Поминальные дни

Поминальные дни

Не слишком опасны и даже желательны встречи с умершими в те дни, когда они появляются на земле с ведома, а часто и по приглашению живых родственников — ведь тогда можно использовать обереги и охранные ритуалы. В такие дни — они называются поминальными — полагалось ухаживать за гостями из иного мира: кормить их, топить для них баню, а также согревать их с помощью специально разведенных костров. Но лишь только поминальные дни кончались, умерших снова выпроваживали в загробный мир.

Народная традиция поминовения умерших не полностью совпадает с днями вселенского поминовения, установленными православной церковью, а именно: субботой мясопустной недели (перед Масленицей), субботами второй, третьей и четвертой недель Великого поста, вторником Фоминой недели (второй недели после Пасхи), называемым в народе Радуницей, субботой накануне Троицы и Димитриевской субботой — перед днем Димитрия Солунского [101]. Собственно народными датами были Великий четверг (четверг на Страстной неделе), Семик — седьмой четверг после Пасхи, а также весь период Святок — от Рождества до Крещения. Это несовпадение возникло потому, что с древности у славян сложились четкие представления о том, какая граница разделяет «тот» и этот свет и в какие моменты она открывается.

Легче всего это происходит на различных рубежах, стыках, поворотных точках, как временных, так и пространственных. В пространстве роль «ворот», через которые можно проникнуть из одного мира в другой, играют различные естественные и созданные человеком границы: пороги и окна дома, печная труба, ворота, межи полей, границы между селами и тому подобные места, а также водоемы (особенно омуты и водовороты) и деревья. Во времени такими рубежами в сутках являются полдень и полночь, а в году — периоды зимнего и летнего солнцестояний и, в меньшей степени, весеннего и осеннего равноденствий. После принятия христианства четыре таких момента в году совпали с важными датами православного календаря и частично изменились под их влиянием. Период зимнего солнцестояния совпал с христианскими Святками; период летнего солнцестояния — с праздниками Троицы и Рождества Иоанна Крестителя (Ивана Купалы); период весеннего равноденствия — с празднованием Масленицы, совместившей в себе языческое и христианское начала, а также другими важными весенними датами христианского календаря — Великим четвергом, Фоминой неделей и Семиком. Период осеннего равноденствия, который знаменовал временную смерть природы и наступление «темного» времени года, совпал с Димитриевской субботой.

В соответствии с этим делением, земной год как бы уподоблялся загробному дню: весенние поминки назывались завтраком по «родителям», летние — обедом, осенние — ужином, а зимние — полдником.

Многие календарные обряды — яркий тому пример. Кто такие святочные ряженые, которые с Рождества до Крещения с пением колядок обходили дома? Конечно, воплощение народных представлений о «родителях», приходящих в эти дни в дома своих живых родственников. Сам вид ряженых подчеркивает их «иномирную» природу — рваная одежда, бороды из мочала, закрытые масками или запачканные сажей лица, тулупы, вывернутые шерстью наружу, искусственная хромота, горбы из соломы. Ряженые входили в дом и объявляли, что они пришли издалека — «из-под самого рая» и проделали трудный путь — переплывали моря, мутные реки и переходили мосты. Своей цели они достигли ровно в полночь, в пути их одежда промокла, башмаки истоптались, ноги замерзли. Ряженые просили пирогов, лепешек и калачей, взамен обещая хозяевам хороший приплод скота и богатый урожай. Тем же, кто не хотел их одаривать, колядники угрожали забрать корову и самих увести с собой в темную ночь. В некоторых белорусских колядках прямо говорится: тех, кто колядует, «прислали деды по блины», и это значит, что все дары они собирают не для себя, а для «дедов», «родителей» [102].

Летом души мертвых посещают землю на Троицкие и купальские праздники, в разгар цветения растений. Деревья и другие растения в древности представлялись и воплощением душ умерших и местом их нахождения на земле. Например, ветки берез принято на Троицу приносить в дом, потому что на них любят сидеть пришедшие в гости души. По окончании праздника ветви необходимо вынести из дома, чтобы дать возможность душам вернуться в их мир. И вот, в одной быличке, хозяйка, вынося из дома Троицкую зелень, забыла в углу веточку, и душа одного из предков не смогла возвратиться на «тот» свет и вынуждена была сидеть на этой ветке до следующей Троицы [103].

