Вместо эпилога: русская поэзия в 1916 году – эпиграфы из модернистов

Вместо эпилога: русская поэзия в 1916 году – эпиграфы из модернистов

Теперь зададим себе еще один (и напрашивающийся) вопрос: чт? и как изменилось на панораме отечественной поэзии с течением времени?

Стремясь дать ответ, мы отыскали во все том же справочнике Тарасенкова – Турчинского описания поэтических книг, вышедших на русском языке в 1916 году – последнем году, когда отечественная словесность развивалась естественным путем, почти не испытывая мощного деформирующего воздействия государственного пресса. Таких книг мы насчитали 158 (34 авторов-модернистов и 117 авторов-немодернистов)[32]. 30 книг остались для нас недоступными[33].

Экономя собственные силы, а также время читателя, мы решили в эпилоге сопоставить книги стихов 1916 года с поэтическими сборниками 1913 года только по одному критерию: наличие / отсутствие эпиграфов из модернистов к стихотворениям, вошедшим в сборники поэтов-немодернистов (или, если угодно, массовых поэтов). Не модернистами (= массовыми поэтами) мы по-прежнему будем называть тех авторов, чьи произведения не печатались или почти не печатались в модернистских изданиях и издательствах[34].

Для начала стоит отметить, что в поэтических книгах 1916 года, так же как и в стихотворных сборниках 1913 года, с легкостью отыскиваются грубые нападки не модернистов на «декадентов». В качестве примера можно привести стихотворение оренбуржца Льва Исакова «В “декадансе”», описывающее одно из «злачных» мест этого города:

Голые ноги мелькают,

Голые плечи дрожат.

Юбки на воздух взлетают,

Юбки как листья шуршат.

Словно цветами могила

Блещет наряд танцовщиц,

Но не скрывают белила

Язвы истасканных лиц.

Зноем разгула трепещет

Шнуром затянутый стан.

Бурно толпа рукоплещет –

Зритель и весел и пьян!

Ноги все выше мелькают,

Плечи сильнее дрожат,

Юбки на воздух взлетают,

Юбки как листья шуршат!

При этом массовые поэты, особенно провинциалы, явно не поспевали за стремительным развитием русского модернизма. Так, киевлянин Михаил Мукалов напечатал в своей книге 1916 года две пародии на Александра Блока, датируемые 1909 и 1912 (!) годами и в первой из них ничтоже сумняшеся обозвал автора «Стихов о Прекрасной Даме» и «Незнакомки» Алешкой Блохой.

Впрочем, одна из новейших поэтических модернистских школ в стихотворных книгах не модернистов тоже обличалась и высмеивалась.

В частности, уже цитировавшийся нами Мукалов поместил в своем сборнике такое задиристое стихотворение с посвящением «футуристу Давиду Бурлюку»:

Футу – футуризм

Техникой стиха ужасной

Настоящий утопизм

Туфли бантом и атласный

Шарф – зеленый шарф

Задумали концерт для арф,

– Стихо – стихоплет

Рифмо – рифморот;

Все равно какой урод…

и т. п.

В прозаическом тексте Элеоноры Диксон, завершающем ее ташкентскую книгу стихов «Гюльхана», цинические барышни принимаются, «точно мячами, перебрасываться словами, которые можно услышать лишь среди извозчиков или… футуристов»; а А. Н. Фомин (отец) в своем харьковском сборнике «О поэтах и поэзии» гневно клеймил не называемого по имени поэта-эгофутуриста:

Многословно, многократно,

Все, что пишет он, ему

Одному лишь здесь понятно,

А другому никому!

Но он в силе, но он в духе

Пропаганды, что кричит

Меж юнцами о разрухе…

Что великим здесь грозит!

Что на их здесь пепелище

Царство, будто бы, создаст

Новой мысли… Жалкий нищий

Что в замен, он миру даст?

(«О современном поэте (О футуристе, эго-футуристе и проч.)»)[35]

Тем не менее в поэтических книгах не модернистов 1916 года, так же как в стихотворных сборниках не модернистов 1913 года, эпиграфы из модернистов встречаются несколько раз. Напомним, что в не модернистских книгах 1913 года мы выявили их у 18 авторов из 236 нами прочитанных (7,6 % от всего количества авторов-немодернистов). Чаще всего эпиграфы брались в том году у Бальмонта (эпиграфы из него встречаются у 9 авторов), затем следовали Брюсов (8 авторов) и Блок (5 авторов). По одному разу для эпиграфов использовались произведения Гиппиус, Городецкого, Гумилева, Мережковского, Парнок, Пяста и Сологуба.

