Императорская охота

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Императорская охота

Высочайшие охотники

Охота издавна считалась непременной составляющей быта коронованных особ. В России страстными охотниками были царь Алексей Михайлович, Петр II, Анна Иоановна, позднее – Александр II и Александр III. Но и при других императорах охота была традиционным развлечением в пригородных резиденциях. Императорской охотой ведала Обер-егермейстерская канцелярия, преобразованная в 1796 г. в Егермейстерскую контору (с 1882 г. она называлась Императорской охотой) [1221] .

В отличие от Екатерины II Павел Петрович не интересовался охотой, если этого не требовали правила этикета. Во время зарубежного турне Павла Петровича и Марии Федоровны под именем графа и графини Норд в 1781–1782 гг. он принял участие в организованных для него охотах, свидетельством чему остались рисунки и гравюры, изображающие великокняжескую чету на охоте в Берензэ, близ Штутгарта, и в Берлине [1222] . Император Павел I интересовался лишь одним учреждением, имеющим связь с Императорской охотой, – Гатчинским зверинцем, который был устроен графом Г. Г. Орловым.

Прогулку императора Павла I по зверинцу попытался воссоздать на рисунке А. Бенуа [1223] . Что касается известного «Памятника орлу», воздвигнутому на месте падения орла, убитого императором в Гатчинском дворцовом саду, то, скорее всего, обелиск, как аргументировал историк М. М. Сафонов, на самом деле является масонским символом.

Историк Императорской охоты Н. Кутепов (его книги в подарочном варианте были не так давно переизданы) пишет: «Император Павел I не чувствовал к охоте ни малейшей склонности. В архивах не сохранилось никаких сведений хотя бы об одной охоте в его присутствии… Начатое по мысли императрицы в конце ее царствования сооружение обширного каменного здания для обер-егермейстерского корпуса по Царскосельской дороге еще было вполне закончено, как император Павел по вступлении на престол передал его Измаловскому полку» [1224] .

Император Павел I был любителем собак, но не охотничьих. По свидетельству П. Я. Башуцкого (в пересказе его сына Александра Павловича), вахт-парады у Михайловского замка проходили следующим образом: «На вахт-парады обыкновенно собиралось много простого народа и – собак. Ни первого, ни последних никто не смел отгонять, и они свободно теснились: народ – позади, а собаки – впереди Павла I. К простому народу Павел был всегда ласков, и когда войска на вахт-параде строились для прохождения мимо него, он тростью своею слегка отодвигал народ, говоря: "Прошу отодвинуться немного назад"; затем, взяв трость свою под левую мышку и сняв с правой руки перчатку с крагенами, вынимал из правого кармана своего куски хлеба и потчевал им теснившихся к нему собак. Когда же войска уже подходили, он слегка отгонял собак тростью, говоря: "Ну, теперь ступайте", и собаки, понимая это и получив свою подачку, сами собой удалялись» [1225] .

Через неделю после вступления на престол 13 ноября 1796 г. Павел I предписал, чтобы «птичью охоту (соколиную охоту. – Л. В.) с служителями не выписывали из Москвы в Петербург впредь до особого повеления». В результате соколиная охота, помещавшаяся на Семеновском потешном дворе, пришла в упадок. Добывание ловчих птиц (соколов и кречетов) стало делом затруднительным, ведь Павел I отнял податные льготы и преимущества у всех повытчиков, обратив их в дворцовых крестьян, за исключением повытчиков Казанской губернии.

Через полтора месяца после вступления на престол императора Павла I утвержден был новый яхт-штат. Этим штатом размеры придворной охоты были сокращены по сравнению со штатом 1773 г. почти вдвое. Общее число чиновников и служителей было уменьшено с 321 до 162 человек. Особенно усиленному сокращению подверглись наиболее существенные части Императорской охоты – псовая и птичья. Из 86 человек псовой охоты 1773 г. в новом штате осталось только 55, а птичьей охоты – 19 человек вместо прежних 45. Осталась без перемен только егермейстерская команда.

