КОД РЕПИНА

КОД РЕПИНА

1. Часть теоретическая

Главным мировым бестселлером 2004?2005 годов стал роман американца Дэна Брауна «Код Да Винчи», немедленно породивший груду вспомогательной литературы («Взламывая код Да Винчи»), судебных исков, заявок на экранизацию и маркетинговых исследований.

Первый вопрос, возникающий у критика, — возможен ли роман, подобный «Коду», на русском материале? Всемирным бестселлером ему, понятное дело, не стать (русский материал нынче не в моде), но способен ли хоть один отечественный беллетрист выдать на-гора настоящий культовый роман и каким он должен быть, если переносить рецепты Брауна на русскую почву?

Прежде всего Браун может служить отличной иллюстрацией к одному тургеневскому стихотворению в прозе, где описан один чрезвычайно читающий город. Главный поэт этого города сочинил стихотворение, прочел — и сограждане его дружно освистали. Тогда другой поэт, поплоше, несколько ухудшил текст — и сограждане его превознесли. Мудрец утешил освистанного: «Ты сказал свое — да не вовремя, а он чужое — да вовремя». В истории литературы, как правило, так и бывает: пишешь шедевр — не понимают, разбавляешь в пропорции 1:5 — доходит.

«Код да Винчи» — не просто Умберто Эко, брошенный в массы, или Перес-Реверте, лишившийся единственного хорошего, что у него было, а именно остроумия. В конце концов, конспирологические романы о сектах сочинялись давно, их просветительская роль даже позитивна, если угодно (откуда бы еще массовому читателю узнать тайны Ватикана или расположение залов Лувра?), и тут Браун никакого велосипеда не изобрел. Иное дело, что у него было два предшественника, об одном из которых он, вероятно, понятия не имеет, зато уж второй ему известен наверняка, потому что ободрал он его, как липку. Первый — Еремей Парнов, автор «Ларца Марии Медичи», в котором уже в 1972 году были все браунские и многие эковские фишки: таинственный стишок, содержащий указания на клад; шифры; секта тамплиеров и ее сокровища… Правда, в семьдесят втором еще не знали, что такое альтернативная история (хотя уже писали в этом духе), а потому версии насчет Христа и Магдалины там не было, хотя была другая, про Грааль. Всякому автору, сочиняющему роман о поиске таинственного сокровища, приходится решать мучительный вопрос: что такое найдут герои в конце? Трудно придумать нечто грандиозное, и сокровище в большинстве случаев оказывается недосягаемым либо несуществующим; Парнов поступил изысканно — утопил его вместе с целым островом, пошедшим на дно в результате землетрясения. Думаю, что сегодня «Ларец Марии Медичи», переведи его кто-то на английский и сильно раскрути, стал бы мегахитом — книга написана ярче и увлекательней «Кода», да вдобавок вдвое короче. Что касается второго предшественника — той самой липки, из лыка которой Браун сплел внешнюю канву и всех героев, — это уж буквально из тургеневского стихотворения. Мой любимый американский беллетрист Ирвин Уоллес написал фигову гору романов, лучший из которых — «Слово» (тоже, по странному совпадению, 1972-й). Его у нас издали, высокомерно отругали и забыли, а роман-то классом повыше Брауна, не говоря уж о том, что это настоящий христианский роман, с глубокой и остроумной мыслью. Речь там идет как раз о фальсификации Евангелия и об отважном атеисте, который с помощью дюжины ученых и одной красотки эту фальсификацию разоблачает. Но чем дальше он углубляется в козни и хитросплетения врагов, проявляя при этом все высшие христианские добродетели, тем ближе оказывается к Богу: «Откроюсь не искавшим меня». Так что в конце, все вроде бы разоблачив, он как раз уверовал. Слизано все — герои, героини, профессора, основные коллизии и даже некоторые особо хитрые сюжетные повороты, но таланта-то не украдешь. Поэтому роман Уоллеса остается блестящей и умной христианской литературой, а «Код да Винчи» — вполне заурядным чтивом.

