«Самый лучший магазин г-жи Дюбуа, бывший Сихлера»

«Самый лучший магазин г-жи Дюбуа, бывший Сихлера»

Впервой половине XIX столетия великосветские дамы обеих столиц заказывали туалеты у мадам Сихлер. Однако под этим именем надо понимать целое семейство, так как торговцы и ремесленники, как правило, вели дело семьями.

В 1815 году в Петербурге на Вознесенской улице в доме № 81 квартировал французский подданный Доминик Сихлер⁴³³. Осенью следующего года он перебрался на престижную Большую Морскую улицу – в помещение напротив губернаторского дома, где «вновь открыл свой магазин, в коем находятся всякие женские уборы, которые делаются также по заказу исправно и без замедления для отсылки в другие города»⁴³⁴. В 1818 году купец Доминик Зихлер (Сихлер – бытовали оба написания. – Авт.) проживал в доме Кириевского под № 146 на той же улице⁴³⁵. В 1830-х его магазин располагался во владении Храповицких (Б. Морская, 31) и признавался одним из лучших в городе⁴³⁶. Заведение Sichler Marchand de Nouveautes предлагало шляпы, чепцы, платья, кружева, ленты и прочие уборы.

В мастерскую неоднократно поступали царские заказы. После кончины императора Александра I модистка Анна Сихлер руководила созданием и изготовлением траурных платьев для императриц Марии Федоровны и Александры Федоровны, а также для многочисленных великих княгинь и княжон и их фрейлин. Модистка представила в Печальную комиссию куклу в образце траурного платья и его описание: «Ратинное русское платье с крагеном, рукава длинные, около рукавов плюрезы, на шее особливый плоский черный краген с плюрезами, а шемезетка из черного крепа, шлейф у императриц в 4 аршина, для великих княжон 3. На голове убор черного крепа с черною глубокою повязкою и с двойным печальным капором, один с шлейфом, а другой покороче; черные перчатки, веер, чулки и башмаки. В день погребения императрицы соизволят на голове иметь большую креповую каппу, так, чтобы все платье закрывало»⁴³⁷.

Александра Федоровна. Рисовал Ф. Шевалье. 1851 г. С портрета Крюгера

Вскоре последовала смерть императрицы Елизаветы Алексеевны. Ее погребальное платье надолго осталось в памяти москвичей. Мемуаристка писала: «Узнав о болезни ее, проездом чрез Москву, еще задолго до смерти Елисаветы Алексеевны, Мария Феодоровна заказала самой модной в то время в Москве француженке-модистке нарядное белое платье, в котором после должны были положить в гроб Елисавету Алексеевну. Говорят, француженка сделала не платье, а «chef-d’oeuvre» и по нескромности своей не утерпела, чтобы не показать его своим заказчицам. Слух об этом пролетел по Москве, и все барыни стали ездить смотреть на это великолепное, «страшное по назначению своему» платье. Мать моего будущего мужа, Мария Ивановна Каменская, жившая тогда в Москве, не поверила этим слухам. Ей, как простой смертной, показалось невозможным, чтобы на живого человека было уже сшито гробовое платье, и она не поехала его смотреть. Но старушка-генеральша Ковалевская, у которой в доме ребенком воспитывалась Мария Ивановна Каменская, заехала за нею и насильно свезла ее посмотреть на ужасное белое глазетовое платье, от которого приходили в такой неистовый восторг московские барыни…»⁴³⁸ Письма другого современника уточняют, кому именно поручили этот заказ: «Для покойной императрицы зделано было парадное платье, которое, как уверяют, будет надето и положено в гроб; его работали у Сихлера, и одного серебренаго глазету употреблено на оное 70 ар., а шлейф длиною 7-м аршин, удивительно с каким вкусом оно зделано»⁴³⁹.

Мастерская шила во множестве наряды для празднеств и балов. Петербуржцы всегда с нетерпением ожидали Петергофского гулянья, в центре которого стояла императорская семья. Императрица Мария Федоровна праздновала свое тезоименитство 22 июля, это торжество сопровождалось великолепными иллюминациями и маскарадом, оно отличалось блеском и собирало огромное число участников из всех сословий – от знати до простого люда. Дамы к этому дню тщательно готовились, а хозяйки модных магазинов накануне мотались по дачам с огромными картонами⁴⁴⁰. Петергофское гулянье возобновилось после нескольких лет перерыва в 1830 году, столичная газета описывала хлопоты горожан: «Теперь все собираются на Петергофское гулянье, которое назначено 1-го июля. Все наемные экипажи уже взяты. Пароходы, дилижансы и омнибусы готовятся везти жаждущую удовольствий публику нашу на любимый праздник, которого она уже пятый год не видела»⁴⁴¹.

Портрет императрицы Елизаветы Алексеевны. Начало 1820-х гг. А.П. Рокштуль

Мемуары современников зафиксировали любопытную историю, связанную с празднеством. «Для этого праздника мадам Сихлер… выписала из Парижа две какие-то необыкновенные шляпки из итальянской соломы, разумеется, баснословной цены, – и одна из этих шляпок была на императрице Александре Федоровне, другая на Нимфодоре Семеновне (Cеменовой, артистке оперной труппы Императорских театров, сестре трагической актрисы. – Авт.). Это многие заметили, и эффект, произведенный таким важным событием, льстил тщеславию последней. Однако же эта бестактность недешево обошлась и ей, и ее покровителю. Император Николай Павлович через графа Бенкендорфа предложил графу Пушкину впредь быть несколько осмотрительнее при выборе мод для его Семеновой»⁴⁴².

