Введение

Введение

Предлагаемый вниманию читателей памятник относится ко времени царствования древне-вавилонского царя Хаммурапи и по своему происхождению тесно связан с личностью последнего. До очень недавнего, сравнительно, времени научное внимание почти не выделяло царя Хаммурапи из ряда других выдающихся лиц вавилонско-ассирийской истории. Лишь для библиологов Хаммурапи представлял большой интерес тем, что его имя считалось тожественным с именем библейского «Амрафела»,[6] а сам он, следовательно, с одним из четырех восточных царей, взявших, при счастливом набеге на южную Палестину, в плен Лота, а потом настигнутых и разбитых Авраамом. Причиною такого скромного внимания, выпадавшего до последнего времени на долю личности и деятельности Хаммурапи, было почти полное отсутствие исторических свидетельств о нем. Совсем не так давно о нем и его царственной деятельности сообщали только гимн, около десяти небольших надписей на вещественных памятниках, да серия из пятидесяти приблизительно писем царя к его вассалу или наместнику Синиддина. Со времени же открытия сборника законов Хаммурапи, на рубеже 1901–1902 годов, этот царь из выдающегося лица ассириологии вполне заслуженно превратился, в глазах исследователей, в замечательного всемирно-исторического деятеля. Необычайная, государственная мудрость, засвидетельствованная содержанием сборника, а также неутомимая деятельность по части политического упрочения государства и неусыпная заботливость о внутреннем мире и благоденствии подданных – все это говорит о Хаммурапи, как о далеко незаурядной царственной личности древневосточной истории.

Несмотря на сравнительное обилие исторических сведений о Хаммурапи, добытых за последнее время,[7] для науки остается неизвестным или сомнительным еще многое, касающееся как непосредственно самого царя, так и современной ему исторической обстановки.[8] Так, едва ли бесспорно уже решен вопрос о происхождении первой вавилонской династии, шестым членом которой был Хаммурапи.[9] Если при настоящем положении этого вопроса в науке можно с полною уверенностью считать династию Хаммурапи иноземною, не вавилонскою, и вступление ее на вавилонский престол ставить в связь с одним из неоднократных семитических передвижений, то честнейшее определение того, какой именно народ и какая местность выставили эту династию, сопряжено с неопределенными пока еще затруднениями, причина которых лежит в крайней скудости исторического материала. Данные, которыми располагают исследователи при решении этого вопроса, имеют чисто лингвистический характер: они берутся исключительно из нескольких собственных имен эпохи первой династии, которая, как это теперь уже твердо установлено, не чисто вавилонского типа. Едва ли, однако, в данном случае вполне надежны чисто лингвистические аргументы, взятые сами по себе, без подтверждения доводами из других близких научных областей. Из различных решений этого вопроса,[10] выставленных наукою, наиболее вероятным является, по-видимому, то, по которому первая вавилонская династия была западно-семитического именно – аморейского происхождения.[11] Спорен и тоже не решен еще окончательно и вопрос относительно собственного имени самого царя Хаммурапи. Трудно сказать, какая из нескольких форм этого имени, выступающих в вавилонских документах, является точной передачей его, и справедливо ли мнение Унгнада, что такою формою нужно считать – «Ammu-rapi».[12] Если означенный исследователь прав, то, с филологической точки зрения, нельзя ничего возразить и против отожествления этого имени с библейским «Amraphel», к которому так склонны многие исследователи, начиная со Шрадера.

События царствования Хаммурапи, как и всей вообще эпохи первой вавилонской династии, очень трудно подвести под точную хронологическую датировку. В основу летосчисления тогда не полагалось еще какой-либо определенной эры. Время составления контрактов, из которых главным образом и почерпаются сведения о времени Хаммурапи, отмечалось, обыкновенно, ссылкою на важнейшее из происшествий, случившихся в год составления контракта, например на наводнение, битву, постройку храма, прорытие канала и т. п. Подобного рода хронологические сообщения, разумеется, очень далеки от совершенства в отношении точности и сами по себе, без подтверждения данными иного характера, не могли бы служить надежным хронологическим материалом. К счастью, такие подтверждающие данные имеются в распоряжении науки. Это – хронографические документы более позднего времени: царские списки, списки династий (с годами), списки эпонимов, синхронизмы ассирийско-вавилонских царей. По вычислениям Кинга и Эд. Мейера, исследовавших весь этот хронографический материал и сопоставивших его с хронологическими данными древне-вавилонских контрактов, время царствования Хаммурапи падает приблизительно на 1958–1916 годы до Р. X.[13]

