Глава 2 Князь Н. Б. Юсупов в московском обществе и Московском Английском клубе[185]
Глава 2
Князь Н. Б. Юсупов в московском обществе и Московском Английском клубе[185]
Москва! Как много в этом звуке
Для сердца русского слилось,
Как много в нем отозвалось!
А. С. Пушкин
Ну что ваш батюшка? все Английского клоба
Старинный, верный член до гроба?
А. С. Грибоедов. Горе от ума
Москва и Петербург во все времена обозначали две стороны одного миропорядка России — старого и нового. Переехав из первой столицы России во вторую, князь Николай Борисович не мог не проникнуться особым московским духом. Стены древнего московского родового дворца князей Юсуповых «у Харитонья в переулке» на Хомутовке, располагали не только к размышлениям о прошлом. Они побуждали к действиям — ведь никто из представителей древнего княжеского рода Юсуповых не имел привычки сидеть сложа руки, когда в опасности находился семейный кошелек, а ревизия имений, произведенная Николаем Борисовичем еще во время государственной службы, показала, что нужны срочные меры «по оздоровлению экономики». Юсуповы без борьбы не сдавались…
Л. Деруа. С оригинала О. Кадоля. «Вид Москвы с Воробьевых гор». 1825. ГМП.
В Москве, хлебосольной и старомодной «большой деревне», нравы искони сложились много проще петербургских. Разумеется, и тут у Николая Борисовича хватало завистников и недоброжелателей, но во второй столице надобность в петербургской маске отпала. Иной раз просто достаточно было закрыть глаза и плюнуть… Достоверные факты биографии князя говорят о том, что в Москве он мало стеснялся пресловутым «общественным мнением», делая то, что отвечало его запросам и эстетическим потребностям. Захотелось итальянскую оперу — и «вся Москва» потакает его желанию, захотелось французскую труппу и…
Именно в Москве открылся подлинный духовный облик князя Юсупова — человека доброжелательного, очень образованного и очень трудолюбивого, постоянно старавшегося помогать людям. Открылось все это, прежде всего, в мелочах быта, а не в каких-то эпохальных свершениях, хотя и великие начинания Николай Борисович успел с блеском осуществить в московский период жизни.
Покупка Архангельского, по собственным словам князя, «окончательно сделала его москвичом». В 1810 году он продал свой петербургский дворец на Садовой и перебрался в Москву на постоянное жительство. Здесь Николай Борисович поселился в родовом дворце на Хомутовке, «у Харитонья в Огородниках», который он заблаговременно отремонтировал, готовя его к коронационным торжествам, а не собственному новоселью.
Ф. Я. Алексеев. «Вид на Страстную площадь в Москве с Триумфальными воротами и церковью Димитрия Солунского». 1800-е гг. ИРЛИ.
Переехав в Москву, Николай Борисович активно принялся за обустройство жизни — покупал новые и ремонтировал старые городские и загородные дворцы и усадьбы, разводил сады и парки, обучал крепостных музыкантов и актеров, приобретал картины и статуи, читал новые и старые книги, организовывал театральные постановки и труппы, — одним словом, наполнил свое бытие всеми доступными духовными и материальными благами.
При всех обстоятельствах человек не может жить вне своего времени. Общественное, государственное положение, богатство, знатность рода — все это влияло на внешние обстоятельства жизни Николая Борисовича Юсупова при всякой перемене, происходившей в его личной жизни. Московское общество в начале XIX столетия четко делилось по сословному принципу. Купцы общались преимущественно с купцами, мещане — с мещанами, ну а дворяне, понятно, с дворянами. Только Московский Английский клуб отчасти служил местом соединения двух главных сословий Москвы — дворянства и купечества. В это время и в клубе, и вообще в обществе дворяне занимали первенствующее место. Дворянство второй столицы делилось на аристократию и небогатое служилое дворянство. Сам факт принадлежности к «благородному сословию» позволял человеку без особых препятствий вступать в дворянское сообщество. Именно в дворянской среде складывалось пресловутое «общественное мнение», к которому прислушивалась и высшая власть страны. А вообще московское дворянство привыкло много есть на многолюдных и многочасовых обедах, играть в карты, до упаду веселиться на балах и праздниках, бывать на всевозможных гуляньях и… не особенно заботится о завтрашнем дне. Умственные интересы тогда оказывались доступны едва сотой части московского «бомонда». Зато сплетни обожали все без исключения и разносили их с невероятной скоростью.