В 1833 году Николай I трижды покупал подарки для супруги «в модном магазине Циклера», как правило, приобретались различные шляпки. В другой раз оплатили 3450 рублей «в модный магазин Сихлер по 8 счетам за платье и другие вещи»⁴⁴³. Канцелярия Министерства императорского двора уведомляла 20 июля 1841 года камер-фрау Эллис о высочайшем повелении уплатить «за взятые для государыни императрицы разные вещи: г-же Сихлер 752 ру[б]. 24 коп., Мольпар 102 руб. 85 коп. и Шевалье 55 руб… серебром»⁴⁴⁴. В 1840 году императорская семья приступила к подготовке приданого для Марии Гессенской – невесты будущего императора Александра II, – и фирма Сихлера получила царский заказ на изготовление «платьев и уборов» стоимостью 5792 рубля⁴⁴⁵.

Дамы грезили заполучить наряд к балу или празднику у Марьи Францевны Сихлер, мужья опасались такой перспективы. «Один добрый провинциал уверял… что модная шляпка у Сихлер дороже, по мнению его, копны молоченого хлеба и что ему желательно бы послужить в Петербурге и пожить здесь вместе с женою, но, пока будет существовать мадам Сихлер, он никак не решится переехать сюда»⁴⁴⁶. Иные покупательницы вызывали иронию у современников, вот генеральша – «преумная дама чрезвычайно красноречиво говорит: о французском театре, об опере, балах, концертах и о моде. Целый день лежит на мягком оттомане в роскошном капоте m-me Сихлер или г-жи Соловьевой, с пренебрежением говорит обо всем русском; но по воскресеньям ездит в церковь после 12-ти часов»⁴⁴⁷.

Покупательницей магазина была фрейлина императрицы Марии Федоровны княжна Варвара Туркестанова, заказывавшая там чепчики⁴⁴⁸. Известная петербургская красавица, по линии матери кузина императрицы Александры Федоровны, поэтический адресат Ф.И. Тютчева – Амалия Крюденер, Крюднерша, как называли ее за глаза в обществе, тоже одевалась у мадам Сихлер. Ее счета, достигавшие десятков тысяч рублей, оплачивал высокопоставленный поклонник – граф А.Х. Бенкендорф⁴⁴⁹. Наталия Николаевна Пушкина делала покупки у Сихлер на изрядные суммы. В записях А.С. Пушкина встречаются долги в 1000, 3000, 3500 рублей, которые предстояло оплатить модистке⁴⁵⁰. Один из счетов – на 3189 рублей ассигнациями – был погашен уже после смерти поэта: тысячу рублей внесла сама Наталия Николаевна, остальное выплатила Опека А.С. Пушкина в апреле 1838 года⁴⁵¹.

Высочайшее повеление уплатить госпоже Сихлер деньги за вещи, взятые для императрицы Александры Федоровны. 1841 г.

Когда горожане готовились к торжествам, объем работ в швейных мастерских увеличивался в несколько раз. В первую очередь обшивали высокопоставленных, родовитых, состоятельных клиентов, остальным приходилось дожидаться своей очереди. Молодая провинциалка, попавшая в столицу, описывала трудности, которые ей пришлось «преодолеть в магазине Сихлер: едва-едва упросила ее сшить мне бальное платье, и то с условием, чтоб я дожидалась до семи часов вечера в самый день бала. Наконец наступил этот день! <…> Ударило семь часов – нет платья! Посылаю человека в магазин – ответ: дошивают; чрез полчаса посылаю другого – ответ тот же, чрез час – тот же! Добрый папа едет сам в магазин и чрез час привозит платье и швею из магазина. Примериваем – слишком длинно; рукава, которые должны стоять на плечах, – опадают: беда, сущая беда! Посылаем карету еще за двумя швеями; начинается работа, и чрез два часа, т. е. ровно в десять часов, я одета. Гляжусь в трюмо – все хорошо, все мило, все на своем месте. Платье из белого крепа, на белом атласе, убранное газом лисе, с бантами из газовых одноцветных лент с лоснящеюся и темною полосою. Рукава подняты и сморщены зигзагами – прелесть! При свечах отливается как матовое серебро»⁴⁵².

Безупречно сшитый костюм обеспечивал успех на празднике и хорошее настроение, одновременно создавая славу и творцу ансамбля. Хроникер столичного журнала описывал Екатерингофское гулянье 1 мая 1824 года: «Мода за несколько дней истощила все богатство роскоши и вымысла в разнообразии новых экипажей и особенно в нарядах прекрасного пола. Кажется, о многих из сих нарядов можно было сказать стихами князя Долгорукова:

Сам Циклер шил,

И каждый платья сгиб Амур заворожил…»⁴⁵³

Более или менее обосновавшись в столице империи, Сихлеры отправились расширять дело в Москву. В «Ведомости о торгующих иногородних купцах и мещанах» от 12 ноября 1817 года записан «вновь прибывший» санкт-петербургский 3-й гильдии купец Доминик Зихлер⁴⁵⁴, его магазин дамских уборов разместился в доме Олсуфьева на Тверской улице. Однако поначалу дела здесь не ладились. Вероятно, Доминик не мог подолгу оставаться в Москве, служивший же у него купец Краузе принимал решения, не согласовывая их с хозяином, а может быть, и в ущерб ему. Возникший конфликт выплеснулся на полосы газеты «Московские ведомости», через которую объявлялось, что «он Зихлер есть единственный и настоящий хозяин, здешний же купец Краузе исправляет у него только должность комиссионера»⁴⁵⁵. Кроме того, Доминик упоминал «некоторые адресные билеты, пущенные в общество до прибытия г-на Сихлера, а посему и без его желания»⁴⁵⁶.

