14. Снова в Монголии

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

14. Снова в Монголии

Снова в воздухе. Вдоль железной дороги трансмонгольской. Сайншанд. Как делают кумыс? Пастухи переквалифицируются в рабочих. Венгры выдавливают воду из пустыни.

Мне потребовалось много времени, чтобы привыкнуть к шумной и подвижной жизни в Будапеште. Тишина бескрайних степей вкрадывалась часто ко мне вечерами, когда я, сидя у письменного стола, перелистывал мысленно воспоминания о Монголии и планировал новый выезд.

Летом 1958 года благодаря помощи Министерства Просвещения я снова имел возможность поехать в Монголию и продолжить свои исследования, начатые в прошлом году. В этот раз я трогался в дорогу один, так как мои товарищи по предыдущему путешествию собирались в это время работать в другом направлении. Когда я в аэропорту прощался с ними, с сожалением подумал, как сильно будет не хватать мне наших сердечных вечерних бесед и полезных дискуссий по ежедневной работе. У меня не было много времени на прощание, так как через мегафон пригласили пассажиров московского самолёта на посадку.

Полёт был для меня своего рода новостью, так как в это время я летел самолётом «ТУ-104», который сократил мне дорогу до неполных трёх дней. Я быстрее долетел до Москвы, чем моя семья возвратилась трамваем из аэропорта Ферихеги до жилья в районе Келенфёлд.

В Улан-Баторе приветствовали меня старые знакомые. Я также приветствовал столицу Монголии, как старый приятель. Когда в отеле «Алтай» я сгрузил мой багаж, через минуту у меня создалось впечатление, как бы вообще отсюда не выезжал, как бы не проехал 14000 километров до Будапешта и обратно, но поехал, самое большее, на прогулку по окрестности.

Первые дни прошли у меня в посещениях знакомых и приготовлениях к путешествию, запланированному в этот раз в юго-восточную территорию Монголии. Она является наименее исследованной частью страны.

Пополудни ко мне пришёл приятный молодой монгол.

– Сухэ-Батор, – представился он. – Это только случайное стечение обстоятельств, что зовут меня так, как великого революционера[5].

Преподаёт он в университете в Улан-Баторе. Он будет моим проводником. Знаем мы друг друга едва полчаса, а имеем темы для бесед на много часов.

Быстро завязалась дружба. Мы с ним примерно одного возраста.

15 августа будят меня в шесть часов утра. Сухэ-Батор уже ждал готовый в дорогу. Я надел на себя монгольское deel. Из того соображения, что в провинции монгол предпочитает ходить в традиционном наряде. Может быть, потому, что является он более удобным; а может быть, потому, что он к нему привык или требует этого приличие. Город всегда несколько чужой для монгола. Он приспосабливается к нему, мудро принимает правила городской жизни, но в степи стряхивает с себя городскую пыль. Большинство монголов до сих пор ещё кочует. Если даже переезжает в город, то когда представляется только оказия, бежит он, возвращаясь в бескрайние степи. Во время путешествия я много разговаривал с Сухэ-Батором на тему оседлости монголов. Как он утверждал, большинство даёт себе отчёт, что оседлый образ жизни является более удобным и безопасным, но сильнее аргументов есть традиция и привычка. Жизнь в юрте также имеет свои достоинства, например, лёгкость переезда, легко пропускающее летом воздух жилище, лучшее обеспечение мясом и не стеснённый ничем образ жизни в степях.

В девять часов выезжаем машиной «Победа». Сначала едем к монастырю «Гандан», где навещаем старого ламу, от которого хотим получить справку на тему старых монастырей в юго-восточной Монголии. Позднее ещё заходим в Венгерское Посольство, откуда забираем несколько писем и посылок для венгерской группы, бурящей колодцы в окрестностях Сайншанда. Я хочу посетить их по дороге. Прощаемся с женой Сухэ-Батора, приятной учительницей математики в основной школе. Потом мы едем до жилища шофёра. Он также надевает монгольский наряд. Его маленький сын двух с половиной лет подбежал к нему с громкими криками aw, aw (отец, отец) и попрощался с ним, плача.

