2.3. Библиотечная интеллигенция

Когда заходит речь о библиотечной интеллигенции, чаще всего подразумеваются профессиональные библиотечные работники. Считается, что библиотечного интеллигента можно обнаружить только в библиотечных стенах, а вне библиотечных профессионалов библиотечная интеллигенция не существует. Выходит, для того, чтобы стать библиотечным интеллигентом, нужно приобрести определенную квалификацию – например, закончить библиотечный факультет или колледж, и умело выполнять свои производственные функции. Желательно владеть иностранными языками, быть начитанным, обладать художественным вкусом. И все. Никакого особого этического самоопределения не предполагается. Это упрощенно-обыденное понимание библиотечной интеллигентности нуждается в уточнении.

Как показывают наши формулы, интеллигентность, как и интеллектуальность, – понятия не профессиологические, а социально-этические. Интеллигенция – социальная группа, объединяющая людей по интеллектно-этическому, а не профессиональному признаку. Если наложить профессиональные ограничения (библиотечный интеллигент – обязательно профессиональный библиотекарь или библиограф), то вне рядов библиотечной интеллигенции окажутся преподаватели библиотечной школы, ученые библиотековеды, сотрудники библиотечной прессы и, конечно, учредители библиотек, государственные администраторы, по долгу службы управляющие библиотечной системой (от министра культуры до инспектора по делам библиотек), не говоря уже об индивидуальных почитателях Книги – библиофилах и библиоманах. Получается нелепость: те, кто обучает библиотечной интеллигентности, кто изучает библиотечную интеллигенцию, кто направляет её практическую деятельность, сами библиотечными интеллигентами не являются. Значит, простейшее и, казалось бы, самоочевидное решение – считать библиотечную интеллигенцию творческой элитой в трудовых библиотечных коллективах, нуждается в коррективах: следует считать библиотечной интеллигенцией всех интеллигентов, профессионально или непрофессионально связанных с библиотечным институтом.

Уточним, что под библиотечным социальным институтом нами понимается профессиональная система (отрасль общественного производства), состоящая из пяти функционально-специализированных подсистем: практика, образование, наука, коммуникация, управление. Библиотечная профессия – одна из гуманитарных профессий, это профессия типа «человек – человек» и «человек – знаковая система», и она предъявляет повышенные этические требования к практическим работникам, именуемым «библиотекари-библиографы». Разумеется, образованные и креативные сотрудники других функциональных подсистем библиотечного института также не могут быть этически индифферентны, несмотря на то, что они зачастую не имеют специального библиотечного образования или опыта работы в библиотеках. Их этическое самоопределение может приближаться к формуле интеллигентности или к формуле интеллектуальности, то есть оно может быть альтруистическим или эгоистическим, толерантным или интолерантным, по-разному культурно насыщенным. Правомерность отнесения их к библиотечной интеллигенции обусловлена их соответствием требованиям библиотечной интеллигентности. В чем заключаются эти требования?

Библиотечная интеллигентность представляет собой конкретизацию формулы интеллигентности. Эта конкретизация состоит, во-первых, в дополнении образованности книжной культурностью (владение литературным языком и письменной речью, начитанность, библиотечно-библиографическая грамотность); во-вторых, в следующих уточнениях содержания этической переменной:

альтруизм – осознание общественной значимости библиотечно-библиографического дела для просвещения и культурного прогресса нации; ощущение ответственности за удовлетворение и развитие познавательных, коммуникационных, ценностно-ориентационных потребностей и интересов своих сограждан;

толерантность – свобода доступа к документным потокам и фондам; исключение коммуникационного насилия по отношению к читателям (цензура, непрошеное руководство чтением, ограничение свободы выбора, навязчивая реклама и т. п.), а также исключение тенденциозной организации фондов и каталогов, прежде всего – спецхранов и идеологических чисток фондов;

благоговение перед Книгой как высшей культурной ценностью, безусловное обеспечение сохранности фондов, исключение библиоцида как святотатства.

Благоговение перед Книгой – не ритуальное почитание произведений письменности и печати, а состояние души интеллигента-книжника. Это эмоциональное состояние описывается в терминах «очарованные книгой»[134], «вечные спутники»[135], выражается стихотворными одами, ораторскими панегириками и философскими поучениями. В.Г. Лидин, раскрывая состояние души благоговеющего перед Книгой библиофила, писал, что им ощущается «очень тонкая, очень глубокая любовь, и странно, иногда кажется, что человек, который любит книгу, встречает и её ответную любовь»[136].