Зависимость от ненадежного партнера, с которым не возникло доверительных отношений, не могла нравиться Доминику, и уже в следующем году он начал самостоятельную деятельность – на Большой Дмитровке. Это отражено в «Книге для записи торговых сделок по Тверской части маклера Михайлова» за 1819 год: «1819-го года апреля 30-го дня санкт-петергурской 3-й гильдии купец и московский гость Доми[ни]к Сихлер дал сие условие ея превосходительству генерал-аншевше и ка-валерственной даме Елисавете Петровне Глебовой-Стрешневой в том, что нанял я Сихлер в доме ея высокопревосходительства, состоящем Тверской части 1-го квартала под № 70 в приходе великомученика Георгия, в бол[ь]шом каменном корпусе угольныя овальные жилыя покои в обеих этажах, начиная от манежа скол[ь] ко оных есть и к ним конюшню в показанном манеже на четыре стойла и с соразмерным каретным сараем, да в особом корпусе половину перегороженного ледника, кухню и покои для людей, с отдельным местом для двора и полисадником, впредь на пять лет, сщитая срок с пятнатца[то]го числа прошедшаго августа месяца тысяча восемьсот осмнатцатого года ценою в год государственными ассигнациями по четыре тысячи пятисот рублей, которыя ден[ь]ги и платить при наступлении каждой четверти года вперед по равным частям»⁴⁵⁷.

Газетный переулок. Фото 1890-х гг. На углу этого переулка и улицы Большой Дмитровки располагалась усадьба Е.П. Глебовой-Стрешневой, где работали Сихлеры и Гиньон

Теперь в мастерской на Дмитровке работало несколько представителей этого семейства, с тех пор хозяева уже никогда не доверяли свое дело посторонним лицам. Магазин быстро сделался популярным у титулованной публики, сюда приходили не только за покупками, пример – молодой князек Сергей, мальчик лет тринадцати, взятый на попечение своим дальним родственником-генералом в его московский дом. «Француз Ноэль, приставленный для усовершенствования во французском языке, часто посещал со своим воспитанником перчаточный магазин г-жи Сихлер, где он приучался к изящным манерам и тонкому обращению»⁴⁵⁸. В магазине можно было встретить самых знатных особ города, прочих же посетителей тут и не ждали. Хозяева даже подчеркивали, что обслуживают только высший свет. В начале 1824 года на этой почве в магазине случился скандал, а хозяин даже попал за решетку. «Тут… сказывал Шульгин, что, по просьбе неотступной некоторых дам, Цихлера выпустили, но только на сутки, чтобы кончить маскарадные платья, кои у него делались к празднику Бобринской; на другой день был он опять заперт и до сих пор сидит. Шульгин уверяет, что Пален так был рассержен грубостями, сказанными его жене Цихлером, что ехал его убить, и Шульгин насилу его урезонил. Правда, что старик был очень груб; он принял Паленшу за провинциалку и сказал ей: «Ступайте покупать в лавки на Кузнецком мосту, а мой магазин предназначен не таким фигурам, как вы». Она, кажется, сестра Орлова-Денисова. Долго ли проморят Цихлера, – не знаю; наказание заслужил, но зачем печатать его лавку? Тут могут страдать и те, кои не участники его грубостей. Это, кажется, несправедливо: запечатать можно за контрабанду или долги. Много это делает шуму в Москве»⁴⁵⁹.

Постепенно скандал затих, и в том же году Доминик вступил в московское купечество. Для этого ему потребовалась рекомендация от двух купцов 2-й гильдии и купца 3-й гильдии: «Мы нижеподписавшиеся московские купцы, быв уверены в добрых качествах и познаниях в торговых делах уволеннаго из с[анкт]петербургскаго мещанскаго оклада Доминика Сихлера и зная, что он имеет достаточный капитал на вступление в Московское купечество по 3-й гильдии, соглашаемся принять его в сословие наше и ручаемся по нем в точном платеже всех казенных податей и гражданских складок, как по купечеству так и по мещанству… в чем и выдали мы ему сие свидетельство за подписанием нашим»⁴⁶⁰. На основании этого представления московское купеческое общество дало согласие на принятие Сихлера в свое сословие⁴⁶¹. И через некоторое время указом Московской казенной палаты от 21 апреля 1825 года за № 7837 «предписывается. приняв от с[анк]т-петербургскаго мещанина Доминика Зихлера следующия на сей 1825 год с капитала 3-й гильдии процентный с повинностями деньги двести восемьдесят рублей, вычтя из оных в пользу города четверть процентных 20 руб. отослать в здешнюю шестигласную думу, на земския повинности 40 руб. и за право торговли 220 руб. в здешнее уездное казначейство, и потом его Зихлера причислить с начала сего ж 1825 года в московское купечество по 3-й гильдии с женою его Марьею Францовою»⁴⁶².

