам Посольского приказа, золотых и серебряных дел мастерам и немецким купцам в Москве. Кирха была названа Михайловскою в честь Св. Михаила Архангела. Возможно, так прихожане хотели изъявить царю Михаилу Федоровичу признательность и благодарность. «Данная» была утверждена государем в день его ангела — Святого Михаила Малеина. После постройки лютеранской Михайловской кирки за нее ходатайствовал доктор Иван Белов, который 4 мая 1645 года подал челобитную царю о дозволении иноземцам сходиться здесь на молитву.
Через три года после сооружения немецкой церкви произошел досадный случай.
Юный царь Алексей Михайлович, вступивший на престол после кончины родителя, как-то проезжал мимо этой кирки. По ошибке, как бывает в молодости, он принял ее за православную. Снял по русскому обычаю перед нею шапку и перекрестился у всех на виду. Духовник царя, заметив это, спешным порядком разъяснил «конфуз». И тогда раздосадованный молодой царь велел перевести «провинившуюся» кирку подальше за город, за речку Кокуй (Кукуй). На то место, где она впоследствии долго и находилась. К тому же Алексей Михайлович решил еще дальше переместить иноверческие церкви от центральной части столицы. Было запрещено ставить над ними кресты и строить при них колокольни.
Новая Иноземская (или Немецкая) слобода отстроилась, по большей своей части, в 1652 году. Видимо, по отношению русских к немецкому говору (слово «gucke» — «смотри» — здесь часто употреблялось), стала именоваться «Кукуем». Это название и выражение «Ступай на Кукуй!» использовались как бранные и были оскорбительными для слободчан.
В Немецкую слободу впоследствии была переведена основанная пастором Глюком (Гликом) на Покровке школа — «Первоначальная гимназия».
Численный перевес жителей в этой московской слободе постоянно был на стороне немцев. Другие же иностранцы для удобства взаимных отношений должны были изучать и использовать немецкую речь. По вероисповеданию здесь были почти одни протестанты. К Яузе за Покровские ворота были выселены те, кто не принимал православной веры, а в самом городе остались проживать некоторые врачи и наиболее крупные негоцианты.
Так сложилось, что кирки в Немецкой слободе строились на участках, отведенных пасторам, которых было трое: два лютеранских и один реформатский. Туда, где поселился старший из них, пастор Валтасар Фадемрехт, была перенесена его так называемая «старая» лютеранская кирка. На участке пастора Иоакима (Ивана) Якоби была вторая лютеранская кирка. На земле голландского пастора Кравинкеля — реформатская церковь.
По официальным данным, в 1666 году в слободе числилось 204 дома, из которых две трети принадлежали военным чинам.
Между переехавшими в эту местность «старыми» немцами, потомками тех, что жили в Москве при Иване Грозном, и «новыми», вызванными отцом Петра I и им самим для развития военного дела в России, бывали частые распри. «Старые» считались невежественными, ленивыми и глупыми. А вторые были, в большей своей массе, военными, учеными, мастеровыми. Это соперничество, к сожалению, не способствовало добрососедству среди самих же немцев, объединенных общими национальными традициями, религией и оторванностью от родины.
Значительное место в истории создания московских кирок занял Николай Бауман. Не следует его путать с ветеринаром-революционером начала XX века Николаем Эрнестовичем Бауманом, памятник которому стоит в сквере рядом с православным Елоховским собором. Имя Н. Э. Баумана носят: главная улица близлежащего района, станция метро, институт и некоторые другие московские объекты. Этот мятежный агитатор прославился тем, что очень эмоционально выступал на политических собраниях. За ним не было никакого конкретного полезного для народа дела. Но в историю вошло поразившее всех москвичей грандиозное шествие во время похорон молодого агитатора. Многотысячная процессия следовала в течение нескольких часов из Немецкой слободы в диаметрально противоположный конец города — на Ваганьковское кладбище. Она была хорошо организована и явилась опытом для революционной борьбы большевиков.
О другом Николае Баумане, достойном памяти москвичей-немцев и жителей современной местности Немецкой слободы, стоит рассказать особо.
