Глава 1 Купидон и Психея

Глава 1

Купидон и Психея

Этот миф изложен только Апулеем, римским писателем, жившим во II в. н. э. Поэтому в нем используются римские имена богов. Это прелестная сказка, написанная в манере Овидия. Писатель, похоже, просто развлекается этой историей, забавляясь обстоятельствами, в которые сам совершенно не верит.

У некоего царя было три дочери, и все красавицы, но самая младшая из них, Психея, настолько превосходила красотой сестер, что рядом с ними она казалась богиней, сопровождаемой двумя смертными. Слава о ее красоте распространилась по всей земле, и мужчины со всех краев съезжались подивиться на нее с восторгом и восхищением и засвидетельствовать ей подобающее почтение – как будто она и в самом деле была одной из бессмертных. Некоторые даже поговаривали, что сама Венера едва ли может с ней сравниться. Пока они во все возрастающем числе толпами были заняты служением своему новому кумиру, никто уже и не вспоминал о Венере. Ее храмы оказались в небрежении, на их алтарях лежал холодный пепел; ее любимые города приходили в запустение и постепенно разрушались. Все почести, еще так недавно воздававшиеся ей, теперь доставались смертной девушке. Как легко представить, богиня не могла терпеть подобное к себе отношение. Как и всегда, она обратилась за помощью к сыну, прелестному крылатому юноше, которого одни называют Купидон, а другие – просто Любовь и против стрел которого нет защиты ни на земле, ни на небе. Она поведала ему о своих обидах, и он, как обычно, согласился выполнить ее просьбу. «Воспользуйся своей чудодейственной силой, – говорила Венера, – и заставь эту дерзкую девчонку без памяти влюбиться в самого низкого, самого презренного человека на свете». И Купидон, несомненно, так бы и поступил, если бы Венера предварительно не показала ему Психею, совершенно не подумав в своей ярости, какое впечатление ее красота может произвести даже на самого бога любви. Едва взглянув на Психею, Купидон почувствовал себя так, как будто в сердце ему вонзилась одна из его собственных стрел. Он ничего не сказал матери (а он действительно не мог выговорить ни слова), и Венера оставила его в счастливой уверенности, что скоро услышит вести о несчастьях Психеи.

Однако случилось то, чего она совсем не ожидала. Психея вовсе не влюбилась в какого-нибудь из злосчастных смертных. Она вообще ни в кого не влюбилась. Более того, никто не влюбился и в нее. Мужчины удовлетворялись тем, чтобы лицезреть ее, подивиться ее красоте, воздать ей божеские почести, а потом оставить ее и жениться на какой-нибудь другой девушке. Обе ее сестры, так уступавшие ей, сделали блестящие партии, выйдя замуж за царей. Психея же, воплощение самой красоты, оставалась в одиночестве. Ею восхищались все мужчины, но ни один не полюбил. Казалось, что она не нужна ни одному мужчине в мире.

Это, конечно, не могло не тревожить ее родителей. Наконец ее отец отправился к оракулу Аполлона с вопросом о том, как найти Психее хорошего мужа. Бог ответил ему, но ужасен был этот ответ. Дело в том, что Купидон рассказал ему всю историю и попросил о помощи. И оракул объявил отцу Психеи, что ее, одетую в глубочайший траур, следует отвести на вершину одной горы и оставить там в одиночестве, и тогда за ней прилетит предназначенный ей супруг, ужасный крылатый змей, силой превосходящий богов, и сделает ее своей женой.

Можно представить себе отчаяние отца Психеи, принесшего домой эти ужасающие новости. Девушку одели, как одевают готовящихся к смерти, и с плачем отвели на гору, словно провожая в могилу. Но сама Психея не теряла мужества. «Вы должны были раньше оплакивать меня, – говорила она своим родным, – поскольку моя краса вызвала зависть небес. А теперь идите, зная, что я рада тому концу, который мне предстоит». Родные удалились в глубокой печали, предоставив милому одинокому созданию встречать свою судьбу с глазу на глаз, а потом закрылись в своем дворце, чтобы горевать о ней все оставшиеся дни.