Обер-егермейстер князь Петр Алексеевич Голицын оставался на посту до 16 февраля 1800 г., затем был заменен генералом от инфантерии Василием Ивановичем Левашевым. Подчиненные обер-егермейстеру егермейстеры недолго оставались при своих должностях. 6 декабря 1798 г. егермейстером был назначен фаворит императора обер-гардеробмейстер граф Иван Павлович Кутайсов, но уже 1 января 1800 г. на его месте оказался камергер двора наследника цесаревича Александра Павловича граф Головкин 3-й. Не прошло двух месяцев, как Головкин навлек на себя гнев государя и 26 февраля того же 1800 г. был уволен от службы за перерасход средств – «сделанным им издержек при проезде любимейшей дочери нашей великой княгини Александры Павловны, сверх положенной нами на то суммы, вдвое» [1226] . Известно также, что в 1797 г. помещен был на Слоновом дворе в Петербурге слон, на его содержание и жалованье слоновщикам положено было 1500 руб. в год.

Известно также о посещении Павлом I зверинца 10 июня 1799 г., в пятницу: «В 7 часов вечера Их Императорские Величества с их императорскими высочествами государем наследником, государынями великими княжнами Еленой Павловной, Марией Павловной и Екатериной Павловной и их светлостями принцами Мекленбург-Шверинскими и свиту составляющими обоего пола особами изволили выезд иметь на линейках (особые придворные экипажи с продольной спинкой посредине. – А. В.) прогуливаться… во зверинец» [1227] .

«Император Александр Павлович унаследовал от своего отца нерасположение к охоте, – пишет далее историк Н. Кутепов. – В России, насколько мы знаем, он не охотился ни разу и лишь во время поездок за границу принимал участие совершенно официально в охотах, устраиваемых иностранными монархами, вместе с другими увеселениями в честь его посещения.

6 октября 1808 г. в Эттерсберге, близ Веймара, на охоте оленей и прочей дичи, данной герцогом Саксен-Веймарским…» [1228] Сохранился рисунок того времени, по которому позднее И. Репин написал картину на этот сюжет.

Тем не менее придворная охота не бездействовала, поскольку птичьей соколиной охотой одно время интересовалась вдовствующая императрица Мария Федоровна. Сохранились сведения, что летом 1805 г. сокольники с ловчими птицами были вызваны из Москвы в Петербург. Они вызывались также в 1808 и 1810 гг.

Егермейстерское ведомство сохраняло давно устроенные шалаши для стрельбы тетеревов в лесу у деревни Шушары. Как отмечает Н. Кутепов, в 1820 г. здесь был отстроен новый круглый шалаш, бревенчатый, теплый, и кругом него были поставлены «чучельные шесты», как делалось при устройстве шалашей во времена Елизаветы Петровны и Екатерины II.

Впрочем, сохранилось известие 1814 г. и об охоте Марии Федоровны на зайцев. В камер-фурьерском журнале от 9 октября читаем: «Гатчина. В пятницу в 12 часов пополудни Ея Императорское Величество вдовствующая императрица Мария Федоровна с Ея императорским высочеством Великою княжною (Анной Павловной) в колясках, а их Императорские высочества Великие Князья Верхами изволили от дворца выезд иметь на охоту заячьей травли, и быв при том сопровождаемы в линиях и верхом же составлявшими Высочайшую свиту особами обоего пола, а в половине 4 часа возвратились обратно во дворец» [1229] . Это событие нашло отражение в гравюре и стало поводом для рисунка Н. Самокиша «Выезд вдовствовавшей императрицы Марии Федоровны с великою княжною Анной Павловной на охоту заячьей травли, 1814 год» [1230] .

