Заметки о византийской литургии
Заметки о византийской литургии
В каждой Церкви свой обряд (римский, миланский, византийский, армянский, сирийский и т. д.) передается из поколения в поколение. Это что-то вроде апостольской преемственности. Причем в каждом обряде есть моменты, особенности, не зафиксированные ни в одном Служебнике или Миссале и не описанные в пособиях по литургике; однако зачастую именно эти особенности (жесты, паузы и т. п.) бывают особенно дороги нам, священникам, ибо, воспроизводя их во время богослужения, мы знаем, что следуем не какой-то книге или учебнику, а устной традиции, именно устно, лично, из рук в руки полученной нами от старших, ими, в свою очередь, – от их предшественников и так далее. Таким образом, обряд не менее чем апостольская преемственность связывает нас с Церковью середины первого века, членами которой были «самовидцы» (Лк 1: 2) проповеди Спасителя, участники Тайной или Эммаусской вечери и того «преломления хлеба», которое совершал апостол Павел и другие апостолы. При этом каждая Церковь получила свой обряд своим особым путем: кто из Рима, кто из Антиохии, кто от христиан арабского Востока и т. д. Христиане России получили обряд не просто от греков, но из Византии, точнее, из самого Константинополя. Это обряд не просто Восточной, но императорской Церкви. Его пышность (золото, хоровые песнопения, роскошные облачения священнослужителей и проч.) и торжественность объясняются прежде всего тем, что византийский обряд сложился применительно к богослужениям, участие в которых принимали император и его двор. Императорский культ, то есть почитание императора как живого бога, с принятием христианства, разумеется, был de jure упразднен, de facto, однако, именно на его базе выросло почитание Христа как Царя Небесного с непременным участием в этом ритуале царя земного. Но при этом нельзя забывать, что царская пышность византийского обряда наслоилась на богослужебный чин первых христианских общин Малой Азии. Разумно будет поэтому сравнить византийскую литургию с древней иконой, которая была потом заключена в роскошный золотой оклад, украшенный драгоценными камнями. Икона под окладом почти не видна, но это не значит, что ее там нет. Если снять оклад и смыть краску и лак, которыми ее поновляли в течение веков, она откроется в первоначальном виде. Попытаемся сделать это с византийским ритуалом и понять, какие черты апостольской литургии он сохранил для нас, христиан XX века.
1. «Один хлеб, и мы многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба», – говорит св. Павел (1 Кор 10: 17). Для служения византийской литургии действительно берется специально испеченный один круглый хлеб, который перед службой обрезается священником с четырех сторон и снизу в виде кубика. Этот кубик (он называется «агнец») освящается затем во время службы как тело Христово. В конце литургии священник раздробляет его по числу причащающихся, и таким образом все действительно причащаются от единого хлеба. Этот удивительный знак того, что через причащение Христос соединяет нас в единое целое, в Свое неразделяемое мистическое Тело, – одна из специфических, а может быть, и самая удивительная особенность византийской литургии, если сравнить ее с римской мессой, которая, как правило, служится на нескольких гостиях, притом что миряне вообще причащаются заранее освященными запасными дарами. Как священник, которому приходится иногда служить литургию для общины в 700 человек и более, отмечу, что один агнец может быть раздроблен на 700–800 частиц, а если необходимо, и более. И насыщаются все (сравн. евангельский рассказ об умножении хлебов, например Мф 14: 20), а затем диакон, «чтобы ничего не пропало» (Ин 6: 12), потребляет оставшиеся в чаше Святые Дары. О том, как евхаристический хлеб соединяет людей, его причащающихся, воедино, замечательно говорится в молитве, читаемой священником непосредственно после пресуществления в литургии св. Василия Великого[5]. «Нас всех от единого хлеба и чаши причащающихся, соедини друг со другом во единого Святаго Духа причастие» (communio, общение).
2. Второй, почти такой же важной, особенностью византийской литургии будет следующая. Для совершения евхаристии берется еще четыре хлеба (просфоры), из которых вынимаются маленькие частицы в честь Богородицы и всех святых, многие из которых поминаются при этом поименно, затем за живых и, наконец, в память усопших. И тех, и других при этом тоже поминают поименно, вынимая за каждого из тех, о ком мы молимся особо, частицу. В конце службы все эти частицы всыпаются в чашу с кровью Христовой, причем священник молится: «Омый, Господи, грехи всех здесь нами поминаемых честною Твоею Кровию, молитвами святых Твоих». Таким образом, чаша со Святой Кровью и помещенными в нее частицами становится символом Церкви, которая соединяет воедино Богородицу, всех святых, живых и усопших, праведных и грешных, всех в одно целое по слову Деяний святых апостолов (Деян 2: 44, 46): «Все верующие были вместе… единодушно… преломляя хлеб».
