Москали
Москали
Напомним: в XVII веке предки украинцев называли себя «русскими» или «руськими», говорили «руськой мовой», но собственно русских из царства Московского своими не считали. Их называли «московитами», «московцами», «москвой», «москалями».
Положение не изменится и в первой половине XVIII века. Пилип (Филипп) Орлик в письме к запорожцам Олешковской Сечи ставит «москалей» в один ряд с другими чужеземными народами: «Москали, сербы, волохи и иные чужеземцы»[1002]. Для нерусифицированного украинского крестьянина москаль останется чужаком и в XIX веке.
Грає кобзар, виспівує,
Вимовля словами,
Як москалі, орда, ляхи
Бились з козаками…[1003]
Не надо быть филологом, чтобы понять этимологию слова «москаль». Русских из царства Московского очень часто называли именно по названию столицы – многолюдного, обширного, уже хорошо известного по всей Восточной Европе города. «Московитами», «московцами» называли русских и многие иностранцы, приезжавшие в царство Московское.
Автор «Летописи Самовидца», этот «малороссийский Нестор», называл русских просто «москвой». Это слово было в XVII веке вполне привычным, широко распространенным на Западной Руси, отличавшей себя от Восточной Руси – Московии. Киевский мещанин Божко Балык, в 1612 году вместе с поляками сидевший в осажденном ополчением Минина и Пожарского Кремле, тоже называл русских «москвой»[1004]. «Москвой» и «москалями» называли русских людей (великороссов) и поляки, а русское государство именовали государством «Московским»[1005].
Между тем образованные люди на землях Малой Руси, конечно же, знали, как на самом деле называется соседнее государство. Богдан Хмельницкий в январе 1654 года пожелал, чтобы Алексей Михайлович «на великих престолех Великого царства Российского долголетне царствовал»[1006].
В гоголевские времена русский читатель, прежде не бывавший в Малороссии, мог разве что из художественной литературы узнать, что он, оказывается, москаль или кацап. Хотя бы из «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Там можно найти просто оскорбительные эпизоды, но в глаза читателю «Вечеров» они никогда не бросались. Их немного, разбросаны они редко, а в роскошном, богатом яркими метафорами тексте Гоголя все эти кацапы-москали едва заметны. Но если их собрать вместе, как это сделал украинский литературовед Олег Кудрин[1007], то выяснится, что Гоголь, в общем, следовал распространенным в его времена украинским стереотипам о русских. Образ москаля в народном фольклоре и в гоголевских «Вечерах» практически один и тот же.
Москаля нередко изображали вором и лгуном. В. И. Даль в своем словаре великорусского языка зафиксировал малороссийский глагол «москалить – мошенничать, обманывать в торговле». Хивря в «Сорочинской ярмарке» говорит: «…дурень мой отправился на всю ночь с кумом под возы, чтоб москали на случай не подцепили чего»[1008]. «Дурень» – это Солопий Черевик, ее муж, «москали» – может быть, солдаты, а может быть, вездесущие тогда русские торговцы, коробейники-москали, которых полно бывало и на малороссийских ярмарках. Не забывает москалей и сам Черевик: «Да мне так теперь сделалось весело, как будто мою старуху москали увезли»[1009].
В предании о поездке Антона Головатого к царице Екатерине, записанной этнографами у Анания Ивановича Коломийца, русская императрица обещает запорожцам земли, леса, угодья. Но сопровождавший Головатого писарь Оноприй Шпак будто бы сказал своему товарищу: «…да не верь ты <…> москалю. Кто москалю поверит, тот сам – неверный!»[1010]
У слова «москаль» есть и еще одно значение – солдат, военный. Подразумевалось, что солдат русский, ведь других солдат после поражения Карла XII под Полтавой и сдачи в плен почти всей шведской армии под Переволочной, земли Гетманщины, Слобожанщины и Запорожья не знали. А русские солдаты-москали проходили украинские земли, когда отправлялись воевать с поляками, турками, венграми или становились на постой в мирное время.
Казарм на русскую армию не хватало. Со времен Петра Великого солдатам и офицерам нередко приходилось размещаться «по обывательским квартирам». Солдаты, квартировавшие в малороссийских городах и сёлах, внесли свой вклад в образа москаля. Даже в те, славные для русского оружия времена непобедимый русский солдат не был избалован заботой интендантов. Рассчитывать приходилось на себя, а победители Наполеона, покорители Кавказа и усмирители Польши нуждались не только в хорошем питании: «Я слуга царский! Я служу Богу и государю за весь мир христианский! Куры и гуси, молодицы и девки, нам принадлежат по праву воина и по приказу его благородия!»[1011]
Так изображает русских солдат автор «Истории русов». Образованный малороссийский дворянин, он пишет о русских со сдержанной неприязнью.