Важно, однако, разобраться в другом: возможен ли сегодня конспирологический роман с культуртрегерским подтекстом на материале русской, а не европейской культуры? Отчего же нет, очень возможен, и мы вам сейчас предложим схему такого романа. Он будет гарантированно иметь сногсшибательный успех, но помнить надо вот что. Во-первых, культового художника-мыслителя того же класса, что Леонардо, в русской истории нет. Во-вторых, роль живописи в нашей культуре играет скорей уж литература, потому что она у нас — самое сильное и массовое из искусств. В-третьих, чтобы быть настоящим бестселлером, современный русский роман должен хоть немножко затрагивать политику — ибо эта сфера нашей жизни сегодня закрыта и темна, а значит, вызывает интерес по определению. В-четвертых, тайный орден в России уже есть, он называется «орден меченосцев», или просто ЧК (именно так его замыслил Дзержинский). Ну и наконец — легенда о Христе, который якобы женился на Магдалине, в России большого успеха иметь не может. Хотя бы потому, что подавляющее большинство современных россиян Библии толком не читали и в нюансах не разбираются. В основе романа должна лежать другая мифологема — самая устойчивая, самая близкая национальному сознанию. И такую мифологему мы нашли — ни у кого больше такой нет. Она заключается в том, что где-то далеко есть другая, правильная Россия. Некоторые помещают ее в Шамбалу, другие — в сибирскую тайгу, третьи — на дно среднерусского озера. Важно, что она есть. И все, чего нам не хватает, находится именно там.

2. Часть практическая

В Третьяковской галерее найден убитым ее смотритель Сомов, тихий старик, никому не сделавший зла — разве что состоявший в КПСС и служивший в КГБ, но после выхода на пенсию приобщившийся к искусству. Старик замер в чрезвычайно нестандартной позе: последним усилием он вытянул руку резко вверх. Рука указывает прямо на картину Васнецова «Три богатыря», под которой, собственно, старик и лежит в окоченении.

На место убийства поспешно выезжает эксперт из РГГУ Старский (примерно так — если принять lang как «старину» — можно перевести фамилию Лэнгдон). Он обращает внимание на то, что смотритель — человек фантастической воли и отличной тренированности — не просто так принял перед смертью столь вызывающую позу и сумел в ней остаться. Ясно, что он указывает на «Трех богатырей». Но здесь должен крыться и еще какой-то секрет! Старский обращает внимание на неестественное положение левой ноги убитого. Она выгнута таинственным кренделем и указывает ровнехонько на картину Репина «Бурлаки на Волге». Дальнейшее изучение трупа приводит Старского к совершенно уже сенсационным открытиям: в кармане у смотрителя обнаруживается записная книжка, а в ней — всего одна запись: «!Акчунв теанз есв».

В первый момент Старский думает, что запись, наверное, сделана на испанском — ведь восклицательный знак стоит в начале фразы! Старский очень умный, не зря он работает в РГГУ и сотрудничает с органами. Но, поразмыслив, он не обнаруживает в конце фразы второго восклицательного знака и понимает, что таинственную строчку надо просто прочесть задом наперед! «Все знает внучка», — читает он, но тьма от этого только сгущается. Какая внучка? Чья внучка? Может быть, внучка Васнецова? (Отрабатывая эту версию, он теряет три дня, но внучка Васнецова, живущая в Вятке, не знает ничего; подробно излагается история Васнецова, Вятки, внучки). Может, внучка Репина? Но внучка Репина, оставив книгу мемуаров, давно умерла. Из книги мемуаров Старский вместе с читателем узнает множество увлекательных подробностей жизни великого живописца, но ничего, что проливало бы свет на убийство, так и не раскрывается ему. Внезапно его осеняет. Вероятно, старик имел в виду собственную внучку! (Читатель давно уже догадался об этом, но из деликатности читал все то, что нагородил автор.) Поиски внучки старика ни к чему не приводят: она таинственно исчезла, оставив записку «Пошла за хлебом». Старский долго вертит в руках загадочный листок. Что бы это значило?! Внезапно его осеняет ключ к шифру: девушка сначала написала фразу задом наперед, а потом переписала обратно. После двойной дешифровки в руках у Старского вполне внятное послание: «Пошла за хлебом». Старский бежит в ближайшую булочную, но там уже никого: пока он тут мучился с дешифровкой, все магазины закрылись. Интересно, куда же делась внучка?