Современное первой вавилонской династии политическое состояние Вавилонии предуказывало представителям этой династии две главные задачи – свержение тяготевшего на ней эламского ига и объединение разрозненных, политически обособленных одна от другой частей страны под одною властью со столицею в Вавилони. С глубокой, недосягаемой для истории старины, Вавилония представляла собою ряд городских центров с местными царями и культами, не сплоченных один с другим тесною политическою связью и соперничавших из-за политического первенства. Все попытки политического объединения этих городов, начиная с Месилима, царя Киша (ок. 3100 до Р. X.), и кончая Синмубаллитом, отцом Хаммурапи, кончились неудачами: так могучи были центробежные силы отдельных местностей. Политическою слабостью Вавилонии, неизбежным последствием ее разрозненности естественно должны были воспользоваться соседние народности, политическая организация которых была прочнее. Действительно, ею и воспользовались эламитяне, уже задолго до времени Хаммурапи начавшие проявлять свои завоевательные стремления по отношению к Вавилонии. По своему географическому положению, на лежавшей к востоку от Вавилонии обширной равнине, тянувшейся от хребтов Загроса на севере до Персидского залива на юге, Элам был непосредственным соседом Вавилонии; его правители хорошо знали о всевозрастающей слабости ее, и потому с течением времени все сильнее и сильнее нападали на вавилонские города, ставя местных царьков в вассальную зависимость от Элама. В лице же Кудур-Мабука и его сыновей Арад-Сина и Римсина эламские цари заступают место туземной ларсской династии. Римсин (около полов. XX века до Р. X.) подчинил себе Ниппур и все южные города Вавилонии, разгромил Эрех, взял город Исин,[14] бывший тогда временным сюзереном по отношению к другим вавилонским городам, словом – стал главою Вавилонии. Свергнуть тяжелое для Вавилонии эламское иго и суждено было, в лице Хаммурапи, первой царской династии города Вавилона, города, который к XXIII столетию до Р. X. политически возвышается, культурно процветает и из незаметного дотоле местного центра становится политическим и культурным центром сначала Вавилонии, а потом и всей передней Азии. За недостатком данных, трудно следить за первыми шагами этой династии на пути достижения независимости от эламитян. По-видимому, этот путь имел много общего с ходом постепенного освобождения русских князей от монгольского ига. Вероятно, эламские правители, подобно ханам, предоставляли царькам завоеванных вавилонских городов относительную независимость под условием уплаты дани. С подобными отношениями завоевателей и покоренных мы встречаемся и в позднейшей вавилонско-ассирийской истории. Несомненно, освобождение от чужеземного ига было делом медленной постепенности. Как сравнительно поздно первая вавилонская династия стала чувствовать себя сильною в отношении к эламитянам, видно уже из одного того, что до Хаммурапи ни один из ее представителей не решился усвоить, тебе титул «царя четырех стран света». Дальновидные правители Вавилона хорошо понимали всю непрактичность и опасность решительного выступления против эламитян прежде прочного политического объединения отдельных частей Вавилонии. Только при условии притяжения к Вавилону, как политическому центру, всех сил страны и образования из последней одного цельного организма, солидарного во всех своих частях, первая династия и могла надеяться на успех предстоящей решительной борьбы с Эламом. Это объединение, разумеется, не обошлось без войн, но, к сожалению, подробности их неизвестны, и только немногие отрывочные современные известия проливают на них некоторый свет, упоминая о борьбе вавилонских царей с соперниками, восстаниях самозванцев и проч.