После отставки Николай Борисович, как и прежде, оставался в курсе всех основных государственных и общественных событий. В начале Отечественной войны 1812 года Александр I вновь призвал князя на государственную службу уже в официальном порядке, после выполнения князем секретных дипломатических поручений за границей.
Победа над Бонапартом наполнила русское общество небывалым до той поры энтузиазмом. При этом, как у нас часто водится, одни принялись за теоретические поиски революционных путей преобразования страны, другие — за практические и без всяких революций. Среди последних оставался и старый князь. Он просто взялся за возрождение московского дворянского сообщества, за претворение в жизнь ряда собственных значимых культурных начинаний. Князь стал обустраивать первый московский государственный музей, наряду со своим собственным, частным.
В эту пору обострился вопрос о крепостном состоянии крестьянства. Разумеется, Николай Борисович являл собой яркого представителя уходящей феодальной эпохи императрицы Екатерины Великой, не представлял России без крепостных холопов. Однако в своих собственных имениях он обустраивал многочисленные фабричные предприятия вполне в духе нарождающегося российского капитализма.
Близкий друг княгини Екатерины Романовны Дашковой, отставного президента двух Российских Академий, английская подданная мисс Уильмот оставила потомкам колкое описание московского общества первых лет XIX столетия, к которому принадлежал и князь Юсупов. В этом недобром сочинении многое исходит не столько от наблюдательной англичанки, сколько от стареющей княгини Дашковой. Екатерина Романовна никогда не жаловала «екатерининских орлов», полагая, прежде всего, себя саму главной «виновницей» воцарения Екатерины Великой. «Екатерина Малая» не случайно носила это прозвище. Она действительно мало сделала за всю свою долгую жизнь как политик и государственный деятель. На деле очень велики заслуги княгини лишь перед отечественной наукой. Екатерина Большая, или точнее — Великая, угадала в ней хорошего организатора научной жизни, поставив во главе всех российских ученых. Образованная и желчная женщина, княгиня Дашкова, оставшись не у дел после смерти Екатерины II, немало наплела небылиц о своих современниках в известных «Записках». Ее английская подруга словесные «кружева» эти с радостью использовала в своих рассказах европейцам «о Московии».
15 февраля 1806 года мисс Уильмот, надо полагать, вместе с княгиней Дашковой обедала в доме генерала Тутолмина, а 18 февраля рассказала об этом в письме в Англию. «Я была на половине Вашего письма, когда князь Юсупов взял меня под руку и повел обедать. Я шла рядом комнат, среди цветов, под звуки музыки, с кавалером, увешанным всевозможными орденами, осыпанным всевозможными почестями… Мне уже наскучили эти обеды. Роскошь и великолепие, которое окружает нас, скоро теряет свой эффект и потом наступают утомительные будни. Что было особенно много для меня на этом обеде, это то, что я находилась в кругу гостей — героев Екатерининского двора.
Г. И. Новиков. Портрет князя Н. Б. Юсупова. ГМУА.
