«Там храм оставленный – все храм…»[105]

«Там храм оставленный – все храм…»[105]

Мы стоим на углу Полтавской улицы и Невского проспекта, вернее – той его части, которая до сих пор неофициально называется Старо-Невским. Район, по которому пролегает сегодня наш маршрут, принадлежал ранее к Александро-Невской части и ограничен примерно Старо-Невским и Миргородской улицей, Знаменской площадью и Александро-Невской лаврой. В путеводителях район этот обычно не упоминается, в экскурсионные маршруты не входит. Но и здесь можно найти кое-что интересное.

Направо, там, где Полтавская улица упирается в Миргородскую, виднеется необычного вида красная кирпичная стена с аркой ворот. Подойдем к ней, а по пути вспомним кое-что из истории этого уголка Санкт-Петербурга.

Самая старая улица здесь – Старо-Невский, бывшая просека в лесу, связавшая строившуюся Лавру с городом. Позднее, в 30-х годах XVIII века, была проложена трасса к монастырю, названная Новой першпективной дорогой. Если посмотреть на карту, то видно, что нынешние Гончарная и Тележная улица как раз эту трассу и составляли. Названия улиц старые – Гончарная говорит о том, что неподалеку был гончарный завод, а Тележная напоминает о торговых рядах, в которых продавалась разная упряжь, телеги и тому подобный товар. Новая першпективная дорога существовала до прокладки поперечных улиц, нынешних Харьковской, Полтавской и Профессора Ивашенцева, когда она была прервана застройкой. Новые улицы получили в середине XIX века названия по городам Полтавской губернии. Профессора Ивашенцева, например, называлась раньше Золотоношской – по городу Золотоноше (он до сих пор существует в Черкасской области). Полтавская улица успела немного побыть Военной, так как упиралась прямо в казармы Александровского казачьего полка и Александровский военный плац. Вот, пожалуй, и вся история района до постройки Николаевской железной дороги. И тут уже начинается история застройки Александро-Невской части доходными домами со всеми особенностями привокзального района.

Как я уже говорила, путеводители район не жалуют, известных людей здесь тоже как-то бывало немного. Только вот Иосиф Виссарионович Сталин побывал в этом районе по меньшей мере дважды – после побега из сольвычегодской ссылки он жил в гостинице «Россия» (Гончарная ул., 3), а в здании Калашниковской хлебной биржи (Харьковская ул., 9) был в очередной раз арестован. Интересно, что жил тогда Иосиф Джугашвили под фамилией… Чижиков. Представляете, что было бы, если б он сохранил свой псевдоним, а не взял звучное имя Сталин? Как бы выглядели многие известные лозунги?

Вот мы и подошли к зданию Калашниковской хлебной биржи, главный фасад которой выходит на Харьковскую улицу, а тыльный – на Полтавскую. Здание было специально выстроено техником Городской управы Н. А. Дрягиным именно для биржи. Большой зал использовался для концертов и лекций. (Кстати, Джугашвили-Чижиков был арестован как раз во время такого концерта в поддержку газеты «Правда».) Система бирж во многом определяла торговую жизнь Петербурга – были Фондовая биржа, Торговая и специальные – хлебная, яично-масляная, чайно-винно-фруктовая. На биржах существовали правила – официальные и неофициальные. Так, например, запрещалось обсуждать в помещении биржи дела политические и военные. Все они имели свой устав, который утверждало Министерство финансов, но образцом служил устав именно Калашниковской хлебной биржи. Кстати, неподалеку отсюда – Синопская набережная, тоже раньше называвшаяся Калашниковской по фамилии известных хлеботорговцев. Именно сюда приходили баржи с зерном и мукой из Рыбинска через Мариинскую систему и приладожские каналы. Амбары Калашниковской пристани составляли собственность Александро-Невской лавры.

(N. B. Сейчас в здании Калашниковской биржи – Культурный центр ГУМВД по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, ранее – Дом культуры им. Ф. Э. Дзержинского. Долгое время здесь вел литературно-творческое объединение поэт Герман Борисович Гоппе – большой знаток нашего города.)

Но вот мы уже вышли на Миргородскую улицу и налево на той стороне видим красивые ворота и дальше – территорию больницы им. С. П. Боткина, или, в просторечии, «боткинские бараки». Кстати, в слове «бараки» нет ничего оскорбительного. Официальное название больницы звучало раньше, как Александровская городская барачная больница и связано было с тем, что ко времени постройки больницы, то есть к концу XIX века возобладала, как бы мы сейчас сказали, «новая тенденция в больничном строительстве». Раньше больницы строились по так называемой «коридорной» системе, где все палаты выходили в общий коридор. К 1880-м годам решили, что это негигиенично и больницы следует строить в виде отдельных корпусов-бараков, окруженных садом и, по возможности, изолированных друг от друга. Вот так в 1882 году появилась Александровская барачная больница. А в 1889 году ей присвоили имя Сергея Петровича Боткина. Несколько слов о нем. Он родился в Москве, окончил московский частный пансион и готовился поступить на математический факультет университета. Но, как пишется в его биографии – «вопреки своей воле» – поступил на медицинский. Не знаю, какого математика потеряла Россия в лице Боткина, но какого медика приобрела – известно хорошо. Не буду перечислять его многочисленные медицинские труды, работу под руководством Пирогова в Крымскую кампанию, создание медицинской школы. Скажу только, что он первый ввел в Петербурге институт санитарных врачей и был попечителем Александровской больницы, в деятельность которой внес много нового. Недаром после смерти Сергея Петровича Боткина больнице присвоили его имя.