Тем временем в действие романа плавно вплетается историческая линия. Автор подробно и со смаком излагает историю о невидимом граде Китеже, в котором было сосредоточено все лучшее, что только имелось в древней Руси. Там были истинные праведники, самые красивые церкви и несметные богатства, нажитые праведным трудом. Но как Содом в свое время мог быть спасен одним праведником, Китеж был погублен одним грешником, который указал татарам путь к заветному городу. Тогда, по молитвам его жителей, земля расступилась и спрятала город, а вместе с ним и все самое лучшее. На месте города теперь озеро Светлояр, но некоторым праведникам все же удается попасть в правильное место, где есть все. Для этого надо умилостивить трех стражей озера, но как выйти с ними на контакт — знают только особенно умудренные хранители, постоянно преследуемые мрачной сатанистской организацией «ЧК», что значит «Черный крест».

Вернемся, однако, к Старскому. Изумленный таинственным исчезновением внучки, он устанавливает наблюдение за ее квартирой. Девушка все не появляется, и Старский в свободное время начинает изучать картины «Три богатыря» и «Бурлаки на Волге». Что у них общего? Волга? (Следует подробный рассказ о рельефе Поволжья.) Но какое отношение к Волге имеют «Три богатыря»? Это же Киевская Русь! (Пять страниц о Киевской Руси можно перекатать из детской энциклопедии «Что такое, кто такой».) Может, Васнецов и Репин — одно и то же лицо? На это указывает явное сходство фамилий (в одном из говоров северного подпензья репу называют васнецом, а васнец, в свою очередь, — репой; что такое васнец, автор должен придумать самостоятельно). Однако этот ложный ход отбрасывается: он ничего не дает Старскому. В отчаянии он пристально и безнадежно рассматривает картину, и тут в глазах его загорается огонек разума: он заметил! А заметил он, что среди бурлаков легко разглядеть трех богатырей, которые далеко на заднем плане тащат баржу.

Ну и что, думает Старский, ну и подумаешь, одни и те же натурщики… Но через некоторое время, начав систематически изучать творчество Репина, он обнаруживает, что эти же три лица присутствуют на всех групповых портретах нашего куоккальского да Винчи: на «Государственном совете», на «Крестном ходе в Курской губернии» и даже на прославленном полотне «Иван Грозный убивает своего сына», где у Ивана Васильевича эксперт обнаруживает надбровные дуги Ильи Муромца, у Ивана Ивановича — щеки Алеши Поповича, а в углу в виде подписи меленько подрисована ухмыляющаяся рожа, явно напоминающая Добрыню Никитича. Кто эти трое — Старский понятия не имеет, но внезапно получает электронное письмо с требованием немедленной встречи. Его приглашают в странное, опасное место, в такой час, когда простым смертным лучше туда не попадать, особенно на машине. Старший смотритель Третьяковской галереи будет ждать его в час пик на площади Пушкина.

Старский приходит на площадь и честно торчит там, как идиот, до девяти вечера. Он так поглощен своими мыслями, что не замечает происходящего вокруг. Никто к нему так и не пришел. Старцев озадачен. Только тут он обращает внимание на то, что рядом кого-то убили. Вокруг толпится милиция, Старского просят отойти. Он вглядывается в лицо убитого. Так ведь это же старший смотритель Третьяковской галереи, унесший свою тайну в могилу! Рука его судорожно указывает на что-то. Старский прослеживает направление. Это памятник Пушкину!

Историческое отступление № 2 посвящено постепенному исчезновению из России всего хорошего. Из страны последовательно исчезли библиотека Ивана Грозного, сокровища Колчака, Янтарная комната, свобода, равенство, братство, порядочные люди, золото партии и копченая колбаса. Автор делает сенсационный вывод, на котором и держится вся философская концепция будущего бестселлера: в природе ничего не исчезает бесследно. И если у нас всего этого нету, то где-то это есть! Может быть, в Америке? (Излагается история открытия Америки.) Но эта концепция не выдерживает критики: там нет порядочных людей, а значит, все остальное тоже где-то еще. Ненавязчиво автор подводит нас к мысли о том, что все продолжало улетучиваться в город Китеж и где-то там поджидает праведного мужа, которого допустят туда стражи духа.