В посемейном списке за 1825–1826 годы купцов «Гостиной сотни» Москвы значится «Доминик Зихлер, 65 лет; у него жена Марья Францова, 52 года. По указу Московской казенной палаты от 21 апреля 1825 г. за № 7837 /перечислен/ из с/анкт-петербургских/ мещан с 1825 г. С 1825 по 1834 г. числится по 3-й гильдии; капитала объявлено 8000 руб.»⁴⁶³. Доминик был прихожанином французской церкви Святого Людовика в Москве, во всяком случае, священник именно этой церкви свидетельствовал, что «московский 3-й гильдии купец Доминик Сихлер и законная супруга его Марья Францевна исповедают католическую апостольскую римскую религию»⁴⁶⁴.

В 1836 году Доминик выбыл из московского купечества⁴⁶⁵. Но до этого – в 1835 году – в 3-ю гильдию вступил его сын Эрнст Жан Этьен Сихлер. Указом Московской казенной палаты от 22 ноября 1835 года за № 24953 предписывалось «из иностранцев российско подданного Эрнста Жан Этьена Сихлера с женою его Фанниею Францовою в Московское по 3-й гильдии купечество на будущий 1836 год причислить»⁴⁶⁶. Эрнсту Жану Этьену было 28 лет, его супруге – 27, они торговали дамскими уборами и проживали в доме Глебовой-Стрешневой на Большой Дмитровке. Присутствие Эрнста Сихлера в Москве прослеживается до конца 1840-х годов. В адресной книге 1839 года значится «Сихлер Эрнст Жан Этьен, портн[ой], куп[ец] 3 г[ильдии], Твер[ская] ч[асть], 5 к[вартал], пр[иход] Георг[иевского] монастыря, д[ом] Глебовой-Стрешневой»⁴⁶⁷. Его имя присутствует в указателе 1846 года⁴⁶⁸. В 1845 году он продлил аренду помещений в доме Глебовых-Стрешневых еще на шесть лет⁴⁶⁹. Календарь на 1850 год сообщает: «Сихлер, Эрнст Жан Этьен, 3 гил[ьдии] куп[ец], Серп[уховская] ч[асть], в Градской больнице»⁴⁷⁰.

Мастерская Доминика Сихлера – достаточно крупная по меркам 1830-х годов, согласно официальной ведомости на 1831 год, в ней числились 1 работник и 40 учеников, возраст последних не превышал 18 лет⁴⁷¹. У его преемника Эрнста Сихлера в 1837 году значились 2 работника и 17 учеников⁴⁷². Фанни Францевна в 1842 году заявила об 1 работнике и 14 учениках⁴⁷³.

Представители делового семейства внимательно следили за всеми новинками в индустрии моды, для детального знакомства с которыми выезжали во Францию. Из газетных публикаций следует, что они отправлялись в «командировку» раз в два-три года. Нам известны «вояжи» Доминика Сихлера из столицы летом 1815 и 1818 годов⁴⁷⁴, из Москвы – в октябре 1826-го и в сопровождении дочери Зои Сихлер в апреле 1828 года⁴⁷⁵. Перед очередным отбытием из Москвы Доминик опубликовал в газете уведомление: «Московский купец Сихлер, предполагая, что по случаю отъезда его за границу можно будет подумать, что и дела его по магазину, состоящему на Большой Дмитровке, в доме генеральши Глебовой, от сего прекратятся, честь имеет довести до сведения особ как здешней столицы, так и иногородних, удостаивавших его своею доверенностию, что во время пребывания его в Париже управление магазина препоручил он сыну своему Льву Сихлеру и дочери г-же Лопес»⁴⁷⁶. Вскоре его родственницы Изабелла Францевна Сихлер и Наталья Осиповна Лопес, урожденная Сихлер, сообщали москвичам, «что для поддержания славы, которою их заведение поныне пользуется, прибыла к ним из Парижа мастерица, превосходного искусства по модной части, избранная г-м Сихлером, ныне пребывающим во Франции. Кроме сего… по причине нахождения отца их в Париже, они имеют способы беспрестанно получать появляющиеся ежемесячно там новости, и чрез то удовлетворительным образом возобновлять отделку всех работ их»⁴⁷⁷.

Наташенька Сихлерова (так в тексте) упомянута в письме 1819 года А.Я. Булгакова к брату⁴⁷⁸. Любопытно примечание к письму, где сказано, что названная особа – «знаменитая впоследствии мастерица мод, содержавшая богатый магазин в Москве на углу Большой Дмитровки и Камергерского переулка. Через братьев Булгаковых много иностранцев водворилось и разбогатело в России»⁴⁷⁹. Наташенька – предположительно Наталья Осиповна Лопес. Скажем еще, что в газете 1832 года среди отъезжавших за границу значился португальский подданный малолетний Фердинанд Лопес, проживавший все по тому же адресу: Тверская часть, дом Глебовой-Стрешневой № 77⁴⁸⁰.