Москва — императорский Капитолий России. Все сановники прошлой эпохи, удаленные или обойденные благоволением Александра, живут в этом ленивом, полусонном и великолепном городе; они наслаждаются идеальным величием, уступив своим преемникам действительную власть при Петербургском дворе. За всем тем, разукрашенное привидение князя Голицына, главного камергера Екатерины II, является во всем блеске своих звезд и лент, которые под тяжестью девяностолетней старости вдвойне пригибают его к земле. На этом жалком скелете висят бриллиантовый ключ и другие нарядные безделушки…
Граф Алексей Орлов, адмирал Екатерининских времен, первый богач христианского мира, окруженный Азиатской роскошью. Рука, задушившая Петра III, унизана алмазами, среди которых блестит портрет Екатерины с ее признательной улыбкой…»[186].
В московском высшем обществе князь занял подобающее ему почетное место одного из первейших вельмож. Для людей его круга членство в Английском клубе второй или первой столицы России считалось обязательным. В 1810 году Николай Борисович окончательно вышел из состава Петербургского Английского клуба и вступил в члены Английского клуба Москвы. По вполне понятной причине — великого московского пожара 1812 года — клубный архив этого времени не сохранился, так что назвать точную дату вступления князя в клуб достоверно невозможно. Достоверно известна лишь дата его последнего посещения клуба — одни современники говорят, что за три дня до смерти, другие — что в последний день жизни. Таким образом, последние десятилетия своего долгого земного бытия Николай Борисович почти каждый вечер проводил в стенах клуба, разумеется, когда жил в Москве.
Можно высказать вполне небезосновательное предположение о том, что Юсупов сделался членом клуба еще в 1802 году, когда клубное сообщество обновляло и восстанавливало свою жизнь после закрытия, произведенного московской полицией по приказанию императора Павла Петровича.
Однако факт остается фактом — Юсупов стал членом Московского Английского клуба и оставался им вплоть до дня кончины, то есть почти четверть века. Здесь он не выполнял обязанностей Старшины — возраст был не тот, хотя от Николая Борисовича всего можно было ждать, вне зависимости от возраста, и не исключено, что когда-нибудь все же найдется заветный документ, подтверждающий исполнение им обязанностей клубного Старшины и в Москве. Юсупов любил общественную жизнь и отдавал ей немало сил даже в старости.
А. Н. Бенуа. «Москва. Здание Английского клуба». Иллюстрация к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин». 1915.
История Московского Английского клуба, где князь Юсупов провел немало лет жизни, читателю книги, наверное, не очень знакома. Этот короткий рассказ поможет ему войти в клубные стены, дабы ощутить атмосферу того, что называли первым клубным сообществом старой Москвы. Прошлому и настоящему Московского Английского клуба посвящена моя книга, выпущенная в 1999 году под названием «Московский Английский клуб. Страницы истории». В ней заинтересованный читатель сможет найти подробный рассказ о клубной жизни. Правда, с момента выхода книги мною найдено еще немало новых материалов по истории клуба, так что эта работа не представляется теперь достаточно полной, на что честно указывает ее подзаголовок — только страницы, а отнюдь не вся обширная история.
Титульный лист «Обряда Московского Английского клуба». Из собрания Чертковской библиотеки (ГПИБ).
Формальная дата появления на свет Московского Английского клуба — 6 июня 1772 года. Именно в том приснопамятном году было получено письменное разрешение от Московской Полицейской канцелярии на деятельность клуба, хотя сам по себе он образовался явно раньше. Первоначально клуб представлял собою небольшое сообщество иностранцев, преимущественно англичан, собиравшихся в скромной ресторации, которую содержали французы «Петр Павлов Тюлье (или Тюнье) и Леопольд Годеин (или Галиоти)».
Входная плата в клуб собиралась помесячно. Позднее Старшины перешли на вступительный и ежегодные взносы. Члены клуба проходили баллотировку — то есть избрание. Для того чтобы тот или иной из кандидатов своим вступлением не нарушал приятного клубного сообщества, он должен был перед избранием в клуб получить рекомендацию-поручительство от действительного члена и пройти через выборы. Также всякие изменения или перемены правил клубной жизни выносились на голосование среди членов. Для того чтобы голосование устраивать не очень часто, процедура оформлялась предварительным сбором определенного числа подписей. Такой порядок сохранялся вплоть до ликвидации клуба большевиками осенью 1917 года.
