ДУНКАН (Duncan Isadora) Айседора

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ДУНКАН (Duncan Isadora) Айседора

27.5.1878 – 14.9.1927

Американская танцовщица. В 1922 вышла замуж за С. Есенина, приняла советское гражданство. Покинула СССР в 1927. Создала школу «Свободного танца».

«У Дункан был облик кариатиды. При высоком росте она поражала чудным соотношением линий и пропорций. Маленькая головка, венчавшая высокую фигуру, шея, соответствовавшая длине маленьких рук и ног, гармоничные линии груди, бедер, талии, тонкие запястья и щиколотки, гибкость и динамизм движений – все это производило неотразимое и непередаваемое впечатление. Казалось, что видишь перед собой воплощение весны, вишневые и миндальные деревья в цвету, юность, жизнь, здоровье, силу.

Танцевальные науки и традиции моментами казались перед этим динамическим явлением каким-то убогим, архаичным хламом.

Танцы Дункан вовсе не носили характера условных театральных танцев. Они представляли собой естественные движения в грациозном и непроизвольном виде. И реализм являл собой как бы гимн природе, отражением которой служит искусство.

Неутомимость Дункан была беспримерной. Выполняя одна, почти без перерыва, свои длинные и громоздкие программы, она оставалась в конце спектакля столь же свежей и радостной, как и в начале. Это поражало.

То, что она делала, граничило со спортом.

Легко было заметить и коренные недочеты танцовщицы: множество всяческих анахронизмов и немузыкальный слух. Танцевала она, что по-французски называется „против шерсти“, вступая и кончая против такта, за какую-нибудь долю секунды до или после точного совпадения движения с музыкой. В ней абсолютно отсутствовало чувство синхронизма.

Часто Дункан, выбирая музыкальные произведения, буквально профанировала их. Например, вокальную часть „Смерти Изольды“ Вагнера она выражала в серии бессмысленных движений совсем уже балаганным образом. Под марш „Марш Ракоши“ Листа она проделывала самые нелепые эллинизированные жесты. Подобных казусов встречалось в ее исполнении немало.

Секрет же и обаяние исполнения Дункан заключались прежде всего в том, что она возымела мысль возродить впавшие в забвение пластику и движения. Самое это намерение было не всякому под силу» (Я. Игнатьева-Труханова. На сцене и за кулисами).

«В числе памятных событий в художественной жизни Петербурга нужно отметить приезд Айседоры Дункан. Она появилась в Петербурге в конце 1904 г.

Дункан создала совсем новый вид танца, который даже нельзя назвать обычным словом „танец“. Это было как бы возрождение античной пляски, во всей ее чистоте и простоте.

Одни танцы Дункан исполняла в хитоне, другие – в пеплосе; костюм не играл какой-либо существенной роли в ее искусстве, она словно не чувствовала его. Тело и его движения ничем не были стеснены. Весь ее корпус, плечи, грудь, шея участвовали в танце; движение головы, сильные взлеты рук и ног находились в теснейшей связи с музыкой.

Искусство Дункан нельзя назвать реставрацией древнеэллинских танцев; в нем прежде всего сквозили какие-то общечеловеческие стремления к выразительности движения, к вдохновенной пляске.

Мне особенно запомнилось одно выступление Дункан, когда она исполняла „Орфея“, если не ошибаюсь, под музыку Глюка. Это было изумительно хорошо. Она одна изобразила сущность всей истории Орфея и Эвридики, показала драматическое содержание этого мифа в незабываемых пластических формах» (А. Головин. Встречи и впечатления).

«И вот выходит Дункан с босыми ногами. Она некрасива; хотя в портретах лицо ее и красиво, „классично“, но в натуре это – типичная, умная, интеллигентная англичанка, американка – саксонская кровь, из которой откуда же вырасти классическим чертам?! Нет, обыкновенное лицо немецкой складки, без единой в себе классической линии. Волосы лежат хорошо, с этой греческой простотой и греческой красотой. Когда они полураспущены – тоже хорошо; но это – простое повторение статуй и рисунков на вазах и монетах. Там все хорошо. Ноги в самом деле босые, и полупрозрачный хитон серого или вяло-желтого цвета, скорее грязного или пепельного, дает видеть ногу до колен, даже когда она недвижна. Это – узловатые, худые, крепкие ноги, с дурной кожей, не чистой и отнюдь не белой. Почему она их не попудрила или не забелила? Средства косметики так бесчисленны. Но, в самом деле, она ничего на них не положила; а женщины так щекотливы насчет красоты ног! И лицо некрасиво, а ноги и совсем нехороши: европейские, немецкие ноги, которые вот древним искусством зарабатывают себе хлеб. Грудь… Одет на Дункан общеизвестный хитон „Артемиды на охоте“, т. е. перетянутая ремешком почти мужская рубашка до колен, которая выше пояса раздвояется на правую и левую половины, облегающие бока и часть груди и спины – но так, что два огромные выреза-треугольника оставляют треть спины и треть груди совершенно обнаженными. Самый хитон очень легок, из батиста или чего-то в этом роде; но так как к поясу он стянут в складки, сложен в складки, то вообще ниже талии и до верха бедер (но только до верха) все закрыто и даже непрозрачно. Но скрыт и совершенно не виден только именно торс, т. е. вся брюшная и тазовая часть фигуры. Притом скрыт не намеренно: а – как рубашка естественно шире книзу, да и вообще она была широка у Артемиды, то – все и легло само собою так, что ни собака Артемиды, помогавшая ей в ночных охотах, ни зрители в Малом театре ничего не могли рассмотреть. Но ниже торса, крупа, даже при неподвижности, все тело, бедра почти до самого живота, совершенно просвечивали через хитон, давая видеть всю красоту вообще ведь прекрасной человеческой фигуры, лучшей фигуры в мироздании! С этим-то – что человек был сотворен „прекраснейшим из всего на земле“ – и Филарет не спорит. Дункан сказала: „Вот, смотрите на меня, вот – человек!“» (В. Розанов. Среди художников).

«Танцы Айседоры Дункан произвели на меня (и на очень многих – среди них на будущего нашего ближайшего сотрудника М. М. Фокина) глубокое впечатление, и скажу тут же, что если мое увлечение традиционным „классическим“ балетом, против которого Айседора вела настоящую войну, и не было поколеблено, то все же я и по сей день храню память о том восхищении, которое вызвала во мне американская „босоножка“. Начать с того, что она, как женщина, не обладала, на мой вкус, каким-либо шармом – тем, что теперь так грубо означается словом sex appeal. Она не отвечала ни одному из моих идеалов (не то что Цукки, или Павлова, или Карсавина, или Спесивцева, или сестры Федоровы). Многое меня коробило и в танцах; моментами в них сказывалась определенная, чисто английская жеманность, слащавая прециозность. Тем не менее, в общем, ее пляски, ее скачки, пробеги, а еще более ее „остановки“, позы были исполнены подлинной и какой-то осознанной и убеждающей красоты. Главное, чем Айседора отличалась от многих наших славнейших балерин, был дар „внутренней музыкальности“. Этот дар диктовал ей все движения, и, в частности, малейшее движение ее рук было одухотворено» (А. Бенуа. Мои воспоминания).

«Как хорошо, что эта Дункан своими бедрами послала все к черту, всех этих Чернышевских и Добролюбовых» (В. Розанов. Сахарна).

Данный текст является ознакомительным фрагментом.