Что делает поступок верным или не верным?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Что делает поступок верным или не верным?

Какие же действия тогда можно назвать нравственными? Для Флетчера единственным арбитром нравственности является любовь. Это и есть первая предпосылка ситуационной этики, которую мы рассмотрим. Здесь Флетчер соглашается с Джоном А. Г. Робинсоном, который писал: «Если мы всем сердцем проникнем в это дело, и если очень будем этого желать, то любовь найдет выход, может, единственный выход; выход есть из любой ситуации»[13]. Поэтому никакая заповедь не может противостоять требованиям любви. Внебрачные связи не являются плохими сами по себе; они становятся плохими, когда внутренне не исполнены любовью.

Флетчер не устает цитировать Рим. 13:18 «Не оставайтесь должным никому ничем, кроме взаимной любви, ибо любящий другого исполнил закон». Так же говорит и Христос: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею, и всем разумением твоим…; возлюби ближнего твоего как самого себя… На этих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Матф. 22:37 — 40)

Для представителей ситуационной этики эта квинтэссенция становится единственным абсолютом. Из этой универсальной заповеди любви не проистекает никаких универсальных правил. Для каждой из Десяти Заповедей есть исключения. Ситуационисты утверждают, что иногда мы даже обязаны нарушать какую-либо, или, реже, все заповеди, если в определенной ситуации любовь требует этого.

Ситуационисты таким образом, оперируют так называемой этической теорией «средней дороги». Они отрекаются от легализма и антиноминализма и настаивают на том, что «все без исключения законы, правила и принципы, все идеалы и нормы — относительны (случайны). Все они представляют ценность только тогда, когда им случается послужить делу любви в какой-то конкретной ситуации»[14]. Супружеская измена, ложь и убийство не всегда предстают плохими деяниями, в некоторых случаях любовь себя именно так и проявляет.

Вторая предпосылка ситуационной этики утверждает, что один абсолют, т.е. любовь, должен быть выражен в терминах утилитаризма. Это значит, что действие должно оцениваться по тому, какой вклад оно вносит в дело общего блага большинства.

Иеремия Бентам признается большинством как последователь идеи утилитаризма. Он взял принципы общественного блага, сформулированные Дэвидом Юмом, и применил их к социальным и этическим проблемам. Вкратце его теория сводится к тому, что нравственные решения должны приниматься путем тщательного взвешивания (подсчета) — к чему приведет то или иное решение в конечном счете: к удовольствию или боли. При таком подсчете у каждого индивидуума шансы одинаковы, поэтому с некоторых пор нравственность становится демократичной. Нравственным считается такое действие, которое производит больше приятного (удовольствия) и меньше боли по сравнению с иным. Безнравственным считается такой поступок, в результате которого боль будет превалировать над удовольствием. Но для достижения в этом деле верной пропорции удовольствие и боль должны быть измерены. И только после этого человек может быть уверенным в том, что от его поступок удовольствия в мире становится больше, чем боли.

Практическое воплощение утилитаризма Бентама представляет особый интерес. Совершенно очевидно, что его теория очень часто воплощалась в жизнь, и в ее проведении даже преуспели даже некоторые политические режимы. Поскольку Бентам особенно интересовался принципом «общего блага» в действиях правительств, попробуем рассмотреть конкретный пример, приведенный Гордоном Кларком о том, как функционирует утилитаризм:

«Представим себе, что нация состоит на 90% из местных чистокровных светловолосых аборигенов и на 10% из презираемого и ненавидимого меньшинства, евреев, например. И вот это местное население, люди несдержанные, воинственные, считая древнее тевтонское варварство своими высшими ценностями, находит самое великое удовольствие не в снятии скальпов с помощью тамагавков, но в более изощренных и научно-обоснованных пытках семитов. Все, это делается исключительно ради удовольствия, и, к тому же, кажется полезным. Вынесение приговоров и пытки любого, кто принадлежит к низшей расе доставляют радость миллионам. Даже если, — впрочем, это даже не обсуждается, — даже если боль от пыток больше, нежели удовольствие отдельно взятого человека из высшей нации, боль все равно не превысит сумму удовольствий миллионов.

Если когда-нибудь создастся положение, при котором общая сумма боли превысит сумму удовольствия, научным способом всегда можно высчитать оптимальную меру пыток; или, что еще лучше, национальный департамент образования может начать преподавать специальный курс о сбалансированности пыток. И в конце концов великое добро для подавляющего большинства восторжествует»[15].

Флетчер признает, что ситуационная этика является по сути своей утилитаризмом, и считает, что ситуационализм развил принцип удовольствия в утилитаризме и назвал его принципом агапе (любви), поэтому, различие между ними только в терминах. «Тогда вся разница между христианином (ситуационалистом) и утилитаристами сведется к терминологии и к разному ответу, на вопрос «Зачем переживать, зачем быть озабоченным?» — ведь это вопрос метаэтики»[16].

Таким образом, ситуационализм оценивает нравственное решение по тому вкладу, который оно внесло в «дело великого блага для большинства». Следует заметить, что некоторые современным ситуационалисты избегают говорить о «высшем благе для большинства». Они говорят о «большем счастье для всех людей», когда речь идет о моральном выборе[17].

Флетчер вместе с утилитариями склонен держаться взгляда «цель оправдывает средства». Это будет третьей предпосылкой ситуационной этики, которую мы рассмотрим. «То, что прежде выдвигалось в качестве обвинения против иезуитов, теперь принимается на ура: finis sanctificat media»[18].

Флетчер обращается к истории о том, как Ленину однажды надоело слушать, что он не руководствуется этикой, потому, что использует силу в решении внешних и внутренних вопросов. Некоторые ученики Толстого обвиняли его в том, что он считает, что результат оправдывает средства. Наконец, Ленин тогда не выдержал: «Если цель не оправдывает средства, то, во имя здравомыслия и справедливости, что же их оправдывает?»[19]

Флетчер согласен с этим всем сердцем: конечно, если результат не оправдывает средства, тогда их ничто не оправдает.

Безусловно, никто не будет оспаривать теорию «цель оправдывает средства», если цель и средства верны. Даже в вопросах нравственности христианин может настаивать на том, что результатом всех действий должно быть прославление Бога, а средствами к достижению этой цели может быть послушание воле Божьей. Но интерпретация Флетчера теории «цель оправдывает средства» совсем иная. Он считает, что правомерным будет солгать, украсть или даже убить, если все это делается во имя высшей цели. Конечно, как будет видно ниже, такая цель избирается (иногда произвольно) теми, кто действует. Например, диктаторы уничтожают национальное меньшинство во имя блага своей страны; на самом деле, любую жестокость можно оправдать, основываясь на таких формулировках.

Тем не менее, ситуационная этика не должна отвергаться только лишь потому, что она используется для оправдания пыток и резни. Последствия не могут использоваться для опровержения этической теории, они лишь объясняют практическое применение принципов. Если ситуационная этика верна, то последствия будут вполне приемлемы. Некоторые люди полагают, что этическая теория, используемая для оправдания геноцида, должна быть отвергнута, но сам ход такого рассуждения неверен. Никто не может возражать против теории до тех пор, пока не будет доказано, что подобная жестокость является в конце концов злом с точки зрения этики. По этой причине мы переводим дискуссию в другое русло, чтобы понять, является ли ситуационно-утилитарная коалиция разумной.