Сертификат, выданный Сихлеру на право продавать водоочистительные фильтры

В январе 1820 года из Москвы в Париж отправился «санктпетербургской купеческой сын Лудовик Франц Сихлер»⁴⁸¹. Летом 1823 года деловой вояж совершил «французский подданный, купеческий сын» Эрнст Сихлер⁴⁸². В 1830 и 1835 годах выезжала французская подданная Изабелла Сихлер, во втором случае взяв с собой малолетних детей Александра и Марью⁴⁸³. В 1838, 1840, 1843 и 1844 годах во Францию отправлялась «московская 3-й гильдии купеческая жена Гостиной слободы Фанни Францова Сихлер»⁴⁸⁴.

В 1848 году Эрнст Сихлер вновь засобирался во Францию. В Российском государственном историческом архиве сохранилось «Дело о выдаче купцу Сихлеру заграничного паспорта». В деле представлены письмо Сихлера от 22 сентября 1848 года и перевод этого письма на русский язык. В письме изложены причины выезда за границу и содержатся сведения о купеческом семействе. Приведем этот документ. «Я являлся в канцелярию господина Генерал-губернатора дабы узнать о формальностях, которыя должно исполнить, чтобы отправиться с первым пароходом во Францию, и мне там приказано как российскому купцу 3-й гильдии обратиться к Вашему Высокопревосходительству и просить разрешения ехать в упомянутое государство, где находятся теперь жена и почти все семейство мое.

Вместе с тем мне приказано представить Вашему Высокопревосходительству объяснение о прежних обстоятельствах моих и о причинах, побуждающих меня к сему путешествию, из котораго я должен возвратиться в будущем декабре месяце.

Прибывши сюда в 1835 году, я с тех пор поступил в гильдию и сделался начальником нашего заведения в Москве, которым прежде управляли отец и брат мой с 1818 по 1835 год. В 1845 году я передал это заведение, дабы заняться по доверенности делами наследников Сихлер по петербургскому заведению, которым управляла наша почтенная матушка Мария Сихлер в продолжение 30 лет, с 1815 по 1845 год, когда мы имели несчастие потерять ее.

Мое путешествие имеет целью:

1. Увидеться с женою и привезти ее сюда, если здоровье ея, по причине коего она уезжала, позволит ей возвратиться навсегда.

2. Доставить моему семейству отчеты по управлению доверенному мне в течение 3 лет.

3. Закупить товары по поручению, данному мне разными петербургскими негоциантами.

4. Привести в порядок некоторыя семейныя и торговым дела, весьма важных для моих настоящих выгод и будущности моей.

Вот наивозможно кратчайшее изложение причин, побуждающих меня обратиться к милостивому покровительству Вашему, которым Вы всегда осчастливливали мое семейство, коего признательность равняется моей собственной. <…> Е. Сихлер»⁴⁸⁵.

Во второй половине 1850-х годов Ернест Осипов Сихлер продвигал на русский рынок новые водоочистительные фильтры Бернара. В марте 1859 года «его сиятельству» московскому военному генерал-губернатору А.А. Закревскому подано следующее прошение: «Зная, что недостаток в чистой воде для жителей и фабрик в г. Москве весьма ощутителен, но желая принести нашим способом очищения воды несомненную пользу, имею честь покорнейше просить разрешение у Вашего Сиятельства на установление пробнаго водоочистительнаго аппарата в таком месте, где указано будет, и поручить иметь наблюдение за этими опытами корпуса путей сообщения генерал-майору барону Дельвигу как опытному по сей части инженеру». В прошении Сихлер упоминал об уже проведенных испытаниях в столице в 1857 году и о благосклонных отзывах в прессе⁴⁸⁶. А.А. Закревский после консультаций с Дельвигом дал дозволение «произвести опыт очищения воды»⁴⁸⁷.

Реклама магазина Дюбуа в газете «Ведомости Московской городской полиции». 1857 г.

Отрывочные архивные сведения говорят о том, что представители этого семейства пробовали себя и в других производствах. Так, в 1843 году к французскому подданному Луи Реми Шуэну перешла фабрика стеариновых свечей от московского купца Сихлера, устроенная «в проданном Сихлером Шуэну доме»⁴⁸⁸. В том же году Людвиг Шуан на московской мануфактурной выставке отмечен большой серебряной медалью за «стеариновые свечи хорошей обработки»⁴⁸⁹. По сведениям 1845 года, его завод находился в Серпуховской части 5-го квартала в доме купца Сихлера, на заводе функционировал 1 паровой котел, который обслуживало 18 рабочих. Годовое производство составляло 23 000 рублей серебром⁴⁹⁰.

Остается сказать, что Эрнст закончил свой земной путь в России, в «Петербургском некрополе» читаем: «Сихлер, Эрнст, р. в Фонтенебло 9 февраля 1808 f 13 марта 1871 (Волково лютеранское кладбище)»⁴⁹¹. Другие члены клана вернулись на родину, но и там их деятельность бывала связана с Россией. Долго живший в нашей стране Леон Сихлер написал во Франции «Историю русской литературы» от ее начала до 1880-х годов, перевел русские сказки, а также выступил автором нескольких романов. В 1888 году он редактировал французское еженедельное иллюстрированное издание «Франко-русская жизнь» и писал для него статьи⁴⁹².