Двадцатилетнее царствование Синмубаллита, отца Хаммурапи, было концом подготовки Вавилонии к решительной борьбе с Эламом. Не порывая с Римсином ларсским, своим сюзереном, формально, Синмубаллит фактически отложился от Элама. Он делает несколько удачных опытов военного наступления на эламитян: истребляет армию Ура и Ларсы, берет приступом город Исин и проч. Правда, Исин чрез некоторое время был обратно отвоеван Римсином, но уже самый факт взятия Синмубаллитом этого хорошо защищаемого города, говорит о большой подготовленности Вавилона к решительной борьбе с Эламом.[15] Эта-то коничная цель – свержение эламскаго ига с Вавилонии – и была блестяще осуществлена Хаммурапи, сыном Синмубаллита.

Было бы, несомненно, в высокой степени интересно и полезно в целях лучшего представления такой крупной исторической личности, какою был Хаммурапи, ознакомиться с годами его детства и юности и проследить, как природные свойства царя и обстановка его воспитания в результате соединенного влияния выработали из него тип просвещенного деспота, каким он выступает пред нами в своей деятельности. К сожалению, в распоряжении науки вовсе не имеется средств к такому ознакомлению. Современные Хаммурапи памятники показывают нам царя уже возмужалым и вполне сложившегося характера человеком и правителем, который вполне усвоил себе насущные политические задачи своего времени и уже решительно приступил к их осуществлению. Уже вскоре по вступлении на престол, он открыто вышел из повиновения Римсину, вассалом которого был Синмубаллит, и начал с успехом завоевывать города Вавилонии, объединяя их вокруг Вавилона, как политического центра. Так, в четвертый год своего правления он разорил Маер и Малгу, города на севере Сеннаара, чрез три года после этого были завоеваны Эрех и Исин, а еще год спустя Хаммурапи проник уже в Эмутбал. Это были очень крупные удачи Хаммурапи, обеспечивавшие успех его оружию и в будущем. Важность, какую придавали вавилоняне, например, взятию Исина, хорошо видна, между прочим, из того, что оно послужило даже исходным пунктом хронологической датировки. В результате успехов Хаммурапи, пределы владений Римсина все более и более суживались и очень скоро оказались состоящими только из Ларсы, Ура, Эриду и Лагаша, т. е. из области у устья Евфрата. Новозавоеванные затигрские города были соединены большим каналом под названием Nuhus-nisi, и их области заселены вавилонским крестьянством, а в исходном пункте новоприсоединенной области была построена крепость, названная по имени Синмубаллита. Военные успехи не покидали счастливого царя до полного осуществления взятой им на себя задачи. В одиннадцатом году своего царствования он разорил Рабику и Шалиби, затем ему подчинились и многие другие города. Но окончательное свержение эламского ига и объединение Вавилонии относится уже ко второй половине, именно к тридцатым годам царствования Хаммурапи. В тридцатом году своего правления царь, по сообщению современной царской хроники, «собирает свои войска и идет на Римсина, царя Ура; он завоевывает города Ур и Ларсу…» А под следующим, тридцать первым годом правления царя, хроника отмечает: «поверг он с помощью Ану и Энлиля на землю страну Эмутбал и царя Римсина». Когда, спустя два года после этого события, был отнят у эламитян Туплиаш, дело свержения эламского ига с Вавилонии и ее политического объединения можно было считать законченным. Новоприсоединенная южная часть Сеннаара была также прорезана каналом, ответвлявшимся у Сиппара от Евфрата, с назначением снабжать водою южные города и названным по имени самого Хаммурапи.[16]

Немаловажную, по-видимому, услугу оказал Хаммурапи в его борьбе с Римсином и вообще в деле освобождения страны от эламитян некто Синиддина. Трудно, за отсутствием данных, сказать что-нибудь о личности этого сподвижника Хаммурапи и его отношениях к царю до того момента, когда он был поставлен наместником Ларсы. Что касается его дальнейших отношений к царю, то вышеупомянутая замечательная переписка его с Хаммурапи,[17] из которой до нас дошли письма царя, свидетельствует об его искренней преданности царю, о полном доверии к нему со стороны Хаммурапи и о значении его, как правой руки царя, в деле провинциального управления.

Свергнув чужеземное иго и объединив разрозненные силы Вавилонии, Хаммурапи не останавливается и пред попытками расширения пределов Вавилонии за счет территории соседних государств. Результатом его походов за пределы Вавилонии было распространение господства Вавилонии на большую часть Месопотамии и Элама, на Ассирию и даже, может быть, на Сирию. В державных руках Хаммурапи была, таким образом, большая часть тогдашнего цивилизованного мира.