Вероятно, у него были некоторые основания. Осенью 1855 года, когда англо-французская армия воевала в Крыму, а флот союзников атаковал черноморские порты, на украинскую землю вступили ратники московского ополчения. Многие из них носили бороды, как Иван Аксаков, который служил в одной из дружин. Ополченцев встречали хорошо, «даже лучше, чем в России», замечает Аксаков, явно разделяя эти две страны. Однако постепенно чувства охладевали, и заботливые хозяева уже не могли дождаться, «когда оставит их рать бородатых москалей». Многие русские ратники вели себя в малороссийских селах грубо и развязно, «грубостью и цинизмом шуток» оскорбляли малороссиянок, смеялись «над хохлами, как жадные волки на овец», бросались на горилку. Причину этого Аксаков определил, по всей видимости, верно: русский «здесь как бы в стороне чужой, не в России и смотрит на жителей как на людей, совершенно ему чуждых»[1012].
Солдат для мирного жителя всегда человек неприятный. Сверх того, русский солдат для малороссиян не был своим. Он оставался иноплеменником, если не прямо враждебным, то просто чужим, незваным гостем из далекой, холодной страны – Московщины, москалем, с которым лучше не иметь дела.
Кохайтеся, чорнобриві,
Та не з москалями,
Бо москалі – чужі люде,
Роблять лихо з вами.
Москаль любить жартуючи,
Жартуючи кине;
Піде в свою Московщину,
А дівчина гине…[1013]
Чернобровые, любитесь,
Да не с москалями:
Москали – чужие люди,
Глумятся над вами.
Позабавится и бросит –
Поминай как звали.
А дивчина погибает
В горе да в печали.
(Перевод М. Исаковского)[1014]
Это начальные строки поэмы «Катерина», первой большой поэмы Тараса Шевченко. Сюжет «Катерины» – вариация одного из самых популярных сюжетов мировой литературы. Простую, наивную девушку соблазнил и бросил блестящий, богатый и легкомысленный человек, занимающий высокое социальное положение. В данном случае – москаль, русский офицер. Сам поэт говорил, что в основу сюжета «Катерины» положена подлинная история.
Шевченко подчеркивает с первых же строчек: любовь к чужаку-москалю окончится трагедией. Москаль уехал воевать, а после войны хоть и остался в живых, но и не подумал вернуться к своей малороссийской фемине. Пока он воевал да гулял, Катерина, к своему стыду и стыду семьи, родила мальчика. Отец и мать выгнали дочку с грудным ребенком из дому: пускай в Московщине ее свекровь воспитает…
Будь щаслива в чужих людях,
До нас не вертайся![1015]
Поэт не осуждает родителей, жалеет. В поэме один злодей – москаль. Шевченко не называет его, даже не дает имени, что примечательно. Погубил дивчину не какой-нибудь Иван или Петр, погубил именно москаль. Правда, Тарас Григорьевич, не только поэт, но и художник, все-таки изобразил соблазнителя на своей картине, ставшей иллюстрацией к поэме. Москаль-злодей – улан-офицер, с усиками, порочный, легкомысленный, лукавый. Индивидуальных черт здесь нет. Нет индивидуальных черт также у солдат-москалей, что поднимают бедную Катерину на смех. Она тщетно ищет возлюбленного и спрашивает москалей, а солдаты-москали, «как обычно», смеются, шутят, как будто нечестность для них – доблесть:
«Ай да баба! Ай да наши!
Кого не надуют!»[1016]
Своего москаля Катерина все-таки нашла и бросилась показывать ему его же ребенка, но тот «не узнал» свою бывшую любовницу, предав ее дважды. Катерина топится, а ребенка подбирают добрые люди, и он становится «мехоношей», помощником слепого кобзаря. Однажды на дороге в Киев рядом с кобзарем и мальчиком останавливается карета, запряженная шестеркой лошадей. В карете какой-то господин с женою. Панна любуется на черные брови мальчика и подает милостыню, а пан, тот самый москаль, узнает в мальчике своего сына и… отворачивается, таким образом предав Катерину в третий раз. Карета трогается с места, обдав мальчика пылью, а мальчик с кобзарем, помолившись, продолжают свой путь.
Полічили, що достали,
Встали сіромахи,
Помолились на схід сонця,
Пішли понад шляхом[1017].
Сосчитали, что достали,
Потихоньку встали,
Помолилися на солнце,
Пошли, зашагали.
(Перевод М. Исаковского)[1018]
Москаль в представлении украинских крестьян – человек хитрый[1019] и вообще неглупый. Этнограф Георгий Булашев собрал целую коллекцию национальных стереотипов, какие были распространены у малороссийских крестьян конца XIX – начала XX веков. Однако многие из них, очевидно, сформировались гораздо раньше. Если верить этим материалам, то украинцы будто бы вообще боялись иметь дело с москалями, например нанимать их на работу: непременно обманут[1020]. Зато их считали хорошими знахарями, что тоже примечательно: знахарь – человек умный и хитрый, ему открыты знания, недоступные другим. Москали даже ходят «не так, как мы ходим, гуртом, а один за одним, чтоб легче было»[1021], – рассказывали украинские крестьяне.
Этнограф Петр Иванов приводит рассказ о хитроумном москале из Воронежской губернии, что путешествовал вместе с волком, которого выдавал за вовкулака, то есть оборотня. Когда же украинские крестьяне спрашивали, почему он не вернет вовкулаку человеческий облик, то находчивый москаль озадачивал их таким ответом: «Сделай его человеком, придется кормить, а до дому еще далеко, волком же добежит и без корму»[1022].