Тверская улица. Здание Моссовета. Резиденция Московского генерал-губернатора. Здесь в конце XVIII в. располагался Московский Английский клуб. Открытка 1930-х гг. Собр. автора.
Число членов клуба в конце XVIII века составляло 300, а в первой половине XIX столетия — 600 человек. Одновременно более этого числа действительных членов в списках клуба более никогда не значилось. Членом клуба мог стать исключительно житель Москвы. Во главе клубного сообщества стояли Старшины, избиравшиеся ежегодно в апреле месяце общим клубным голосованием. Оно было, что называется, «рейтинговое» — Устав позволял выдвинуть кого угодно, а число претендентов не ограничивалось. Важно было собрать большее количество голосов. В России такой порядок представлялся большой редкостью — предпочитали просто назначения сверху. Не случайно А. С. Пушкин определил общественно-политическое значение клуба в качестве «народных заседаний проба». Сам он состоял в Английском клубном сообществе как Москвы, так и Петербурга.
В 1790 году у клуба появился первый Устав — документ, регламентирующий его внутренний распорядок. В том же году клуб переехал в дом генерал-аншефа князя Ю. В. Долгорукова, который теперь всем известен как Моссовет или официальная резиденция мэра Москвы. Вообще в XVIII столетии клуб не раз менял свой адрес. Справедливости ради надо сказать, что клуб — это не стены, это прежде всего неповторимый клубный дух, атмосфера клубного сообщества.
Московский Английский клуб. Здание Петровской больницы. Фотогр. 1900-х гг.
В 1798 году император Павел Петрович закрыл Московский Английский клуб. Петербургский его собрат уцелел благодаря вмешательству Петра Васильевича Лопухина. Павел I вообще отрицательно относился к каким-либо общественным объединениям, тем более имеющим самоуправляющийся статус.
В 1802 году, уже при новом императоре Александре I, Московский Английский клуб восстановил свою деятельность. Для клуба был снят обширный дом-дворец, принадлежавший князьям Гагариным на углу Петровки и Страстного бульвара. Это здание сохранилось до нашего времени и известно как Петровская больница. Клуб располагался тут совсем недолго — десять лет, до тех пор, покуда дворец не выгорел дотла во время великого московского пожара 1812 года.
Именно в этом здании произошли важные события клубной жизни. После возобновления деятельности Английский клуб вновь стал одним из основных центров общественной жизни города, своеобразным камертоном общественного настроения. С тревогой ожидаемая в московском обществе война с Наполеоном стала поводом для многочисленных споров, разговоров и даже политических акций в клубных стенах. Самая яркая из них — торжественный клубный обед и присвоение редкостного тогда звания почетного члена клуба победителю Наполеона князю П. И. Багратиону. Его описание поместил на страницах «Войны и мира» Лев Николаевич Толстой, чей дед по линии матери в качестве клубного Старшины принимал непосредственное участие в подготовке того торжественного обеда, имевшего в русском обществе большой резонанс.
Во время пребывания французов в Москве арендованный клубом дворец князей Гагариных сгорел дотла. Остались только стены да воспоминание о том, что тут побывал знаменитый писатель Стендаль — один из французских оккупантов Москвы, восторженно отзывавшийся о былом богатстве московских дворцов, столь безжалостно уничтоженных его соотечественниками.
Вскоре после освобождения первопрестольной от наполеоновских орд клуб возобновил работу. Одной из первых клубных акций стало присвоение звания почетного члена фельдмаршалу Михаилу Илларионовичу Кутузову, многолетнему члену и постоянному посетителю Петербургского Английского клуба.