Психея сидела на высокой вершине, в темноте, ожидая встречи с предстоящим ей ужасом. И вот, пока она плакала и дрожала, через тишину ночи до нее долетело легкое дуновение. Это было мягкое дыхание Зефира, самого нежного, самого сладостного из ветров. Она почувствовала, что он поднимает ее в воздух. Она перелетела со скалы вниз и очутилась на поросшем шелковистой травой лугу, мягком, как постель, и благоухающем цветочными ароматами. Здесь было так тихо, так покойно, все печали оставили ее, и она мирно заснула. Она проснулась и увидела, что лежит неподалеку от реки с чистейшей прозрачной водой. На берегу стоял дворец, такой величественный и красивый, словно он был специально выстроен для одного из богов. У него были золотые колонны и серебряные стены; полы во дворце были выложены драгоценными камнями. Из дворца не доносилось ни звука; местность казалась совершенно пустынной, и Психея, потрясенная всем этим великолепием, рискнула подойти поближе. Едва она успела переступить порог, как в ее ушах зазвучали какие-то странные голоса. Откуда они исходят, Психея определить не могла, но слова, которые они произносили, она воспринимала очень четко. Голоса говорили Психее, что дворец принадлежит ей. Она может, ничего не боясь, войти внутрь, совершить омовение и освежиться. А потом ей будет приготовлен пиршественный стол. «Мы твои слуги, – сообщили ей голоса, – готовые выполнить все, что ты только пожелаешь». Баня оказалась восхитительной, а кушанья – самые изысканные и вкусные, какие ей когда-либо доводилось пробовать. Когда она завершила трапезу, вокруг нее разлилась тихая музыка; казалось, что огромный хор распевает под звуки арфы, но она могла только слышать, но не видеть хористов. Весь день, если не говорить о невидимых музыкантах, Психея оставалась в одиночестве. Однако каким-то непостижимым образом она чувствовала, что с наступлением ночи к ней явится ее супруг. Так и случилось. Когда она ощутила его рядом с собой, услышала голос, шепнувший ей в ушко нежные слова, все страхи сразу оставили ее. Даже не видя его, она поняла, что это – не чудовище или какая-то иная форма ужаса, а возлюбленный, супруг, которого она желала и ждала. Однако такое неполное, одностороннее общение не совсем устраивало ее; тем не менее она чувствовала себя счастливой и время летело незаметно. Но однажды ночью ее дорогой, хотя и незримый супруг заговорил с ней серьезно – предупреждая, что их счастью угрожает опасность, которую принесут родные сестры.

– Они придут к горе, на которой оставили тебя, чтобы оплакать, но ты не должна видеться с ними, иначе ты очень огорчишь меня и навлечешь несчастья на себя.

Она пообещала ему, что сделает все, как он велит, но весь следующий день проплакала, раздумывая о своих сестрах и самой себе и чувствуя себя неспособной сделать им неприятное. Когда снова появился ее супруг, она по-прежнему была в слезах, и все его ласки не могли их осушить. Он очень неохотно пообещал выполнить ее желание.

– Поступай, как знаешь, – заявил он, – но ты ищешь своей собственной погибели.

Потом он торжественно предупредил ее, чтобы, несмотря ни на какие убеждения, она не пыталась увидеть его воочию. Иначе будет разлучена с ним навеки. Психея клялась, что никогда не сделает этого. Чем жить без него, ей лучше сто раз умереть.

– Но позволь мне маленькую радость, – все-таки попросила она, – я хочу повидаться с сестрами.

Тот с печалью дал свое согласие.

На следующее утро сестры появились перед дворцом, перенесенные сюда с горы Зефиром. Психея уже ожидала их, радостная и возбужденная. Все трое долго не могли заговорить друг с другом; свою радость, настолько она была велика, они могли выражать только слезами и объятиями. Но когда старшие сестры наконец попали во дворец и увидели таящиеся там богатства, когда уселись за пиршественный стол и услышали волшебную музыку, в их сердца вошла черная зависть и им страшно захотелось узнать, кто же на самом деле владелец всех этих сокровищ и супруг их младшей сестры. Но Психея сдерживалась; она только объяснила им, что ее супруг – человек молодой и сейчас он отправился на охоту. Затем, заполнив их ладони золотом и драгоценностями, она попросила Зефира перенести сестер назад, на гору. Они с охотой отправились в обратный путь, но их сердца были наполнены ревностью. Все их собственное богатство и состояние казалось им мелочью по сравнению с состоянием Психеи, и бушующая в них злоба пополам с завистью в конце концов заставила их разработать план, коварный, направленный на то, как погубить Психею.