«Москалики умнi, Москалi розумнi»[1023], – поется в украинской песне. Это песня о том, как москали захватили в плен и заковали в кандалы запорожцев. Она заканчивается печально – грозные некогда запорожцы только причитают: «Ой, уже нам, панове молодцi, из кошовим не видатьця!»
Москали совершенно неодолимы. Известное дело, «от чёрта открестишься, от москаля дубиной не отмашешься», – говорит украинская пословица. Эти национальные стереотипы легко находим на страницах гоголевских «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Когда черти украли гетманскую грамоту, то некоторые чумаки, обсуждая это невиданное событие, говорили: «…когда чёрт да москаль украдут что-нибудь – то поминай как и звали»[1024]. Черт и москаль вообще часто выступают вместе, при этом москаль, как правило, оказывается намного хуже чёрта. Как известно, Николай Васильевич Гоголь собирал малороссийские песни, были, рассказы, анекдоты. Между последними был и такой, известный «всякому малороссиянину». Москаля-солдата за грехи забрали в ад, но тот сделал жизнь чертей совершенно невыносимой – рисовал на стенах (видимо, в пекле есть и стены) кресты да монастыри. И черти были рады, когда нашли способ выгнать москаля из ада[1025].
В малороссийских пословицах, собранных В. И. Далем для словарной статьи, москаль оказывается человеком совершенно невыносимым: «От москаля, хоть полы отрежь, да уйди!», «С москалем дружись, а камень за пазухой держи», « – Кто идет? – Чёрт! – Ладно, абы не москаль».
Чёрт и москаль для украинца первой половины XIX столетия бывают не только подобны друг другу, но и взаимозаменяемы. «Ночь перед Рождеством», жемчужина гоголевских «Вечеров», заканчивается такой сценой. Бабы пугают малых деток чёртом, которого намалевал в церкви кузнец-иконописец Вакула. Ребёнка подносили к самой картине: «“Он бач, яка кака намалевана!” – и дитя, удерживая слезёнки, косилось на картину и жалось к груди своей матери». Малороссийские крестьянки у Гоголя пугают детей чертом. В реальности, случалось, пугали и москалем: «Они переливают чувство сие (ненависть к москалям. – С. Б.) в самих малюток и пугают их москалями. При сем имени малое дитя перестает кричать»[1026], – писал Левшин. Дело было в 1815 году. Среди тех самых малюток, что пугались самого имени москаля, был и годовалый Тарас Шевченко.
Правда, время для визита в Малороссию было выбрано неудачно. Левшин побывал там в 1815-м, когда на Полтавщине как раз были крестьянские волнения. Так, может быть, автор «Писем из Малороссии» просто столкнулся с временной, ситуативной неприязнью к москалям? Допустим, но многочисленные пословицы, анекдоты, песни о москалях сочинялись и передавались из поколения в поколение. Булашев, украинский этнограф русского происхождения, почти сто лет спустя после Левшина писал, что украинцы называют великороссов «москалями», «лапотниками» и относятся к ним недоверчиво, с некоторым страхом, считая их жадными, наглыми, лицемерными, хитрыми, ленивыми и мстительными[1027]. Даже цыган на Украине «не чураются так, как москалей»[1028], – писал Булашев.
О москалях сочиняли анекдоты, москали отвечали той же монетой. Среди историй, записанных этнографами, были настоящие мифы о генезисе наций. Например, о том, как апостолы Петр и Павел (Петро и Павло) делали хохлов и москалей: Петр «робил» хохлов, а Павел – москалей[1029].
В конце XIX века начнется новая волна колонизации Сибири, в ней примут участие не только русские, но и украинцы. Переселяясь в Сибирь, украинцы сохраняли свою этническую традицию. Селились в степных и лесостепных местах, говорили на мове, строили хаты-мазанки, сеяли гречиху, просо, кукурузу – семена заказывали на родине. Пытались разводить сады, хотя суровые зимы и поздние (в мае-июне) заморозки губили любимые ими вишни и черешни. Если они селились в одной деревне с великороссами, то жили на разных улицах. Не ссорились, но все-таки считали великороссов грубыми, склонными к сквернословию[1030].
Само происхождение москалей иногда связывалось в народном сознании с нечистой силой. В сказке «О Соловье-разбойнике и слепом царевиче», записанной Л. М. Жемчужниковым, Баба-Яга на медном току «молотить, москалей робить»[1031].
Интересно, что в гоголевские времена практически нет шуток и анекдотов, где высмеивалась бы любовь москалей к выпивке, как в современных украинских анекдотах о москалях и бутылках. Что не удивительно. Не великороссов, а малороссов в то время было в пору высмеивать. Сохранившиеся со времен Гетманщины и слободских полков привилегии на винокурение вели к настоящему (пусть и невольному) спаиванию украинцев. Еще в XVIII веке российские власти были недовольны тем, что добрая половина урожая пшеницы шла у малороссиян винокурам. Это бедствие продолжалось и в гоголевские времена.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.