7. «Раскройте книгу мою!..» (Поэты о поэзии) (9 класс)

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

7. «Раскройте книгу мою!..» (Поэты о поэзии) (9 класс)

СОДЕРЖАНИЕ

1. Творцы, несущие «свет новизны».

2. Поэзия – особая страна.

3. «Они родня по вдохновенью». Что объединяет поэтов.

4. «Стихи не пишутся – случаются». Поэты о творчестве.

5. Обращение поэтов к современникам и потомкам.

Вечер такого рода дает возможность познакомить слушателей с творчеством юных поэтов – ее участников. Так в ходе данного вечера состоялась презентация поэтического сборника «Дебют».

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

1) ведущий;

2) первый чтец;

3) второй чтец;

4) третий чтец;

5) участники вечера – молодые поэты.

ХОД ВЕЧЕРА

Поэзия – моя держава,

Я вечный подданный ее.

М. Светлов

Истинная поэзия – это любовь,

Мужество и жертва.

Ф. Г. Лорка

(Звучит музыка. Ф. Лист. «Грезы любви»)

Ведущий :

Сегодняшняя наша встреча посвящена не просто поэзии. Сегодня мы услышим, что думают сами поэты о своем творчестве, о роли поэзии в жизни, о том, что же это такое – поэзия, почему вот уже много веков она волнует человеческие сердца, в чем ее тайна? Вы услышите стихотворения русских и зарубежных поэтов. И очень бы хотелось, чтобы каждый из вас услышал те строки, которые предназначаются именно вам. Так слушайте: говорят поэты.

Второй чтец (читает стихотворение А. Ахматовой):

Наше священное ремесло

Существует тысячи лет…

С ним и без света миру светло.

Но еще ни один не сказал поэт,

Что мудрости нет, и старости нет,

А, может, и смерти нет.

Третий чтец (читает слова О. Берггольц):

«Среди множества ремесел и искусств, воздействующих на человеческую душу, нет силы более доброй и более беспощадной, чем поэзия. Она все может. Я утверждаю: она сильнее атомной бомбы – разрушающее и творящее слово, пропитанное кровью любящего сердца, светом ищущего духа, окрыленное великой нашей идеей. Нет подчинения более добровольного и более неодолимого, чем подчинение поэзии. Нет любви более вознаграждаемой, чем любовь к поэзии. Любящий поэзию – дважды поэт!».

Первый чтец (читает стихотворение Н. Матвеевой):

…Когда потеряют значенье слова и предметы,

На землю, для их обновленья, приходят поэты.

Их тоска над разгадкою скверных, проклятых вопросов —

Это каторжный труд суеверных старинных матросов,

Спасающих старую шхуну Земли…

(Звучит музыка. Г. Свиридов. «Пастораль»)

Второй чтец (читает стихотворение Р. Тагора):

Во тьме, у истока времен, занимался рассвет…

Измучась молчаньем за тысячи лет,

Земля вопрошала: «Когда, одолев немоту, я речь обрету?»

Приди, словно утро, поэт, ради жизни приди —

Рождается солнце, и огненный день впереди,

И свежие ритмы опять готовы звучать рассвету вослед,

И небо омыто росой, и рушится сумрак пустой,

И властвует свет.

Приди, и да вновь зазвучит, западая в сердца,

Твой зов, твоя песня во славу творца,

Несущего свет новизны,

Того, кто приносит добро, а не зло,

И смотрит светло на толпы людей с вышины,

Того, кто вручает свои письмена

Тебе, одинокий поэт,

И снова душа твоя потрясена,

Охвачена болью разлуки и бед,

Но воздухом благоуханным свободная песня полна,

И тронута светом багряным небесная голубизна.

Ведущий :

Поэзия – особый мир со своими законами, мир, в котором «звучат свежие ритмы», «властвует свет», куда нет доступа жестоким, бескрылым, ограниченным.

Третий чтец (читает стихотворение Е. Евтушенко):

Поэзия – великая держава.

