Черкасы и «хохлы бесовские»

Нации не складываются за несколько лет. Процесс разделения древнего русского народа шел медленно. Еще в XIV веке западнорусские князья и бояре поступали на службу Великому князю Московскому, и между ними и московскими боярами вроде бы не было больших национально-культурных различий[139]. В начале XVI века на московской и литовской Руси побывал немецкий дипломат Сигизмунд фон Герберштейн. Он еще считал русских из Великого княжества Московского, Литвы и Польши одним народом. Однако русских из московского государства называл «московитами», а русских, которые жили по Борисфену (Днепру), называл «черкассами» (Circassi) – в честь города Черкассы, в то время передового рубежа украинского казачества[140]. До создания Запорожской Сечи оставалось еще несколько десятилетий. Герберштейн познакомился с одним из первых организаторов украинского казачества Евстафием Дашкевичем, «мужем исключительной хитрости», к тому же «весьма опытным в военном деле», который, по словам Герберштейна, «не раз представлял из себя изрядную опасность и для самого московита, у которого некогда был в плену»[141]. В 1515 году Дашкевич вместе с крымским ханом Мехмед Гиреем и воеводой Киева Андреем Немиром совершил набег на Чернигов, Стародуб, Новгород-Северский, недавно присоединенные к Москве. Герберштейн рассказывает о военной хитрости Дашкевича, который заманил московитов в ловушку, «окружил их и перебил всех до единого»[142].

В XVI веке украинские козаки всё чаще появлялись в Москве, где их принимали на службу как наемных пехотинцев наравне с немцами. Московские русские в них русских людей не признали, а называли так же, как и Герберштейн, «черкасами» / «черкассами». В Смутное время имя «черкасы» стало синонимом разбойников, головорезов, столь же чуждых и ненавистных, как ляхи[143]. Тогда же, как доказал академик Б. Н. Флоря, появилось в русском языке и слово «хохол». Оно упоминается во «Временнике» дьяка Ивана Тимофеева (1609) и «Грамоте земских властей Ярославля» в город Казань (1611). В обоих источниках люди с хохлами на головах – это поляки, католики[144]. Они хотят не только народ православный склонить к латинской ереси, но и заставить отказаться от данного Богом облика – брить бороды и головы, оставив только «бесовский хохол» (то есть чуб, оселедец) на голове. Как писал один русский воевода в 1621 году: «…некрещеные вы, поганые хохлы, сатанины угодники, хамовы внучата…»[145]

Польский военачальник Ян Петр Сапега, разоривший Вязьму, штурмовавший Троице-Сергиевский монастырь и Москву, в 1611 году писал: «У нас в рыцарстве бо?льшая половина русских людей»[146]. Речь, разумеется, шла о «русских» западной Руси, а не о врагах-московитах.

Запорожские козаки составляли до двух третей войска гетмана Ходкевича, разбитого ополчением Минина и Пожарского в Московской битве (1–3 сентября (22–24 августа) 1612 года)[147]. Русские не особенно отличали этих «соплеменников» от настоящих поляков и литовцев, тем более что военная власть была в руках именно поляков-католиков, а также и полонизированных католиков-литовцев: Жолкевского, Сапеги, Ходкевича и самого короля Сигизмунда III, фанатичного католика, покровителя ненавистной для православных унии. Наконец, обычай носить чуб переняли и некоторые поляки.

Образ хохла-врага – безбородого, бритоголового оккупанта с чубом-хохлом – просуществовал недолго. Хотя украинские козаки продолжали воевать под польскими знаменами, их со временем перестали смешивать с «польскими людьми» или «литовскими людьми», а называли «литовской земли хохлачами» или «черкасами-хохлачами»[148]. Поскольку чуб был характерной чертой внешности запорожского козака и вообще украинца, то прозвище закрепилось. И уже в петровское время, в разгар Северной войны, русский офицер Левашов ответит украинцам, роптавшим на поборы и разорения от русских солдат: «Полно вам, б… дети, хохлы свои вверх поднимать! Уж вы у нас в мешке»[149].

Вообще именно в устах русского, «москаля» слово «хохол» и становилось или оскорблением, или насмешкой, которую украинцы воспринимали болезненно. Когда Карл XII пришел на украинские земли, то украинские козаки и крестьяне, не подчинившиеся Мазепе, начали против войск короля партизанскую войну. Захваченных в плен шведов передавали русским, и те будто бы снисходительно благодарили союзников – наливали чарку горилки и говорили: «Спасибо, хохленок!»[150] По крайней мере, так передает автор «Истории русов».