В 1916 году эпиграфы из модернистов к своим стихотворениям взяли 14 авторов-немодернистов из 151 (9,2 % от всех не модернистов, то есть на 1,6 % больше, чем в 1913 году). Эпиграфы из модернистов мы находим в книгах, изданных в Петрограде, Москве, Орле и Симбирске.

По одному разу авторы-немодернисты в 1916 году взяли эпиграфы из произведений: Иннокентия Анненского (А. Биленкин «Роза во льду: Стихи»), Анны Ахматовой (А. Биленкин «Роза во льду: Стихи»), Андрея Белого (В. Городец «Пути души: Стихотворения»), Вячеслава Иванова (А. Гриневич «Стихотворения»), Ивана Коневского (Н. Ашукин «Скитания: 2-я книга стихов»), Марии Моравской (Б. Корнеев «Юность»)[36] и Федора Сологуба (Н. Ашукин «Скитания: 2-я книга стихов»).

Дважды в качестве автора эпиграфа был выбран Александр Блок (А. Биленкин «Роза во льду: Стихи»; К. Арсенева «Стихи о жизни»), при том что отзвуки блоковской поэзии слышатся во многих стихотворениях авторов-немодернистов, вошедших в их книги 1916 года:

Прекрасной Даме мои лирезы

Помпезно в свертке подношу.

Я в сотни раз богаче Креза:

В груди моей огонь ношу!

Для вас, людей, лирезы – ломка,

А за проломом – новый свет.

Она, как прежде, – Незнакомка

И для нее запрету нет.

(Н. Черкасов «Лирезы»)

По вечерам, когда волокнами

Ложится сумрак при луне,

Идут перед моими окнами

Чужие люди в тишине.

(М. Файнберг «По вечерам, когда волокнами…»)

Трижды в стихотворных сборниках авторов-немодернистов, вышедших в 1916 году, встречаются эпиграфы из Валерия Брюсова (Н. Ашукин «Скитания: 2-я книга стихов»; О. Полярный (В. Дворяшин) «На зеленом кургане: поэзы для чтения в трамвае»; А. Коровин, В. Лебедев, Е. Перлин «Первая брошюра стихов» (эпиграф из Брюсова предпослан одному из стихотворений Е. Перлина))[37].

По-прежнему весьма популярным среди поэтов-немодернистов оставался Константин Бальмонт. Эпиграфы из его произведений находим у трех авторов (А. Сиротинин «С родных полей»; М. Файнберг «Стихи»; Н. Черкасов «Выше! Лиремы» – в последнем случае для эпиграфа были выбраны строки Шелли с указанием, что цитируются они в переводе Бальмонта). Кроме того, в нескольких поэтических книгах отыскиваются стихотворения, обращенные к Бальмонту и/или написанные о нем. Мы подразумеваем злобно-завистливый опус А. Фомина (отца) «А. С. Пушкин и Бальмонт»:

I

Говорят: «стихийны оба:

Пушкин с Бальмонтом вдвоем»…

Но здоровый ум в… одном!

И шипит бессильно злоба,

Как змея, в певце другом,

Что бахвалится у гроба

Над его отцом!

II

Ты стихийно так могучий,

Ты стихийно так велик,

Пушкин! ты, как из-за тучи,

В непогоду, солнца лик!

Две стихийные есть силы:

Гений творчества в одной

И докучливый, постылый

Дует ветер от другой…

Это, Пушкин, – сын твой хилый,

Нездоровый Бальмонт, злой![38]

И – два восторженных посвящения автору «Будем, как Солнце».

Первое принадлежит Е. Перлину:

Ты – дьявол упрямый, ты – Вихорь морей,

Ты – бездны морской обитатель,

Ты – ложный, волнистый, подвижный, как змей, –

Бездонно-влюбленный мечтатель!

(«К. Д. Бальмонту»)

Второе – Н. Чарековой:

Нежных, звонких, музыкальных

Много песен ты создал.

Серебристых и хрустальных

Слов чудесных наковал.