Империй власть, сходящая с ума,

Ей столько раз распадом угрожала,

Но распадалась все-таки сама.

Поэзия – такое государство,

Где правит правда в городе любом,

Где судят, как за нищенство, за барство,

Где царствует, кто стал ее рабом.

В ней есть большие, малые строенья,

Заборы лжи, и рощи доброты,

И честные нехитрые растенья,

И синие отравные цветы.

И чем подняться выше, тем предметней

Плоды ее великого труда —

Над мелкой суетливостью предместий

Стоящие сурово города.

Первый чтец (читает стихотворение В. Набокова «Страна стихов»):

Дай руки, в путь! Найдем среди планет

Пленительных такую, где не нужен

Житейский труд. От хлеба до жемчужин

Все купит звон особенных монет.

И доступа злым и бескрылым нет

В блаженный край, что музой обнаружен,

Где нам дадут за рифму целый ужин

И целый дом за правильный сонет.

Там будем мы свободны и богаты…

Какие дни. Как благостны закаты.

Кипят ключи кастильские во мгле.

И, глядя в ночь на лунные оливы

В стране стихов, где боги справедливы,

Как тосковать мы будем о земле!

Ведущий :

Говорить прозой о поэзии трудно: ведь стихи воспринимаются сердцем, чувством, так же, как музыка. Каждый по-своему ощущает их красоту, находит что-то свое, необходимое его внутреннему миру. Поэзия полна пленительных тайн. Может быть, только для нас, читателей? А что думают об этом сами поэты?

Второй чтец (читает стихотворение Н. Рыленкова):

Ты не притча и не причуда,

Не прибежище и не профессия,

Ты всегда – ожидание чуда,

Потому-то ты и поэзия.

Третий чтец (читает стихотворение Л. Фелипе):

Разберите стихи на слова,

Отбросьте бубенчики рифм,

Ритм и размер,

Даже мысли отбросьте.

Провейте слова на ветру.

Если все же останется что-то,

Это и будет поэзия.

Первый чтец (читает слова Ф. Г. Лорки):

«Поэзия заключена во всех вещах: в уродливых, прекрасных, отталкивающих; все дело в том, чтобы суметь извлечь ее… Все увидеть, все почувствовать… Поэзия не знает границ. Вот вы возвращаетесь домой промозглым утром, подняв воротник, от усталости едва волоча ноги, а она ждет вас на пороге. А может, у ручья, или на ветке оливы, или на скате крыши… везде есть своя тайна, и поэзия – это тайна, которая живет во всем… Мимо идет человек, вы взглянули на женщину, пес перебежал дорогу – все это поэзия…».

Второй чтец (читает стихотворение Р. Гамзатова):

Стихотворение – стихов творенье.

Такого ремесла на свете нет.

А что же есть? Есть горы в отдаленье,

Дожди и снегопады, тьма и свет.

На свете есть покой и есть движенье,

Есть смех и слезы – память давних лет,

Есть умиранье и возникновенье,

Есть истина и суета сует.

Есть жизни человеческой мгновенье

И остающийся надолго след.

И для кого весь мир, все ощущенья

Поэзия – тот истинный поэт.

Но как же пишутся стихотворенья?

На сей вопрос я сам ищу ответ.

Ведущий :

Попробуем вместе с Р. Гамзатовым найти ответ на этот вопрос в творчестве русских поэтов.

Третий чтец (читает стихотворение А. С. Пушкина):

Издревле сладостный союз

Поэтов меж собой связует:

Они жрецы единых муз,

Единый пламень их волнует;

Друг другу чужды по судьбе,

Они родня по вдохновенью.

Ведущий :

Вдохновение… Душевный подъем, который овладевает поэтом в часы творческого труда. К автору этих строк, Пушкину, вдохновение чаще всего приходило осенью. В одном письме он признавался: «Не пишу покамест ничего, ожидаю осени». В другом: «Осень подходит. Это любимое мое время – здоровье мое обыкновенно крепнет – пора моих литературных трудов настает…». Жизнь художника, его вдохновенный труд изобразил А. Пушкин в стихотворении «Осень».

