Глава II. Конец монгольско-татарского ига и «смутное» время на Руси

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава II. Конец монгольско-татарского ига и «смутное» время на Руси

В подтверждение своей догадки, что монгольско-татарское иго и крестовые походы католических орденов (Drang nach Osten) были одно и тоже, я не могу не привести следующего хронологического совпадения.

1. Вождь монгольской орды Чингис-Хан (имя которого сходно с Kingish Chan — царственный священник) умер в 1227 году, да и папа Гонорий III, учредитель ордена доминиканцев, умер в том же самом 1227 году.

2. Преемник Чингис-Хана Октой-Угедей (сходно с Октавий Угодник), к которому отправлялся, будто бы, в какую-то «Монголию» на поклон Владимирский князь Ярослав Всеволодович, властвовал от 1227 по 1241 год, да и преемник Гонория III римский папа Григорий IX властвовал тоже от 1227 по 1241 год, и его крестоносцы боролись между прочим с не угодившими папе христианскими же войсками Фридриха II.

Уже и этих двух примеров (которые я беру из книги русского монаха китаиста Иоакинфа) достаточно, чтоб убедить всякого математически образованного человека, знакомого с теорией вероятности, что монголы, имя которых по-гречески значит «великие», пришли из Великой Римской империи, т. е. вовсе не из Азии, а из западной Европы. Да и самое жилище папы — Ватикан — значит по-еврейски «Дом Хана».

Правда, что время дальнейших «татарских» князей, которые монах Иоакинф приводит по китайским источникам, т.е. хана Ундур-Хамара, Илюй-Чуцая и Мунке (сходно со словом монах) не вполне одновременны с последующими римскими папами, но их нет и в русских летописях.

Теперь нам остается только решить, когда же произошло переименование католических крестовых походов в татарские нашествия? Когда исторический Drang nach Osten превратился в фантастический Drang nach Westen?

По-видимому в то «Смутное время», которое не даром называется таким именем и обнимает последние годы царствования Бориса Годунова (1601-1605 гг.) с кратковременным царствованием его сына Федора Борисовича (1605 году) и годы, так называемого в старинных сказаниях «Лже-Димитрия».

Вот прежде всего карта фон Герарда, изданная в 1614 году, как помечено на ней самой (беру ее из «Истории Москвы» Назаревского). Она вычерчена по нашей обычной шаровой проекции, так как ее меридианы дугообразно суживаются к северному полюсу. Первый меридиан ее считается от Парижа, а градусы широты идут от экватора, причем северный полярный круг показан правильно около 67 градуса. Мы находим на ней, как обозначено корабликами и судоходство на «Мурманском море», а также и на Каспийском море, сильно вытянутом в ширину. Составлена она будто бы по чертежу Федора Борисовича Годунова и издана автором в 1614 году. Но, вот, на заволжской стороне ее мы видим изображение трех «монголов», один из которых вооружен ружьем «мушкетом», едва ли известным в то время азиатам, но уже известным в Европе и в России, так как мушкеты в то время употреблялись уже войсками шведского короля Густава-Адольфа, отнявшим этим оружием у России все побережье финского залива.

Отметим, что и одеты эти три «монгола» по-европейски: направо, как каноник, в середине, как воин, а налево, как князь или боярин.

Этот рисунок говорит нам, что в 1614 году, т. е. в Московское смутное время, часть крестоносных орденов считались восточными «монгольскими ордами».

Значит, переименование произошло еще до «смутного времени». Посмотрим же, при каких обстоятельствах оно было.

По современным школьным учебникам «смутное время» обнимает период с конца XVI века (около 1590 году) по начало XVII века, когда Минин и Пожарский освободили Москву от поляков-униатов, поддерживавших «царевича Димитрия» и водворили современную греко-российскую церковь.

Самой выдающейся личностью этого времени является Димитрий, получивший у православных историков имя ЛжеДимитрия. Вот как говорит о нем официальная школьная история (Выписываю для удобства проверки моих слов из «Настольного Энциклопедического Словаря Граната и Ко», пятое издание 1901 года, с. 2712).