Император Александр I скорее выступал в роли защитника природы, подкармливая птиц в царскосельских озерах. Несмотря на то что он был хорошим ружейным стрелком и в 1822 г. взял приз в состязании во время Веронского конгресса, лейб-хирург Д. К. Тарасов рассказывает в своих воспоминаниях, что государь во время пребывания своего в Царском Селе часто посещал птичий двор. Государь рано утром «выходил в сад чрез собственный выход в свою аллею, из коей постоянно направлялся к плотине большого озера, где обыкновенно ожидали его: главный садовник Лямин и все птичье общество (до сотни лебедей, а также гуси и утки. – Л. В.), обитавшее на птичьем дворе, близ этой плотины. К приходу его величества птичники обыкновенно приготовляли в корзинах разный для птиц корм. Почуяв издали приближение государя, все птицы приветствовали его на разных своих голосах. Подойдя к корзинам, его величество надевал особо приготовленную для него перчатку и начинал им сам раздавать корм» [1231] . Этот царскосельский птичий двор император Александр I 20 июня 1818 г. показал прусскому королю Фридриху-Вильгельму во время его посещения Петербурга вместе с наследником принцем Вильгельмом. Документы свидетельствуют: «40 минут 8-го часа (вечера. – А. В.) Высочайшая фамилия соблаговолила поехать в сад к птичьему двору в дрожках: Его Величество король (прусский) с императрицею Елизаветой Алексеевною, Государь император с великою княгинею Александрою Федоровною… великий князь Николай Павлович с наследным принцем Вильгельмом, принц Мекленбургский с Гессен-Гомбургским в сопровождении свиты…» [1232] Художник А. Бенуа создал на эту тему рисунок «Кормление птиц императором Александром I на "птичьем дворе" в Царском Селе, в присутствии императора Фридриха-Вильгельма» [1233] .

Размеры придворной охоты при Александре I сокращены были еще более. Вскоре после восшествия на престол, 18 декабря 1801 г., издан был новый штат Императорской охоты, в котором было утверждено:

«В числе первых лиц Двора» – обер-егермейстер с содержанием в 4188 руб. В числе вторых чинов двора – егермейстер с содержанием в 2532 руб., затем, кроме того, часть обер-егермейстера, в том числе унтер-егермейстер с жалованьем в 1500 руб. Утверждались также «штаты» лошадей и собак: лошадей егерских – 32, птичьей охоты – 10, упряжных – 12, псовой охоты – 40, «для разных поездок» – 6. На фураж, ковку и приобретение лошадей, считая службу лошади в 4 года, а стоимость ее в 24 руб., 11 859 руб. 50 коп. Собак борзых – 20, гончих – 60, мордашек – 10. На их корм… – 1650 руб. На содержание зверинцев было определено 10 000 руб., голубей и других птиц в Эрмитаже 1200 руб. Всего ежегодного расхода 55 142 руб. 33 коп., не считая в том числе жалованья обер-егермейстера и егермейстера [1234] .

Тем не менее начиная с 1811 г. расходы на придворную охоту значительно превысили смету. В десятилетие (с 1811 по 1820 г.) они достигли 73 000 руб. в год, в следующее десятилетие – 100 000 руб. в год.

Общий упадок учреждений Императорской охоты отразился и на Петергофском зверинце. Территория, занятая зверинцем, была уменьшена и в 1798 г. из нее был выделен участок для провиантских складов кирасирского полка; а в 1818 г. до 55 десятин отведено под выгон скота жителей Петергофа. Малый зверинец, существовавший около Английского сада, в 1823 г. был уничтожен. Содержавшиеся в нем олени и несколько буйволов были переведены в Большой зверинец.

В 1816 г. из Персии приведены были еще два слона, подаренные императору Александру I персидским шахом. Их изображение сохранилось на литографическом рисунке. На содержание двух слонов отпускалось 1905 руб. в год, а на жалованье их погонщикам-персам по 100 руб. каждому. Слонам ежедневно полагалось корму: 4 пуда пшеничных хлебов, 6 фунтов коровьего масла, 10 фунтов меду, 2 фунтов сахару, 10 пудов сена, 5 пудов соломы, пряных кореньев на 5 руб. В 1823 г. один из этих слонов пал (его отдали в Кунсткамеру), а оставшийся в одиночестве слон в 1827 г. был переведен в Царское Село. В 1806 г. императору Александру I подарен был правлением беломорской компании белый медведь, который содержался на Волынском охотном дворе, при псовой охоте.