В ту же ночь супруг Психеи предупредил ее об опасности еще раз. Когда же он попросил не позволять сестрам приходить снова, она не стала его слушать. Ведь сама она никогда не увидит его, напомнила Психея. Быть может, ей будет запрещено видеть и других, даже столь дорогих ее сердцу сестер? Супруг уступил, как и прежде, и вскоре обе злодейки появились снова и принялись осуществлять свой тщательно разработанный план.

По сбивчивым и противоречивым ответам Психеи на их вопросы о том, как выглядит супруг, они быстро убедились, что она никогда не видела его в лицо и даже не представляет, кто он. Об этом они, конечно, ей не сказали, но начали упрекать за то, что она скрывает свое ужасное положение от них, своих любящих сестер. Они узнали и теперь знают наверняка, заявили они, что ее супруг – вовсе не человек, а ужасный змей, каким он должен быть согласно предсказанию оракула Аполлона. Сейчас он милостив с нею, но в какую-нибудь из ночей он непременно набросится на нее и сожрет.

Психея ужаснулась, теперь бедное сердечко заполнила уже не любовь – в нее действительно вошел ужас. Она дивилась, почему же никогда прежде он не разрешал взглянуть на себя. Тому должны быть какие-то страшные причины. А что она, собственно, знает о нем? Если он не был настолько отвратителен, чтобы на него нельзя было глядеть без омерзения, то не слишком ли жестоко ей не видеть его? В крайнем смятении, запинаясь, Психея дала сестрам понять, что она не отрицает их правоту, поскольку напрямую она общается с мужем только в темноте. «Раз он бежит света дня, – вздыхала она, – значит, здесь что-то не так». И попросила сестер дать ей совет.

Они же приготовили этот ответ заранее. В эту ночь она должна приготовить острый нож и поставить рядом со своим ложем лампу. Когда супруг заснет, она должна покинуть ложе, зажечь лампу и взять в руки нож. Затем, ожесточив сердце, должна быстро вонзить нож в тело того чудовища, которое несомненно увидит в свете лампы. «Мы будем поблизости, – пообещали сестры, – и когда он будет мертв, уведем тебя с собой».

Затем они оставили ее, терзаемую сомнениями, колеблющуюся, что же ей предпринять. Ведь она любила его, он стал ей дорогим супругом. Нет же – он ужасный змей, и она начинала его проклинать. Она убьет его. Нет, не убьет. Она хотела знать наверняка, хотела определенности и одновременно гнала ее прочь. Весь день мысли ее боролись друг с другом. Когда же настал вечер, она сдалась, решившись только на одно – увидеть его.

Психея любуется спящим Купидоном

Когда же наконец он заснул, она, собрав всю свою храбрость, зажгла лампу. Затем на цыпочках подкралась к его ложу, подняла лампу высоко над собой и осмелилась взглянуть на того, кто должен был возлежать на этом ложе. О, ее сердце заполнили облегчение и восторг. Она увидела не чудовище, а самое прекрасное из всех когда-либо существовавших в мире созданий, в присутствии которого даже лампа, кажется, светила ярче. В первом порыве раскаяния, устыдившись собственной глупости и недоверия к супругу, Психея упала на колени и вонзила бы нож в свою собственную грудь, если бы он не выпал из ее дрожащей руки. Но те же самые руки, которые только что ее спасли, теперь выдали ее. Когда Психея склонилась над ним, зачарованная его красотой, не в состоянии отвести от него глаз, часть масла из лампы пролилась на его плечо. Он мгновенно проснулся, увидел свет, понял ее вероломство и, не произнеся ни слова, бросился прочь.

Психея выбежала вслед за ним в ночь. Она не могла разглядеть его, но услышала обращенные к ней слова. Он объяснил ей, кто он, и с глубокой печалью распрощался. «Любовь не может гнездиться там, где нет доверия», – закончил он и улетел. «Сам бог любви, – пронеслось у нее в голове, – а я, несчастная из несчастных, не смогла ему довериться. Бросит ли он меня навсегда?… Так или иначе, – начала она себя убеждать, – я сумею доказать ему, как я его люблю». И она пустилась в очень долгое путешествие. Она не знала, в какую сторону, куда ей нужно идти; она знала только одно: она никогда не прекратит его искать.

Он же отправился во дворец своей матери, чтобы залечить ожог. Но когда Венера, выслушав его рассказ, поняла, что избранницей сына стала именно Психея, она в гневе оставила его наедине со своей болью и отправилась разыскивать молодую особу, ревность к которой разгоралась все больше и больше. Венера решила показать Психее, что значит навлечь на себя неудовольствие богини.

