Новые читатели

Новые читатели

Как воспринимали книгу читатели конца тридцатых? Вряд ли они в полной мере улавливали литературные параллели и переклички с французской революцией. Тем более что основной массой читателей были дети. Они пользовались теми же предметами, что и Сережа, носили ту же одежду и вдыхали те же запахи. Для них это была повесть о реальной жизни. Они запросто могли написать ее автору.

В Российском государственном архиве литературы и искусства в фонде Гайдара (Голикова) Аркадия Петровича хранятся письма, которые школьники писали Гайдару[38]. Письма датируются 1938–1940 годами. Это и индивидуальные, и, что особенно важно, коллективные послания. Советская культурная политика предполагала не только приучение подростков к чтению книг, но и социализацию молодых людей через публичные дискуссии и обсуждение прочитанного. Одной из целей, которую преследовала советская власть в рамках своего просветительского проекта, было воспитание нового читателя. Этот читатель должен не просто потреблять литературу, но и перерабатывать ее.

Школьники писали Гайдару – кто каллиграфическим почерком, кто не так красиво, кто без единой ошибки, кто забывал иногда запятые и не очень ловко употреблял слова (и все же уровень грамотности высокий)[39]. Писали пером, выводя тонкие и жирные линии. Писали, как правило, в редакции газет, чаще всего – в «Пионерскую правду», а иногда и сразу в Союз писателей.

Многие корреспонденты Гайдара – читатели в первом поколении. Их круг чтения составляют, скорее всего, не те книги, которые читали Гайдар и его современники. Русская классика, естественно, оставалась на своем месте, формируя значительную часть школьной программы как до революции, так и после нее. А вот круг детского и подросткового чтения – книги, специально адресованные детям, – изменился существенно. Ушли в прошлое сочинения Л. Чарской, истории «маленьких принцесс» и «Маленький лорд Фаунтлерой», а также детские журналы «Задушевное слово», «Родник», «Тропинка»[40]. Часто первыми книгами советских детей и были книги Гайдара.

В то время, когда молодой Аркадий Голиков еще сражался с повстанцами в Тамбове, политуправление Красной Армии уже проводило среди рядового состава опрос, выясняя читательские предпочтения солдат[41]. В конце концов, благодаря ликвидации безграмотности и созданию массовой школы новый читатель был воспитан. Этот читатель активно поглощает разную литературу, но его культурный контекст радикально отличается от контекста, привычного для образованных людей дореволюционного прошлого, к числу которых принадлежал и Гайдар. «Фундамент знания античной мифологии (как и ядра русской классики), – замечает Мариэтта Чудакова, – закладывался при обучении и в классической гимназии, и в реальном училище (в котором учился Гайдар); круг детского чтения неминуемо впечатывал некие архетипические схемы, которые всплывали в литературной работе»[42]. Взаимосвязь культурных образов, естественная и понятная для старшего поколения, перестает быть таковой для нового читателя. Он помещает прочитанное в иную среду, находя параллели не столько в других книгах, сколько в сегодняшних и вчерашних газетах. В 1930-е годы в Советском Союзе стали по-другому читать.

Юные читатели задавали Гайдару вопросы и требовали ответов. Они недоумевали, почему журнал «Мурзилка» перестал печатать рассказы Гайдара[43]. Просили писать еще «о пионерах и школьниках, как они помогают пограничникам задерживать шпионов, диверсантов»[44].