Первый год после Великого московского пожара 1812 года клубные собрания происходили во дворце князя Меншикова на Большой Никитской, а потом в доме Муравьева на Большой Дмитровке, которую в Москве тогда звали не иначе, как клубной улицей. Дом Н. Н. Муравьева, связанный со многими историческими событиями, сохранился до нашего времени. Он только надстроен двумя этажами. Именно здесь Николай Борисович Юсупов проводил свои вечерние досуги, когда был в Москве, зачастую приезжал после театрального спектакля. В клубном доме на Большой Дмитровке после посещения Итальянской оперы, одним из руководителей которой являлся князь, меломаны обычно обменивались впечатлениями от пения знаменитостей.
Московский Английский клуб. Дворец князя Меншикова в Газетном переулке. Современная фотогр. автора.
Здесь же было и место встречи друзей Николая Борисовича, частенько коротавших вечер за зеленым сукном после сытного обеда или ужина в клубной столовой зале. Старики предпочитали игры «по маленькой». Играл ли Юсупов? Разумеется, играл — ведь карты были в те времена своеобразной гимнастикой для ума, но никогда не давал себя обдурить карточным шулерам, что частенько случалось в молодые годы с его сынком Боренькой.
Среди партнеров князя по карточному столу в клубе был и А. А. Арсеньев, оказавший Юсупову большое содействие в покупке любимого Архангельского. Вот что пишет об этом сын Арсеньева Илья Александрович: «… обед (домашний. — А. Б.) продолжался до 6 часов. За сим все разъезжались, а отец отправлялся в Английский клуб, где обязательно играл шесть робберов в вист. Накануне кончины своей (отцу было далеко за 80 лет) он был в клубе и, возвратившись домой, по обыкновению, в 11 часов вечера, объявил, что чувствует себя очень дурно и полагает, что умрет. Слова его сбылись; на другой день в четыре часа пополудни он скончался без всяких страданий, угас как свеча»[187]. Это описание интересно не только с фактической точки зрения. Похожим образом, как раз после посещения клуба, скончался и Николай Борисович, хотя о предстоящей своей кончине никому не объявлял.
Московский Английский клуб. Здание на Большой Дмитровке. Современная фотогр. автора.
В Московском Английском клубе Николай Борисович находился в своем кругу. Здесь собирались люди определенного положения, воспитания и привычек. Большинство из них пребывали в почтенном возрасте, посему ни скандалов, ни ссор в клубном сообществе почти не замечалось. Равно никто не смеялся над старомодностью Николая Борисовича, до конца дней сохранявшего верность привычкам и одеждам царствования императрицы Екатерины Великой. Даже его косичка не вызывала удивления или насмешек молодежи. Ведь это не нарушало правил приличия и являлось неотъемлемым правом князя.
Так продолжалось вплоть до апреля 1831 года, когда клубное сообщество переехало во дворец графов Разумовских на Тверской, где и оставалось вплоть до революционных событий октября 1917 года.
Александр I прислушался к голосу верхушки московского общества — патриотизм, открытый разговор с обществом стали с того времени важной составляющей его правления. При этом и без того считалось, что Москва — центр оппозиции Его Величества, а центром оппозиционных настроений является как раз Московский Английский клуб. Другое дело, что в клубе, как истинно английском сообществе, была «оппозиция Его Величества», а не «Его Величеству» — почувствуйте, как говорится, разницу, очень тонко улавливаемую в те времена.
Московский Английский клуб. Дворец Разумовских на Тверской. Фотогр. 1910-х гг.
«Газетная комната» Московского Английского клуба. Экспозиция Музея Современной истории России.
Клуб, как бы странно это ни звучало, являлся и в начале 19-го столетия почти всесословной организацией. Большее число его членов составляла титулованная знать — представители старых, а равно и новых дворянских фамилий, столь активно появлявшихся и исчезавших на политическом небосклоне XVIII века. Вместе с «превосходительствами» в клубных залах присутствовало и рядовое, служилое русское дворянство. В начале XIX века в клуб в дополнение к иностранным негоциантам стали вступать и московские толстосумы — купцы Тит Титычи, герои будущих пьес члена клуба А. Н. Островского, «замоскворецкие сидельцы».