Современное представление о расположении империи Тимура в Средней Азии

«Личность его до сих пор остается спорной. Общепринятое мнение, что он беглый монах Чудова монастыря, оспаривается многими историками. Первоначально он объявился в (униатской) Польше. Адам Вишневский и Юрий Мнишек первые оказали ему поддержку. Из Польши он разослал грамоты по Руси, призывавшие народ к восстанию против Годунова (защитника греко-русского православия). Враждебная Годунову (по-видимому за гонения на униатов-староверов) партия бояр поддерживала о нем (как об истинном сыне Иоанна Грозного, бежавшем в Польшу от Годунова) благоприятные слухи. А в староверческом (униатском) народе, среди которого уже давно бродили слухи о бегстве царевича Димитрия (в Польшу), являлись симпатии к нему».

«Вступив (с польскими униатскими войсками) в пределы России, он большею частью не встречал сопротивления, быстро увеличил свои войска и одержал победу над Мстиславским и Басмановым, высланными против него Годуновым. А после внезапной кончины Годунова (в 1605 году) он вошел в Москву при полном энтузиазме народа».

«Когда же царица Марфа (жена Иоанна IV Грозного), которую он выехал встретить перед Москвой, всенародно обняла его, как сына, всякие сомнения в его личности исчезли. Через некоторое время он обвенчался с (униаткой) Марией Мнишек, дочерью Юрия Мнишека, (а по другим сообщениям обвенчался с нею еще до похода в Москву) и короновался».

«Чтобы упрочить свою власть, он стремился приобрести общее расположение, избегал казней, старался облегчить положение служащих, смягчить и ограничить холопство, сделал суд бесплатным, начал борьбу против лихоимства, объявил свободными и беспошлинными торговлю и ремесла. Во внешей политике он поддерживал дружеские отношения с Европой».

«Но Василий Шуйский (очевидно, византист) возмутил народ против поляков (униатов)» и — продолжаю я уже своими словами — пользуясь возникшим смятением, его ставленники, по одним сообщениям будто бы «убили самозванца», а по другим сообщениям он спасся от них и снова появился в 1606 году с войском в селе Тушине около 12 верст от Москвы, причем враги прозвали его «Тушинским вором». А по третьим сказаниям он, изгнанный из Тушина, явился снова в 1611 году «среди казаков близ Пскова» и с помощью их овладел этим городом, а потом «был (неизвестно кем) схвачен и казнен в 1613 году».

Так рассказывается в «Настольном Энциклопедическом Словаре» Граната и Ко.

А для еще большей убедительности я прошу проверить мои слова о Димитрии также по имеющемуся у меня сейчас под рукою «Малому Энциклопедическому Словарю» Брокгауза и Ефрона. Это все же не старо-школьный учебник, по которому учился между прочим и я в царской православной гимназии.

Вот что тут говорится под словом «Лже-Димитрий»:

«Лже-Димитрий I, царь Московский 1605-1606 гг. Его происхождение до сих пор неизвестно. Грамоты Бориса Годунова (его противника) излагали его историю, как Гришки Отрепьева, беглого монаха. Этот рассказ вошел в летописи и в труды старых историков и занесен в „Историю Соловьева“. Сомневались в его достоверности историки Погодин и Костомаров. Димитрий не был обыкновенным обманщиком и сам верил в свое происхождение. Судьбой же его распоряжались другие, как полагают — бояре... Учился он в арианской школе (а где была такая — неизвестно), потом жил у литовского князя Вишневецкого, где объявил себя сыном Иоанна Грозного Димитрием и был поддержан польскими вельможами, склонив на свою сторону и духовенство принятием католичества и обещанием ввести его в России. Он получил руку Марины Мнишек, обещая закрепить за ней Новгород и Псков».

«В 1604 году он двинулся к Москве с католическими войсками. Русские войска неохотно сражались против него, и 20-го июня 1605 года, провозглашенный царем, он въехал в Москву. Он перестроил боярскую думу, удвоил жалование служилым людям, мечтал о политическом союзе Европейских держав против Турции (покровительствовавшей православию)... Забвение им старинных обычаев не нравилось придворным старожилам, а народ, видимо, любил его».