Разумеется, не всякий интеллигент относится к числу библиотечных интеллигентов, то есть интеллигентов-книжников. Более того, не всякого библиотечного профессионала можно назвать библиотечным интеллигентом, ибо очарованность письменным словом, благоговейное почитание овеществленной мысли давно ушедших авторов знакомо далеко не всякому. Выражением библиотечной интеллигентности является книга Валерия Леонова «Пространство библиотеки: Библиотечная симфония»[137]. Автор ощущает библиотечное пространство не как вместилище консервированных изданий, а как «отражение космоса в текстах», о котором он пытается говорить словами, но не в повествовательном, а в «музыкальном жанре». Симфонический жанр был подсказан интеллигенту-книжнику Леонову не рационально взвешенным размышлением, а страстной любовью, эмоциональным переживанием вызовов и угроз, надвигающихся сегодня на библиосферу и библиотечную профессию. Он пишет: «Интуитивно я понимаю, что существует некое таинство рождения библиотекаря внутри человеческой личности. Мне это всегда представлялось нормальным и естественным: специалист, прежде всего, обязан чувствовать себя личностью, а затем уже профессионалом» (с.9). В этой музыкальной фразе слышится мелодия формирования библиотечной интеллигентности. Эту мелодию в духе allegro moderato Леонов повторяет в другом месте своей симфонии: «Для немногих библиотека – цель и смысл жизни; попытка через изучение прошлого лучше понять то, что происходит сегодня, увидеть завтра; возможность соприкоснуться с красотой и гармонией книги. Для большинства – обычная работа: сохранение, разыскание, поиски, нахождение нужного читателю материала» (с. 19). Вывод очевиден: библиотечный интеллигент, будучи человеком, органично связанным с книжной культурой, не может не быть книголюбом-библиофилом. Некоторые ученые различают понятия «книголюб» и «библиофил»[138], мы же отождествим эти понятия, считая, что в обоих случаях речь идет об интеллигенте-книжнике, представителе библиотечной интеллигенции.

Нуждается в определенном ответе вопрос: можно ли интеллигентного библиографа-практика или ученого-библиографоведа включить в состав библиотечной интеллигенции? Ведь библиография и библиотечное дело – это разные институты в составе библиосферы, а библиографическая и библиотечная деятельность требуют разной профессиональной подготовки. Несмотря на это, в реальной действительности изначально имело место сращивание библиотечного и библиографического институтов. Это сращивание состоит в том, что значительная часть библиографов-практиков является сотрудниками библиотек, библиотечное и библиографическое образование давно интегрировались, библиографоведение и библиотековедение, бесспорно, самостоятельные науки, но их неразрывно соединяют, как остроумно заметил О.П. Коршунов, «библиотечное библиографоведение» и «библиографическое библиотековедение». Самое же главное свидетельство взаимопроникновения обоих институтов – общность профессионального мировоззрения, ценностных ориентаций, этического самоопределения их членов. Эта общность и позволяет говорить о единой, библиотечно-библиографической интеллигенции, а не о двух обособленных интеллигентских группах. Для краткости будем использовать термин «библиотечная интеллигенция», имея в виду сотрудников библиотечно-библиографического социального института в целом. Однако отметим, что к библиотечным интеллигентам нельзя отнести библиоманов, красочно описанных М.Н. Куфаевым. По словам Куфаева, библиоману свойственно влечение менее всего к содержанию и более всего к форме и внешности книги, книжный фетишизм, тщеславие, жадность в накоплении привлекательных книг[139]. В.В. Кунин добавил: «Собирание книг, даже самых лучших, не превращает мошенника в честного человека! Что же касается характеров, психологических типов и тому подобного, то в книжном мире они столь же неисчерпаемы, как и в любой другой области людской деятельности»[140].

В результате получается следующая формула: библиотечная интеллигентность – интегральное качество личности, включающее в себя на уровне соответствующего поколения русской интеллигенции а) образованность и книжную культурность, б) креативность, в) альтруистическое этическое самоопределение в виде осознанного общественного долга, коммуникационной толерантности, благоговения перед Книгой. Эта формула соответствует фигуре библиотечного интеллигента-гуманиста.