Первый чтец (читает стихотворение А. С. Пушкина):

И с каждой осенью я расцветаю вновь;

Здоровью моему полезен русский холод;

К привычкам бытия вновь чувствую любовь…

Легко и радостно играет в сердце кровь,

Желания кипят – я снова счастлив, молод…

Но гаснет краткий день, и в камельке забытом

Огонь опять горит – то яркий свет лиет,

То тлеет медленно – а я пред ним читаю

Иль думы долгие в душе моей питаю.

И забываю мир – и в сладкой тишине

Я сладко усыплен моим воображеньем,

И пробуждается поэзия во мне:

Душа стесняется лирическим волненьем,

Трепещет и звучит, и ищет, как во сне

Излиться, наконец, свободным проявленьем —

И тут ко мне идет незримый рой гостей,

Знакомцы давние, плоды мечты моей.

И мысли в голове волнуются в отваге,

И рифмы легкие навстречу им бегут,

И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,

Минута – и стихи свободно потекут.

Ведущий :

Лицейский друг Пушкина А. Дельвиг в сонете «Вдохновение» утверждал, что в эти удивительные, редкие мгновения поэт «говорит с грядущими веками», обретая бессмертие.

Второй чтец (читает стихотворение А. Дельвига):

Не часто к нам слетает вдохновенье,

И краткий миг в душе оно горит;

Но этот миг любимец муз ценит,

Как мученик с землею разлученье.

В друзьях обман, в любви разуверенье

И яд во всем, чем сердце дорожит,

Забыты чем, восторженный пиит

Уж прочитал свое предназначенье.

И презренный, гонимый от людей,

Блуждающий один под небесами,

Он говорит с грядущими веками;

Он ставит честь превыше всех частей,

Он клевете мстит славою своей

И делится бессмертием с богами.

Ведущий :

Не случайно Пушкин назвал своих собратьев по перу – «они родня по вдохновенью». Столь же торжественно, как и Дельвиг, пишет о поэтическом вдохновении И. Козлов в стихотворении «Гимн Орфея».

Третий чтец (читает стихотворение И. Козлова «Гимн Орфея»):

Когда поэт на языке земном

Передает пророческим пером

Таинственные вдохновенья

И осветлит души виденья

Поэзии огнем, —

Венчает мир, исполнен удивленья,

Чело певца бессмертия венком.

Ведущий :

А как представляли процесс творчества поэты серебряного века?

Первый чтец :

Бывает так: какая-то истома

В ушах не умолкает бой часов;

Вдали раскат стихающего грома.

Неузнанных и пленных голосов

Мне чудятся и жалобы, и стоны,

Сужается какой-то тайный круг;

Но в этой бездне шепотов и звонов

Встает один, все победивший звук.

Так вкруг него неповторимо тихо,

Что слышно, как в лесу растет трава,

Как по земле идет с котомкой лихо….

Но вот уже послышались слова

И легких рифм сигнальные звоночки, —

Тогда я начинаю понимать,

И просто продиктованные строчки

Ложатся в белоснежную тетрадь.

Второй чтец (читает стихотворение А. Ахматовой):

Мне ни к чему одические рати

И прелесть элегических затей.

По мне, в стихах все быть должно некстати,

Не так, как у людей.

Когда б вы знали, из какого сора

Растут стихи, не ведая стыда,

Как желтый одуванчик у забора,

Как лопухи и лебеда.

Сердитый окрик, дегтя запах свежий,

Таинственная плесень на стене…

И стих уже звучит, задорен, нежен,

На радость вам и мне.

Третий чтец (читает слова Б. Пастернака):

«Поэзия валяется в траве, под ногами, так что надо только нагнуться, чтобы ее увидеть и подобрать с земли».

Первый чтец (читает стихотворение М. Волошина «Рождение стиха»):

В душе моей мрак грозовой и пахучий…

Там вьются зарницы, как синие птицы…

Горят освещенные окна…

И тянутся длинны,

Протяжно-певучи

Во мраке волокна…

О, запах цветов, доходящий до крика!