Итак, в середине 1840-х годов оба модных магазина Сихлеров обрели новых хозяев. В 1847 году журнал «Современник» сообщал, что в Петербурге «самые грациозные шляпки делаются в магазине г-ж Уат (бывшей Сихлер) и Лабюсьер»⁴⁹³. Годом ранее «Московские ведомости» объявляли: «Мадам Дюбуа, заслужившая в прошедшую зиму доверие почтеннейшей московской публики за выбор мод и новостей, привезенных ею самою из Парижа, ласкает себя надеждою, что и новости, ныне полученныя ею из Парижа к Святой неделе, как-то: манто джелма, монте-кристо, портос виктория, каталан и мантильи, сделанныя по последним парижским рисункам и лучших фасонов, заслужат тоже самое доверие, которым сей магазин до сих пор имел честь пользоваться»⁴⁹⁴. Присутствие новой хозяйки подтверждается и справочником М.Д. Рудольфа 1849 года, в котором модный магазин на Большой Дмитровке указан как «быв[ший] Сихлер»⁴⁹⁵.

Но московскую мастерскую еще долго продолжали упоминать под маркой прежних владельцев. Возможно, Дюбуа, выказывая определенное уважение успешным предшественникам, эксплуатировала их славу уже в свою пользу. Весной 1853 года корреспондент московского издания «Магазин мод и рукоделья», рекомендовавший «только магазины, признанные общим мнением за первые», писал: «M-me Сихлер (на Большой Дмитровке, в доме Глебовой-Стрешневой), Фабр (в Столешниковском переулке в доме Солнцева), Anette (в Кузнецком переулке в доме Солодовниковой) и другие приготовляют к празднику множество прекрасных шляпок, форма которых очень грациозна, с тульями немного наклоненными вниз. Описывать их мы не решаемся, во-первых потому, что они потеряют много в описании, во-вторых потому, что не хотим лишить тех из наших читательниц, которые живут в Москве, приятного удивления при виде их произведений»⁴⁹⁶. Надо сказать, и у горожан магазин на Большой Дмитровке ассоциировался с именем первых владельцев, по воспоминаниям М.Д. Бутурлина, «держался в течение пятидесяти лет… модный магазин Сихлер, неподвижно на одном месте, на углу Газетного переулка и Большой Дмитровки»⁴⁹⁷.

Договор аренды купцом Сихлером помещений в доме Е.П. Глебовой-Стрешневой на Большой Дмитровке в Москве. 1818 г.

При новой хозяйке магазин продолжал пользоваться популярностью у городских модниц. Ежегодно в марте в «Ведомостях Московской городской полиции» модистка рекламировала новую весеннюю «коллекцию»: на пятой неделе поста обыкновенно выставляли весенние и летние манто, бурнусы, салопы, мантильи, а неделей позже появлялись многочисленные шляпы из разнообразных материй и соломы. Обозреватель журнала «Москвитянин», описывая ее салон, захлебывался от восторга: «Бесспорно, из всех московских модных магазинов самый лучший магазин г-жи Дюбуа, бывший Сихлера: конечно, и в других магазинах вы найдете превосходные шляпки и уборы; но там иногда, а здесь всегда вы увидите полный и превосходный выбор этих вещей. Правда, г-жа Дюбуа против других модисток берет дороже; но все материалы, употребленные ею, действительно лучшего качества. В ее магазине, так как и в других модных магазинах, главная продажа бывает в первых числах декабря и на Страстной неделе, к этому времени устанавливаются фасоны зимних и весенних шляп. Положимте, что теперь Страстная неделя, что к Святой вам, любезная читательница, необходима новая шляпка; отправляйтесь прямо к мадам Дюбуа, смело пробирайтесь в круглую залу ее магазина. Смотрите, на этом круглом столе стоят сотни головных уборов, какой вам нужно; все эти эфемерные создания французской искусницы привлекательнее одно другого. Но могу вас уверить, что это не богатейшие и не лучшие; велите открыть шкапы, и там вы увидите действительно такие прелести, которые могут восхитить и не женщину, даже и мужчину с эстетическим чувством. Вот посмотрите эту креповую шляпку: она, кажется, вся составлена из воздуха; эта китайская роза, облитая росою, кажется, не произведение человеческих рук, а действительно цветок, только лишь сей час отделенный от своего стебля; или вот эта розовая шляпа из пу-де-суа, гарнированная только лентами и кружевами, какая стройность во всех ее частях! Несмотря на ее простоту: видно, что ее делали с любовью, также как вот и эту богатую шляпу с перьями и блондовым полу-вуалем. Какой счастливице достанется этот наряд? Кто кинет за него 25 р. сер. И раза три-четыре будет красоваться в нем? Да, ежели уборы г-жи Дюбуа для вас дороги, ежели вы не хотите кинуть несколько лишних рублей, не хотите здесь купить себе наряд, все-таки съездите в этот магазин, чтобы иметь понятие о том, что носят в настоящее время. Здесь всегда огромный запас чепцов, чепчиков, наколок, уборчиков из лент, бархата, блонд, цветов и проч. проч.»⁴⁹⁸.