(«Бальмонту»)

Однако в книгах не модернистов 1916 года, в отличие от сборников массовых поэтов 1913 года, тройка самых влиятельных модернистов (Бальмонт, Брюсов, Блок) была решительно отодвинута в сторону автором, набравшим беспрецедентную популярность в читательской среде как раз в 1913–1916 гг.

Мы, разумеется, имеем в виду Игоря Северянина.

Было бы преувеличением утверждать, что в сборниках 1913 года нельзя обнаружить следов его воздействия на стихи модернистов и не модернистов. Напомним, что Я. Коробов с А. Семеновским тогда издали книгу «Сребролунный орнамент», посвященную «автору “Громокипящего Кубка”». А Дмитрий Крючков обратил к Северянину восторженное стихотворение, вошедшее в сборник «Падун немолчный»:

Дорогой и пленительный Игорь!

Ты – воспевший Балькис и Менкеру,

Ожививший мне сладкую веру

В золотое веселие игор,

Ты – создавший ручьи между лилий,

Звоны радостных, новых созвучий –

Снова сердце мне нежно измучай

Устремлением дерзостных крылий!

(«Игорю Северянину»)

Но «Сребролунный орнамент» представлял собой собрание стихотворных пародий (причем не только на Северянина), а Дмитрий Крючков был эгофутуристом, то есть северянинским соратником. Главное же для нас состоит в том, что приведенными примерами список обращений и отсылок к автору «Ананасов в шампанском» в книгах 1913 года едва ли не исчерпывается.

В не модернистских сборниках стихов 1916 года пародий на Северянина и всевозможных глумлений над ним отыскивается гораздо больше, чем в 1913 году, что косвенно свидетельствует о возросшей популярности автора «Мороженого из сирени…» среди массовых поэтов. Ведь еще Ю. Н. Тынянов рассматривал пародирование как один из случаев усвоения поэтики. Так, Николай Черкасов напечатал в книге «Выше!: Лиремы» свое «Толкование увертюры Игоря Северянина из “Ананасов в шампанском”»:

Сельдерей и петрушечка! Свекла, лук

и морковушка!

Удивительно даже, как тут мимо пройти!..

Ах, вам фруктов? Каких-с ананасов изволите?

В бакалейную лавочку потрудитесь зайти!

Дина Стож в сборнике «Забытая тетрадь» уличила в подражании Северянину автора книги «Цветы на свалке», молодого поэта Владимира Пруссака:

Пламя в сердце запылало

(«Игорь» спичку Вам поднес),

Все цветы оно пожрало

И… остался лишь «навоз».

(«Цветы на свалке»)

А Александр Тарасов именно любителя экзотизмов – Игоря Северянина – в первую очередь клеймил в стихотворении, обобщенно озаглавленном «Футуристам»:

Вам угодно отличаться, показать себя хотите,

Что себя вы в целом свете постоянно так черните?

<…>

Повыдумывавши массу самых глупых выражений,

Написали очень много новых вы стихотворений,

Окрестив автомобили и галоши в «пантилеты»[39].

И назвавши как-то дико все житейские предметы.

Но куда чаще в поэтических книгах 1916 года обнаруживаются вполне серьезные посвящения и обращения к Северянину, а также – в разной степени успешные попытки имитации его легко узнаваемого стиля. Иногда – почти рабские, пусть даже и без прямых ссылок на поэта:

Мы сидели над морем, в рубке бело-ажурной

Аметистово небо пылало вдали,

И опаловый перстень казался пурпурным

На руке вашей томной, как отблеск зари.

(В. Королевич «Паж королевы»)

Миг напряженности… Дыханье вечера…

Ты одеваешься в манто атласное…

Ты вся холодная, как холод глетчера,

А жизнь заставила быть нагло-страстною.

(А. Коровин «Миг напряженности… Дыханье вечера…»)[40]

Позади только замыслы. Впереди воплощения.

А сейчас я бездействую… но со мной моя лень.

Лень! – какая красавица!.. и в каком отупении –

Обвилась и не движется: то сирена, то пень.