Попечители Московского учебного округа, ректора Московского университета и университетская профессура по традиции состояли в клубе. Любопытно, что многие из них вышли в люди из среды поповичей, а то и вовсе бывших крепостных крестьян.
Крупные московские врачи обычно тоже вели происхождение из низших и средних слоев общества. Для них клуб являлся любимым местом проведения досуга, а равно и встреч с пациентами, хотя в Москве действовал собственный клуб врачей, прославившийся скандалами. Интересно, что Московский Английский клуб почитался в качестве прекрасного лекарства от известной русской болезни — хандры, которую те, кто не имел возможности вступить в клуб, обыкновенно вынуждены были заливать водочкой. Личный врач Николая Борисовича Юсупова Рамих тоже состоял в Английском клубе.
В составе Московского Английского клуба имелось небольшое число Почетных членов. Звание это, своеобразная форма общественного признания заслуг перед Отечеством, присваивалось чрезвычайно редко. Все Почетные члены удостаивались высокой чести пожизненного права постоянного посещения клуба без уплаты годовых взносов. Единственным Почетным Старшиной клуба был избран в 1833 году московский генерал-губернатор князь Дмитрий Владимирович Голицын, приходившийся Юсупову дальним родственником.
Неизв. художник. «Портрет московского генерал-губернатора, Почетного Старшины Московского Английского клуба князя Д. В. Голицына». 1840-е гг. ГМП.
Среди почетных членов клуба были выдающиеся полководцы и администраторы — князь М. С. Воронцов и А. П. Ермолов.
Клуб представлял собой довольно любопытное место проведения общественного досуга, где каждый мог найти себе занятие по душе. В нем имелась великолепная кухня, так что московские гастрономы находили тут подлинную отраду для своих желудков. Гастрономическое искусство изучалось и сохранялось в клубных стенах на протяжении полутора столетий.
Для любителей чтения в клубе работала библиотека, считавшаяся долгие годы лучшей из общедоступных библиотек Москвы, хотя пользоваться ею мог лишь сравнительно узкий круг членов клуба. Для любителей подвижных игр в огромном клубном парке действовал один из первых кегельбанов Белокаменной. Любители шахмат или шашек тоже находили себе партнеров среди членов и гостей клуба. Славился клубный бильярд, считавшийся среди лучших во второй столице.
Дж. Доу. «Портрет светлейшего князя М. С. Воронцова». ГЭ.
П. З. Захаров. «Портрет А. П. Ермолова». ГМП.
П. П. Соколов. «Разговор в клубной „Говорильне“». Рисунок середины XIX в.
Карточные игры в клубе делились в зависимости от величины и наполненности кошелька играющего, от ставок. Николай Борисович, как я уже писал, в клубе в карты играл постоянно, но неизменно «по маленькой». Для него это была своеобразная умственная гимнастика, а князь, сохранивший ясность ума вплоть до последнего вздоха, проделывал всевозможные упражнения для его поддержки — от раскладки пасьянсов и до чтения сложнейших философских трактатов.
Любителям политики и политических прений клуб предоставлял неограниченные возможности. Здесь, в специальной комнате под названием «Говорильня», всякий мог высказать свою точку зрения на те или иные вопросы государственной и общественной жизни. Большинство членов клуба, разумеется, придерживались весьма умеренных консервативных взглядов, но вот такой любопытный факт — незадолго до восстания декабристов членом клуба стал князь С. Г. Волконский — один из вождей антиправительственного восстания. Спустя тридцать лет он вернулся в Москву, и Старшины клуба позволили ему возобновить клубный билет, да и в 1825 году «государственного преступника» из клуба никто не выгонял. Он просто выбыл сам по себе.