«Заговор бояр против него, с Шуйским во главе, был открыт при первых же днях царствования нового царя, но прощенный им Шуйский продолжал свою темную работу. В ночь на 17 мая 1606 года (т. е. через год царствования) народ, обманутый ложными криками, будто поляки бьют царя, толпами бросился ко дворцу (очевидно защищать царя)».

И его тут будто бы застрелили. Но правда ли это и куда же делся его труп? И не более ли правдоподобно сообщение, что он бежал, и в следующем же 1607 году вдруг появился в селе Тушине, почему и назван был своими врагами «Тушинским вором». «Село Тушино в 12 верстах от Москвы — говорится там же — скоро обратилось в укрепленный город. Царица Мария признала его своим мужем. Польские воеводы Сапега и Лисовский служили ему (со своими униатскими войсками). Неудачная осада (поляками) Троицкого монастыря задержала его успехи. Скопин-Шуйский спас Москву (от униатов)... Когда поход польского короля к Смоленску отвлек от Димитрия поляков, он бежал в Калугу и его признали (за спасшегося от византистов) царя южные и юго-восточные области России. А когда его убил из мести (за что же? не за униатство ли?) татарин Урусов, Калуга провозгласила царем сына его и Марины — Ивана».

Все это вы найдете без труда в Малом Энциклопедическом Словаре Брокгауза и Ефрона под словом «Лжедимитрий». И уже одно то обстоятельство, что царица Марина (дочь Сандомирского воеводы Юрия Мнишека) сопровождала своего мужа в 1605 году в Москву на русский престол, а после его низвержения уехала с семьею своего отца в Ярославль, где жила до 1608 года, когда уехала под Москву к «Тушинскому вору», как к своему прежнему мужу, а после его воображаемой смерти в 1610 году осталась при охранявшем ее все время старшине Донских казаков Заруцком, который, разгромив Коломну и часть Рязанской области, двинулся по Дону к югу, но настигнутый в 1613 году Московскими войсками у Воронежа, поворотил к Волге, чтоб поднять волжских казаков, что ему и удалось. Но позднее начались несогласия, московские войска Зарудного выбили его из Астрахани и в 1614 году привезли в Москву, где он и был казнен, да и Марина с сыном, отвезенная в Москву, погибла таинственным способом.

Скажите же сами, читатель, насколько правдоподобна вся эта история? Настолько же, отвечу я, насколько и сказание о Медузе с волосами в виде змей.

Вот чванный польский пан Мнишек принимает к себе в семью самозванца Гришку Отрепьева и позволяет своей дочери Марине выйти за него замуж. Да он скорее вырвал бы ей все волосы, чем допустил такой мезальянс. А он вдобавок сопровождает их в Москву, где видит, как вдова Иоанна Грозного, царица Марфа, встречает и публично обнимает Гришку, как сына. Уже одно это доказывает, что Гришка не был самозванцем. Он коронуется в Москве, но царствует, будто бы, только неделю, хотя успевает в это время сделать ряд демократических реформ и завести сношения с государствами Западной Европы. Бояре-византисты составляют против него заговор, но он пропадает и вдруг появляется в 12 верстах от Москвы в селе Тушине. Бояре называют его Тушинским вором и самозванцем, но жена его Марина признает своим мужем и все ее семейство тоже. На помощь ему приходит из тогдашней «Польской Украины» вождь Донских казаков (т. е. потомков Черноморских католических колонистов) Заруцкий, но разбитый московскими войсками увозится в Москву в 1614 году, где и погибает вместе с Мариной и ее сыном (которые таинственно исчезают).

Ну, разве же это «история», а не «роман», и притом очень плохой роман? Но и этот роман все же нашел отголоски в умах последующих фантазеров: «Если какой-то Гришка Отрепьев, вообразив себя царевичем Димитрием, мог завладеть московским престолом, так почему бы не мог и я?»

