Ночь в городе: фракталы культурных архетипов

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Ночь в городе: фракталы культурных архетипов

Ночь изначально обладает сложной, непроявленной внутренней структурой. Ночь – не просто «обратная сторона» дня, не просто подкладка дневного существования. В глубинах ночи не только спрятаны дневные конфигурации предметного мира – там возникают порожденные «темной» материей образы, бессвязные нарративы бессознательного выстраиваются в упорядоченные особой логикой ментальные конструкции, целые вселенные, вложенные друг в друга, как матрешки, раскрываются из точки, а затем одна из другой. Ночь таит в себе бесконечное множество фрактальных миров – от галактик в бездонной вселенной, фрактальные формулы которых изучают астрономы[196], и сверкающего звездами ночного неба, запечатленного художниками и поэтами[197], до фрактальных снов миллиардов жителей Земли, структурами которых заняты психологи и эзотерики[198], и лабиринтной сложности ночного бытия и сознания, о которых размышляют писатели и философы[199].

Ночные подворотни: фрактальные паттерны коллективного бессознательного

Как феномен культуры ночь во всех ее природно-биологических формах и культурных коннотациях представляет собой особый модус реальности, в котором проявляются или латентно содержатся фрактальные структуры: от вложенных конструкций и многослойных смыслов художественных репрезентаций ночи до сложных стохастических фракталов коллективного бессознательного. Ночь в своей бесконечной повторяемости, самоподобии и хаотической аморфности, в которой формы лишь слегка намечаются и одна форма, не успев до конца проявиться, трансформируется в другую, такую же «невнятную», «дробную», «изломанную», сама является фрактальной сущностью. И тягучее ночное время, на мгновение замершее в своем течении, становится важным условием проявленности фрактальных процессов в ночи, обнажения ее фрактального естества: ночные салюты, всполохи молний, подсвеченные контуры зданий, мостов и деревьев и их отражения…

Ночь – онтологический и философский антипод Дня – представляется человеку как территория темного и тайного, маргинального и запредельного, угрожающего и неприрученного. Содержательные характеристики естественной ночи на физическом уровне – темнота, отсутствие дневного освещения, звездное небо; на физиологическом – слепота, сон, пренатальное состояние, интимное соитие, смерть; на социальном – карнавальное перевоплощение, девиантность и детабуированность поведения; и, наконец, на метафизическом – познание или приобщение к сакральному, магическое/ритуальное преображение, инициация, выход в запредельное, потустороннее пространство, общение с инфернальным.

Фрактальный «zoom» ночного города (Shanghai, J. Wagner, 2013)

В социокультурном и художественном пространстве концепт ночи представляет собой многомерную матрицу, элементы которой образуют сложные корреляционные связи. В результате ночное физиологическое может принимать облик культурного (фрагменты бессознательного как художественные образы), социального (например, интимная близость как брачная ночь) или асоциального (ночь как время нарушения табу), природное замещаться технологическим (например, фонарь вместо луны), геофизическое становиться метафорическим (зима как ночь года), сакральное перерождается в развлекательное (телетрансляции рождественской и пасхальной служб) и т. д.

В городской культуре ночь играет особую роль. В отличие от города per se[200], который, вообще говоря, является дневным городом, в ночном городе, потерявшем во тьме лишние, несущественные детали, яркие линии огней не просто очерчивают арки и колонны зданий, улицы и кварталы мегаполиса, силуэты городского ландшафта, но, словно дождавшись мистического времени, когда разрешается ненадолго заглянуть «по ту сторону» вещей, открывают фрактальный план городского пространства[201].

Каждая ночь в городской культуре – уникальное отражение Ночи-универсалии в сложной системе зеркал индивидуального и коллективного социального сознания и культурного бессознательного. Каждая такая ночь – один из бесчисленных субъективных коллажей из «имманентных» ночных образов. Один из самых знаменитых в русской культуре – блоковский: «Ночь, ледяная рябь канала, аптека, улица, фонарь…»

Подсветкой зданий создается новая архитектура, новая геометрия пространства, в том числе виртуальная, когда пространственные формы выстраиваются исключительно светом. Примечательно, что эта ночная архитектура принимает как должное незавершенные объемы, контурные намеки. Подсветка создает иные фасады, другие плоскости и линии, проявляет колонны и арки там, где их нет, и прячет непритязательную ровность стен. Архитектурно-ландшафтное освещение в современном ночном мегаполисе гармонизирует его вопиющую эклектику новым пространством, в котором и классические, и постмодернистские здания выглядят одинаково футуристично. Залитые огнями архитектурные монстры, «чужаки», которые днем, как пишет Ж. Бодрийяр, «не подчиняются ритму города, его взаимосвязям, а накладываются на него как нечто пришедшее со стороны»[202], ночью преображаются в магически завораживающие, фантастические ландшафты. Через световые формы возникает второй город – архетипический фрактальный двойник, тень, которая ярче своего хозяина.