Вскоре доезжаем мы до трансмонгольской железной дороги. Эта железнодорожная линия начинается в Улан-Удэ, столице Бурят-Монгольской Автономной Советской Социалистической Республики[6], от транссибирской железной дороги идёт через Кяхту и Сухэ-Батор до Улан-Батора, пересекает страну в южном направлении и за городом Сайншанд покидает Монголию.

После четырёх часов прибываем в Чойр. Мы не останавливаемся там, а едем дальше. Через несколько километров за городком останавливаемся перед юртой. Пастухи, живущие в юрте, показывают мне несколько бронзовых наконечников для стрел, которые, по их убеждению, упали с неба. Наконечники имеют, в самом деле, удивительные формы и являются очень старыми, так как происходят ещё из эпохи бронзы.

Мы попали сюда как раз в момент, когда готовили кумыс. Кожаный мешочек с бродящим кобыльим молоком повешен на деревянной стойке. Из мешка кумыс черпают полотняной сумкой, закреплённой на ручке. Выглядит это как ковш. Кумыс изготавливается не только из кобыльего молока, но и из любого другого, из коровьего или овечьего. К свежему молоку добавляют немного простокваши и взбалтывают. После отделения жира остаётся беловатая сферментированная жидкость – кумыс.

Меня угощают большим стаканом кумыса. Это немного кисловатый напиток с приятным вкусом. Я чувствую в нём, пожалуй, небольшое содержание алкоголя, которого здесь не более 4 %. Начинают его готовить не ранее половины лета. Поэтому в прошлом году во время нашего первого путешествия мы не попробовали его. Монголы пьют очень много кумыса. Даже человек, не употребляющий алкоголя, выпивает за день четыре-пять литров.

Мы доезжаем до другого посёлка. Наиболее охотно провели бы мы ночь в юрте, но наша машина останавливается перед каким-то домом.

На подворье пожилая женщина готовит чай на железной печке. Мы говорим ей, кто мы такие, и просим чай. Женщина приглашает нас в дом. Дом построен из деревянного бруса, опирающегося на каменный фундамент. В каждом таком доме имеется две или три комнаты. Состоит он из прихожей, кухни, двух комнат и вспомогательных помещений. Живут в них железнодорожные рабочие. Видно, что хозяева ещё не привыкли к такому жилищу, так как внутри всё оборудовано по образцу внутренности юрты. Вещи помещены в ящиках и на ящиках. Получаем солёный чай, который мы пьём с печеньем. Решаем остаться здесь на ночь.

Занятая комната меблирована скромно, в углу находится одна железная кровать и три сундука. На стене висит китайский плакат с подобием здоровых детей, кушающих яблоки. На противоположной стене виднелась дешёвая репродукция популярной картины под названием «Прощание казака с семьёй», а в углу фотография. Под ней стоит прикрытая тюлем детская кроватка, сейчас не используемая. В небольшом буфете с выдвижными ящичками содержатся сосуды и столовые приборы. Всю обстановку дополняют два стула. Зимой комната отапливается каменной печью, расположенной снаружи.

Ночь проводим в Хар Айрагу, а ранним утром едем дальше. В 8 часов 45 минут мы находимся уже в Сайн-шанде.

Сайншанд – дословно «Станция железной дороги» – это наиболее удачно расположенное место на юге Монголии. Состоит он, собственно говоря, из двух частей, от себя абсолютно не зависимых. Это очень интересное явление. В одной части находятся красиво обустроенные улицы, промышленные предприятия, большие магазины и культурные объекты. Другую часть аймака отделяет от центра небольшой горный хребет. Эта часть города является типичным монгольским провинциальным городком. Его представляют беспорядочно разбросанные дома, простирающиеся на большой территории, а также широкие улицы. Между домами как бы врывается степь, а вернее, пустыня. Обе части города – это два отдельных мира. Дома в центре аймака – это учреждения, в то время как люди живут вокруг города в юртах.