Деятельность Хаммурапи в области внутреннего управления нисколько не уступает по своему значению для благосостояния Вавилонии успехам его внешней политики. Даже больше того: в этой именно области своей деятельности он, главным образом, и прославился в глазах потомства. Его письма к Синиддина – блестящее доказательство того, что в лице Хаммурапи мы имеем дело с далеко незаурядным государственным деятелем, мудрым благоустроителем и опытным правителем, всецело отдавшимся заботам о благосостоянии своих подданных. Судя по этим письмам, а также по юридическому кодексу Хаммурапи и множеству современных ему клинописных таблиц с документами частноправовых отношений,[18] царь зорко следил за всеми отраслями внутреннего управления и энергично реагировал на все, что так или иначе касалось этой области его царственной деятельности.

Вполне справедливо смотря на земледелие, как на главный фактор благосостояния Вавилонии, и видя большое препятствие к успешному занятию им в беспорядочных, ничем не регулируемых разливах месопотамских рек, Хаммурапи с особенным рвением взялся за работы по устройству обширных систем орошения. Страна была изрезана каналами, о двух из которых уже упоминалось нами,[19] сооружались плотины, делались насыпи и проч. Царь хорошо понимал, какое благодеяние оказывает он подобными мероприятиями часто подвергавшейся страшным наводнениям Вавилонии. В надписи по случаю сооружения одного из больших каналов, Хаммурапи ставит себе в особую заслугу, что этим мероприятием он «сделал страну удобною для обработки, подобною житнице, наполненной зерном… собрал в землю Шумир и Аккад рассеянное население, напоил и накормил его, поселил его в изобилии и довольстве…».[20] В связи с мероприятиями по орошению страны находится и устройство царем в Вавилони огромного склада для зерна в целях предупреждения голода и в неурожайные годы.[21] Междоусобные войны и борьба с эламитянами, происходившие главным образом на вавилонской территории, разумеется, сопровождались разгромом многих вавилонских областей. Не мало заботливого внимания Хаммурапи было посвящено восстановлению разоренных городов и заселению их. По введению к кодексу разбросано много замечаний о деятельности Хаммурапи в этом отношении. Так, он «восстановил Эриду», «собрал воедино рассеянных жителей Исина», «даровал жизнь городу Адаб» и под. В тесной связи с этою реставрационною деятельностью царя стоят и его заботы о процветании внутренней и внешней торговли и улучшении путей сообщения, пришедших в упадок за предшествующее смутное время. Благодаря проведению каналов в самые отдаленные от Вавилона области и заботам Хаммурапи о постройке судов, между отдельными частями Вавилонии устанавливается живой торговый и промышленный обмен; так, например, безлесные области получают лес из провинций, богатых лесом, снабжая их, в свою очередь, продуктами своей добывающей или обрабатывающей промышленности.[22] Среди грандиозных сооружений, воздвигнутых Хаммурапи в разных местностях его империи, некоторые обязаны своим происхождением не одним только практическим соображениям, а также, по-видимому, и художественным мотивам. Такова, например, воздвигнутая на берегу одного из больших каналов колоссальная башня[23] в честь Синмубаллита, память которого Хаммурапи благоговейно чтил. Общественные работы, веденные Хаммурапи в столь обширных размерах, понятно, требовали огромного количества рабочих рук. Здесь, на помощь приходила одна из натуральных повинностей, нечто в роде барщины. В письмах к Синиддина встречается много указаний на отбывание подданными Хаммурапи этой повинности, сущность которой состояла в том, что житель известного округа был обязан участвовать не только в работах, вызываемых потребностями родного округа, но, по царскому приказу, являться и на работы, вызываемые нуждами общегосударственными.