И на Святки, и Троицу действует один и тот же набор запретов на домашнюю работу: нельзя шить, прясть, чесать шерсть и обрабатывать пеньку, стирать, подметать и мыть полы, белить печь и выгребать из нее золу, рубить дрова. Все это нельзя делать, чтобы не потревожить и не обидеть души, которые в эти дни незримо присутствуют в доме среди живых, а главное — чтобы грязью и золой не засорить им глаза, не уколоть их веретеном, не замазать глиной [104].

Поминали покойников двумя разными обрядами: на кладбище, когда живые как бы приходили в гости к мертвым, и в доме, когда, наоборот, «душечки» из своего загробного мира приходили к живым.

Первый, по мнению ученых, восходит к древнейшему славянскому обряду тризны — языческим поминкам, сопровождавшимся обильным пиршеством, возлияниями, состязаниями, играми, переходящими в неистовое веселье [105]. Такие обряды принято было справлять поздней весной и летом (Радуница, Купальский и Троицкий праздники) и обязательно днем. На них поминали всех покойников, причем достаточно бурно: с неумеренным пьянством, кулачными боями, обливанием друг друга водой и так далее. В поминках принимала участие вся община. «В Троицкую субботу по селам и по погостам сходятся мужи и жены на жальниках (т. е. на кладбищах) и плачутся по гробам умерших с великим воплем. И когда скоморохи начнут играть во всякие бесовские игры и они, перестав плакать, начнут скакать и плясать и в ладони бить и песни сатанинские петь, на тех же жальниках, обманщики и мошенники», — писал Иван Грозный. А вот как рассказывают этнографы XIX века о поминовении покойников на Радуницу:

Отправляются на погост, куда является и священник с причтом служить панихиды. Бабы поднимают невообразимый плач и рев на голоса с причитаниями… Крестьяне христосуются с умершими родственниками, зарывают в могилы крашеные яйца, поливают брагой. Когда яства расставлены, поминальщики окликают загробных гостей по имени и просят их попить-поесть на поминальной тризне.

Есть и свидетельства о поминовении покойников всей Москвой. Во время таких коллективных поминок обычно служили панихиду, а значит, в празднестве участвовал и священник [106].

Другой род поминальных обрядов справляли осенью и зимой (Димитровская суббота и Святки), а также Великим постом, дома, в кругу семьи, обычно вечерами или ночью. Во время этих поминок, предназначенных только для «своих» умерших [107], царили тишина и молчание. «Покойнички на Русь Дмитриев день ведут — живых блюдут», — гласит русская пословица.

В дни всеобщего поминовения (у русских такие дни называются родительскими , а у белорусов и украинцев — дедами ) души покойников приходят каждые в свои дома и участвуют в общей трапезе вместе с живыми. В эти дни на стол кладут несколько лишних ложек — для «душечек» по количеству умерших в семье.

Кладут на стол коливо, кисель, яблоки, вареники. Это уже дедам. Сколько душ померло, столько ложек кладут. Положили и говорят: «Пусть ужинают деды! Деды и бабы! Кто на том свете есть!» Если забудешь это сделать, так они снятся и говорят, что приходили ночью, а не было ничего. В другой раз уже берешь и кладешь на стол ужин дедам. Наутро садятся и теми же ложками едят. Если в семье было шесть умерших, а за столом ело только четыре человека, ложки все равно лежат на столе. А потом их моют тоже, хотя их никто не трогал.

Вот еще рассказ о поминальной трапезе:

На деды нужно угощенье приготовить, чтобы блюд было нечетное число. Говорят, нужно сварить что-нибудь горячее, чтобы пар шел. Всю еду нужно поставить на стол и звать: «Деды, мои приятели, идите ко мне ужинать!» После еды льют воду с каждого края стола по кругу крест-накрест и говорят: «Деды, мои приятели, пили-ели, идите теперь на свое место».