Магазин Сихлер – Дюбуа производил товары класса люкс, что было бы невозможно без хорошо подготовленных швей и закройщиц. Попасть в эту мастерскую на обучение было большой удачей. В 1853 году отставной штабс-капитан Николай Александрович Поливанов определил к Дюбуа на три года «крепос[тную] девочку Наталью Петрову для об[учения] шить и кроить разного рода женское платье с разными отделками, новейшия модныя уборы во всяком вкусе»⁴⁹⁹. Попечительница московского отделения комитета о бедных полковница княгиня Елена Петровна Друцкая устроила двух можайских мещанок, одна обязана была за четыре года обучиться делать шляпки и чепцы, а вторая за пять лет – «шить и кроить всякого рода бурнусы, салопы, мантильи и платья во всяком вкусе»⁵⁰⁰. Женщины, обучившиеся или работавшие в этой мастерской и перешедшие к другим работодателям, составляли гордость своих новых хозяев. Л. Верньер, открыв заведение дамских мод, платьев и корсетов, обращал внимание публики на то, что одна из его сотрудниц – Анна Ивановна Шапилова, «бывшая в магазине Сихлера»⁵⁰¹. Владельцы магазина Бастид (Bastid, Кузнецкий Мост, дом Хомякова) неоднократно приглашали (или переманивали?) мастериц из магазина Дюбуа: Луиза Дюкоман (Louise Ducommun) основала и возглавила на новом месте большое ателье по производству готового платья⁵⁰². Позднее к Бастид перешла некая Эмилия (Emile), бывшая закройщицей в магазине Дюбуа⁵⁰³.

Во всякую эпоху городские власти «присматривали» за населением. В середине XIX столетия полиция «опекала» иностранцев – выходцев из революционной Европы – купцов, мастеров, лиц, живших здесь «под воспитательными названиями», и прочих гостей. Например, учредили надзор за парикмахером Иосифом Оливье «по предписанию г. генерал-адьютанта графа Орлова… но за что неизвестно». Французские подданные Яков Пуаре и Николай Билье, содержавшие в Москве школу гимнастики и фехтования, находились под наблюдением полиции «по предписанию г. московского военного генерал-губернатора. за то, что любят много говорить против правительства»⁵⁰⁴. Московский 3-й гильдии купец Франц Невиль (в Первопрестольной работал парикмахер Франсуа Невиль) состоял «на учете» «за разговор о политике и современных военных действиях»⁵⁰⁵.

Донесения чиновников Секретного отделения Канцелярии московского военного генерал-губернатора позволяют сегодня наметить контуры судьбы Елизаветы Ланфль, по мужу Гиньон, именуемой Дюбуа. По «Ведомости о лицах, состоящих под надзором полиции за вторую половину 1849 года», наблюдение за ней учредили «по отношению г. генерал-адьютанта графа Бенкендорфа от 15 ноября 1840 года за № 5894, в коем изъяснено, что прибывшая на сих днях из Парижа, вовсе не известная в С. Петербурге французская подданная капиталистка Елизавета Ланфль при получении вида объяснила, что она немедленно отправится в Москву для поступления в модный магазин г-жи Лебу[р], с которою заключила условие на три года; почему и просит об учреждении строгаго секретнаго надзора за этою иностранкою по прибытии ея в Москву, за поведением, образом жизни, занятиями и связями в обществе». В 1849 году г-же Гиньон был 41 год от роду, она проживала в доме Глебова-Стрешнева Тверской части и занималась портным мастерством. В графе «Семейство» указан муж, «жительствующий в Париже». «По надзору оказалось», что «в поведении… ничего предосудительнаго не замечено»⁵⁰⁶. Согласно просмотренным нами ведомостям за 1849, 1850, 1852 и 1854 годы, мадам Гиньон занималась портным мастерством по указанному адресу; в ведомости же за 1856 год находим другую формулировку: «содержит магазин дамских мод»⁵⁰⁷. При мастерице находились ее дочери Мария и Виктория. В 1851-м и следующем годах модистка выезжала во Францию⁵⁰⁸ и до некоторого момента была «известна местной полиции с хорошей стороны».

Билет на свободное проживание в Москве, выданный Елизавете Гиньон в 1854 г.