3. После чтения Евангелия при служении византийской литургии читаются диптихи, то есть списки имен сначала живых, а потом усопших, за которых молится община или просит молиться кто-либо из прихожан. На практике это чтение записок, или листков с именами. Сотни листков с бесконечными именами, напоминающие родословные таблицы из Пятикнижия (см., например, Чис 26), читаются частью вслух, частью про себя всеми клириками и церковнослужителями, участвующими в службе. Иногда это бывает довольно утомительно для прихожан – в самом деле, в течение 10–15 минут, а то и дольше вы слышите имена, имена, имена без конца. Да, утомительно, особенно в дни, отведенные для поминовения усопших, но замечательно! Это удивительный знак того, что Церковь собирается воедино из неповторимых, конкретных людей, не из народа вообще, не из массы, а именно из конкретных лиц. Знак того, что Господь каждого знает по имени (см. Ин 10: 3), что все без исключения жившие со времен Адама имели каждый свою судьбу и лицо, и что Господь не тиражирует людей, как книги в типографии, а каждого делает уникальным. Коммунисты говорили «мир народам», а Иисус – «мир людям» (pax hominibus). На этом необходимо сделать ударение. У коммунистов речь идет о народах вообще, в целом, при этом отдельный человек куда-то исчезает, теряет свое лицо, сливается с массой, а Христос говорит о каждом, ибо христианское «вместе» достигается только в том случае, если сохраняется уникальное «я» каждого. В некоторых храмах чтение имен вслух, чтобы сделать богослужение менее длинным, опускается. Уверен, что это неверно, ибо вижу в нем элемент апостольской литургии и удивительное свидетельство Церкви о том, что такое она есть и что значит слово «вместе» в Деяниях святых апостолов.
4. Важнейшим элементом византийской обедни является эпиклеза, или призывание Святого Духа. Практически в самый момент пресуществления в литургии св. Василия Великого читается следующая молитва: «Мы призываем Тебя, чтобы по благоволению Твоей благости Дух Твой Святой сошел (дословно «пришел» – Г.Ч.) на нас и на предлежащие эти дары, и благословил их, и освятил». Эта молитва живо напоминает латинский гимн:
Veni, Sancte Spiritus,
Et emitte caelitas
Lucis tuae radium.
Veni, Paterpauperum
Veni, Dator munerum
Veni, Lumen cordium.
Прииди, о Дух Святой,
И лучами нас омой
Твоего сияния.
Прииди, о наш Отец,
Благ податель и творец
И сердец блистание.[6]
Молитва византийской обедни напоминает и другой не менее известный гимн, Veni Creator Spiritus (Прииди, о Дух Зиждитель наш), но, в отличие от этих песнопений Римской Церкви, она не употребляется самостоятельно, а читается священником только во время литургии, причем в самом ее значимом месте.
Через эту молитву мы постигаем чрезвычайно важную истину: во время таинства Евхаристии освящаются не только Святые Дары, но и мы сами, вся наша жизнь, всё наше бытие. Спасителен, таким образом, не только сам акт причащения, но наше полное участие в совершении таинства, через которое на нас нисходит Дух Святой. В связи с этим необходимо подчеркнуть, что византийский богослужебный устав (Типикон) видит в каждом из молящихся именно участника богослужения, а не просто присутствующего в храме. Об этом среди прочих ясно свидетельствует следующий текст: «Когда диакон говорит Миром Господу помолимся или Рцем вси, тогда всем подобает отвечать Господи помилуй, ибо, если бы отвечать требовалось только от тех, кто стоит на клиросе, то не было бы сказано: Людие глаголют». Итак, Бог освящает во время Евхаристии не только хлеб и вино, но и каждого из участвующих в службе. Об этом говорится и в другой молитве, которая читается священником в конце литургии перед причащением: «Прииди во еже освятити ны» (Прииди, чтобы освятить нас). Читая эту молитву, священник как бы присоединяется к Иисусу, Который в Своей Первосвященнической молитве говорит: «Святи их (то есть нас) истиною Твоею» (Ин 17: 17) и в то же время провозглашает, что это освящение истиной достигается не каким-либо другим способом, а именно через евхаристическое общение с Ним.