Только сейчас, в самом деле, я понимаю, какое значение для жизни Монголии имеет трансмонгольская дорога. Железнодорожники заставляют покинуть кочевой образ жизни. И если даже первое поколение не чувствует себя ещё хорошо в домах, этот первый шаг на дороге к переходу на оседлый образ жизни был сделан. Железная дорога воспитывает рабочих. Позже я посетил в расположенном рядом со станцией посёлке, названном по-российски Штанц, одну монгольскую семью. В углу стояли разные домашние цветы с большими зелёными листьями. Я заинтересовался, с какого времени эта семья здесь живёт. Оказалось, что переехали они сюда два года назад из столицы, где перед этим глава семьи служил лётчиком в армии. В молодости он также пас скот у своих родителей, как и другие пастушеские дети. Он заметил, что город Сайншанд имеет большую притягательную силу. Всё больше людей работает на железной дороге, в мастерских и на фабриках.

Интересно это явление, как пастух превращается в рабочего. Для изображения этого процесса расскажу одну историю о парне, который учился в политехническом институте в СССР.

Дед парня был зажиточным, хотя и не самым богатым пастухом. Многочисленная семья держалась вместе. Дед с тремя сыновьями пас стада. В памяти этой семьи запечатлелись два важных происшествия. Одно – это день, когда узнали, что не нужно больше платить налоги и отрабатывать барщину для лам и господ. Другое – это призыв на военную службу старшего сына. Старый пастух заинтересованно, но не без недоверия слушал доходящие из столицы новости и старался искать для своего стада пастбища по мере возможности подальше от сомонного и аймачного центров. Если временами он должен был, стараясь уладить какой-то вопрос или сделать покупки, выезжать в сомонный центр, то возвращался при этом домой как можно быстрее, а членов семьи держал как можно дальше от того «другого мира».

Когда, однако, старший сын вернулся из армии, понемногу, непостижимо всё начало меняться. Один из внуков заболел, а утрачивающие надежду родители решились даже везти ребёнка к районному врачу. Ребёнок выздоровел, а авторитет у сомона вырос. С оказии отдельных покупок сопровождала старика в поезде в город его жена. Тогда оказалось, что на разные предметы, одежду, упряжь, кухонную посуду, конфеты для внуков едва хватило им денег. Часто встречались они с соседями. Старик не мог без зависти смотреть, какими богатыми они стали. Один из его знакомых купил новые сети для загона на зверей, другой приобрёл украшенное седло, и однажды приятель детства поразил его даже покупкой аккумуляторного радиоприёмника.

Во время вечерних разговоров всё чаще затрагивались именно эти темы. В одно прекрасное утро сын, который отслужил в армии, сообщил, что охотно пошёл бы работать в городе, а два его младших брата и подрастающие дети дали обещание остаться с животными. Он хотел бы зарабатывать деньги, так как когда его дети подрастут, нужно будет порядочно денег на свадебное приданое. Отец вначале не хотел об этом слышать. Считал за грех, за измену предкам, что кто-то бросит существующий образ жизни. Он боялся доверить сына тому «другому миру». Уплыло много месяцев, прежде чем, наконец, удалось убедить старика, чтобы перекочевал он со своим стадом ближе к городу. Немалую роль в этом сыграли женщины, особенно одна из невесток, член монгольской организации женщин. Женщина эта решительно настаивала на новом плане. Итак, перекочевали они с юртами ближе к городскому центру. Сын пока что предпринял попытку только сезонной работы на железной дороге зимой. Жил он по-прежнему с семьёй, ездил на работу из юрты, а летом оставался при стаде, принимая участие в больших работах, как стрижка овец или изготовление войлока. Сначала новый образ жизни доставался ему тяжело. Трудно было пастуху привыкнуть к пунктуальному приходу на работу. Если перед этим дома было что-то срочное по работе, или мало было сушёного мяса на зиму, или возникали какие хлопоты с животными, он оставался дома. В этом случае возникали споры при выплате заработка.