(Я. Сильв «Лень (под неостиль)»)

Иногда стихотворные подражания Северянину прямо обращены к нему или снабжены эпиграфом из него, как, например, одно из стихотворений в книге Нины Каратыгиной «Кровь животворящая» или послание Владимира Коробкова «Игорю Северянину»:

Парнас был скучен и пустынен,

Лелея прошлый трафарет,

И вдруг меж нас, как некий Минин,

Возник неслыханный поэт.

Или стихотворение Анатолия Микули «Золотой купидон. На мотив И. Северянина»[41]; или послание Давида Хаита из его книги «Шрапнель страстей: лирионетты» «Игорю Северянину (Экспромт)»:

Умерли двое – Мирра и Фофанов…

Душу огрезив лиловью,

Кажете свету вы строфы новь,

Где расцветают любовью

Мирра и Фофанов.

Лавой души ослепленный,

Пьете улыбь вы и кофе нов,

Сердце же ранят влюбленное

Мирра и Фофанов.

Или его же стихотворение «Небожители», посвященное «Моему солнечному учителю Игорю Северянину».

Весьма показательно, что именем автора «Громокипящего кубка» открывается список поэтов-учителей в предисловии Аркадия Коровина, Василия Лебедева и Елизара Перлина к их «Первой брошюре стихов»: «Перед нами стояли колоссы модернизма, и мы безотчетно шли к ним. Это были: Северянин, Блок, Брюсов, Бальмонт. И в наших стихах порой слышатся их мотивы, порой мелькают искры их настроений».

Отдельного упоминания заслуживает стихотворец Виктор Дворяшин, чье преклонение перед автором «Кареты куртизанки» отразилось даже в выборе собственного псевдонима. На обложках двух сборников Дворяшина, вышедших в 1916 году, красовалось – «Олег Полярный». Впрочем, подспудно здесь таилась и гордыня: Дворяшин хотел быть «севернее» самого Северянина[42]. Он воображал себя тем «Поэтом», явление которого Северянин предрек в своем «Прологе»:

Придет Поэт! Он близок, близок!

Он запоет! Он воспарит!

Эти строки Дворяшин-Полярный взял эпиграфом к стихотворению, вошедшему в его книгу «На зеленом кургане: поэзы для чтения в трамваях»:

Быть может, кто-нибудь с окраин

Мне скажет: подражаю я.

– Замечен мною Северянин,

К нему лежит стезя моя.

Он лучезарный мой предвестник,

Провозгласивший мой восход!..

Но я спою такие песни,

Что снег сиренью зацветет.

И подражать мне не угодно.

Бегу безличья, как чумы.

Кто виноват – что наши сходны

И грозы, грезы и умы!

Я перелью жасмин в напевы!

Из струнных слез вспеню вино!

В улыбки ландышей все гневы!

Мне многое свершить дано!

А еще одной своей поэтической книге, изданной в 1916 году («Зигзаги души: поэзы»), Дворяшин предпослал уведомление, трогательно и наивно перекликающееся со знаменитыми объявлениями для издателей, поэтесс и поклонниц, печатавшимися на задней стороне обложек книг Северянина: «Г. Г. издатели, желающие приобрести право на издание следующих сборников Олега Полярного, а также организаторы концертов в разных городах, желающие устраивать выступления Олега Полярного, переводчики на иностр<анные> языки, начинающие поэтессы и поэты и поклонницы -ки, могут обращаться к нему по адресу: Г. Кашин, Тверской губ. Село Введенское при Угличской дороге, В. Дворяшину для Олега Полярного».

Так и встает перед мысленным взором грустная русская картинка: поздней слякотной осенью непризнанный гений Дворяшин-Полярный тоскливо сидит у окна в селе Введенском при Угличской дороге и в безумной надежде поджидает появления на грязной размокшей дороге толп поклонниц, поклонников и поэтесс или хоть издателей и организаторов концертов, на худой конец…

Итак, можно констатировать, что Игорь Северянин с его исключительно выразительными стихотворениями, в которых подлинно утонченное и модернистское причудливо скрестилось с вульгарным и низовым, стал идеальным посредником между двумя до того слабо соприкасавшимися мирами: русским модернизмом и массовой поэзией. Напомним, что именно в 1916 году в Москве была издана книга «Критика о творчестве Игоря Северянина», в которой были собраны отзывы о его стихах, принадлежавшие Валерию Брюсову, Сергею Боброву, Зинаиде Гиппиус и другим элитарным авторам.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.