В своих странствиях злополучная Психея пыталась привлечь на свою сторону богов. Она непрерывно возносила им горячие молитвы, но никто не хотел превращать Венеру в своего врага. Наконец она поняла, что никакой надежды не осталось – ни на небесах, ни на земле, и приняла до отчаянности смелое решение. Она пойдет прямо к Венере и, скромно предложив свои услуги в качестве служанки, попытается смягчить гнев. «Кто знает, – размышляла она, – не прячется ли он в доме своей маменьки?» И отправилась на поиски богини, которая сама везде разыскивала ее.

Когда она предстала перед Венерой, богиня громко расхохоталась и с презрением спросила ее, не ищет ли она нового супруга, поскольку прежний едва ли захочет иметь с ней дело. Ведь он чуть не умер от ожога, от боли, которую она причинила ему. «В жизни, – продолжала богиня, – ты настолько неотесанная и дурно воспитанная девица, что никогда не сумеешь найти себе возлюбленного, разве только ты не заслужишь это право усердным и тяжелым трудом. Я же со своей стороны проявлю добрую волю и поучу тебя, как вести себя в подобных делах». Сказав это, она высыпала на стол множество мельчайших зернышек мака, пшеницы, проса и других злаков и смешала их в одну кучу. «К ночи ты мне их переберешь, – приказала она. – И сделай работу хорошо ради собственного же блага». С этими словами она удалилась.

Оставшись одна, Психея присела и уставилась на кучу. Она была в полном замешательстве из-за нелепости приказания. Да и стоило ли приступать к совершенно невыполнимой работе? Но в этот непростой для нее момент ее, которая не вызывала сострадания ни у смертных, ни у бессмертных, пожалели крошечные муравьи, маленькие быстроногие создания. Психея слышала, как они кричали друг другу: «Пожалеем эту девушку, поможем ей!» В мгновение ока сбежались полчища муравьев и тотчас же принялись отделять одни зерна от других, пока куча не оказалась разделенной на кучки по сортам зерен. Вот что увидела, вернувшись, Венера, и увиденное ее совсем не обрадовало. «Твоя работа еще не завершилась», – заявила она, а потом дала Психее корку хлеба и приказала ночевать на голой земле, а сама отправилась почивать на мягкой надушенной кушетке. Если ей удастся удержать девушку на этой изнурительной работе да еще и довести ее голодом до полусмерти, то эта ненавистная красота, конечно, скоро с нее сойдет. А до этого времени она, Венера, посмотрит, чтобы ее сын был под замком в том покое, где он пребывает, все еще страдая от ожога. Сложившимся положением вещей Венера была вполне удовлетворена.

На следующее утро она изобрела для Психеи новую работу, и на этот раз – опасную. «Там внизу, – объяснила она, – берег реки, а вон там, в самых непролазных кустах, пасутся бараны, но не с обычным, а с золотым руном. Иди и принеси мне их шерсти». Когда измученная девушка подошла к тихо струящемуся потоку, ее охватило сильное желание броситься в него и тем самым покончить со всеми своими бедами. Но, нагнувшись над водой, она услышала прямо из-под своих ног тихий голос и, приглядевшись, поняла, что с ней разговаривает зеленый камыш. Ей не нужно бросаться в реку, говорил голос. Дела обстоят не так уж плохо. Бараны действительно очень свирепы, но если Психея дождется, когда они ближе к вечеру выйдут из кустов, чтобы отдохнуть близ реки, она может смело пойти в чащу и найти сколько угодно клочьев руна, повисших на острых иглах шиповника.

Такие слова произнес добрый и ласковый камыш, и Психея, следуя его наставлениям, смогла принести своей жестокой хозяйке большой пук золотого руна. Венера взяла его в руки с недоброй усмешкой. «Тебе кто-то помог, – бросила она. – Самой бы тебе этого никогда не сделать. Ладно, я дам тебе возможность доказать, что у тебя в самом деле большое сердце и редкая предусмотрительность, которую ты то и дело проявляешь. Видишь, вон там, на холме, черный водопад? Это исток жуткой реки, всем ненавистного Стикса. Наполни-ка ее водой этот сосуд». Придя к водопаду, Психея поняла, что это – самая тяжелая задача. Скалы по обеим сторонам водопада были такими крутыми и скользкими, а вода падала с такой ужасающей силой, что добраться до него можно было разве что на крыльях. На этот раз всем читающим этот рассказ (как, наверно, в глубине души и самой Психее) должно стать ясно, что хотя каждое из ее предыдущих заданий и казалось почти невыполнимым, но все-таки выполнялось, так и это каким-то непостижимым образом тоже будет выполнено. На этот раз ее спасителем оказался орел, который завис в воздухе рядом с ней, паря на своих громадных крыльях, подхватил клювом ее сосуд и вернул его назад полным черной воды.