Опустошительное наводнение 7 ноября 1824 г. нанесло удар строениям Императорской охоты в Петербурге на р. Фонтанке. Утонули 7 лошадей, несколько гончих собак. В целом к концу 20-х гг. все московские охоты – птичья, зверовая и даже псовая – пришли в полный упадок. Окончательно они были упразднены в начале царствования Николая I.

В последние годы царствования императора Александра I иногда устраивались охоты для великого князя Николая Павловича. Первые сведения о них относятся к 1818 г. Великая княгиня Александра Федоровна, впоследствии уже императрица, вспоминала: «"Maman" разрешила своему сыну провести несколько дней в Гатчине для охоты. Мы с радостью приготовились воспользоваться этим позволением и провели в Гатчине время весьма приятно в тесном кружке, который составляли обер-церемониймейстер князь Яков Лобанов, сын его флигель-адъютант князь Александр Лобанов, граф Рибопьер и наш маленький Аничковский двор. Мне чрезвычайно понравилась жизнь в загородном замке и охота; все были веселы, любезны, каждый по-своему разговорчив, и все расстались довольные друг другом» [1235] . Скорее это было своеобразной отдушиной и попыткой на несколько осенних дней вырваться из-под жесткого контроля августейшей матушки Марии Федоровны. Достаточно спорно утверждение историка Императорской охоты Н. Кутепова, что Николай Павлович «еще в молодости полюбил охоту и впоследствии, по вступлении на престол, ежегодно посвящал несколько осенних дней любимому развлечению» [1236] .

Впрочем, французский писатель Франсуа Ансело еще мог скептически наблюдать за соколиной и псовой охотой в череде коронационных празднеств 1826 г. Он писал в одном из своих сентябрьских писем: «Вчера… императорский охотничий двор, желая внести свою лепту в развлечения, продемонстрировал нам на обширной равнине Сокольники псовую и соколиную охоту… Несчастных зайцев принесли в мешках, по сигналу выпустили двух, и не успели они пробежать и нескольких туазов, как им вслед пустили двух огромных длинношерстных борзых, которые мгновенно догнали своих жертв и расправились с ними.

[…] Двенадцать егерей выехали на равнину верхами, и каждый держал на руке сокола с колпачком на голове; как только предательская свобода была дарована плененным воронам, осужденным на гибель в когтях соколов, птицы взлетели на большую высоту и стали парить над жертвами, которые отчаянными криками тщетно молили о помощи… Вороны вскоре вернулись искать прибежища на земле… Только один ворон, доверив свое спасение силе собственных крыльев, поплатился жизнью за эту неосмотрительность» [1237] .

26 апреля 1826 г. был вновь сокращен личный состав придворной охоты. Московская соколиная охота была упразднена, а в 1828 г. Измайловский зверинец был передан Кремлевской экспедиции в ветхом виде. Новый штат для Егермейстерского ведомства был издан 22 января 1833 г. Личный состав охот был сокращен до 108 человек; на содержание их ассигновано до 24 ООО руб. асс.; на содержание же всего ведомства определено до 102 ООО руб. асс. Как отмечает Н. Кутепов, «отличительной чертой штата 1833 года… явилось распределение служителей охоты не по главным частям последней, а по статьям, в зависимости от получаемого ими содержания. Таких статей было установлено три: к первой принадлежали старший егерь, старший доезжачий, стремянной и др.; ко второй – младшие егеря, младшие доезжачие, стремянные, вабельщик, выжлятники; наконец, в третьей статье – егерские ученики, стремянные, младшие тенетчики, выжлятничьи ученики, наварщики, младшие конюхи, зверовщики Петергофского зверинца и др.» [1238]

Следует пояснить, что выжлятник в псовой охоте – это охотник, ведающий гончими собаками. Старший выжлятник называется доезжачим. Вабельщик – егерь, охотник, подманивающий зверя на выстрел имитацией его голоса или выявляющий по ответному отклику местонахождение объекта. Стремянной – старший конюх. Тенетчики – это егеря, которые, притаившись у тенет (сетей), принимают дубинками или вяжут зверей, которых гонят загонщики (облавщики), заходящие с противной стороны.

