Рождество

В советской России были попытки также расправиться и с Рождеством. Но любимейший праздник детей всего крещеного мира устоял. В нашей стране он сохранился, конечно, в измененном, иногда трудно узнаваемом виде. Как показывают наши многолетние исследования, похоже, что именно праздник Нового года вместил в себя не только что-то от праздника Рождества, но стал на время прототипом (образцом) праздника как такового.

Однако хочется увидеть Рождество в «неизмененном» виде. Как переживали рождественские дни, весь период Святок в те времена общих для всех праздничных ритмов? Что особенного, отличного от других, было в ритмах Светлой седмицы? Какое место тогда занимал Новый год?

Одна из особенностей восприятия ребенка – способность видеть одну и ту же местность, дом, улицу каждый раз как иные, в преломлении времени года, настроения и др. Так «наблюдатель» у Шмелева чаще всего находится, видимо, у одного из окон своего дома в Замоскворечье. А вот напротив этого окна – «Барминихин сад», всякий раз разный. Над этим садом «играет солнце»[12] на Благовещенье и на Пасху, восходит Рождественская звезда и разгорается морозное Рождественское утро. «Синеватый рассвет белеет. Снежное кружево деревьев легко, как воздух. Плавает гул церковный, в этом морозном гуле шаром всплывает солнце. Пламенное оно, густое, больше обыкновенного: солнце на Рождество. Выплывает огнем за садом. Сад – в глубоком снегу, светлеет, голубеет. <…> Вот оно, утро Праздника – Рождество. В детстве таким явилось – и осталось» [50, с. 345].

Ритм, который приносит этот праздник, другой – широкий, торжественный. Гул колокола далеко разносится в морозном воздухе. В мороз звук проникает дальше, чем обычно, наполняя «всю вселенную». Ритм Рождества – это ритм могучего, всепроникающего, вселенского торжества: «Христос рождается – славите! Христос с небес – срящите![13]» (т. е. «встречайте!»). Это праздник Дня рождения Спасителя.

Празднику предшествует продолжительный, но не такой строгий как Великий, Филипповский[14] пост. Накануне Рождества – сочельник[15]: «В сочельник, под Рождество, – бывало, до звезды не ели. Кутью варили из пшеницы, с медом; взвар – из чернослива, груши, шепталы… Ставили под образа, на сено. Почему?.. А будто – дар Христу. Ну… будто, Он на сене, в яслях». Слышатся разговорные интонации, – это опять взрослый рассказывает, а ребенок переспрашивает. Рассказывает взрослый Иван Шмелев маленькому племяннику Иву, полуфранцузу, никогда не бывавшему в России. Теперь он может увидеть «русское Рождество» таким, как оно отпечаталось в детской памяти: «Бывало, ждешь звезды, протрешь все стекла. <…> Ноготком протрешь – звезды не видно? Видно! Первая звезда, а вон – другая… Стекла засинелись. <…> И звон услышишь. И будто это звезды – звон-то! Морозный, гулкий, прямо серебро. <…> В Кремле ударят – древний звон, степенный, с глухотцой. А то – тугое серебро, как бархат звонный. И все запело, тысяча церквей играет. <…> Не Пасха, перезвону нет, а стелет звоном, кроет серебром, как пенье, без конца-начала… гул и гул» [там же, с. 340].

Много радостей несли Святки детям. А взрослые сами на время могли стать как дети. Елка, подарки, катанья, представленья, коледования. Даже гадания, обычно считающиеся большим грехом, допускались в эти дни. Причина «послабления» – в словах мудрого старичка Горкина: «На то и Святки. <…> Нынче не грех гадать. И волхвы гадатели ко Христу были допущены. Так и установлено, чтобы один раз в году судьба открывалась. <…> А нонче Христос родился, и вся нечистая сила хвост поджала, крутится без толку, повредить не может» [там же, с. 363–364]. Сам Горкин, правда, лишь «играет» в гаданье, используя традицию в «педагогических» целях – он каждому из присутствующих подбирает полезное изречение «царя Соломона» незаметно для взрослых (но ребенок замечает все!).

Однако главное, к чему открыта душа ребенка, – это духовная сторона праздника. Душа ребенка активно ищет святое, свет. Она должна питаться светом, чтобы потом, во взрослой жизни уметь отличать свет от тьмы, доброе – от злого. Ародившийся на земле Спаситель – это Свет, родившийся в мир: «В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков; и свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин. 1,4–5).

Слово «святое» одно из самых часто встречаемых в книге Шмелева. В том-то и смысл «лета Господня», чтобы через праздничные ритмы найти, увидеть, почувствовать духовный лик людей, событий, явлений: «Идешь из церкви. Все – другое. Снег – святой. И звезды – святые, новые, рождественские звезды. Рождество! Посмотришь в небо. Где она, та давняя звезда, которая волхвам явилась? Вон она: над Барминихиным садом, низко. Она голубая, святая. Бывало, думал: «Если к ней идти – придешь туда. Вот прийти бы… и поклониться вместе с пастухами Рождеству! Он – в яслях, в маленькой кормушке, как в конюшне… Ты видишь, Ивушка? А ты зажмурься… Видишь – кормушка с сеном, светлый-светлый мальчик…» [50, с. 341].

Рождество дети проживали, проигрывали, они участвовали в этом празднике, он становился частью их опыта, их жизни. Детские спектакли на Рождественские сюжеты были повсеместны. Ходили дети (и взрослые) по домам «Христа славить» – колядовать.

«Мишка Драп несет Звезду на палке – картонный домик: светятся окошки из бумажек, пунцовые и золотые – свечки там. Мальчишки шмыгают носами, пахнут снегом.

– Волхи[16] же со Звездою питушествуют! – весело говорит Зола.

«Волхвов приючайте,

Святое стенайте,

Пришло Рождество,

Начинаем торжество!

С нами Звезда идет,

Молитву поет…

<…> Совсем не похоже на Звезду, но все равно…» [там же, с. 343].

О новогоднем празднике рассказов мало. Стоит посмотреть воспоминания, произведения художественной литературы: Рождеству посвящены главы, Новому году – лишь отдельные строчки. Не занимал тогда Новый год такого места как ныне! Но главный смысл его – начала нового этапа жизни – сохранился, как мы увидим дальше, до нашего времени.