Один малороссиянин рассказывал в Мотронинском монастыре историю о хитрости украинских козаков, которые искали случай отличиться во время осады Очакова Потемкиным, но при этом очень берегли свои жизни. Потемкин, недовольный козаками, обратился к ним «по-московски»: «А что вы, хохлы?..» Недовольный рассказчик комментировал: «О, цур ему, что так негарно лается…» (ругается. – С. Б.)[151] Поэтому крестьяне-собеседники Кулиша отказались называть себя хохлами. Они даже обиделись: «Якиi ж ми Хохли?»[152]

Тем не менее Николай Костомаров писал, будто сами «южнороссы» (украинцы) нередко употребляют слово «хохлы», «не подозревая в нем ничего насмешливого»[153]. Костомаров был уроженцем Слобожанщины, где население было смешанным, а русские деревни стояли по соседству с украинскими, многие украинцы сами себя называли хохлами, ничуть не стесняясь[154].

Что там мужики, когда даже Александра Осиповна Смирнова-Россет охотно признавалась, что сама она «хохлачка», и спрашивала Гоголя: «точно ли вы русский или хохлик?»[155] Русские люди, от князя И. М. Долгорукого до И. С. Тургенева и С. Т. Аксакова, слово «хохол» употребляли охотно как синоним «малороссиянина».

Но «хохлы» жили и живут преимущественно в устной речи. А вот «черкасами» называли русинов-украинцев и в повседневной жизни, и в деловой переписке. Иногда писали о «запорожских черкасах»[156]. Даже после Переяславской рады русские люди не считали черкасов своими, по-прежнему смотрели на них, как на чужаков, ставили в один ряд с немцами. Недаром в царском указе от 1682 года «боярским людям» было велено не обижать, не оскорблять иностранцев: «…вам же с иноземцом, черкасом, немцом и иным никаким людем поносных никаких слов не говорить и ничем не дразнить!»[157]

Иностранному наблюдателю в XVII веке различия между восточными и западными русскими бросались в глаза больше, чем Герберштейну в начале XVI века. Английский врач Самюэль Коллинс, десять лет служивший при дворе Алексея Михайловича, не раз видел там и приезжих из страны, которую он называет Черкасией (Chirchass Land). Это название Коллинс вряд ли выдумал сам, скорее всего – почерпнул из разговоров русских людей. Коллинс решил, будто черкасы – «грубый и мрачный» народ «татарского племени». Различия между русскими из Москвы и русинами с Украины были столь велики, что два родственных славянских народа англичанин родственными не посчитал. Возможно, его ввели в заблуждение слухи о настоящих кавказских черкесах, которых русские и в XIX веке будут называть «татарами». Но из описания внешности, быта и нравов этих самых черкасов не остается сомнений, что Коллинс видел именно украинцев/русинов, а не кавказских черкесов/адыгов. Он даже делает важное уточнение: «Воинов они на своем языке называют казаками (Cossacks), почему ошибаются многие, считая казаков особенным народом»[158].

Во времена Петра Великого русские продолжали называть своих соседей «черкасами», что видно из многочисленных сохранившихся документов. Так, Иван Желябужский, русский дипломат и государственный деятель времен Алексея Михайловича, Федора Алексеевича, царевны Софьи и Петра Великого, называл Мазепу «черкасским гетманом»[159]. Феофан Прокопович в своей «Истории императора Петра Великого» использует эти слова как синонимы. Так, гетман Мазепа, по словам Феофана Прокоповича, был родом «Малороссийчик, или как просто зовут Черкасин»[160].

Слово это дожило до екатерининских времен. Новороссийский генерал-губернатор Синельников в деловых документах использовал понятие «черкасы» уже в восьмидесятые годы XVIII века[161]. Более того, даже в XIX веке оно было известно не одним лишь историкам. А. О. Смирнова-Россет поминает «черкасов с чубами» в письме к Константину Аксакову[162] и в своих автобиографических записках[163], хотя уже на рубеже XVII–XVIII веков слово «черкасы» заменялось входившими в употребления понятиями: «малороссияне», «народ малороссийский».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.