И вот начались небывалые в остальных государствах земного шара попытки самозванства в России, самой выдающейся из которых был Пугачевский бунт.

Вот как рассказывает об этом православная история: «Среди казаков-раскольников имя Петра III было в большом почете. По происхождению он был немец, сын цесаревны Анны Петровны и Фридриха Голштейн-Готторнского и родился в Киле в 1728 году, а потом был воспитан, как лютеранин и претендент на Шведский престол. Но тетка его, русская императрица Елизавета Петровна, вызвала его из-за границы, заставила принять православие и в 1742 году объявила наследником русского престола. Фридрих Великий в 1744 году прислал ему в жены принцессу Ангальт-Цербетскую Софию-Фредерику-Августу, принявшую в православии имя Екатерины Алексеевны (Екатерины II). Но перемена вероисповедания не сделала Петра III православным в душе и навязанный ему брак с Екатериной не был счастлив. 25 декабря 1761 года, когда умерла императрица Елизавета Петровна, его воцарение совершилось без препятствий, начались реформы, были прекращены все дела о раскольниках (т.е. униатах) и тем из них, которые бежали в Польшу и другие заграничные места, было позволено возвратиться с отведением им земель за Уралом для жительства (причина, по которой имя Петра III пользовалось такой популярностью среди раскольников). Опальные прежних царствований были им возвращены из ссылки... Но намерение отобрать в казну монастырские поместья вызывало неудовольствие в (православном) духовенстве, которое еще усиливалось явным предпочтением Петра III лютеранской (и униатской) религии. Не менее недовольной была и гвардия, к которой Петр III относился пренебрежительно... С Пруссией был заключен тесный союз (см. опять „Энциклопедический Словарь“ Граната и Ко), но тут произошел дворцовый переворот... 28 июня утром Алексей Орлов[301] прибыл в Петергоф, где находилась императрица и побудил ее немедленно ехать в С.Петербург, где она с восторгом была принята гвардейскими полками. Солдаты и офицеры присягнули ей. В Казанском соборе архиепископ Новгородский с высшим (православным) духовенством отслужил благодарственный молебен, торжественно провозгласив Екатерину „Самодержавнейшею императрицей“... Узнав об этом, Петр III, пораженный таким поступком, подписал присланный ему акт отречения от престола и был отправлен в сопровождении военного отряда под арест в замок Ропшу около Петергофа, где, как говорят, скончался через несколько дней 7 июля 1762 года, как, будто бы, „было сказано в письме сторожившего его Ал. Орлова к Екатерине II“».

Так говорится в официальной истории. Но правда ли, что Петр III там умер через несколько дней после своего ареста 5 июля 1762 года?

Я не буду решать здесь этого вопроса, а только напомню, что «14 октября 1773 года Пугачев под именем Петра III (или сам Петр III) осадил Оренбург с 15-тысячным войском и вся Башкирия поднялась... Его войско обнаружилось на Волге и взяло Казань, потом Пензу. Он поворотил к югу, взял Саратов и направился на Дон и Кубань. Но 24 августа посланный против него Михельсон наголову разбил его войско у Черного Яра. „Пугачев“ был выдан своими сторонниками и, привезенный в Москву в железной клетке, был четвертован 10 января 1775 года, через 13 лет после низложения императора Петра III.»

Был ли он действительно спасшимся Петром III или нет, но самое его имя «Пугачев (или Пугачь)» едва ли настоящее имя, а не прозвище, данное его врагами (вроде прозвища царя Димитрия «Тушинским вором») и, во всяком случае, его бунт был лишь последняя стадия того же старого спора между прежними униатами (староверами) и византистами-никонианцами.

А что касается до того, что наши обычные представления об этом «Пугачеве» не сходятся с представлениями о том, чтобы он действительно, был сыном Фридриха Гольштейн Готторнского, воспитанным как лютеранин, то не забудем, что представление о нем мы составили еще в детстве по романтической «Истории Пугачевского бунта» Пушкина, подобно тому, как и представление о казаках составили по «Тарасу Бульбе» Гоголя, и эти представления, как привычные, прочно засели в наши головы. Одна моя знакомая, прочитав это место в моей рукописи воскликнула: «но я сама видела его фигуру на одной картине, это был зверь, а не человек!» А я ответил ей на это слышанным мною юмористическим рассказом, как один разбогатевший мясной торговец явился к художнику, говоря:

— Сделай мне большой портрет моего покойного отца. Не пожалею денег!