Старский тем временем задумывается: Пушкин… Пушкин… (Беглое изложение биографии Пушкина можно почерпнуть в открытых источниках.) Может быть, Пушкин был женщиной? Старский сам не знает, почему ему вдруг пришла такая мысль, но уж очень это в духе альтернативной истории. Вообще-то на это указывает многое: страдая варикозом, поэт смотрела на свои ноги и восклицала: «Ах, ножки, ножки, где вы, где вы!». Потом, у Пушкина было четверо детей, а мужчины, как известно, рожать не могут… В черновиках «Онегина» можно найти упоминания о себе в прошедшем времени, третьем лице, единственном числе, женском роде, но все эти ошибки старательно зачеркнуты (можно вписать главу про Пушкинский дом, секс с хорошенькой смотрительницей пушкинских рукописей, элегантную версию о том, что Пушкин тайно влюблен в Онегина)… Вдруг Старского осеняет: ну и женщина, ну и ладно, и что это мне дает? Наверное, он на ложном пути… Наверное, Пушкин выбран просто как символ русской литературы. Надо перечитать русскую литературу! Названия классических произведений явно должны складываться в таинственную историю, таящую в себе загадку. Старский комбинирует так и сяк: «Отцы и дети, война и мир, преступление и наказание, в лесах и на горах… Обломов, обрыв, обыкновенная история… Братья Карамазовы, три сестры, мать… Что делать, кто виноват, чем люди живы?». Ему явно хотят что-то сообщить, но разгадка ускользает. Старский ищет в советском периоде, комбинирует разные названия: «Гвардия и Маргарита… Хорошо в штанах…» Нет, нет, все мимо. Может, имелся в виду не Пушкин, а просто — памятник? Ну конечно, памятник! Старик хотел сказать, что все дело в памятнике… и Старский спешит к директору Третьяковской галереи.

«О, молодой человек, вы не знаете, о чем вы просите!» — шепчет директор, бледнея, и рисует на бумажке черный крест. «Однако приходите завтра, и я вам все расскажу». Угадайте, что происходит с директором назавтра. Ну и не угадали. Он арестован как сообщник Ходорковского и никому уже ничего не расскажет. «Черный крест» работает тонко, на фиг нам столько мертвяков.

В последнем историческом экскурсе рассказывается о безуспешных попытках экскурсантов, ученых и просто местных поселян обнаружить град Китеж и все, что в нем таится. До сих пор попасть туда удавалось лишь очень немногим, потому что войти в контакт со стражами Китежа крайне сложно. Нужно сначала идти в одну сторону, потом в другую, потом в третью, делая строго определенное количество шагов — все как в хорошем компьютерном квесте, — но штука в том, что никто толком не знает алгоритма, и Янтарная комната, полная колбасы, по-прежнему недоступна.

В следующей части романа Старский долго думает, при чем тут памятник. Наконец его осеняет (российских детективов всегда осеняет, с логикой у них проблемы): каких памятников в России больше всего? Разумеется, Ленину! И если проследить историю всех памятников с самого первого (установленного в августе 1924 года в сибирском селе Шабановское, факт подлинный, следует история памятника), можно точно восстановить направления, по которым надо двигаться по берегу озера! Первый Ленин указывает на юго-восток, второй — на северо-запад, ну и так далее (чтобы проследить хронологию всех памятников, часть которых снесена, Старский тратит год, думать забыв про внучку; следует пассаж о том, как нехорошо сносить памятники — ведь это часть нашей жизни!). Под конец, собрав море ненужных сведений, он полностью восстанавливает зашифрованный в Лениных маршрут (даты установки памятников указывают на количество шагов, сообщает Старскому ульяновский краевед, которого на утро находят до смерти объевшимся грибами). Старский составляет маршрут и выезжает к озеру Светлояр, но по дороге на вокзал видит у пивного ларька трех мужчин, поразительно похожих на стражей озера. Все трое оживленно обсуждают судьбы России. Старский пристает к ним с вопросами, получает бутылкой по голове и умирает.

Автор предпринимает самостоятельное расследование и едет к Светлояру с бумагами, оставшимися от Старского. На этом рукопись обрывается, потому что сам автор внезапно скончался от умственного напряжения — шутка ли, отмахать тысячу страниц такого интеллектуального накала! — а в конце рукописи как мрачный символ начертан черный крест. То есть добрались.

К счастью, у автора остался литературный агент, который раскроет в «Коде Репина—2» тайну исчезновения внучки, гибели Старского и автора. Без сиквела не стоит и браться. А потом, в «Коде Репина—3», можно и агента убрать… Проект лет на двадцать, не меньше. Так что к моменту, когда дело доползет до развязки, все может либо появиться (включая деньги, золото партии и порядочных людей), либо исчезнуть окончательно. В обоих случаях развязка никого уже не будет волновать, так что смело беритесь за дело и принимайте лавры русского Дэна Брауна.

О Господи, что это со мной?!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.