Перспектива

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Перспектива

Хотя эфемерная архитектура с ее «веселой роскошью» (Burckhardt) и обеспечивала притягательность празднику, ее зашифрованное послание имело в первую очередь политический характер. Как при въезде императора Фердинанда I в 1558 году в Прагу, так и при въезде Сигизмунда III Вазы в Краков речь шла, как уже говорилось, о легитимизации новой династии, и поэтому династические мотивы стояли в центре иконографии. В Праге это были изображения славных деяний императоров из династии Габсбургов, в Кракове акцентировалась опора династии Ваза на традицию Ягеллонов. Центральной темой венского праздника в 1563 года была передача власти от отца, Фердинанда I, сыну, Максимилиану II, на пражском празднике нашла свое выражение, кроме того, идея городского суверенитета, но в то же время и подчинения в какой бы то ни было форме властелину (богемские мотивы – например, гуситское войско или аллегория поражения восстания – указывают на это). В противоположность пражскому празднику, где важной темой стало самосознание города, в Кракове городские мотивы заметно отступали перед мотивами династическими. Обеспечение привилегий для торговцев и умное выжидание окончания конфликта между братьями являлось темой триумфальных арок в Вене 1608 года – несмотря на зашифрованность, ее можно было прочитать в мифологических сюжетах. Таким образом, триумфальные арки были важным средством коммуникации между городом и государем, с помощью которой каждая сторона выражала свою картину желаемого – будь то городское устройство или хорошее правление.

Эти инсценировки с их имперским характером были особенно любимы Габсбургами. Въезды габсбургских принцесс за границей также были связаны, как показывают польские примеры, с сооружением триумфальных арок. Таким образом, Габсбурги, перенявшие этот обычай из Италии, оказывались посредниками в передаче новой тенденции польской метрополии, которая реализовала ее, правда, с опозданием, но зато с большой пышностью. Хотя и габсбургские праздники имели характер «trionfo», перенятые гуманистические мифологические мотивы получили в Польше другую пропагандистскую функцию, причем произошло это очень тонко. Военные триумфы входили в центральную тему не только въездов, но также и свадебных торжеств в Кракове.

Коммуникативный характер праздника – диалог между властителем и подданными – был выражен во всех трех городах. В то же время пространственная и иерархическая организация праздника намекает на развитие в направлении абсолютистских праздников времени барокко. Это стало видно и в усиливавшейся роли государя при оформлении въезда. Хотя въезд организовывался городом, общая концепция находилась все чаще в руках государя или его наместника.

Триумфальную инсценировку въездов ввел в Праге, по-видимому, эрцгерцог Фердинанд II. В Краков новый обычай попал только годы спустя, с праздничной встречей Генриха Валуа в феврале 1574-го, и он означал семантическую переориентацию, своего рода «европеизацию» праздника. Еще за несколько лет до этого Лукаш Гурницкий, библиотекарь и историограф последнего Ягеллона, Сигизмунда Августа, писал в своей книге «Польский придворный» (Dwor?anin polski, вышла в 1565 г.), что «у нас в Польше нет комедий или драм, которые называются в Италии «histrio» (игра. – гр.)». Это касается и итальянских маскарадов (maszkary)[542]. Публичные триумфы в Польше достигли кульминации во времена правления Сигизмунда Вазы и его сына Владислава IV.

Благодаря установке триумфальных арок город выигрывал в значении, более того, конституировался в качестве метрополии. В результате этого на время праздника происходила его семантическая и пространственная реструктуризация. Триумфальные ворота внушали близость к подлинным триумфальным аркам, еще существовавшим в Италии. Этому способствовало и популярное еще в античном мире применение обманных эффектов (окрашенная ткань вместо подлинного мрамора; автоматы как «настоящие» гиганты или орлы и т. д.). Въезд государя превращался тем самым в настоящий античный триумф и сам государь, также благодаря участию в мифологическом спектакле, в античного героя, например Геркулеса или римского императора. Риторика как искусство убеждения эффективно применялась в этой процедуре imitatio и aemulatio Античности.

Италия как модель играла большую роль во введении этого нового обычая. Следует, однако, все же подчеркнуть общеевропейский характер организации и оформления праздников. Европа XVI века была, согласно формулировке Андреаса Тённесмана, Европой праздников[543]; в Нидерландах и во Франции, в Германии и в Польше с середины столетия началось развитие данной культуры. При том что триумфальные арки и турниры, маскарады и балеты имели в каждой стране и, соответственно, в каждом городе региональные особенности, связанные с соответствующим политическим консенсусом, отдельные секвенции и мотивы в западно– и восточноевропейских резиденциях и метрополиях бывали очень схожи. Восприятие и переработка итальянских стереотипов превратила Европу как в ее центрах, так и на периферии в общий культурный ландшафт. Носителями этого перемещения визуальных форм были прежде всего печатные изображения – как трактаты по архитектуре, так и иллюстрированные описания праздников. Печатные средства информации служили передаче мотивов и форм и в другом жанре искусства – в иллюзионистических фасадных декорациях, которые рассматриваются в следующем разделе.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.