С царствования императрицы Елизаветы Петровны до начала царствования императора Николая I Императорская охота помещалась на Охотном дворе у Обухова моста на Фонтанке. В апреле 1828 г. было принято решение о переводе в Петергоф, где были сосредоточены все охотничьи учреждения, размещавшиеся раньше в Петербурге и других местах.

С 1827 г. территория южнее Английского парка стала застраиваться под названием Егерской слободы, где разместились придворные егерская и псовая охоты [1239] . В самой слободе был устроен зверовой дом. Центром охотничьих учреждений в Петергофе был также Большой петергофский зверинец, в котором были устроены заячий садок, оленник, фазанье и куропаточное заведения, а рядом с последним – ремиз для зайев. Только Егермейстерская контора осталась в Санкт-Петербурге и в 1830-х гг. помещалась в так называемом иезуитском (№ 59) доме на Екатерининском канале, близ Михайловского театра.

В конце 1838 г. временно управляющий Егермейстерским ведомством барон Фредерикс и вслед за ним обер-егермейстер Васильчиков представляют министру императорского двора проекты новых штатов, которые были утверждены. Псовая охота, которая пришла в упадок, была сокращена как незатребованная. Одновременно было решено умножить фазанье и куропаточное учреждения. Этим штатом 1 января 1843 г. общее число чинов было увеличено до 126 человек (на 18 больше против штата 1838 г.). Последние годы после отставки Васильчикова Императорскую охоту возглавлял граф Ферзен. К 1853 г. псовая охота состояла из борзых и гончих собак. Были собаки других пород: меделянские, водолазы духовые и сеттеры, но в незначительном числе.

Но собаки собакам рознь. Историк Н. Кутепов пишет: «При императорской охоте на особых основаниях содержались собаки, составляющие собственность императора, императрицы, наследника цесаревича и некоторых великих князей. Из собственных собак императора Николая Павловича здесь было в 1842 г. 7 собак (3 взрослых легавых собаки и 4 щенка, порода которых не указана), в 1848 г. – 2 собаки: водолаз "Гектор" и щенок пудель; наконец, в 1850 г. число этих собак очевидно возросло, так как на содержание их из собственных средств императора отпускалось более 600 рублей в год. Из собак императрицы в 1841-42 годах здесь содержались две "шарлотки"» [1240] .

Впрочем, спартанские наклонности Николая Павловича сказывались на том, что он, как отмечала великая княжна Ольга Николаевна, «не любил даже охоты» [1241] . Об этом же писал и гатчинский житель А. В. Эвальд: «Император Николай Павлович не был страстным любителем охоты. Иногда он выходил с ружьем в дворцовый парк или зверинец, подстреливая пару диких уток, да и то редко» [1242] . Еще одно мнение высказывает историк Н. Кутепов: «Император Николай Павлович не был страстным охотником, как многие русские государи предшествующих столетий или как его царственный сын император Александр II, но он далеко не был чужд развлечениям охоты, и его прекрасный рыцарский образ является одним из лучших украшений нашей Императорской охоты» [1243] . Среди иллюстраций к четвертому тому книги Н. Кутепова издания 1904 г. помещен рисунок Н. Самокиша «Император Николай Павлович в охотничьем костюме» (с портрета, находящегося в Музее Щукина (Москва). Известен охотничий эпизод, относящийся к пребыванию Александры Федоровны на баварском курорте Крейте летом 1838 г., когда ее посетил находящийся в деловой зарубежной поездке высочайший супруг. Эпизод можно увидеть на картине И. Репина «Император Николай I и императрица Александра Федоровна в Крейте, в горах Тироля».