Вот молния в белом излучьи…

И сразу все стало светло и велико…

Как ночь лучезарна!

Танцуют слова, чтобы вспыхнуть попарно

В влюбленном созвучии.

Из недра сознанья, со дна лабиринта

Теснятся виденья толпой оробелой…

И стих расцветает цветком гиацинта,

Холодный, душистый и белый.

Второй чтец (читает стихотворение В. Набокова «К музе»):

Я помню твой приход: растущий звон,

Волнение, неведомое миру.

Луна сквозь ветки тронула балкон,

И пала тень, похожая на лиру.

Мне, юному, для неги плеч твоих

Казался ямб одеждой слишком грубой.

Но был певуч неправильный мой стих

И улыбался рифмой красногубой.

Я счастлив был. Над гаснувшим столом

Огонь дрожал, вылущивал огарок;

И снилось мне: страница под стеклом,

Бессмертная, вся в молниях помарок.

Теперь не то. Для утренней звезды

Не откажусь от утренней дремоты.

Мне не под силу многие труды,

Особенно тщеславия заботы.

Я опытен, я скуп и нетерпим.

Натертый стих блистает чище меди.

Мы изредка с тобою говорим

Через забор, как старые соседи.

Да, зрелость живописна, спору нет:

Лист виноградный, груша, пол-арбуза

И – мастерства предел – прозрачный свет.

Мне холодно. Ведь это осень, муза.

Третий чтец (читает стихотворение В. Звягинцевой):

Я пишу, как дышу.

По-другому писать не умею.

Поделиться спешу

То восторгом, то болью своею.

Я навряд ли права,

Исповедуясь так перед всеми.

Не нужней ли слова

О делах, обгоняющих время?

Что я все о своем?

Я живу в этом мире огромном

Не одна, не вдвоем.

В уголке не скрываюсь укромном.

Не такая пора,

Чтобы жить лишь своею душою,

Нужно кончик пера

Окунуть в море жизни большое.

Ну, а все же, друзья,

Может быть, этот грех мне простится:

Ведь, по правде, и я

Тоже этого века частица.

Я, конечно, грешу —

Что судьба одного человека!

Я пишу, как дышу.

…Но дышу-то я воздухом века.

Первый чтец (читает стихотворение А. Вознесенского):

Стихи не пишутся – случаются,

Как чувства или же закат.

Душа – слепая соучастница.

Не написал – случилось так.

Ведущий :

Случилось так, что сегодня мы представляем поэтический сборник «Дебют». В него вошли стихотворения нескольких лет, уже знакомые, печатавшиеся в «Ростке», звучавшие на литературных праздниках, и новые. Стихи эти разные по тематике, стилю, степени серьезности, но одинаково искренние и интересные.

(Участники вечера читают собственные стихи)

Ведущий:

«Стихи не пишутся – случаются». «Я пишу, как дышу…». Но простота создания стихотворения кажущаяся, обманчивая. Поэтическое творчество – это труд, упорный, тяжелый, не всегда успешный. М. Цветаева писала: «Я всегда разбивалась вдребезги. И все мои стихи – те самые, серебряные, сердечные дребезги». В стихах поэт отдает читателям свою душу, свои силы, свое сердце.

Второй чтец (читает стихотворение Н. Некрасова):

Праздник жизни – молодости годы

Я убил под тяжестью труда,

И поэтом – баловнем свободы,

Другом лени – не был никогда.

Если долго сдержанные муки

Накипев, под сердце подойдут,

Я пишу: рифмованные звуки

Нарушают мой обычный труд.

Все ж они не хуже плоской прозы

И волнуют мягкие сердца,

Как внезапно хлынувшие слезы

С огорченного лица.

Но не льщусь, чтоб в памяти народной

Уцелело что-нибудь из них…

Нет в тебе поэзии свободной,

Мой суровый, неуклюжий стих!

