Географические карты раннего нового времени как эстетизация и концептуализация репрезентированного пространства

Географические карты раннего нового времени как эстетизация и концептуализация репрезентированного пространства

Традиционно историков картографии больше интересовали карты, чем их декоративное оформление. Историков же искусств занимали либо вопросы, связанные с принципами передачи ландшафта на картах и в пейзажной живописи,[639] либо проблематика так называемых «картографических залов» в итальянских палаццо.[640] Тем самым и историки географии, и искусствоведы вопросы задавали главным образом именно карте: обращалось внимание на то, насколько точно представлен на ней соответствующий участок земной поверхности, как передан характер ландшафта, и т. д..[641] После 1980-х гг. прошлого века ситуация несколько изменилась – усилиями Дж. Б. Харли[642] и Д. Вудворта,[643] испытавших на себе импульс постмодернистской философии, «карты перестали восприниматься в первую очередь как нейтрально-инертная фиксация морфологии того или иного ландшафта, или же как пассивное отражение мира объектов, но в них стали видеть преломленные образы, вносящие свой вклад в диалог, который ведут насельники социально сконструированных миров».[644] При этом внимание к социальному обернулось, характерным образом, вниманием к репрезентации властных отношений per se.[645] В итоге оформилась школа, исходящая из того, что, как писал Джон Пиклез, «картография везде и всегда имеет дело с внешне заданными и общераспространенными символическими формами и условностями, пусть это не осознается создателями и потребителями карт. Воздействие этих техник и эффектов становится предельно ясно, когда мы обращаемся к пропагандистским текстам как таковым. На самом базовом уровне используемая иконография заведомо адаптируется для коммерческой или политической пропаганды».[646]

В рамках указанного подхода о декоре географических карт писалось довольно много, но исследователей интересовали такие проблемы, как, например, воплощение европейских претензий на мировое господство, когда среди представленных на бордюрах карт раннего Нового времени аллегорических фигур континентов лишь Европа была увенчана короной,[647] и т. п.

Нас интересует несколько иной аспект проблематики, связанной с декоративным оформлением карт: как именно их визуальная «эстетика» определяет наше восприятие, как и насколько смыслы объекта – географической карты, – заключенного в несущую «декоративные» функции рамку, этой рамкой деформируются и мутируют под ее воздействием? В XVII в. одна и та же карта могла издаваться в разных декоративных оформлениях – как при этом изменялась «семантическая нагрузка» самой карты?