Обстоятельства восшествия на престол Николая I, Русско-персидская война, начало Русско-турецкой войны не способствовали охотничьим развлечениям. Первое краткое известие об охоте, устроенной Егермейстерским ведомством, относится к упоминавшемуся ранее визиту персидского принца Хосрова-Мирзы. Охота была устроена 30 января 1829 г. в Петергофе на «Собственной даче Ея Величества», недалеко от «Александрии». Возможно, к этому времени относится и эпизод, сохранившийся в воспоминаниях М. Ф. Каменской. Она рассказала об одном из карликов, принадлежавших Васильчиковым. Карлика звали Софроном Осиповичем, ему было в конце 1820-х гг. около 50 лет, он был грамотен и слыл большим франтом: «Пятидесятилетний малютка, кроме своего ума, острот и находчивости, был еще страстный охотник и меткий стрелок. Вот князю Иллариону Васильевичу Васильчикову раз и пришла в голову мысль взять с собой на царскую охоту своего Софрошу и потешить им государя. Выдумка князя имела успех: Софроша на охоте не дал почти ни одного промаха и ловкими своими словцами смешил Николая Павловича. За завтраком, говорят, государь посадил карлика около себя и, милостиво трепля его по плечу, спросил: "Ну что, маленький человечек, доволен ты сегодняшним днем?" – "Безмерно счастлив, ваше величество, и не забуду этого дня до последнего моего вздоха…" – "Ну, так научи меня, Софрон Осипович, как бы мне ознаменовать этот день, когда мы охотились вместе с тобою, так, чтобы ты никогда не забыл его". – "Примите меня на службу в вашу охоту, ваше величество, и дозвольте мне носить ее мундир. Тогда, если б я и мог забыть сегодняшний день, то это будет мне невозможно…" Государь расхохотался и тотчас приказал князя Васильчикова зачислить забавного карлика в свою охоту и велел нарядить его в мундир» [1244] .

Первые записи камер-фурьерских журналов об охотах императора Николая I в Гатчине относятся к сентябрю 1831 г. Приведем отрывок из книги Н. Кутепова, написанной на основе архивных документов: «23-го сентября этого года государь выехал на оленью охоту на оленей и диких коз в Сильвии в начале первого часа. Его сопровождали министр двора князь Волконский и генерал-адъютант князь Васильчиков, граф Чернышев, Храповицкий, графы Орлов и Адлерберг. Кроме оленей государь стрелял в этот день также уток. Императрица прибыла к месту охоты в английской коляске с фрейлинами, но вскоре, не дождавшись государя, увлекшегося охотой, отбыла на ферму к завтраку». «Государь император, – как отмечено в камер-фурьерском журнале, – фриштыкать (завтракать. – А. В.) не изволил, а проводил все время охотою и после оной, с министром двора кн. Волконским, возвратился во дворе пеша 15 минут 4-го часа». Все лица, участвовавшие в этой высочайшей охоте, были затем приглашены во дворец к обеденному столу.

На следующий день, также в начале 1-го часа, государь в линейке отправился охотиться на зайцев в Приорат в сопровождении принца Ольденбургского, князя Волконского, лейб-медика Виллие и других лиц. Дурная охота помешала успеху охоты; травили всего два раза и взяли трех зайцев. В этой охоте участвовал также наследник Александр Николаевич с воспитателем К. К. Мердером. В третьем часу прибыл к завтраку в земляной домик (Приоратский дворец архитектора Н. А. Львова, построенный в землебитной технике. – А. В.), куда вслед за ним приехала императрица [1245] .

Начиная с 1831 по 1851 г. почти каждую осень камер-фурьерские журналы отмечают охотничьи развлечения Николая Павловича. «Точных сведений обо всех охотах императора Николая I не сохранилось, – пишет Н. Кутепов. – Случалось также, что государь охотился и летом, в июле и августе, живя в Петергофе; особенно часто упоминается о его охотах здесь в августе 1834 года» [1246] . В августе 1834 г. император охотился один в коляске за 12 верст от Петергофа. Там у деревни Бабьи Гоны (Бабигон) для него была устроена звериная охота.