5. Перед пением Символа веры, если литургия служится двумя или несколькими священниками, старший из них, обращаясь к другим, говорит: «Христос посреде нас», а те отвечают: «И есть и будет». В настоящее время во многих храмах установилась практика, согласно которой со словами «Христос посреде нас» священник обращается к молящимся, которые в ответ восклицают: «И есть и будет». Это место литургии представляет собой живое и молитвенное воспоминание слов Иисуса из Евангелия от Матфея (18: 20): «Там, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них».
6. В конце литургии перед причащением священник читает следующую молитву: «Вонми[7], Господи Иисусе Христе Боже наш, от святаго жилища Твоего и от престола славы Царствия Твоего, и прииди во еже[8] освятити нас, иже горе?[9] со Отцем сидящий и здесь с нами невидимо пребывающий, и сподоби державною Твоею рукою преподати нам Пречистое Тело Твое и Честную Кровь и нами[10] всем людям». Этой молитвой мы исповедуем, что причастие мирянам преподает не священник, а Сам Христос руками (при помощи) священника – державною Своею рукою, используя как инструмент руки священника! Вспоминается, что в рассказе об умножении хлебов у синоптиков (см., например, Мф 14: 19) говорится, что Иисус «дал хлебы ученикам, а ученики – народу», и в соответствующем месте Евангелия от Иоанна (6: 11): «Иисус, взяв хлебы и воздав благодарение, раздал возлежащим». Синоптики видят происходящее снаружи: Иисус дает хлеб ученикам, а те – людям, Иоанн на то же самое событие смотрит как бы изнутри: Иисус Сам дает умноженный хлеб людям. Как именно? Об этом евангелист умалчивает – мы знаем об этом из синоптиков: руками учеников, но Сам, хотя и их руками. Именно так всякий раз совершается причащение. Сам Христос дает людям Свое Тело и Кровь руками иерея, как об этом прямо говорится в приведенной выше молитве.
На христианском Востоке не было принято писать богословские трактаты. Богословие здесь всегда было как бы интегрировано в богослужебный чин, в молитву. Сравнительно недавно, уже в середине нашего века Карл Ранер сказал: La vraie th?ologie se fait ? genoux[11]. Византийская литургия – прекрасный образец такого богословия. Две основные темы здесь следующие: а) присутствие Христово среди нас; б) внутреннее единство общины, соединяющейся через евхаристию и причащение Святых Тайн в одно единое целое, в мистическое Тело Христово, иными словами, в Его Церковь. Евхаристия, по какому бы обряду она ни совершалась, удивительным образом и много лучше любого цемента соединяет общину воедино, но в мессе римского обряда это присутствует имплицитно, а в византийской литургии – эксплицитно и в высшей степени выпукло и ярко.
Для нас, христиан конца XX века, осознавших, что христианства вне общины не бывает и наконец понявших, до какой степени прав был Тертуллиан, сказав свое Unus Christianus, nullus Christianus[12], литургия византийского обряда блестяще свидетельствует о том, что чувство общины всегда жило в Церкви, что оно не выдумано нами в XX веке в целях приспособления христианства к условиям современности, а передано нам из поколения в поколение от христиан апостольского времени. При этом важно понять и то, что византийская литургия – это не древняя литургическая драма, по традиции воспроизводимая сегодня в православных храмах, а наше абсолютно личное сегодняшнее приношение Богу. Как это можно понять? Только одним способом – не изучая ее, а участвуя в ней и причащаясь во время нее Святых Христовых Тайн.
Один обряд удивительным образом дополняется другим: Западный – Византийским. Мы преподаем Святые Тайны младенцам по слову Иисусову: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное» (Мф 19: 14). После революции в русских храмах на Западе, наблюдая за тем, как причащаются младенцы (об этом мне рассказывал один старый католический священник, всю жизнь прослуживший близ Парижа), католики увидели, до какой степени важно полное участие в литургии младенцев, из уст которых Бог совершил Себе хвалу.
Мы, православные, наоборот, видя, что дети шести-восьми лет, а то и старше, часто причащаются Святых Тайн как-то по привычке, механически, без страха Божия и должной подготовки, с интересом наблюдаем, бывая на Западе, как у католиков дети готовятся к первому причастию, и, видя тот духовный рост, который дети переживают за недели подготовки к этому событию, понимаем, что и в этом обычае есть свой глубокий смысл.
Впервые опубл.: Новая Европа: Международное обозрение культуры и религии. 1994. № 5. С. 51–56.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.