— Но, как же я сделаю его портрет, ни разу не видав его?

— По моему описанию. Он был невысокого роста, волосы черные, с проседью, борода черная, лопатой, чуть не до глаз, а на конце носа бородавка.

Художник подумал и согласился. Когда через неделю мясной торговец явился и увидел портрет, он с минуту оставался перед ним в недоумении, а потом воскликнул:

— Родитель ты мой, родитель! Да как же ты изменился после своей смерти! Если б не бородавка на носу, ни за что бы тебя не узнал!

Так не узнали бы мы и всех прошлых исторических деятелей по портретам и характеристикам. А относительно Пугача-Пугачева я спрошу только одно:

— Почему, схватив его на Дону, полководец Михельсон не казнил его тут же, а послал в железной клетке, очевидно, в Петербург, где жила императрица Екатерина и где царствовал Петр III, за которого Пугачев себя выдавал, и где все придворные знали Петра III лично? По чьему приказанию его судили и казнили на полдороге туда, в Москве, где никто не видал Петра III? Не знаю как для вас, а для меня это приказание свыше очень подозрительно. Ведь Москва была тогда такой же провинциальный город, как и Ярославль.

Но возвратимся еще раз вспять. Еще до Пугачева, чтоб прекратить всякие разговоры, что царь Димитрий, муж униатки Марины и сам, по-видимому, униат был настоящим сыном Иоанна Грозного, византисты придумали окрестить его именем какой-то высохший труп и объявить его чудотворным. Но прекратив этим своим изобретением всякие разговоры, они прекратили и всякие дальнейшие исследования и даже издание старинных документов.

Так, насколько мне известно, остаются до сих пор неизданными (см. слово «Татищев» в том же словаре), хранившиеся в Московском Глазном музее министерства Иностранных Дел записки историка Татищева «О царствовании Годунова, Лже-Димитрия и царей Михаила и Алексея».

В результате всех этих церковных дрязг и подлогов остались о «смутном времени» лишь разноречивые сообщения.

Вот, например, в том же «Энциклопедическом словаре» Граната и Ко (5-е издание 1901 году) читаем на странице 2888 о Прокопии Ляпунове:

«В 1605 году он стал на сторону Самозванца, искренне считая его настоящим царевичем Димитрием. После его убийства (как я показывал уже придуманного) он пристал к рязанцам и к Болотникову, поверив, что Димитрий жив, и разбил несколько раз войска (византиста) Шуйского... Когда началось в Москве владычество (униатов) поляков, Ляпунов вначале считал лучшим исходом избрание на престол царевича Владислава (униата), но узнав о действиях Сигизмунда (польского униатского короля) под Смоленском и поняв своекорыстные цели поляков, он вместе с патриархом Гермогеном (ревностным защитником византизма) смело и горячо стал действовать за освобождение Москвы (от поляков). К составившемуся ополчению присоединились ополчения Просовецкого, Трубецкого и Зарудного, и скоро Ляпунов, став под Москвой в 1611 году (т.е. через 6 лет после первого входа в нее Димитрия) дал полякам сражение, после которого польский воевода Гонсевский удержал за собой только Кремль».

Но как же — спрошу я — он мог сидеть только в Кремле, окруженный враждебными войсками и без продовольствия?

Посмотрим же на историю и других деятелей этого поистине «смутного» времени.

Вот, например, Минин и Пожарский. В том же Энциклопедическом Словаре (т. VI, с. 3187) находим:

«Мясной торговец Минин выступил на поприще политической деятельности, когда грамоты (православных) властителей Троицко-Сергиевского монастыря вновь призывали города подняться на защиту (православия) и очищения Русской земли (конечно, от униатов). Возбужденное Троицкими грамотами население многих городов ждало только резкого, энергического движения, чтобы двинуться вслед за ним на очищение государства от внешних врагов (т. е. униатов-поляков) и от внутренних (т.е. от униатов-староверов)».