После 1850 г. Николай Павлович редко брал в руки охотничье ружье. Известно только, что 16 марта 1850 г. он присутствовал на охоте при садке волков и зайцев в Петергофском фазаньем заведении. На следующий год, 3 ноября 1851 г., во время пребывания в Царском Селе император совершил поездку в Гатчину с великими князьями и большим числом приближенных для охоты на оленей.

Николай Павлович не любил охоты на крупного зверя, волчьих и медвежьих охот, а также на лосей. Он предпочитал охотиться на уток, куропаток, фазанов, зайцев, изредка – на оленей. Иногда во время вынужденного ожидания (в карантине) стрелял ворон. Охота на крупную дичь была связана с визитами августейших особ и знатных иностранных гостей. На некоторых из них он присутствовал и лично. В июле 1839 г. устроена была охота в присутствии Николая I в Петергофском зверинце для австрийского эрцгерцога Альберта и принца нидерландского Александра; в октябре 1840 г. охота на оленей в Гатчинском зверинце – для принца Александра и принцессы Марии Дармштадтской. В 1846 г., в начале августа, состоялась в присутствии Николая Павловича охота в Петергофе, в Лисьей роще Английского сада в честь великого и наследного герцогов Веймарских. В октябре в Гатчинском оленьем зверинце была охота для принцев Александра Гессенского и Петра Ольденбургского.

9 августа 1846 г. Николай I участвовал в охоте в Петергофском зверинце для наследного принца Вюртембергского Карла, прибывшего в Петербург для бракосочетания с великой княжною Ольгой Николаевной, и приехавших на это событие принцев Прусского и Голштинского [1247] . Для принца Вюртембергского отдельно была организована охота на волков и медведей. Секретарь принца Гохлендер сохранил нам описание курьезного эпизода этой охоты: «Однажды была охота на волков и медведя. Звери содержались в больших клетках вблизи Петергофа. Волки были очень дики. Медведь, не очень большой, сидя на задних лапах, "служил" охотно, если ему давали сахар, и позволял гладить себе голову и лапы так добродушно, что мы все были убеждены, что он ручной. На охоте прусский принц застрелил его. На другой день я его посетил, и когда он мне сказал: "Поздравьте меня, я вчера застрелил медведя", то я, смеючи, ответил ему: "Точно так, Ваше Высочество, но зверь был ручной; мы кормили его сахаром и гладили по голове". Принц, нисколько не обидясь, ответил, добродушно смеясь: "Сказать правду, скверно, что меня заставили застрелить ручного медведя, но все знают, что я сумею справиться и с диким"» [1248] .

Нам следующий год, 29 августа 1847 г., Николай Павлович с великими князьями и принцем Вюртембергским охотился на волков. Историк Н. Кутепов пишет: «Это один из редких случаев участия его в волчьей охоте. В петергофский олений зверинец тогда были выпущены все волки, содержавшиеся на зверовом дворе в придворной охотничьей слободе, и все эти волки были перестреляны. В сентябре этого же года для принца Вюртембергского устроена была другая охота на волков, у деревень Негодицы и Клотицы, но государь в ней не участвовал. Принц остался чрезвычайно доволен и отозвался с большим одобрением о команде и в особенности о наездке гончей стаи» [1249] .

В 1848 г. Николай I во время пребывания в Петергофе участвовал в травле зверей вместе с великим князьями и принцем Мекленбургским. Известно, что в августе 1854 г. крон-принц Вюртембергский охотился на медведя и лосей [1250] . Охота организовывалась в разных заказниках. В частности, 20 февраля 1851 г. медвежья охота для иностранных посланников была устроена у станции Сосница. Но чаще всего охота на крупную дичь обычно устраивалась в Гатчинском зверинце.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.