Сложная фрактальная структура городского пространства, собранная из зеркальных и стеклянных поверхности зданий и водной глади городских рек и водоемов, создает город отраженных огней, своего рода визуальную инсталляцию на тему града-Китежа, город в городе, или фрактальный город третьего порядка. С позиций «триалектики городского пространства» Эдварда Сохи[203] этот ночной образ города, воспринимаемый зрительно и достраиваемый ментально по заготовленным дневным сознанием образцам и опорным точкам городской мифологии, будет, очевидно, принадлежать эмоционально проживаемому «третьему пространству». На фотографиях из космоса хорошо видны геометрические фракталы ночных городов, однако ночной город обладает и гораздо более сложной фрактальной конфигурацией, которая задана концептуальным мультифракталом локальной культуры и собственно человеческой природы.

Социокультурные практики ночной жизни в каждом городе представляют собой фрактальный слепок коллективного бессознательного соответствующей локальной культуры. Улицы, пустеющие после шести часов вечера, или проспекты, по которым всю ночь ходят люди, – это не только два разных культурных хронотопа, но и два разных концептуальных паттерна культуры. Ночная жизнь большинства современных мегаполисов демонстрируют фрактальный паттерн второго типа, который соответствует коллективному бессознательному информационного общества с непрерывными потоками, скоростными ритмами, огромной плотностью и избыточностью значений, виртуализацией пространств, ментальных и вербальных артефактов. Тем не менее, даже крупные мегаполисы в разных странах мира демонстрируют разные концептуальные паттерны. Так, ночная пустынность Лондона, в котором большинство магазинов закрывается уже ранним вечером, а развлекательный ночной «драйв» локализуется в пространственно-временном фрейме «Сохо, уик-энд», разительно отличается от вечно оживленных ночных проспектов Нью-Йорка. И тут, по-видимому, стоит согласиться с американским специалистом по кросскультурной психологии Клотером Ра-паем, который выделил национальные культурные коды, основанные на коллективном бессознательном того или иного народа. В качестве «английского кода Англии» он называет «[высший] класс», а внутренний «культурный код» Америки определяет семантемой «Никогда не взрослеть»[204]. Тогда ночной топос британской столицы совершенно предсказуемо выстраивается по фрактальной формуле «аристократы» (которые, разумеется, не разгуливают толпами по ночным улицам), а в американском мегаполисе реализован фрактальный паттерн «тинэйджеры» (которые без ума от шумных ночных тусовок).

Поскольку архетипическая модель ночи включает в себя нарушение священных табу, слом политических иерархий и социального порядка, установленных властью дневной культуры (социокультурными образцами, законами, религиозными традициями и т. д.), ночью город живет «другой» жизнью, в которой осуществляются не более или менее детерминированные алгоритмы фрактального тиражирования установок социокультурного «сверх-я», но тиражируются чрезвычайно стохастические паттерны коллективного «оно». Самый безобидный социальный хаос на протяжении многих веков человеческой истории инициируют ночные маскарады и ритуальные «карнавалы» (римские сатурналии, святочные колядования, Хэллоуин и т. п.).

Фрактальный световой ландшафт в ночном городе

По большей части именно ночью происходят государственные перевороты и отречения (вспомним хотя бы убийство Павла I или сложение полномочий президента Борисом Ельциным), кровавые убийства и жестокие расправы над инакомыслящими (Варфоломеевская ночь во Франции в 1572 году, «Ночь длинных ножей» в Германии в 1934 году, аресты «врагов народа» в 1920–50-е годы в СССР и пр.). Кроме того, ночное пространство подразумевает высвобождение запретной сексуальности и неприкрытость телесных влечений, провоцируя чувственную страсть и насилие, и именно ночной город «легитимизировал» эту свободу, в том числе в виде публичных домов и «жриц любви», выстраивающихся вдоль ночных улиц. Городская культура предложила новые форматы для ночных мистико-религиозных практик, таких, как, например, спиритизм или факельные шествия, и для считавшейся исключительно дневной активности, открыв ночные и даже круглосуточные гастрономы и книжные магазины, гипермаркеты бытовой техники и строительных материалов, ветеринарные клиники, прачечные самообслуживания и т. д.

С развитием городской цивилизации ночь перестает быть синкретической геокосмической данностью и в значительной мере утрачивает регулятивные функции биологической цикличности. В городе, чем дальше, тем все больше «союз тьмы и света наращивает культурную легитимность и предметно-техническое пространство для своего существования»[205], благодаря чему разноцветье и ослепительность «неоновых джунглей» превращаются одновременно в элемент урбанистического ритуала и захватывающий аттракцион. Ослепительная ночь мегаполиса дублирует огнями растворившиеся в темноте дневные силуэты, выстраивает фантастические фрактальные ландшафты и поощряет создание «иных» пространств и миров[206].