Этот мясной торговец «нашел и воеводу в лице стольника князя Д. М. Трубецкого, уже известного своей борьбой с поляками в Москве 19 марта 1611 года... 27 ноября 1612 года старое ополчение князя Трубецкого и новое земское ополчение Минина и князя Пожарского уже слушало на Красной площади в Москве благодарственный молебен».

А приведенная у нас выше латинская карта фон-Герарда, помеченная, как показано на ней самой 1611 годом, вышла значит через полтора или два года после освобождения Москвы от поляков, а потому и обозначенные на ней три «татарина», выделенные за Волгу, должны быть тоже поляками-униатами —ксензом, рыцарем и паном. Вот как говорится об этом «смутном» времени в том же «Энциклопедическом словаре» под словом «уния»:

«Когда Иоанн III в 1472 году (т. е. через 140 лет после того, как уния была проклята византистами на Иерусалимском соборе) женился на греческой царевне Софии Палеолог, приехал из Рима папский легат кардинал Антоний и уговаривал его (а не ее) принять унию... Так же безуспешны были попытки папы Льва X и Климента VII в начале XVI века при Василии III Иоанновиче (1479-1533 гг.) сыне Софии Палеолог и Иоанна III и при сыне их Иоанне IV Грозном в 1533-1608?, когда известный Антоний Поссевин (Antonius Possevinus, умер в 1611 году) приехав в Москву последний раз пытался безуспешно уговориться с Иоанном Грозным принять унию. После этого приезда спор между староверами (т. е. униатами) и ново-верами (византистами) стал уже внутренним и зарубежные униаты более не вмешивались в него». Даже самый период «татарского владычества» крестоносных орденов с Запада превратился в татарское владычество (т. е. в иго, или «ярмо») татарских орд с Востока.

И это подтверждается вполне современным состоянием религии в Азии.

Выходит, что крестовые походы не ограничивались только Европейской Россией, но шли и за современную нам Волгу и Урал в Азию: религия крестоносцев распространилась под именем ламаизма и в Тибете, и в Монголии. Имя «ламаизм» относят к 632 году и говорят (см. тот же «Энциклопедический словарь Граната и Ко», «ламаизм»):

«Во время монгольского (т.е. крестоносного) владычества один священник, стоявший во главе будийского (т. е. будительского крестоносного) монастыря по имени Паспи (испорченное: папа?) получил во владение Тибет и стал во главе Ламайской иерархии...»

«Духовная власть лам распространяется теперь далеко за пределы Тибета (у бурятов, калмыков и в ламайских монастырях в Китае). Ламайское монашество (явный отголосок католического монашества) разделяется на четыре ступени: настоятель монастыря, священник, оглашенный (гетул) и послушник... Белого духовенства ламаизм (как и католицизм) не признает. Все духовные безбрачны и все живут в монастырях. Существуют также и женские монастыри, во главе которых стоят воплощенные настоятельницы. Совокупность всего духовного персонала составляет ламаитскую церковь.

Одежда для каждого класса точно предписана. Каждое духовное лицо дает присягу жить исключительно подаянием. Ламы являются не только заступниками простых смертных перед богом, но вместе с тем (как в старое время у католиков) и врачами, астрологами и предвещателями».

«Ламаитские храмы (как и христианские) имеют вид прямоугольников, стороны которых (как и у европейских христиан) расположены соответственно странам света. Кроме того, существуют часовни и проч. Употребление четок во время молитвы имеет широкое распространение. Главную часть богослужения составляет освящение воды (за отсутствием в Сибири виноградников) и хлеба, и раздача их верующим».

Я нарочно говорю это не своими словами, а цитирую по словарю Граната для легкой возможности проверки.