Приехав в Москву, Александр Андреевич Чацкий, герой комедии «Горе от ума», первым делом поинтересовался у своей возлюбленной Софьи Фамусовой не здоровьем или политическими сплетнями, а тем состоит ли ее батюшка в Московском Английском клубе, намекая на то, что давно пора освободить место для вступления в клуб людей и помоложе. Ведь тогда в клубном сообществе состояло ровно шестьсот человек, и еще до тысячи дожидались своей очереди, занесенные в особую книгу. Не исключено, что и сам Александр Сергеевич Грибоедов тоже дожидался своей очереди на вступление в Английский клуб, — «черная» для многих москвичей книга «очередников» пока не найдена. В клубе драматург в качестве гостя-посетителя неоднократно обедал и, видимо, хотел бывать постоянно, но не мог, поэтому и злился на клуб и на всех тех, кто состоял в его членах. Так высоко ценилось Английское клубное сообщество в глазах даже тех, кто относился к московскому «Фамусовскому обществу» с нескрываемым презрением.
Не исключено, что именно в Английском клубе Грибоедову довелось встретиться и с князем Николаем Борисовичем Юсуповым, который состоял членом Английского клуба как в Москве, так и в Петербурге, а Грибоедов бывал в клубах обеих столиц.
В истории клуба и знаменитой комедии есть одно любопытное совпадение. По Москве распространялись слухи о том, что главный герой «Горя от ума» — это Петр Яковлевич Чаадаев, многолетний член клуба. А. С. Пушкин из Одессы писал другому члену клуба — князю П. А. Вяземскому: «Что такое Грибоедов? Мне сказывали, что он написал комедию на Чедаева…» Действительно, первоначально фамилия главного героя была Чадский и лишь потом была заменена на Чацкого. В Журнале Старшин клуба за 17 марта 1815 года есть такая примечательная запись: «По предложению господина Сибилева из кандидатов в члены господин Чатский не избран».
Совсем иного, отнюдь не ироничного, мнения о клубе и его членах придерживался знаменитый русский писатель и историограф Николай Михайлович Карамзин, сам в клубе состоявший и писавший, что «для того, чтобы знать общественное мнение, надобно ехать в Английский клуб». Впрочем, сам Николай Михайлович в клуб, скорее всего, не ездил, а ходил пешком — жил неподалеку.
«Портрет П. Я. Чаадаева». Литогр. А. Алофа. ВМП.
В клубе князь Николай Борисович, понятно, принадлежал к «партии» стариков — почтенных, многолетних членов, к чьему мнению обыкновенно прислушивались и которым при встрече обязательно кланялись. Надо полагать, что у Николая Борисовича в клубе имелось не только раз и навсегда определенное место за обеденным столом, но и любимое кресло в одной из гостиных. Какое — теперь, наверное, никто не скажет.
Дом на Большой Дмитровке оказался тесен для клубного сообщества. Поэтому Старшины клуба озаботились поиском более обширных покоев для своих заседаний. Подходящий дом сдавался неподалеку — на главной московской улице — Тверской. Это был громадный дворец графини Марии Григорьевны Разумовской. После некоторых перестроек, произведенных в нем за счет владелицы, 22 апреля 1831 года клуб переехал в новое здание, где и оставался с небольшим перерывом вплоть до ноября 1917 года. День переезда вошел в клубную историю и стал отмечаться традиционным торжественным обедом для всех членов, во время которого Старшины угощали шампанским «от себя» или за счет клубных сумм. На первом из них успел еще попировать и Николай Борисович, скончавшийся как раз в год переезда.
Само членство Юсупова в Английском клубе в известной мере поднимало нравственный уровень клубного сообщества. Ведь он вполне мог постоянно бывать и бывал в других общественных собраниях Москвы. Немногочисленные биографы Николая Борисовича, к сожалению, не отметили его стремление к общественной деятельности, общественному служению, которое особенно ярко проявилось в послепожарной Москве.
