4.

4.

Этот бег (судя по всему, гуськом, то есть друг за другом) обнаженных юношей с шашками на поясах примечателен, конечно. При этом, разумеется, шашка вольно или невольно уподобляется искусственному фаллосу наподобие деревянной сабли болгарских ряженых…

Короткий рассказ о „романтическом богатыре“ хочется закончить анализом деталей рассказов Бабеля „Эскадронный Трунов“ и „Их было девять“ (вариант „Трунова“). „Лирический герой“ Бабеля, Лютов, попадает в конармию Буденного, явно архаизированную воинскую структуру. Мог ли „человек со стороны“, но человек внимательный не заметить того, что, в сущности, должно было бросаться в глаза? Нет, конечно, он заметил. Но говорит он, следуя традициям русской литературы, то есть говорит решительно всё, и в то же время — ничего запретного не говорит… Разумеется, Бабеля „вычислили“ довольно легко и со всех сторон „обложили“ очень „сложной“ терминологией — „латентный гомосексуализм“, например (М. Ямпольский „Структуры зрения и телесность у Исаака Бабеля“)… Но почему „латентный“, то есть „скрытый“? Вполне возможно не соглашаться с Ямпольским. Никакой не „скрытый“, а вполне нормативный и естественный…

Эскадронный Трунов убил пленного… „Старик упал… Тогда к нему подобрался, блестя серьгой и круглой деревенской шеей, Андрюшка Восьмилетов…“ Андрюшка начал раздевать пленного, одежду его взял себе. Трунов сурово остановил Андрюшку. Тот „… запрыгал в седле по-бабьи, лицо его стало красно и сердито, он задрыгал ногами“. То есть реакция его содержала традиционные элементы поведения женщины и ребенка. Дальше еще интереснее. Среди пленных оказался юноша, „похожий на немецкого гимнаста из хорошего цирка… Он повернул ко мне два соска на высокой груди…“ Пристрастный к „барахлу“ Андрюшка обращает внимание на кальсоны полураздетого пленного. Трунов и этого пленного убивает. Лютов, „человек законов и права“, бранит Трунова, но при этом чувствует, что за эскадронным Труновым стоит некое особое, неписаное „право“, та самая „воинская психология“, пережившая века и по-своему решающая, кого казнить, кого помиловать… Прилетают аэропланы. За пулеметом остается Трунов и вступает в неравный бой… с аэропланами. При нем остается и Андрюшка, „барахольщик“. Почему-то для Трунова естественно, что именно Андрей „побудет“ с ним. Остальные спокойно оставляют эскадронного и это нисколько не сердит его — „И вам счастливо… как-нибудь, ребята…“ И только Андрюшка, несмотря на свой страх („всхлипнул, побелел“), должен остаться со своим „старшим“. После „всхлипнул, побелел“ идет „и рассмеялся“. Оба, конечно, погибают.

В „Их было девять“ внешность Андрюшки Бурака ярче — „румяный казачок с шелковыми волосами“, „румяное цветущее лицо его было сердито“… В отношениях с Труновым — также интересные подробности — „… поднял на него глаза снисходительной юности и улыбнулся его растерянности“… Более подчеркнута и „женственность“ пленного в кальсонах: „Медленным движением отдающейся женщины поднял он обе руки к затылку, рухнул на землю и умер мгновенно“.

Итак, в „младших“ Бабель подчеркивает женственные (женоподобные) и инфантильно-детские черты. Тургенев со своим Андреем Колосовым не поступал подобным образом. В сущности, женоподобие и инфантильность должны, согласно замыслу Бабеля, маркировать функцию этого „младшего друга“ в паре гомо воинской. Бабель здесь следует традиционной интерпретации отношений гомо как отношений полноценного мужчины и мужчины, „играющего в женщину“. Такую интерпретацию никак не назовешь „правильной“. Впрочем, Бабель и сам понимает, что на самом деле отношения Андрюшки и Трунова не есть некая уродливая и гротескная имитация отношений гетеро, но, напротив, наполнены собственным смыслом, достаточной силой и глубиной…