Летом 1853 года мастерица обратилась в Канцелярию московского военного генерал-губернатора с просьбой выдать ей паспорт для поездки во Францию «по делам семейным», из Канцелярии отправили запрос в III отделение, где нашли «возможным удовлетворить ея ходатайству». В августе 1855 года она получила паспорт для выезда в С.-Петербург, куда незамедлительно и отбыла. А уже в октябре квартальный надзиратель Тверской части дознался, что «Дюбуа находится ныне за границею, но в скором времени намерена возвратиться снова в Москву». Француженка ускользнула из страны под чужим именем, и ее прошение о дозволении вернуться весной следующего года потребовало череды согласований. По этому поводу граф Орлов сообщал губернатору А.А. Закревскому: «Пребывающая ныне в Париже французская подданная Елиза Дюбуа /Elise Dubois/ обратилась ко мне с просьбою о дозволении ей возвратиться в Москву, где она имеет… модный магазин под фирмою «Сихлер»; где она оставила двух дочерей, и где она, по возвращении своем, намерена вступить в российское подданство. Хотя я признаю причины, представленныя иностранкою Дюбуа, вполне уважительными; но так как она выехала из России во Францию минувшею осенью для навещения больной матери без ведома нашего правительства, – то я разрешу ей обратный въезд в наши пределы только в таком случае, если Ваше Сиятельство не изволите иметь с вашей стороны на сие препятствий». Одновременно находившиеся в Москве ее дочери обратились к губернатору: «Совершенно неожиданно мы разлучились с матерью своею французскою подданною Елиз Ланф, по муже Киньон, именуемая Дюбуа, которая проживала в России более 15 лет и занималась торговлею во вверенной вашему сиятельству столице Москве, но в прошлом 1855 году уехала за границу навестить больную и престарелую мать свою и по каким-то препятствиям со стороны российскаго правительства возвратиться в Россию не может; мы в ожидании ея живши сиротами в Москве, в которой получили образование свое и к которой привыкли как к родине своей, осмеливаемся прибегнуть к покровительству вашего сиятельства, как единственному средству смягчить суровость судьбы нашей, мы плачем непрестанно и не видим себе утешения. Ваше сиятельство! Отрите слезы молодых девушек, лишенных материнских попечений, помогите возврату матери нашей в Москву, ибо, благодаря Бога, между Россиею и Франциею заключен мир. Преданные вашему сиятельству Марья 17 лет и Виктория 11 лет, дочери Елиз Ланф, по муже Киньон, именуемая Дюбуа, французския подданныя, проживаюшия в Москве Тверской части в доме Глебовой-Стрешневой». 29 мая француженка прибыла в Москву⁵⁰⁹. После этого случая полиция аттестовала ее так: «Поведения хорошаго, но характера скрытаго»⁵¹⁰.

Елизавету Гиньон связывали близкие отношения с сыном Виктории Лебур. В 1858 году Указ Правительствующего сената предписал «причислить к семейству потомственнаго почетнаго гражданина и временно московскаго 2-й гильдии купеческаго брата Карла Константинова Лебур воспитываемую им крестницу девицу Викторию Киньон, со введением ея во все права, законным детям принадлежащия, но с тем, чтобы она Киньон… правами почетнаго гражданства не пользовалась, пока сама не приобретет на оное право»⁵¹¹. Как мы уже видели выше, девушка продолжала семейное дело. Сама Елизавета Гиньон одевала московских щеголих по крайней мере до конца 1860-х годов⁵¹².

Запись о французской подданной Елизавете Ланфль, по мужу Гиньон, в «Ведомости о лицах, состоящих

Владение Глебовой-Стрешневой было оживлено торговлей и до появления здесь семейства Сихлер, и в последующие годы. Еще до наполеоновского нашествия «Московские ведомости» писали: «Мадам Дамерваль, торгующая французскими модными товарами, чрез сие извещает, что находятся у нее дамския платья, тюники и фартуки нарядныя и другия вещи последняго вкусу, как-то: батист, лино-батист, фарфор, французский уксус и разные духи. В том же магазине найти можно для маскерадов разныя платья. <…> Магазин сей находится на Большой Дмитровке, в доме г-жи Стрешневой-Глебовой, и против дому г-на Толстова, бывшаго дому Мясоедова»⁵¹³. Помимо одежды предлагались косметические товары. «В переулке между Тверской и Дмитровки, против Егорьевского монастыря, в доме Елисаветы Петровны Глебовой-Стрешневой в лавке, где продаются разные духи, продается настоящая о де перль для белизны лица и рук, по 2 р. склянка, и миндальные порошки для чистоты и умягчения рук, по 2 р. банка»⁵¹⁴. Где-то в соседних помещениях «мадам Прево [Prevost], парижская модная купчиха. делает моды и платья по последнему вкусу»⁵¹⁵.

К концу 1830-х годов пришло новое поколение мастериц. В «Ведомостях о прибывших в Московскую губернию иностранцах» за 1839 год по данному адресу «зарегистрированы» портнихи – великобританская подданная Мария Филипс и французская подданная Мария Фев⁵¹⁶. Обе дамы рекламировали свои мастерские в печати. «Любительницы хороших платьев и уборов в новейшем вкусе и по самым умеренным ценам приглашаются сим адресоваться с заказами своими к г-же Филипс из Парижа, квартирующей в Газетном переулке в доме Глебовой-Стрешневой, возле магазина Сихлера»⁵¹⁷. Портниха из Парижа мадам Месмер, урожденная Фев, предлагала платья, манто, корсеты, мантильи, канзу, бурнусы, салопы и брала девушек в ученье⁵¹⁸. В этом же владении французская цветочница Доссион, «приехавши недавно из Парижа, учредила новое цветочное заведение, в котором будут делать разные цветы для шляп, чепцов, уборки волос, отделки для платьев, также букеты, гирлянды и другия к дамским уборам принадлежащия вещи из золота, серебра и бус. В оном же заведении возмутся чистить и красить разныя перья и марабу»⁵¹⁹. В конце 1842 года по соседству обосновалась мадам Оже (Auger), модистка из Парижа, и обещала «большой выбор шляп, сделанных по образцам, полученным ею из первых модных магазинов Парижа и Петербурга. Она смеет льстить себя надеждою, что все новейшее, грациозное и отделанное с отличным вкусом и легкостию в цветах, материях и лентах дамы найдут в ее магазине», причем дешевле, нежели у других торговцев на 10, 20 и 25 рублей⁵²⁰. Мадам Оже продержалась около года и в конце 1843 года распродавала огромное количество своих изделий «по причине прекращения торговли»⁵²¹.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.