Нет в тебе творящего искусства…

Но кипит в тебе живая кровь,

Торжествует мстительное чувство,

Догорая, теплится любовь, —

Та любовь, что добрых прославляет,

Что клеймит злодея и глупца,

И венком терновым наделяет

Беззащитного певца…

Третий чтец (читает стихотворение М. Цветаевой):

Вскрыла жилы: неостановимо,

Невосстановимо хлещет жизнь.

Подставляйте миски и тарелки!

Всякая тарелка будет – мелкой,

Миска – плоской. Через край – и мимо —

В землю черную, питать тростник.

Невозвратно, неостановимо,

Невосстановимо хлещет стих.

Первый чтец (читает стихотворение Л. Мартынова):

Я хотел бы и ночью, и днем

Создавать, создавать, создавать,

Я хотел бы стихи выдавать, выдавать, выдавать,

Штамповать и ковать их и вновь штамповать, как медали.

Но, увы, не выходит. И сколько тут сил не жалей,

То же самое просится вновь: переплавь, перелей,

Чтобы суть этих дат и легенд безошибочно все разгадали.

Да и страшно бы было, чтоб вдруг ни с того, ни с сего,

Без особых усилий, само по себе заблистало

Что-то вроде туманного облика моего,

Но и вашего тоже – в сцепленье молекул металла!

Это тягостный труд.

Хорошо, что рука не устала.

Второй чтец (читает стихотворение И. Мамугиева):

Слова ложатся сонными в тетрадь.

Как труден переход из яви в сон.

Проходит день, и нужно выбирать…

Но в небе расцветает синий лен…

И смотришь ты, и он тебе вослед

Глядит – не наглядится – как уснуть?!

Куда уходишь ночью ты, поэт,

Ведь днем дороги этой не вернуть?

Уходишь ты слепой походкой сна,

С повадкой зверя, раненного в грудь.

Зовет на водопой тебя весна,

Чтоб мог ты ее горечи глотнуть.

И сирый твой успех, как шерсть, намок.

И кто-то позади следы заплел.

Но ты, других не ведая тревог,

Идешь – и сотни лет уже прошел.

Ложатся буквы лесом рук и тел,

Как скошенная ливнями трава.

Когда ты станешь, как бумага, бел,

Тогда во сне заговорят слова,

Тогда в свой дом вернется поутру

Уже не тень, не силуэт, не звук…

А просто скажут: «Здесь он ко двору.

Достаточно с него дорог и мук».

Третий чтец (читает стихотворение Б. Окуджавы):

Строка из старого стиха слывет ненастоящей:

Она растрачена уже, да и к мольбам глуха.

Мне строчка новая нужна какая-нибудь послаще,

Чтоб начиналось из нее течение стиха.

Текут стихи на белый свет из темени кромешной,

Из всяких горестных сует, из праздников души.

Не извратить бы вещий смысл иной строкой поспешной.

Все остальное при тебе – мужайся и пиши.

Нисходит с неба благодать на кущи и на рощи,

Струится дым из очага, и колея в снегу…

Мне строчка новая нужна какая-нибудь попроще,

А уж потом я сам ее украшу, как смогу.

Текут стихи на белый свет, и нету им замены,

И нет конца у той реки, пока есть белый свет.

Не о победе я молю: победы все надменны,

А об удаче я молю, с которой спроса нет.

Пугает тайною своей ночное бездорожье,

Но избежать той черной мглы, наверно, не дано.

Мне строчка новая нужна какая-нибудь построже,

Чтоб с ней предстать перед тобой мне не было б грешно.

Текут стихи на белый свет рекою голубою

Сквозь золотые берега в серебряную даль.

За каждый крик, за каждый вздох заплачено любовью.

Ее все меньше с каждым днем, и этого не жаль.

Первый чтец (читает стихотворение Д. Самойлова):

Дай выстрадать стихотворенье!

Дай вышагать его! Потом,

Как потрясенное растенье,

Я буду шелестеть листом.