Скажите же теперь сами, читатель, неужели вы не узнаете тут остатков бывшего католицизма, который мог быть занесен сюда не иначе, как крестовыми походами? Совершенно ясно, что крестоносцы в своем «стремлении на Восток» распространялись далеко за пределы Уральских гор и превращены русскими православными историками в «татарские орды, пришедшие из Китая».

Точно также и индусская «Тримурти» (т. е. по-русски — «три морды») с ее Брамой (богом отцом), Вишну (т.е. Вышним, богом сыном с его многими воплощениями в человеческом виде, главнейшим из которых был Кришна, т.е. Христос, герой Магабгараты) и с богом Сивой (очевидно, святым духом) носит все следы крестовых походов, доходивших, как говорится у христианских историков, до Индии.

Ни один свободно мыслящий человек не может, конечно, даже и подумать, что все эти совпадения были «простыми случайностями», а не отдельными этапами той же самой эволюции, и она рисуется беспристрастному ученому в таком виде. Успехи крестовых походов, как религиозно-военных предприятий, находятся в тесной связи с изобретением новых неизвестных до тех пор в остальном мире орудий защиты и истребления.

И тут мы прежде всего отмечаем следующие две стадии.

1-я стадия. Изобретение выплавки меди из ее руд, возможное только в странах, обладающих, как Испания, медными рудниками, давшими возможность делать шлемы и латы для защиты себя, и луки с медными стрелами для убивания противника, а также обуздание лошадей для быстрых переходов (медный век).

2-я стадия. Изобретение пороха монахом Щварцем, сделанное им, как говорят, около 1250 года, одновременного, по-видимому, со взятием Константинополя в 1261 году восточно-римским императором Михаилом VIII Палеологом (уничтожившим Латинскую империю) и с восьмым крестовым походом на Восток при Людовике IX в 1280 году. Тут же появились и турки-османы. Некоторые отдельные детали о соотношении открытия пороха с политическими переменами того времени для меня еще не ясны, но они несомненно имели место и дали Европейцам новый перевес над азиатами. Только с этой точки зрения и понятно, почему и VIII крестовый поход (особенно после открытия компаса около 1300 года Флавием Джойо) произошел тоже с Запада на Восток.

А в Азию увлекло старинных домоседов-историков больше их собственное воображение. Так, например, можно считать несомненным, что поводом к библейскому сказанию о Земном Рае была дельта Нила с ее плодородием от ежегодных разливов его устьев, давших ей и название Междуречья (по-гречески — Месопотамия), а не широкое пространство между реками Тигром и Евфратом, представляющее пустынную равнину с каменистой песчаной почвой. В Междуречьи дельты Нила мы находим и попытки построения «башень до небес» в виде египетских пирамид, а между Тигром и Евфратом нет и намека на что-нибудь подобное.

Точно также и мифическую Трою, воспетую «Гомером» (т. е. по одному старинному сообщению маркизом Де-Сент-Омер во время господства крестоносцев в Греции), если уж нужно искать этот город в реальности, мы скорее найдем в древнем французском городе Troyes (теперь читается как Труа) на Сене, замечательном своим готическим собором, а не в форте Кум-Кале на северо-западной оконечности Малой Азии, как нафантазировал это археолог-искатель Генрих Шлимман, нашедший тут в 1870-1890 гг. остатки какого-то царского дворца, двух храмов, театра и много золотых и серебряных украшений разных стилей и эпох и объявивший это остатками Трои.

Я не могу здесь обременять моего изложения и другими многочисленными примерами того, что крестоносцы, пользуясь беззащитностью восточного населения против огнестрельного оружия западных европейцев и обузданных ими коней, заходили (скорее заезжали) далеко в глубь Азии, и что неизбежная (по причине отсутствия у них собственных женщин) ассимиляция их с местным населением через местных девиц сохранила там их потомство под именем монголов (т.е. великих), а их религию сохранила в виде ламаизма, буддизма, индуизма и других вероисповеданий.

Но и этих примеров, мне кажется, совершенно достаточно, чтоб показать, что все эти этнографические передвижения — суть отголоски крестовых походов, недаром называемых по немецки Drang nach Osten.