Свет все ярче озаряет ночь больших и малых городов, на смену ночной тьме приходит искусственный день, ночной хронотоп городской культуры становится все более социально освоенным и равнозначным дневному[207]. «Обращенная» сущность современной ночи является зримым признаком постмодернистской социокультурной парадигмы, размывающей все возможные границы – в искусстве и социуме, в пространстве и времени и утверждающей «ночной» хаос несвязанных друг с другом понятий, образов и явлений в дневной культуре. Однако, наряду с появлением в ночном социокультурном пространстве мегаполиса концептуальных паттернов дневной культуры («дневное» освещение, профессиональная работа, покупки, прогулки и т. п.), в его структуре продолжают воспроизводиться фрактальные паттерны «ночных» архетипов, рожденных коллективным бессознательным на заре человечества. Ночь в современном городе, как и столетия назад, все так же извлекает из своих глубин архетипические формулы, разворачивая их в бесконечном рекурсивном процессе и перекодируя в самые разные социокультурные и художественные формы.

Человек наполняет естественные ночи обрядовой и социальной предметностью, постигает и создает мистические смыслы Ночи, явленные посредством сакральных знаков и художественных образов, «считывает» сакральные тексты ночи и сам «пишет» ночные истории/Историю в соответствии с всеобщей фрактальной фабулой Ночи.

В пространстве городской культуры ночь не только не утратила присущей ей атмосферы инициации, но и распространила ее на многие светские мероприятия – банкеты, выпускные балы или походы в музей («Ночь в музее» как путешествие по глубинным уровням концептуального фрактала истории). В полночь в книжном универмаге может проходить презентация новой книги знаменитого писателя (например, открытие продаж романа Джоан Роулинг «Гарри Поттер и дары смерти» в московском магазине «Библио-глобус», куда часть посетителей пришла в соответствующих костюмах, началась ровно в полночь 13 октября 2007 года). Ночью футбольные фанаты собираются в барах, чтобы болеть за свои команды, играющие на чемпионате мира на другом конце земли, любители рекламы насыщаются изысканной рекламой в «Ночь пожирателей рекламы», ночью определяется победитель финала «Евровидения», а стрит-рейсеры устраивают свои скоростные заезды по городским магистралям…

Ночной город как открытое пространство (бес)сознательных удовольствий

В современной рекламе город все чаще репрезентируется своей ночной ипостасью. Ночные фотографии подсвеченных фасадов иллюстрируют рекламу казино, ресторанов, отелей, элитных жилых комплексов и торговых центров. И если казино и рестораны семантически связаны именно с ночными развлечениями, то в отеле и, тем более, в собственной квартире клиенты проводят не только ночь, а ночной шоппинг – это пока еще практика меньшинства. В данном случае светящиеся разноцветными огнями здания однозначно намекают на свою причастность к некому священному культу, доступному только «избранным». Автомобиль в рекламе все чаще ездит по ночному городу, вновь и вновь проезжая через освещенные мосты, то как «первооткрыватель» спрятанного в ночи неизведанного мира (Land Rover Discovery), то как «повелитель тьмы» (Hummer); а свет автомобильных фар во тьме содержит отсылки к мистической силе и инфернальности. И уже не духи впитали в себя ароматы ночи (в большом городе весьма сомнительные), но само «очарование ночи» (Hugo Boss) пронизано запахом духов знаменитой парфюмерной марки. И вообще «ночь полна открытий», и сам ночной мегаполис с разноцветными огнями многоэтажных башен и «неоновой» надписью «Город OPEN» на рекламном плакате пива «Efes» открыт для развлечений и удовольствий туманного (хмельного) сознания.

«Гармония с окружающим миром»® все чаще обретается в ночном городе. Окружающий мир на рекламном плакате (коньяк «Черный аист») оказывается ночным городом, залитым огнями многоэтажных кварталов и высоких офисных башен и расчеркнутым красно-белыми линиями света автострад, эстакад и мостов. Крепкий напиток выступает в роли своеобразного магического зелья, которое дает доступ к непринужденному общению со стихией городской ночи. Сам черный аист, который в природе обитает в глухих, скрытных местах возле лесных рек и болот, являет собой некое постмодернистское воплощение мистической ночной «птицы» – летучей мыши.

За последние десятилетия ночь мегаполиса в значительной степени утратила коннотации страха, опасности, потерянности в черных лабиринтах улиц. Опыт пребывания в ночном городе, в котором тьма перемежается всполохами огней, предстает не как территория рискованного путешествия, но как пространство веселого карнавала. Уличная иллюминация, очерчивающая контуры зданий и призрачно подсвечивающая рельефы стен и монументов, гирлянды лампочек над проспектами, сверкающие водные потоки и фонтаны – декорации, в которых разворачивается повсенощная столичная феерия, романтические вступления к большим и маленьким комедиям/трагедиям ночной развлекательной жизни.

И каждый раз ночь, с ее соблазняющими огнями и ужасающими образами бессознательного, сменяется рассветом и огромным желтым солнцем, поднимающимся меж отвесных стен небоскребов, – и в рекламе, и в жизни… Непрерывный рекурсивный алгоритм городской культуры день за днем и ночь за ночью продолжает воспроизводить свои фрактальные формы, в которых часть равна целому, а целое содержится в каждой его части.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.