Боткинская больница. 1900-е годы

Кстати, он сумел достойно воспитать своих сыновей – один из них, лейб-медик Евгений Сергеевич Боткин, остался верен врачебному долгу, не покинул царскую семью и был расстрелян вместе с ней в подвале Ипатьевского дома в Екатеринбурге.

(N. B. А «боткинские бараки» доживают последние дни. По решению городского правительства, больница переезжает на окраину Петербурга. Старые корпуса снесут, территорию выставят на торги. Что будет на месте больницы, пока неизвестно.)

Наконец, мы подошли к цели нашего путешествия – молокозаводу, на воротах которого виднеется интригующая надпись «Вино. Табак». Но интересует нас не этот факт, а громадное бетонное здание, возвышающееся прямо перед нами – здание явно церковное – без глав, изуродованное позднейшими пристройками, но все равно сохранившее былое величие.

Действительно, это храм, возведенный в начале XX века в честь 300-летия дома Романовых. Строил его гражданский инженер Степан Кричинский, которого мы знаем по зданию мечети на Петроградской стороне, Федоровскому городку в Царском Селе, великолепному особняку художника-карикатуриста П. Щербова в Гатчине – прекрасному образцу модерна. Кто не был – рекомендую доехать до Гатчины-Варшавской, там, рядом со станцией, стоит этот дом. В нем теперь музей.

Собор во имя Федоровской иконы Божией Матери (на переднем плане – часовня Новомучеников и Исповедников Российских). 2014 год

Храм освящен был во имя Феодо ровской иконы Божией Матери. Феодоровской иконой Божией Матери благословила на царствование первого Романова – Михаила, его мать – инокиня Марфа. Произошло это в Ипатьевском монастыре возле Костромы. С тех пор эта икона считалась покровительницей рода Романовых. Но вообще-то храм задумывался еще и как памятник двум династиям – Рюриковичам и Романовым. Поэтому нижняя церковь была освящена во имя Св. Благоверного князя Александра Невского и оформлена в стиле новгородских церквей XIII века, а на площади перед собором предполагалось установить памятник князю. В башне, соединенной с собором, был открыт музей истории России XVII века, а в соборе предполагалось собрать списки со всех икон, тезоименных членам царствующего дома. Сам Феодоровский собор оформлен в стиле ярославских церквей XVII века, в том же стиле и верхняя церковь. По отзывам современников, собор поражал своим великолепием. На северной стене собора находилось родословное древо Романовых и Феодоровская икона из майолики, над входом располагался мозаичный Спас работы В. Васнецова. И внутреннее убранство собора было роскошным. Громадное серебряное паникадило в виде шапки Мономаха, иконостас в духе московских церквей, старинные царские врата. Освящение собора произошло 15 января 1914 года в присутствии Государя с дочерьми, членов императорской фамилии и потомков дворянских родов, подписавших грамоту об избрании Михаила на царствование.

А главный придел нижнего храма во имя Св. Благоверного князя Александра Невского был освящен уже в 1920 году. До 1932 года службы в соборе продолжались, но в мае он был закрыт и вскоре переделан под молокозавод.

И вот, когда смотришь на величественное, изуродованное здание собора, вспоминаешь невольно легенду о проклятии Марины Мнишек, которое якобы произнесла она после того, как по приказу первого Романова был публично повешен ее трехлетний сын Иван от Лжедмитрия II, Тушинского вора. «Первый Романов пришел с востока и последний сгинет на востоке». Если вспомнить, что Ипатьевский монастырь находится на восток от Москвы, а печально знаменитый дом Ипатьева – сами знаете где, то становится страшновато.

В настоящее время готовится передача храма церковным властям, но, конечно, не скоро мы увидим Феодоровский собор во всей красе, если вообще успеем увидеть. Слишком велики утраты. (N. B. Здесь я, слава Богу, оказалась неправа, храм активно восстанавливается и, по крайней мере, внешне уже вернулся к своему прежнему облику.) А рядом с собором в 1993 году 8 сентября заложили храм-часовню Новомучеников и Исповедников Российских при соборе Феодоровской иконы Божией Матери. Сейчас часовня уже действует, по воскресеньям совершаются службы. Здание построено по проекту архитектора Георгия Александровича Васильева, заслуженного архитектора России. Георгий Александрович принадлежал к архитектурной династии – его отец тоже был архитектором и принимал участие, в частности, в проектировании мемориального ансамбля Пискаревского кладбища.

Часовня очень светлая, красивая, в ней удачно соединены традиции современного и древнерусского зодчества. Как мне рассказали, все иконы в часовне написаны тремя прихожанками этого храма, а люстра-хорос отлита из латуни, причем латунь эта – гильзы снарядов образца 1941–1946 годов, которые подлежали уничтожению и вот – пошли на благое дело.

В часовне молятся о пострадавших в годы блокады, собираются списки погибших за веру Христову и невинно пострадавших в годы репрессий представителей всех конфессий, будь то католики, мусульмане, буддисты или иудеи.

Вот такой, как бы ничем не примечательный район, но сколько здесь интересного. Я вспоминаю слова поэта Ларисы Махоткиной, жившей как раз здесь неподалеку на Тележной улице:

Да, так вот, говорю:

Изучайте окрестности дома!

Это очень полезно желающим жизнь возродить!..

Что расскажет мне садик?

Что – серой скамейки обломок?

А деревья?

А дождик?..

О Господи! Всё впереди!

Основательно замерзнув, мы с Виктором Михайловичем зашли погреться в сторожку при церкви. Отпаивал нас чаем поэт Валентин Бобрецов, работавший тогда здесь сторожем. Согрелись, побеседовали, поудивлялись таланту местного кота Василия. Он особым образом складывал передние лапы и склонял свою круглую лобастую голову в низком поклоне. Кто обучил кота класть земные поклоны, установить не удалось.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.