Я только завтра буду мастер,

И только завтра я пойму,

Какое привалило счастье

Глупцу, шуту, бог весть кому.

Большую повесть поколенья

Шептать, нащупывая звук,

Шептать, дрожа от изумленья

И слезы слизывая с губ.

Второй чтец (читает стихотворение М. Лисянского):

Вот книга кончена.

Ей отдана душа,

Как будто обрывается дыханье.

А за душою нету ни гроша,

Чтоб продолжать свое существованье.

Вот книга кончена,

Ее отданы года.

До самого последнего мгновенья…

И кажется:

Я больше никогда

Уже не напишу стихотворенья.

(Звучит музыка. Ф. Шопен. «Ноктюрн»)

Третий чтец (читает стихотворение А. Тарковского):

Я кончил книгу и поставил точку.

И рукопись перечитать не мог.

Судьба моя сгорела между строк,

Пока душа меняла оболочку.

Ведущий :

Выстрадать каждое стихотворение, за каждое слово платить любовью, не жалеть своей любви, своей души – в этом судьба поэта. Помнить о высоком назначении поэзии, не идти на поводу у черни, толпы – эгоистичной, корыстной, равнодушной, ждущей лишь угождения своим вкусам, оставаться независимым, бескорыстным, взыскательным и строгим к себе, мужественно встречать «суд глупца и смех толпы холодной» – в этом судьба поэта. Она всегда нелегкая.

Первый чтец (читает стихотворение А. Пушкина «Поэту»):

Поэт! Не дорожи любовию народной.

Восторженных похвал пройдет минутный шум;

Услышишь суд глупца и смех толпы холодной:

Но ты останься тверд, спокоен и угрюм.

Ты царь: живи один. Дорогою свободной

Иди, куда влечет тебя свободный ум,

Усовершенствуя плоды любимых дум,

Не требуя наград за подвиг благородный.

Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд;

Всех строже оценить умеешь ты свой труд.

Ты им доволен ли, взыскательный художник?

Доволен? Так пускай толпа его бранит

И плюет на алтарь, где твой огонь горит,

И в детской резвости колеблет твой треножник.

Второй чтец (читает стихотворение Д. Мережковского «Поэт»):

Сладок мне венец забвенья темный,

Посреди ликующих глупцов

Я иду отверженный, бездомный

И бедней последних бедняков.

Но душа не хочет примиренья

И не знает, что такое страх;

К людям в ней – великое презренье

И любовь, любовь в моих очах:

Я люблю безумную свободу!

Выше храмов, тюрем и дворцов

Мчится дух мой к дальнему восходу,

В царство ветра, солнца и орлов!

А внизу, меж тем, как призрак темный,

Посреди ликующих глупцов,

Я иду отверженный, бездомный

И бедней последних бедняков.

Третий чтец (читает стихотворение В. Кюхельбекера «Участь русских поэтов»):

Горька судьба поэтов всех племен;

Тяжеле всех судьба казнит Россию:

Для славы и Рылеев был рожден;

Но юноша в свободу был влюблен…

Стянула петля дерзостную выю.

Не он один: другие вслед ему,

Прекрасной обольщенные мечтою,

Пожалися годиной роковою…

Бог дал огонь их сердцу, свет – уму,

Да! Чувства в них восторженны и пылки:

Что ж? Их бросают в черную тюрьму,

Морят морозом безнадежной ссылки…

Или болезнь наводит ночь и мглу

На очи прозорливцев вдохновенных;

Или рука любовников презренных

Шлет пулю их священному челу;

Или же бунт поднимет чернь глухую,

И чернь того на части разорвет,

Чей блещущий перунами полет

Сияньем облил бы страну родную.

(Звучит стихотворение В. Высоцкого «О фатальных датах и цифрах»)

Первый чтец (читает стихотворение Е. Винокурова):

Поэт бывал и нищим, и царем.

Морским бродягой погибал на море.

Ужасным клерком он скрипел пером,

Уныло горбясь заполночь в конторе.