Аналогично может быть построена формула библиотечной интеллектуальности, характерная для фигуры интеллектуала-книжника. В этих формулах совпадают качества а) и б), то есть библиотечные интеллигенты и интеллектуалы – в равной мере образованные профессионалы и творческие новаторы, но прямо противоположны их этосы. Библиотечному интеллектуалу чужда гуманистическая ответственность перед обществом за свою профессиональную и непрофессиональную деятельность; он не считает зазорным применение коммуникационного насилия по отношению к читателям; ему не понятен мистический пафос благоговения перед Книгой, для него печатная продукция – неодушевленный объект труда или управления. Чаще всего интеллектуалы концентрируются в подсистеме управления библиотечного института.

Подсистема управления возникла одновременно с появлением библиотечной практики. Она изначально выполняла две противоположно направленных функции: во-первых, функция книжности – содействие развитию библиотечного дела и книжности вообще; во-вторых, функция антикнижности – ограничение распространения книг, противоречащих интересам духовной или светской власти. Функция книжности свойственна интеллигентам-книжникам, обладающим властными полномочиями, а функцию антикнижности принимают на себя интеллектуалы, чуждые культу Книги. Древним механизмом антикнижности является цензура, исторически берущая начало со времен античности. Цензурная практика докатилась до Древней Руси вместе с духовной литературой. Как известно, первый список «сокровенных» книг появился в «Изборнике Святослава» (1073), всего же с XI по XVIII вв. русская церковь распространила не менее 100 списков истинных (канонических) и ложных (отреченных или апокрифических) книг. С екатерининских времен существовало государственное цензурное ведомство, имеющее большие заслуги в «антикнижной» деятельности. Инициаторами и исполнителями цензурирования выступали два типа интеллектуалов-книж-ников: интеллектуалы-нигилисты и интеллектуалы-циники. Первые оправдывали свои действия альтруистической идеей полезности цензуры для защиты общества от крамольных или вредных идей; вторые же становились палачами книги из эгоистического расчета. Воспроизведем словесно формулу интеллектуальности:

Библиотечная интеллектуальность – интегральное качество личности, включающее в себя на уровне соответствующего поколения русской интеллигенции а) образованность и книжную культурность, б) креативность, в) эгоистическое этическое самоопределение, допускающее насилие по принципу «Цель оправдывает средства» и исключающее поклонение Книге как абсолютной ценности.

Ясно, что в среде библиотечных интеллигентов нетрудно обнаружить, помимо гуманистов, также снобов, скептиков и конформистов, а среди библиотечных интеллектуалов немало деспотов и нигилистов, квазигуманистов и циников. Интеллигенты и интеллектуалы образуют высший, наиболее образованный и креативный слой библиотечной профессии, который мы назвали интеллектным слоем. Кроме того, можно выделить полуинтеллектный слой, состоящий из исполнителей, занятых рутинным репродуктивным трудом. Оба слоя распространяются не только на библиотечную практику, но и на библиотечное образование, библиотечно-библиографическую науку, библиотечную коммуникацию, управление библиотечной системой, короче говоря, на библиотечный и библиографический социальные институты.

Наши библиотечно-профессиологические исследования привели нас к следующим выводам. Во-первых, библиотечная профессия не однородна, а довольно разнообразна и включает в свой состав практически все типы интеллигентов и интеллектуалов. Во-вторых, в библиотечном сообществе преобладают интеллигенты-гуманисты, основой для формирования которых послужила, надо полагать, приобщенность к книжной культуре. В-третьих, библиотечная элита и библиотечная интеллигенция не совпадают по объему: можно возглавлять библиотеку, но не быть библиотечным интеллигентом. В-четвертых, библиотечная интеллигенция отчетливо дифференцируется на поколения, периодизацию которых логично связать с эпохами русской книжности, поскольку отличительным качеством библиотечного интеллигента, как мы неоднократно подчеркивали, является благоговение перед Книгой. В-пятых, культурно-исторические эпохи русской книжности коэволюционно связаны с историческими этапами зарождения и развития русской интеллигенции, о чем свидетельствует содержание следующей главы.