Прокна и Филомела

Прокна, старшая из сестер, была замужем за фракийским царем Тереем, сыном Ареса, который доказал, что унаследовал все брутальные качества своего отца. У них был сын по имени И тис, и, когда ему исполнилось пять лет, Прокна, прожившая все годы своего замужества во Фракии отдельно от семьи, попросила Терея разрешить пригласить к себе в гости свою сестру Филомелу. Тот согласился, но заявил, что сам поедет в Афины и привезет сестру. Но как только Терей увидел девушку, он влюбился в нее. Она была прекрасна красотой нимфы или наяды. Терей с легкостью убедил ее отца отпустить ее с ним, да и сама она радовалась предстоящему путешествию сверх всякой меры. Переезд через море прошел великолепно, а когда они сошли с корабля и направились во дворец по сухопутью, Терей, заявив Филомеле, что получил известие о смерти Прокны, заставил ее вступить с ним, как она предполагала, в брак. Однако через короткое время она узнала правду и стала угрожать Терею. Она, несомненно, найдет средства рассказать о его злодеянии всему миру, и среди людей он станет последним изгоем. Этим она и разъярила, и испугала его. Он связал ее и вырезал ей язык. Потом, оставив ее под охраной, он отправился к Прокне и поведал той, что Филомела скончалась во время путешествия.

Положение Филомелы представлялось совершенно безнадежным. Она оказалась под замком, она не могла говорить, а письменность в те времена была еще неизвестна. Терей чувствовал себя в полной безопасности. Однако, хотя люди еще не умели писать, они могли сообщать друг другу об известных им вещах, не прибегая к словам, поскольку они были искусные ремесленники, такие мастера своего дела, которых теперь уже давно нет. Так, например, кузнец мог выковать щит, на поверхности которого была изображена охота на львов: два льва пожирали буйвола, а пастухи в это время натравливали на них своих собак. Он мог изобразить на щите и сцену сбора урожая: поле, усыпанное фигурами жнецов и вязальщиц снопов, виноградник с лозами, склоняющимися к земле под тяжестью кистей, которые собирают в корзины юноши и девушки, а один из них наигрывает на пастушьей дудочке, веселя остальных. Женщины тоже были весьма искусны в своих работах. На прекрасных тканях, которые они изготовляли, они могли изобразить, например, людей, которые были настолько похожи на живых, что каждый мог догадаться, кого имела в виду ткачиха. И Филомела обратилась к своему ткацкому станку. Причина ясно и четко изобразить на ткани свою судьбу у нее была гораздо более важной, чем у любой другой ткачихи. С бесконечной болью и непревзойденным умением она соткала чудесный ковер, на котором была показана история всех ее бед. Потом она отдала его старой женщине, которая ей прислуживала, и объяснила, что ковер предназначен для царицы.

Гордая от сознания, что ей доверен такой бесценный дар, старуха доставила его Прокне, еще продолжавшей носить траур по сестре, и сердце ее давило горе, такое же черное горе, как цвет ее одежд. Она развернула ковер и тотчас же узнала на нем Филомелу, ее лицо и фигуру, и Терея. С ужасом она поняла, что случилось с ее сестрой. Яснее не скажешь. Ее гнев и ярость, в которую она пришла, помогли ей сдержать себя. Здесь не было места ни для слез, ни тем более для слов. Она напрягала весь свой ум, чтобы сообразить, как ей выручить сестру и наиболее жестоко наказать злодея мужа. Прежде всего она добралась до Филомелы, несомненно, через старуху вестницу, а затем, рассказав сестре (которая, понятно, в ответ сказать ничего не могла), что ей все известно, она забрала ее с собой во дворец. Пока Филомела рыдала, Прокна обдумывала свои дальнейшие действия.

– Плакать будем завтра, – заявила она сестре. – Чтобы наказать Терея за все то зло, которое о нам причинил, я готова на все.

В этот момент в покой забежал Итис, ее маленький сын от Терея, и, когда Прокна взглянула на него, она осознала, что он стал ей ненавистен.

– До чего же ты похож на отца, – тихо произнесла она, и тут ей стало ясно, что она должна сделать.

Она заколола мальчика одним ударом кинжала, а потом, отрезав ему голову, сунула его руки и ноги в котел, кипящий над пламенем очага, и в тот же вечер подала их Терею на ужин. Она внимательно следила за тем, как он ел, а потом рассказала, чем ему пришлось поужинать.

Застыв от ужаса, Терей не мог шевельнуться, и сестрам удалось беспрепятственно убежать. Однако близ Даулиса он догнал их и уже собирался убить, когда боги – неожиданно для всех – превратили сестер в птиц; Прокну – в соловья, а Филомелу – в ласточку, поскольку, лишенная языка, она может только щебетать и никогда не поет. Что же касается Прокны, вот ее судьба.

Птичка с темными крыльями,

Чудо ночи – соловей,

Осужден взывать до века:

«Итис, Итис, ты потерян,

Ты потерян навсегда!»

Она поет сладостней, чем все другие птицы, ведь ее пение – самое печальное. Она никогда не забудет, что убила сына.

Злополучный Терей был тоже превращен в птицу – безобразную и с большим клювом, как говорят некоторые, в ястреба^{55}.

Заметим, что римские писатели, пересказывавшие этот миф каким-то странным образом, перепутали имена сестер и соловьем стали называть лишенную языка Филомелу, что совершенно бессмысленно.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.