Иногда полагают, что души за поминальной трапезой едят теми же ложками, что и живые, незримо располагаясь у них за плечами. Поэтому ужинающие должны время от времени класть свои ложки на стол, чтобы дать возможность душам поесть. На стол выливают и стакан водки — «для душечек». Блюда ставят в нечетном количестве, и от каждого все присутствующие отливают или откладывают по одной ложке в особую миску, которую оставляют на окне на всю ночь. Кое-где считают, что души приходят ужинать ночью, после трапезы живых, — в эти ночи посуду и остатки еды не убирают со стола. Души приглашают к поминальному столу, крича в печную трубу или через окно: «Деду, иди к обеду!» или: «Вся умершая родня — сколько вас есть — приходите ужинать!» Часто приглашали и те души, у которых не осталось живых родственников: «У кого нет родни, приходите ко мне!» После завершения трапезы души нужно выпроводить из дома, чтобы они вернулись к себе на «тот» свет и не мешали живым. Для этого после ужина все встают и говорят: «Деды святые, вы ели и пили, идите же теперь к себе». Иногда хозяин дома открывает окна и двери и, выгоняя души предков, как мух, говорит: «Кыш, душечки, кыш, большие через дверь, маленькие через окно».

На Русском Севере хозяйка, приготовив поминальный ужин, открывала двери и выходила во двор встречать невидимых гостей, приговаривая: «Вы устали, родные, покушайте чего-нибудь… Вы озябли — погрейтесь». Последним на поминках подавали кисель. Перед этим пели «Вечную память», а затем хозяин вывешивал за окно холст, на котором гроб опускают в могилу, и обращался к душам: «Теперь пора бы вам и домой, да ножки у вас устали — не близко ведь было идти. Вот тут помягче — ступайте с Богом».

Души приходят обедать незримо для живых, слышен лишь тихий шепот или шелест, однако человек может увидеть трапезу умерших предков, забравшись ночью на печь и посмотрев в комнату через хомут. Сидя за поминальной трапезой, души рассказывают друг другу, кто из их живых родственников умрет в ближайшее время, а также предсказывают различные события, которые должны произойти в семье. Существуют многочисленные былички о том, как люди видели души — точь-в-точь такие же, какими родственники были при жизни. Вот полесская быличка.

Однажды я в поминальный день пригласила к себе соседок. Мы втроем поужинали. А я думаю: «Я каждый раз в поминальные дни вареники варю. Испеку я пирожки». Поужинали. Одна соседка осталась у меня ночевать и говорит: «Я буду спать на печи». А я собрала на стол для дедов — поставила борщ, положила хлеб, полотенце, ложки. И в коливо ложку положила. И говорю сама себе: «Порежу я пирожки». А потом передумала: «Не буду резать, пускай целые берут». И не порезала. Легла я спать и сразу заснула. А та соседка, что легла на печи, не спала. И наутро мне рассказала, что она видела: открывается дверь и идут умершие родственники. Подходят к столу и говорят: «Все хорошо сделала, а пирожки не порезала».

В другой быличке парень, спрятавшись на печи в поминальную ночь и наблюдая за душами, случайно уронил горшок. Потревоженные души выбежали из-за стола, не окончив ужин, и быстро удалились через окна и двери. Однако не всегда это кончается благополучно: рассерженные души могут жестоко расправиться с тем, кто дерзнул за ними подглядывать.

Души можно увидеть с помощью тех щепок, которые остаются от гроба. Перед родительской субботой нужно целый день не есть и не разговаривать ни с кем, а когда вся семья сядет ужинать, нужно сесть на печи возле трубы и жечь эти щепки от гроба — и увидишь дедов. Одна так сделала и увидела: а они идут, и если кто из них украл что-нибудь при жизни, так они это с собой носят, на спине. А один бревно несет — украл на этом свете — а в дверь не может пролезть. Она увидела это и засмеялась, и ее деды обнаружили и забили. Молчать нужно, когда на дедов смотришь.

Души предков, не накормленные родственниками, уходят из домов обиженными и жалуются товарищам.