Так жила семья, покуда не умер старик. После традиционного, наполненного обрядами погребения семья собралась на совет. Некоторые жаловались, что в этих местах пастбища посредственные, и животные гибнут, нужно, следовательно, кочевать дальше, другие же выбирали город. Наконец, было решено, что старший брат переедет в город, а другие будут кочевать в степи, забирая с собой также и его стадо. С болью в сердце расставался старший брат со своей кочующей семьёй и животными, но был новый важный повод остаться в городе: трое его детей ходили уже в школу. Поселились у него и ходили в школу также дети его младших братьев. Живущий в городе брат навестил летом кочующую оставшуюся часть семьи, которая старательно выпасала и его животных.

Жизнь старшего брата изменилась. Он купил себе европейский костюм, ходил в кино, часто встречался со своими коллегами по армии, участвовал в собраниях. Газету читал с трудом, так как хотя знал письменность, но практически мало имел с ней дела. Его старший сын читал ему порой вечерами что-то интересное из газеты при электрическом свете, проведённом в юрту. Понемногу дома всё изменилось. В юрте появилась железная печь и железная кровать и даже чемодан, так как однажды хозяин должен был ехать в столицу, куда послали его делегатом на производственное совещание. Для чемодана нужно было место, и поэтому постепенно несколько ящиков оказалось снаружи юрты. Требования нового рабочего, однако, постоянно возрастали. То нужен был ему новый комбинезон для работы, то что-то модное для жены, то детям приборы для письма или портфель. Работой его начальники были теперь довольны. Он старался также работать всё лучше. Он стал опытным работником, а с повышенного заработка покупал прекрасные подарки для находящейся в степи части семьи. Следовательно, когда он навещал её, принимали его с большой радостью. Сын его закончил семилетнюю школу и пошёл в техникум. Дочка вышла замуж за одного из главных агрономов в посёлке. Молодая пара получила новую квартиру в построенном недавно доме.

На следующий год после выхода замуж дочки наш знакомый заболел. По причине необычайно суровой даже для монгольского климата зимы переселился он с семьёй в одну из комнат молодой пары. Однако долго не смогли они выдержать в каменном доме, и первые лучи весеннего солнца застали их вернувшимися в юрту. Одновременно прибывало юрт этой семьи. Рядом со старой стала новая, лучшая, куда переехала из квартиры замужняя дочка со своим ребёнком – но, конечно, только на лето.

Сын закончил обучение в техникуме с хорошим результатами, и учителя послали его в политехнический институт в СССР. Его младшему брату не давалась учёба, следовательно, он пошёл работать вместе с отцом.

Это один из сотен и тысяч рассказов о том, как сегодня преобразуется монгольское общество, как формируется новый рабочий класс, новая интеллигенция. Это темы, которые сами просятся писателю на бумагу.

Перемены такие видел я везде в Сайншанде и его окрестности, видел везде в Монголии.

В первой половине дня выбрались мы нашей машиной до административного центра аймака. Останавливаемся мы перед домом аймачного Совета. Это красивейший дом в поселении. В дверях белого двухэтажного дома исполняет службу привратница, в комнате рядом с кабинетом секретаря Совета работает секретарша. Обе одеты в монгольский национальный наряд. Секретарша весело печатает на пишущей машинке. В Монголии применяются российские пишущие машинки, так как внедрённая в монгольский язык «гражданка» разнится единственно двумя буквами от алфавита русского.