Дворянство второй столицы Российской империи любило пройтись по татарским корням князя, но, тем не менее, совершенно добровольно избрало «татарина» себе в управители — и от этой традиции никуда не деться. Николай Борисович стал избранным Старшиной Московского Дворянского собрания, иначе называемого Благородным, своеобразного Дворянского клуба. Он, кстати, располагался все на той же «клубной» улице — Большой Дмитровке. Это современный Дом Союзов рядом с бывшим Госпланом, где теперь заседает парламент — Государственная Дума. Дом Союзов стал известен во всем мире благодаря тому, что именно здесь проходят все важные церемонии «Кремлевских похорон», с Владимира Ильича начиная…
Именно Николаю Борисовичу — человеку деловому, обладавшему железной хваткой профессионала-организатора, московское дворянство доверило восстановление своего Дворянского собрания после войны 1812 года. Николай Борисович, пользуясь своими связями в государственных верхах, смог добиться передачи в собственность дворянства второй столицы здания Благородного собрания. В нем находился один из лучших концертных залов Москвы — Колонный зал Дома Союзов (так теперь привычней) — творение выдающегося русского архитектора М. Ф. Казакова. Дворяне постоянно сдавали его в аренду для проведения концертов и пополнения своего тощего дворянского кошелька.
А. Гедон, П. М. Руссель. С оригинала Ф. Дица. «Москва. Дворянское собрание». Литогр. 1840-х гг.
Николай Борисович не преминул воспользоваться своим положением Старшины и, в свою очередь, сдавал собранию свой собственный оркестр — и крепостным музыкантам, и барину шла прибыль от работ на стороне. Юсупов в известной степени смог упорядочить неуемные дворянские аппетиты и расходы на собственное «общественное благолепие», на некоторое время отсрочив разорение московского дворянского сообщества. Вскоре после смерти Юсупова Старшины собрания вновь стали лихорадочно изыскивать всевозможные способы пополнения клубной казны.
Громадная толпа, собиравшаяся в Колонном зале Благородного собрания, достаточно скоро надоедала Николаю Борисовичу. Ведь здесь располагалась главная московская «ярмарка невест» — сюда в зимнее время года съезжалось множество семей провинциальных дворян в целях пристроить дочек. «Ярмарка» описана в «Евгении Онегине» и многих других литературных произведениях. Тут провинциальная девушка Татьяна Ларина нашла себе жениха — Гремина. Как помнит читатель, на нее посмотрел «какой-то важный генерал» и дело с помощью многоопытной московской свахи скоренько было сделано. Сам Пушкин со своей супругой Натальей Николаевной бывал на балах в Благородном собрании.
Дворянское собрание на Большой Дмитровке. Колонный зал. Рис. 1-й половины XIX в.
Юсупов, в московский период жизни давно уже не обремененный проблемами брака, предпочитал воспитанное мужское общество Московского Английского клуба. Здесь, в клубе, у Николая Борисовича состоялось несколько новых знакомств, давших ему немало пищи для ума. Он до последних дней не столько «бегал от скуки», сколько искал новых впечатлений, новой пищи для ума, увы, все больше ощущавшего пресыщенность и обычность вседневного бытия.
Революционер А. И. Герцен писал, что Юсупов «пышно потухал» в последние десятилетия жизни. На самом деле князь оставался среди ведущих политиков страны, хотя влияние свое осуществлял без лишнего шума и огласки. Не случайно Александр I после войны 1812 года и Николай I всячески старались отблагодарить Николая Борисовича, осыпая его наградами и почестями, бывая у него при всяком приезде во вторую столицу.
Наверное, можно смело сказать, что в московские годы жизни князь Николай Борисович был по-человечески счастлив. Счастье это далось Юсупову не без труда, но тем более высока оставалась его цена.
«Поселянин и поселянка». Роспись сахарницы. 1-я четверть XIX в. Неизв. завод. Частное собрание. Публикуется впервые.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.