Вот была родительская суббота. А кладбищенский сторож пошел на свой пост. И слышит он вечером — как будто разговаривают: «гу-гу-гу!» Он видит — идут мимо него люди, а это души мертвых на поминальный ужин шли. Он посмотрел, куда они пойдут. А они пошли каждый по своим домам. Вот подходит один из покойников к своему дому и смотрит в окно. А его жена забыла было про родительскую субботу и поздно спохватилась ужин готовить. Ищет нож, чтобы мясо и хлеб нарезать. А нож завалился за ковригу, хозяйка его и не видит. Покойный хозяин постоял, постоял, увидел, что ужин для него не готов, и пошел назад на кладбище. Приходит на кладбище, а другие покойники говорят:

— Мы хорошо поужинали, а ты как?

— А мне ничего не приготовили, у них нож за ковригу завалился, так они весь вечер нож проискали. Ни ножа не нашли, ни похлебки никакой не сварили.

Сторож это все услышал, пришел позже в этот дом и сказал хозяйке: «Ну, где же твой нож? Твой хозяин видел его — он у тебя за ковригой лежит».

Души умерших могут обидеться и уйти из-за стола и в том случае, если хозяева сделают что-то, что им не понравится, например, будут ругаться во время приготовления поминальной трапезы или оботрут грязным фартуком хлеб, испеченный для поминовения умерших.

Жена дьяка готовила поминки по умершим. Посадила в печь хлеб и пироги, а те, мертвые, уже сидят незримо за столом, дожидаются. А слуга у них был такой безгрешный, что мог видеть души умерших. Вот дьячиха стала вынимать из печи пироги и паляницы, а мертвые ждут. Вынула она последнюю буханку и обтерла ее передником. А мертвые встали из-за стола и направились к дверям. Один из них — хроменький мальчик — зацепился ногой за порог и упал, а все остальные на него сверху попадали. Слуга увидел это и засмеялся. Хозяйка спрашивает:

— Ты что смеешься?

А он в ответ:

— Был у вас сын хромой?

— Был.

— Вот когда вы обтерли буханку передником, все умершие родственники встали из-за стола и собрались уходить, а впереди шел хромой мальчик. Он зацепился ногой за порог, и все на него упали.

В народе существовал и древний обычай обогревать покойников — возжигать ритуальные костры, чтобы души могли согреться возле них. В разных местностях этот обычай назывался «греть родителей», «родителям поминки греть», «греть ножки покойникам», «греть деда», «греть души на небе», и так далее [108]. Обычай этот, существовавший еще на рубеже XIX–XX веков, сурово осуждался древнерусскими книжниками. В «Слове св. Григория» говорится: «И мусор у ворот жгут в Великий четверг, говоря, что у этого огня душа приходит обогреваться». Или: «В Великий четверток солому палят и кличут мертвых» («Стоглав», гл. 41). Позднее обычай обогревать родителей свелся к тому, что на Рождество, Новый год и Крещение, а иногда во вторник Фоминой недели (на Радуницу) хозяин сгребал мусор посреди двора, в воротах или на огороде, добавлял туда немного зерна и ладана, накладывал сверху соломы (нередко смешанной с навозом) и зажигал. При этом обязательно клал три поклона и говорил: «Ты, святой ладанок и серенький дымок, несись на небо, поклонись там моим родителям, расскажи, как все мы здесь поживаем». Обряды обогревания души иногда совершались на второй или третий день после похорон: сжигали стружки от гроба, и душа покойника приходила греться. На Русском Севере в один из святочных вечеров было принято особенно жарко топить печь для предков.

В древнерусских книгах XIV–XVII веков можно встретить и осуждения «моления навьям (т. е. мертвым) в бане». В древнерусском переводе «Слова Иоанна Златоуста» читаем: «На печь льюще в бане, мыться им велит, покрывало и полотенце вешая им бане». Еще в XIX веке в Великий четверг, накануне Троицы или в понедельник Фоминой недели для умерших родственников топили баню. Иногда это делали на сороковой день после смерти, тогда для умершего оставляли на окне одежду, а на полке — новый веник и мыло. В бане грели воду, оставляли полотенца, обрядовый хлеб и, кланяясь, приглашали души умерших попариться. На следующее утро по следам, оставшимся на рассыпанном пепле, заключали, приходили мертвые мыться или нет. 

Данный текст является ознакомительным фрагментом.