Но Венера продолжала держаться принятой ей линии; конечно, здесь ее нельзя не упрекнуть в обычной глупости. Действительно, все, что она ни делала, привело ее только к одному – впредь она была вынуждена поступать по-прежнему. На этот раз она вручила Психее шкатулку, с которой та должна была отправиться в царство мертвых и попросить у Прозерпины немного ее румян. Она должна была рассказать Прозерпине, что Венере они нужны потому, что, ухаживая за сыном, она очень подурнела. Как всегда послушная, Психея отправилась отыскивать дорогу в Аид. Хорошим советчиком для нее оказалась богиня, мимо которой она намеревалась пройти. Она дала Психее подробные указания насчет того, как попасть во дворец Прозерпины. Сначала нужно было проникнуть через расщелину в земле, затем – спуститься до Стикса, где перевозчику Харону надо было заплатить грош за перевоз через эту реку. Потом дорога сама должна была привести Психею во дворец. Ворота охранял страшный трехглавый пес Кербер, но, когда Психея бросила ему пирожок, он, успокоившись, пропустил ее.

Естественно, все произошло именно так, как предсказала богиня. Прозерпина не отказала Венере в услуге, и обрадованная Психея, неся шкатулку, возвратилась к Венере гораздо быстрее, чем ходила в Аид.

И тут из-за своего любопытства и, более того, тщеславия она навлекла на себя еще одну беду. Ей захотелось посмотреть, что за румяна находятся в шкатулке, и, быть может, попользоваться ими. Она, как и Венера, хорошо знала, что едва ли похорошела после всех своих мытарств, и в то же время ее не покидала мысль, что она может неожиданно встретить Купидона. Если бы только ей удалось сделаться покрасивей! Не в силах сдержать искушение, она открыла шкатулку, но, к ее глубокому разочарованию, не увидела там ничего. Шкатулка казалась пустой. И вдруг она почувствовала сильную усталость и погрузилась в глубокий сон.

В этот страшный момент на сцену выступил сам Купидон. Он уже излечился от ожога и устремился на поиски Психеи. Ведь удержать под замком Любовь довольно трудно. Венера, конечно, заперла дверь, но ведь в помещении были и окна. Купидону оставалось только взлететь и начать искать свою супругу. Она лежала на земле неподалеку от дворца, и он обнаружил ее тотчас же. В мгновение ока Купидон стер волшебный сон с ее глаз и поместил его назад в шкатулку. Затем он разбудил ее, ласково пощекотав наконечником стрелы, пожурил за любопытство и приказал снести шкатулку своей матери, одновременно заверив, что в дальнейшем у них все пойдет на лад.

Пока обрадованная Психея спешила выполнить это поручение, бог вознесся на Олимп. Он хотел быть уверенным, что в дальнейшем Венера не доставит ему никаких хлопот, и направился прямо к самому Юпитеру. Отец богов и людей сразу же согласился на все, о чем просил Купидон. «Хоть ты и причинил мне в прошлом большой вред, – заявил он, – серьезно подпортил мое доброе имя и задел мое достоинство, заставляя меня превращаться то в быка, то в лебедя, отказать тебе я не могу».

А потом он созвал богов и объявил всем, включая Венеру, что Купидон и Психея сочетаются браком, и предложил даровать бессмертие невесте. Меркурий ввел Психею во дворец богов, и сам Юпитер подал ей амброзию, сделавшую ее бессмертной. Это, естественно, в корне меняло положение вещей. Венера не могла возражать против невестки-богини; этот брак она уже не могла рассматривать как мезальянс. Кроме того, она несомненно не могла не понимать, что Психея, живущая на небесах с мужем и детьми, о которых она должна заботиться, едва ли будет часто бывать на земле, чтобы кружить головы мужчинам и сильно интересоваться преклонением смертных перед ней как перед богиней.

Итак, все завершилось благополучно. Любовь и Душа (так с греческого переводится имя Психея) искали и после ряда печальных происшествий нашли друг друга, и их союз никогда не может быть разрушен.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.