Повешен был за кражу, как Вийон.

Придворный, в треуголке, при параде,

Он фрейлин в ручку чмокал, умилен,

И с песней умирал на баррикаде.

Слепец брел рынком. Гусли. Борода.

По звонким тропам мчался по Кавказу.

Но кем бы ни бывал он, никогда

Ни в чем не изменил себе ни разу.

Ведущий :

Мировая поэзия необыкновенно богата и разнообразна. И у каждого стихотворца своя судьба, свой поэтический голос. Но поэтов разных эпох и поколений, разных стран и народов, поэтических направлений объединяет, наверное, одно: мечта о том, чтобы стихи нашли своего читателя и оставили добрый след в его душе.

Второй чтец :

Великий иранский поэт Х в. Абулькасим Фирдоуси, автор знаменитой поэмы «Шахнаме», которая вот уже тысячу лет восхищает читателей, по праву мог сказать о себе:

Рассыплются стены дворцов расписных

От знойных лучей и дождей проливных,

Но замок из песен, воздвигнутый мной,

Не тронут ни вихри, ни грозы, ни зной.

Я жив, не умру – пусть бегут времена, —

Недаром рассыпал я слов семена.

И каждый, в ком сердце и мысли светлы,

Почтит мою память словами хвалы.

Третий чтец :

Евгений Баратынский в первой половине XIX в. писал:

Мой дар убог, и голос мой не громок,

Но я живу, и на земле мое

Кому-нибудь любезно бытие:

Его найдет далекий мой потомок

В моих стихах: как знать? Душа моя

Окажется с душой его в сношенье,

И как нашел я друга в поколенье,

Читателя найду в потомстве я.

Первый чтец (читает стихотворение Марины Цветаевой «1913 год»):

Моим стихам,

Написанным так рано,

Что и не знала я, что я – поэт,

Сорвавшимся, как брызги из фонтана,

Как искры из ракет,

Ворвавшимся, как маленькие черти,

В святилище, где сон и фимиам,

Моим стихам о юности и смерти,

– Нечитанным стихам! —

Разбросанным в пыли по магазинам

(Где их никто не брал и не берет)

Моим стихам, как драгоценным винам,

Настанет свой черед.

Второй чтец :

Анна Ахматова, величественная и мудрая, испытавшая за свою долгую жизнь гонения, нужду и мировое признание одновременно, писала:

Из-под каких развалин говорю,

Из-под какого я кричу обвала,

Как в негашеной извести горю

Под сводами зловонного подвала.

Я притворюсь беззвучною зимой

И вечные навек захлопну двери.

И все-таки узнают голос мой.

И все-таки опять ему поверят.

Третий чтец :

Владимир Набоков обращался к будущему читателю:

Ты, светлый житель будущих веков,

Ты, старины любитель, в день урочный

Откроешь антологию стихов,

Забытых незаслуженно, но прочно.

И будешь ты, как шут, одет на вкус

Моей эпохи фрачной и сюртучной.

Облокотись. Прислушайся. Как звучно

Былое время – раковина муз.

Шестнадцать строк, увенчанных овалом

С неясной фотографией… Посмей

Побрезговать их словом обветшалым,

Опрятностью и бедностью моей.

Я здесь с тобой. Укрыться ты не волен.

К тебе на грудь я прянул через мрак.

Вот холодок ты чувствуешь: сквозняк

Из прошлого… Прощай же. Я доволен.

Первый чтец :

Борис Слуцкий, поэт фронтового поколения, прошедший войну и сталинские лагеря, человек строгий и сдержанный, не привыкший быть на виду, нечасто печатавшийся, не заботившийся о славе («я слишком знаменитым не бывал») оставил в своих тетрадях строки-заклинание:

Умоляю вас, Христа ради,

С выбросом просящей руки:

Раскопайте мои тетради,

Расшифруйте черновики.

…Побудь с моими стихами,

Постой хоть час со мною,

Дай мне твое дыханье

Почувствовать за спиною.

