«Чистый, как заря небесная…»
«Чистый, как заря небесная…»
В наши дни не только журналисты, но даже русские историки пишут, будто украинский язык изобрели то ли польские эмигранты, то ли австрийские чиновники. Автору доводилось слышать и вовсе фантастические и по-своему забавные версии происхождения украинского языка, вплоть до такой: украинцы придумали себе свою «мову», только чтобы досадить русским. Вряд ли стоит подозревать украинцев в таком злокозненном коварстве. Тем более не надо приписывать лишнего иноземцам. Во времена Шевченко и Кулиша, Котляревского и Квитки-Основьяненко власти Австрийской империи таких сложных задач перед своими чиновниками не ставили, а немногочисленные польские украинофилы сталкивались как с непониманием соотечественников-поляков, так и с упорной, последовательной враждебностью самих украинцев.
Филологи в сказки про язык, изобретенный в австрийской канцелярии, не верят. Они спорят о другом: когда началась история украинского языка – в XIV–XV веках или еще раньше, во времена Киевской Руси?
В 1839 году профессор Харьковского университета Амвросий Метлинский писал, будто именно на «южнорусском» языке говорили первые древнерусские летописцы, именно по-южнорусски «звучали речи князей Киевских»[314]. Начало истории украинского языка искали в домонгольской Руси куда более серьезные ученые, достаточно вспомнить хотя бы Михаила Грушевского, но и они вольно или невольно хотели сделать историю украинского языка, а значит, и Украины-Руси как можно древнее. Перенести не в XIV век, а в XI–XII, а то и дальше в глубь веков, как это делают и теперь даже такие серьезные украинские филологи, как В. В. Нимчук, который пишет о древнем «руссоукраинском языке»[315].
Между тем еще в конце XIX века выдающийся русский филолог А. А. Шахматов полагал, что в Киевской Руси особого украинского языка не существовало. Он начнет формироваться только после монгольского вторжения.
И все-таки слишком силен соблазн найти истоки разделения и восточнославянских языков, и восточнославянских народов в древней, домонгольской истории русских земель. Тогда история Ростово-Суздальской земли становится началом русской истории. Киев, Переяславль, Галич начинают украинскую. Полоцк и Турово-Пинское княжество – белорусскую. Историк и филолог, вольно или невольно, пытались переносить современную реальность на далекое прошлое.
Настоящая Древняя Русь не соответствовала этим представлениям. Не раз исследователи пытались выделить диалекты в древнерусском языке, но попытки эти приводили к результатам неожиданным. Так, советский филолог Ф. П. Филин еще в 1972 году издал монографию о происхождении трех восточнославянских языков. Но ему пришлось выделить не три, а пять диалектных зон: северную и северо-восточную, южную, западную, приокско-верхнедонскую и прикарпатскую. Границы этих диалектных зон не соответствовали ни границам княжеств, ни территориям, где позднее начнут формироваться русский, украинский и белорусский языки. Не будь монгольского вторжения и литовского завоевания, история древнерусского языка и древнерусского народа пошла бы совсем иным путем[316].
Современные исследования новгородских берестяных грамот, сопоставление грамот с известными прежде древнерусскими письменными памятниками и с грамотами, которые находили и в других землях Древней Руси, принесли новые, и тоже неожиданные результаты. Академик Андрей Зализняк доказывает, что в древнерусском отчетливо выделялись не три, не пять-шесть, а только два диалекта. Но это были не, скажем, суздальский и киевский диалекты, а общерусский и новгородско-псковский. При этом более всего эти диалекты различались в XI–XII веках, а позднее начали сближаться. И до монгольского завоевания предпосылок распада древнерусской общности не было. Так что этнолингвистическое деление домонгольской Руси никак не напоминало современное: «Не было древнего различия между Киевской, Черниговской, Рязанской, Смоленской, Ростовской и Суздальской зонами. Это была одна Южная, Восточная и Центральная территории, противопоставленные Северо-Западу»[317].
«Руссоукраинский» язык в домонгольской Руси – явный анахронизм. Представлять борьбу ростово-суздальских князей с киевскими как межэтническую войну – анахронизм не меньший. Пытаться разглядеть в Андрее Боголюбском предтечу русских царей – наивно. Всё это попытки перенести в древнюю страну реалии совсем других эпох, других времен.
Но в середине XIV века почти все западные и южные русские земли, кроме занятой поляками Галиции, довольно легко завоевали литовские князья. А власть Золотой Орды над Восточной Русью и землями Пскова и Великого Новгорода сохранялась до конца XV века. Исторические судьбы потомков древних русичей разошлись. Неизбежно начали расходиться их языки. Новгородский диалект повлиял на формирование русского (великорусского) языка. Два диалекта, в домонгольское время сильно различавшихся, сблизились, образовав язык, который мы теперь называем русским. А украинский и белорусский развивались на основе общерусского диалекта[318].
В 1701 году Иван Мазепа подарил Вознесенскому собору Переяслава старинное, богато украшенное рукописное Евангелие. В 1815 году «великолепное Евангелие, подаренное Мазепой», видел в том же храме и Алексей Левшин[319]. Позднее драгоценную книгу нашел молодой ученый Осип Бодянский. Оказалось, что Евангелие было написано в середине XVI века (1556–1561) по заказу игуменьи Параскевии, в миру – княгини Анастасии Заславской, в городе Пересопнице на Волыни[320]. Отсюда и его название – Пересопницкое Евангелие.
Как подчеркивал один из переписчиков Евангелия, некто Михаил Васильевич, книгу не только переписали, но и перевели «с язика болгарського (т.е. церковнославянского. – С. Б.) на мову руськую» «для лiпшого врозумленя люду християнського». Пересопницкое Евангелие написано «чистым, как заря небесная» языком, близким к русинским говорам Галиции (Червонной Руси). Этот язык российские ученые называют «западнорусским», украинские – «староукраинским»[321].
Правда, Пересопницкое Евангелие так и осталось явлением уникальным. Библию и на Западной, и на Восточной (Московской) Руси продолжали переписывать и читать на церковнославянском. Первопечатник Иван Федоров, эмигрировавший в Речь Посполитую, благодаря поддержке князя Константина Острожского развернул издательскую деятельность, так что технический прогресс только укрепил положение церковнославянского, в сущности, искусственного богослужебного языка в церковной литературе.
Церковнославянский остался языком богослужения и Священного Писания. Но даже этот книжный язык в землях Речи Посполитой несколько отличался от церковнославянского языка царства Московского. Когда Симеон Полоцкий переехал в Москву, то вынужден был избавляться от лексики, непривычной его новым коллегам и читателям.
В делопроизводстве использовали язык, который на Украине XVI–XVII веков называли так: «руський язык», «руська мова» или «проста мова». На этом языке составляли свои универсалы малороссийские гетманы – от Хмельницкого до Мазепы[322]. Следовательно, мову хорошо понимали козаки и посполитые (крестьяне). «Проста мова» постепенно превращалась в литературный язык. Ее даже использовали священнослужители, которые всё меньше понимали язык «славенский». Митрополит Киевский Петр Могила в 1645 году выпустил на «разговорном южно-русском языке»[323] так называемый «Малый катехизис»[324], разъяснявший простым людям догматы православной веры.
Но «проста мова» – не собственно народный язык, на котором говорили козаки и посполитые (крестьяне), а язык канцелярий, соединивший элементы народного языка, церковнославянского и общераспространенного в Речи Посполитой польского. На украинских землях, присоединенных к России, он выйдет из употребления, уступив не только русскому языку, но и собственно народному языку, то есть разговорному языку украинских крестьян[325].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.