Религия и культ пользовались очень благосклонным вниманием царя. Построение, возобновление, украшение и материальное обеспечение храмов было, по-видимому, любимым делом Хаммурапи. По введению к сборнику разбросано много упоминаний о царской заботливости в этом отношении.[24] В надлежащем почтении не отказывалось при Хаммурапи и иноземным плененным божествам. В одном из писем к Синиддина,[25] вскоре после победы над Римсином, Хаммурапи приказывает доставить в Вавилон взятые в плен статуи эламских богинь с подобающею заботливостью о них. Для статуй должны быть приготовлены особые священные лодки, тащить которые по канатам должны специально назначенные для этого люди. Статуи должны быть сопровождаемы свитою посвященных богиням женщин, а для охраны богинь во время путешествия должны быть отряжены солдаты. Во все время путешествия должен отпускаться обильный провиант для жертв богиням и на содержание их свиты. Чрез несколько времени после этого, царь приказывает Синиддина отвезти статуи обратно в их провинции с такою же заботливостью и благоговением, с какими они были доставлены в Вавилон.[26] Вполне правильно оценивая значение религиозного культа, как громадной государственной силы, Хаммурапи не хотел выпускать ее из-под своего непосредственного влияния и потому входил во все стороны религиозной жизни. Некоторые же, по-видимому, наиболее важные, с государственной точки зрения, классы жрецов, как, например, «предсказатели», находились в непосредственном ведении самого царя. Хаммурапи берет на себя даже дело окончательного установления календаря и определения дополнительных месяцев года, что обычно входило в число функций вавилонских жрецов-звездочетов. «Так как», пишет он к Синиддина, «в календаре имеется пробел, то вставь в качестве второго Элула наступающий месяц и, вместо того, чтобы подати поступать в Вавилон 25 числа месяца Тишриту, распорядись, чтобы она поступала в Вавилон 25 числа второго Элула».[27]

Не меньше внимания, чем деталям культа и вообще религиозного быта, посвящает разносторонний царь и подробностям других государственных областей – хозяйственной, финансовой, военной и судебной. И здесь Хаммурапи всем интересуется непосредственно, во все входит сам лично. Будучи сам крупным землевладельцем, царь зорко следил за ведением хозяйства в своих имениях. Так, для наблюдения за состоянием скотоводства, посылаются из Вавилона особые правительственные ревизоры.[28] От пастухов требуются периодически обстоятельные отчеты, для чего иногда они лично призываются в Вавилон.[29] Царь делает подробные распоряжения даже относительно стрижки овец.[30] Стремясь к упорядочению системы государственных повинностей, Хаммурапи следит за исправным взносом податей, за аккуратною уплатою арендной суммы с лиц, арендующих казенные земельные участки, за правильным отбыванием натуральных повинностей, лежавших на населении и проч.[31] Принимая близко к сердцу успехи военного дела и интересы военного класса, царь сам лично распоряжается насчет отправки войск, нагрузки военных судов и проч., дает имена военным отрядам, следит за тем, чтобы свободные, по закону, от воинской повинности лица не были вносимы в рекрутские списки и т. п.[32] Необычайно доступный и внимательный к каждому из своих подданных, Хаммурапи во многих случаях лично разбирал и решал возникавшие между ними тяжбы самого разнообразного содержания, например, о не уплате арендной суммы,[33] о невозвращении занятого хлеба или денег,[34] о краже зерна из кладовой[35] и проч. Тяжущиеся стороны нередко призывались царем в Вавилон для нового рассмотрения дела в его личном присутствии.[36] Узнавая о непорядках в области делопроизводства, например, о взятках, Хаммурапи не скрывает своего негодования и не останавливается пред выговорами даже своему верному наместнику, проглядевшему нарушение закона;[37] Необычайно, по-видимому, строгий к себе, царь настоятельно требовал и от подчиненных серьезного отношения к своим обязанностям. Какое-либо замедление в исполнении его приказания не было допустимо. Его повеление должно было быть исполнено немедленно; вызванный им должен был явиться с возможною поспешностью. «Пусть не замедлит, пусть явится быстро»,[38] «в течение 3 дней очисти канал»,[39] «пусть они находятся в пути день и ночь, пусть они прибудут поспешно»,[40] – вот обычные категорические определения срока исполнения царского письма-приказа.