Ведущий :

А когда сбудется вечная мечта поэтов – стихи найдут своего читателя, сколько бы ни прошло лет или веков, в этот момент произойдет чудо – соприкосновение душ людей, разделенных огромным временным пространством.

Второй чтец (читает стихотворение О. Лебедушкиной «Фантастическое»):

Шел на Земле сто первый век,

И путь Земли был мудр и долог,

И жил на свете человек

Чудак, а проще – археолог.

И как-то под пластами лет,

Под массой всяких наслоений

Он странный отыскал предмет,

Изделье давних поколений.

Предмет был сделан из листков,

Сухих и желтых, словно осень,

Таких прозрачных, что легко

Сквозь них струилась неба просинь.

И археолог в тишине

С листков очистил пыль забвенья

И прочитал на желтизне:

«Я помню чудное мгновенье!..».

И вдруг постиг он, что окрест

Поет и плещет мирозданье,

Что он всю жизнь несет свой крест

Любви, надежды и страданья.

И археолог счастлив был,

Так счастлив, что и не заметил,

Как те листки рассыпал в пыль

Уж слишком современный ветер.

И запах легкий, как печаль,

Исчез в последнем дуновенье,

Но в сердце колокол звучал:

«Я помню чудное мгновенье!..».

Ведущий (из речи А. Блока «О назначении поэта»):

«Что такое поэт? Человек, который пишет стихами? Нет, конечно. Он называется поэтом не потому, что он пишет стихами; но он пишет стихами, то есть приводит в гармонию слова и звуки, потому что он – сын гармонии, поэт». «Похищенные у стихии и приведенные в гармонию звуки, внесенные в мир, сами начинают творить свое дело. Они проявляют неожиданное могущество: они испытывают человеческие сердца».

«На бездонных глубинах духа … катятся звуковые волны, … идут ритмические колебания». «Первое дело, которого требует от поэта его служение, – открыть глубину». «Второе требование заключается в том, чтобы поднятый из глубины … звук был заключен в прочную и осязательную форму слова; звуки и слова должны образовать единую гармонию». «Третье дело поэта: принятые в душу и приведенные в гармонию звуки надлежит внести в мир».

Третий чтец (читает стихотворение Э. Межелайтиса «Лира»):

Нет лиры у меня.

Но жаворонок ранний,

В рассветном небе славя бытие,

Образовал струну

Восторгов и страданий,

К земле и к солнцу приковал ее.

До трепета натянута прямая,

Певучая и вечная струна.

Все выше землю к солнцу поднимая,

На тысячу ладов звучит она.

И верится, что утренняя птица

Еще не завершила свой полет.

А если кубок неба накренится, —

Струна дождя под пальцами поет.

Нет лиры у меня.

Но есть в лесу зеленом

Дремучая струна

Соснового ствола;

Меж небом и землей

Колеблется со звоном,

В земле укоренясь,

До неба доросла.

…Нет лиры у меня,

Но есть священный жребий

В просторе полевом,

Где росы так свежи,

Задумать песню о насущном хлебе,

Перебирая струны спелой ржи.

Нет лиры у меня.

Но заводские трубы

Звучат басовой, каменной струной,

Цехов горячих нестерпимый зной

Бросают в небо, тяжелы и грубы.

Там белокрылый голубь над трубой

Взмыл и связал собой трубу завода

С необозримой высью голубой —

И дотянул струну до небосвода.

Взмахну рукой,

Ударю по струне,

По заводской, из камня и железа, —

В единую мелодию во мне

Сольются звуки труб, лугов и леса.

Нет лиры у меня,

Но струны нежных рук,

Простертые ко мне неудержимо,

Звучат сквозь клубы заводского дыма,

В полях, над синевой речных излук.

Сосна и стебель ржи,

Чащоба труб и руки,

И жаворонок, льющийся звеня…

Сливаются во мне ликующие звуки мелодии…

Есть лира у меня!

Первый чтец (читает стихотворение Р. Рождественского):

Данный текст является ознакомительным фрагментом.