В канцелярии застаём только заместителя секретаря. Оказывается, обучаясь в Университете, он был студентом Сухэ-Батора, и потому очень обрадовался его прибытию. Мы спрашиваем о венгерских специалистах, ведущих бурение колодцев. К сожалению, не смог он много нам о них рассказать, потому что здесь он недавно. На основании такой реляции трудно, конечно, было отыскать их в пустыне. После долгих телефонных переговоров он информирует нас, что в 200 км от Сайншанда в глубине пустыни Гоби работает несколько венгерских инженеров. Я прошу уведомить их, что мы прибыли в Сайншанд и хотели бы с ними встретиться. Известие это может дойти до них таким способом, что нужно позвонить в сомонный центр, откуда конный гонец поедет на место работы инженеров. Прежде чем известие дойдёт до цели, мы расположимся в гостинице. Как раз дождёмся здесь корейский артистический ансамбль. Пополудни осматриваем городской музей, а вечером встречаемся с корейцами.

На следующий день приехали за мной два венгра, бурящих колодцы в пустыне. Конечно, они получили моё известие, но и так бы приехали, так как собирались на вечернюю театральную программу. Оказалось, что работают они около 5 километров от Сайншанда. Мы очень обрадовались этой встрече. Вместе с ними поехал я машиной до места их работы.

Приготовление полевого обеда

В трёх монгольских юртах жила тут уже с весны венгерская группа специалистов, состоящая из одиннадцати членов, а именно инженеров, геолога, мастера и других. Было как раз воскресенье, а следовательно, день отдыха. Когда я, одетый по-монгольски, в противосолнечных очках на глазах, вошёл в юрту и поздоровался с ними по-венгерски, они подумали, что это какое-то привидение. Только позднее они сориентировались, что посетил их соотечественник. Юрты были достаточно удобно обустроены. В одной, например, стояли четыре алюминиевые полевые кровати, стол, несколько табуретов, ящик, полки, а на них множество консервов. Бурение колодцев удаётся моим соотечественникам. Местное население уважает их как чудотворцев, и это потому, что гидрогеолог и геофизик сумели точно определить, где можно добуриться до воды, и ни разу не совершили ошибку. Вода находилась здесь на глубине до 200 метров. Производительность колодца, составляющая 50 литров в минуту, считается за хороший результат, а есть колодцы, которые дают 120 литров.

Местные пастухи имеют свою систему кочёвки во время выпаса стад. Расположение колодцев должно быть в соответствии с этой системой. Но случается, что дающие воду места не находятся поблизости от пастбищ. Это умножает хлопоты группе венгерских специалистов. Бывают также другие хлопоты. Один из посёлков, например, попросил о сооружении для него колодца. Инженеры вымерили место. Когда после нескольких недель буровая установка прибыла на означенное место, от посёлка не осталось и следа. Перекочевали дальше, и самое меньшее на 50 километров. Пастухи попросили, чтобы им соорудили колодец в новом месте. Но несмотря на многие трудности, буровики переживают минуты радостные и прекрасные. Из монгольских рабочих, работающих при венгерской группе буровиков, многие очень быстро научились бурению колодцев.

Соотечественники очень обрадовались моему прибытию и привезённым письмам и посылкам, так как уже неделю не получали почту из Улан-Батора. Они пригласили меня на ужин. Подали венгерское блюдо лечо из консервированных перцев, но рядом с ним было также мясо антилопы. Ужин проходил в приятельской атмосфере. Земляки мне много поведали о своей жизни на этой территории. Завязался очень сердечный разговор, и в короткое время мы почувствовали себя как старые добрые друзья. Мои друзья поведали мне между прочим, что ходят систематически на охоту. На крыше одной из юрт сох трофей – голова газели. В это время над пустыней разбушевалась живописная буря. Небо покрывали тёмные тучи, пересекаемые зигзагами молний, но дождя не было ни капли.

Водяная скважина в пустыне

К сожалению, я должен был попрощаться с моими соотечественниками, так как назавтра мы должны были ехать дальше. Вечером мы смотрели представление в исполнении корейского ансамбля. Программа состояла из красивых сольных и хоральных песен, а также из милых корейских танцев. Стиль корейский составлял как бы переход между китайским и монгольским искусством.

Около полуночи вернулись мы домой.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.