Таковы главные черты правительственной деятельности Хаммурапи. Они вполне позволяют нам признать в этом царе одного из наиболее выдающихся правителей древности. Развитие, которого, благодаря царственному руководительству Хаммурапи, достигли в его правление почти все стороны государственной жизни Вавилонии, во многом определило собою и дальнейшие судьбы страны, а многие учреждения этого времени стали образцом для времени последующего. Мудрое правление и заботливость о народном благе, естественно, возбуждали в вавилонском народе удивление пред личностью царя и благоговейное воспоминание о нем. Имя его вавилоняне долгое время после его смерти употребляли в клятве на ряду с именами своих божеств, а на его царствование в поздневавилонскую эпоху смотрели, как на золотой век Вавилонии, облекая его, по замечанию Винклера,[41] некоторого рода поэтической дымкою, подобною той, в какую немецкая романтика облекла средневековье.

Прославивший имя Хаммурапи сборник законов открыт[42] французской ученой экспедицией, производившей с 1897 года, по поручению французского правительства, под руководством Ж. Де-Моргана, в научных целях раскопки на том месте, где некогда стояли Сузы, древняя эламская столица, впоследствии одна из персидских столиц. После целого ряда открытий не только массы туземных надписей, принадлежащих местным правителям, но и множества вполне сохранившихся вавилонских памятников, по-видимому, хищнически увезенных в Сузы во время эламских набегов на Вавилонию, участники экспедиции в декабре 1901 года наткнулись сначала на большой базальтовый обломок, а спустя несколько дней были вырыты еще два обломка. По приложении одного к другому все три обломка составили один столб, имеющий 2,25 метра высоты и разнообразящийся в широте от 1,65 метра в верхней окружности до 1,90 метра внизу. На лицевой стороне столба помещается вверху художественно высеченное рельефное изображение двух человеческих фигур, из которых одна представлена в сидячем положении на высоком трону, а другая изображена стоящею пред первой фигурой. Сидящий на троне, одет в обыкновенную вавилонскую, отделанную оборками, одежду; на его голове – высокий четырехрядный убор в роде четырехъярусной короны. В величаво протянутой вперед правой руке он держит какой-то предмет, в роде колеса, кольца или обруча, и жезл или палочку для письма; из его плеч исходят струеобразные полосы. Сидящая фигура, как видно из приданных ей атрибутов, представляет Шамаша, вавилонского бога солнца, света, справедливости и оракулов. Стоящая же фигура представляет не кого иного, как самого Хаммурапи в обычной молитвенной позе пред Шамашом. Одетый в подобранную у поясницы длинную гладкую тунику с вертикально расположенными складками, в шапке, окаймленной полосками наподобие ободка, с протянутою ко рту правою рукой, царь стоит пред богом в положении смиренного и благоговейного богомольца. Следующая за барельефом часть передней и вся обратная сторона столба покрыты тщательно вырезанным, отчетливым, убористым и изящным клинообразным текстом на вавилонско-семитическом языке. Кодекс написан так называемою архаическою клинописью, т. е. древневавилонскими иероглифами, в виде клинообразных знаков.

В эпоху Хаммурапи этот стиль письма употреблялся обычно только в скульптурных произведениях и официальных надписях, тогда как частные деловые документы и переписка этого времени производились при помощи так называемого древне-вавилонскаго курсива, очень сходного с ассирийскою клинописью. Текст надписи состоит из ряда приблизительно пятидесяти коротких колонн с клинообразными знаками, идущих в направлении с правой стороны к левой, при чем знаки читаются в направлении от вершины колонны к ее основанию. Около десяти колонн надписи посвящены царем перечислению своих титулов, прославлению своего величия и величия покровительствующих ему божеств, своей заботливости о благе подданных и своего благоговения пред божествами, рассказу о распространении своего могущества, а также призыву благословения на почитателей и исполнителей новоизданного законодательства и проклятия на его нарушителей. Вся остальная часть надписи, за исключением выскобленных семи колонн,[43] занята статьями законов, которых налицо 247. Введенная Шейлем и принятая всеми учеными порядковая нумерация статей кодекса, основывается, начиная с 65 статьи, на ошибочном допущении наличности в выскобленном месте надписи не более и не менее пяти колонн о 35 статьями. Вышеотмеченный характер расположения строк текста надписи едва ли делал ее доступною для всеобщего чтения, требуя крайне неестественного положения головы и глаз читателя. Всего вероятнее, что целью публичного выставления надписи было только торжественное заявление пред подданными о вступлении в силу содержащегося в ней законодательства, а не предоставление ее для всеобщего употребления. Как для судебной практики, так и для всеобщего ознакомления содержание кодекса, вероятно, было воспроизводимо на глиняных плитках. Правда, до нас не дошло таких плиток из эпохи первой династии, когда кодекс имел широкое применение, но зато значительное количество обломков их мы имеем из поздневавилонского времени. Это – обломки плиток, принадлежащих библиотеке царя Ашурбанипала (668–626 гг. до Р. X.), но, по своему составлению, более древних сравнительно с эпохою этого ассирийского царя.[44] Ими не только восполняются пробелы на выскобленных местах столба Хаммурапи, но и подтверждается правильность сделанного чтения и объяснения текста кодекса. Относясь, по-видимому, к трем различным копиям кодекса, эти плитки воспроизводят почти целиком четыре из выскобленных статей его (66, 71, 78, 96) и заключают в себе части статей 23–27, 3-33, 42 и мн. других, иногда даже в двух экземплярах (напр. ст. 27). Обломки глиняных плиток из времени после Ашурбанипала также заключают в себе порою дословно скопированные части статей кодекса Хаммурапи. Наличность множества копий кодекса в поздневавилонские времена свидетельствует о тесной и прочной связи его с правовыми воззрениями нововавилонской эпохи, о широких размерах практического применения его и о живом историко-литературном интересе к нему со стороны даже наиболее отдаленных от него по времени вавилонян.[45] Но пределами Вавилонии и вавилонской народности далеко не ограничивается сфера идейного влияния кодекса Хаммурапи: мы слышим идейные отзвуки его и в древнеизраильском законодательстве,[46] и в праве египетских демотических контрактов, и в судебной практике иудейской военной колонии на Элефантине (в VI–V вв. до Р. X.).

По своем издании и обнародовании в вавилонском столичном храме Саггиле оригинал текста законодательства Хаммурапи, несомненно был воспроизведен во множестве копий, которые ставились в разных частях империи. Дошедший до нас экземпляр и является одною из таких копий, поставленною в Сиппаре. В один из хищнических набегов эламитян на Вавилонию этот столб с кодексом Хаммурапи был увезен в Сузы в качестве военного трофея вместе с другими достопримечательностями Вавилонии. Вероятно, победоносный эламский правитель и приказал соскоблить семь колонн текста с намерением высечь на месте их, по обычаю того времени, свое имя и воспоминание о своих победах. По своем извлечении на свет столб с кодексом Хаммурапи был привезен в Парижский Луврский музей и предоставлен для исследования ассириологу Шейлю, который воспроизвел фотогравюрою, дешифрировал, перевел и издал весь уцелевший текст в IV томе «Delegation en Perse. Mdmoires…» под заглавием «Code des lois de Hammourabi, roi de Babylone, vers l’an 2000 avant J. Chr».

Как памятник очень большого культурно-исторического значения, кодекс Хаммурапи, естественно, вызвал неоднократные попытки перевода его на новые языки. Эти попытки были далеко не легким делом, особенно для первых исследователей кодекса. Переводчикам приходилось иметь дело с трудностями и филологического и юридического характера. Несмотря на эти последние, уже под пером своего издателя Шейля кодекс получил такую мастерскую переводческую интерпретацию, что она осталась почти без изменений и у многочисленных позднейших переводчиков кодекса на разные европейские языки. Вслед за переводами Шейля на французский,[47] Винклера на немецкий[48] и Джонса на английский языки,[49] сделанными непосредственно с подлинника и вне взаимного влияния, на разных языках появилось множество таких переводов,[50] в которых результаты непосредственного изучения подлинника дополняются итогами переводческой работы более ранних исследователей кодекса.[51] Кроме значительного количества опытов перевода кодекса, большую услугу в деле обстоятельного ознакомления с ним оказало множество специально посвященных кодексу монографий и статей, внесших немало поправок в первые опыты транскрипции и перевода. Пользуясь наиболее важными произведениями посвященной кодексу научной литературы, мы даем на дальнейших страницах русский перевод этого памятника, сопровождая его краткими объяснительными примечаниями.[52]

Данный текст является ознакомительным фрагментом.