СТИХИ ВЕЛИМИРА ХЛЕБНИКОВА

СТИХИ ВЕЛИМИРА ХЛЕБНИКОВА

Подборка Валерии Новодворской

84. ЗВЕРЬ+ЧИСЛО

Когда мерцает в дыме сел

Сверкнувший синим коромысел,

Проходит Та, как новый вымысел,

И бросит ум на берег чисел.

Воскликнул жрец: «О, дети, дети!» —

На речь афинского посла.

И ум, и мир, как плащ, одеты

На плечах строгого числа.

И если смертный морщит лоб

Над винно-пенным уравнением,

Узнайте: делает он, чтоб

Стать роста на небо растением.

Прочь застенок! Глаз не хмуря,

Огляните чисел лом.

Ведь уже трепещет буря,

Полупоймана числом.

Напишу в чернилах: верь!

Близок день, что всех возвысил!

И грядет бесшумно зверь

С парой белых нежных чисел!

Но, услышав нежный гомон

Этих уст и этих дней,

Он падет, как будто сломан,

На утесы меж камней.

21 августа 1915

103. ЖИЗНЬ

Росу вишневую меча

Ты сушишь волосом волнистым.

А здесь из смеха палача

Приходит тот, чей смех неистов.

То черноглазою гадалкой,

Многоглагольная, молчишь,

А то хохочущей русалкой

На бивне мамонта сидишь.

Он умер, подымая бивни,

Опять на небе виден Хорс.

Его живого знали ливни —

Теперь он глыба, он замерз.

Здесь скачешь ты, нежна, как зной,

Среди ножей, светла, как пламя.

Здесь облак выстрелов сквозной,

Из мертвых рук упало знамя.

Здесь ты поток времен убыстрила,

Скороговоркой судит плаха.

А здесь кровавой жертвой выстрела

Ложится жизни черепаха.

Здесь красных лебедей заря

Сверкает новыми крылами.

Там надпись старого царя

Засыпана песками.

Здесь скачешь вольной кобылицей

По семикрылому пути.

Здесь машешь алою столицей,

Точно последнее «прости».

Начало января 1919

159

Сегодня Машук, как борзая,

Весь белый, лишь в огненных пятнах берез.

И птица, на нем замерзая,

За летом летит в Пятигорск.

Летит через огненный поезд,

Забыв про безмолвие гор,

Где осень, сгибая свой пояс,

Колосья собрала в подол.

И что же? Обратно летит без ума,

Хоть крылья у бедной озябли.

Их души жестоки, как грабли,

На сердце же вечно зима.

Их жизнь жестока, как выстрел.

Счет денег их мысли убыстрил.

Чтоб слушать напев торгашей,

Приделана пара ушей.

9 ноября 1921 – начало 1922

212. НОЧЬ ПЕРЕДСОВЕТАМИ

Сумрак серый, сумрак серый,

Образ – дедушки подарок.

Огарок скатерть серую закапал.

Кто-то мешком упал на кровать,

Усталый до смерти, без меры,

В белых волосах, дико всклокоченных,

Видна на подушке большая седая голова.

Одеяла тепло падает на пол.

Воздух скучен и жуток.

Некто притаился,

Кто-то ждет добычи.

Здесь не будет шуток,

Древней мести кличи!

И туда вошло

Видение зловещее.

Согнуто крючком,

Одето, как нищая,

Хитрая смотрит,

Смотрит хитрая!

«Только пыли вытру я.

Тряпки-то нет!»

Время! Скажи! Сколько старухе

Минуло лет?

В зеркало смотрится – гробы.

Но зачем эти морщины злобы?

Встала над постелью

С образком девичьим,

Точно над добычей,

Стоит и молчит.

«Барыня, а барыня!» —

«Что тебе? Ключи?»

Лоб большой и широкий,

В глазах голубые лучи,

И на виски волосы белые дико упали,

Красивый своей мощью лоб окружая, обвивая.

«Барыня, а барыня!» —

«Ну что тебе?» —

«Вас завтра повесят!

Повисишь ты, белая!»

Раненым зверем вскочила с кровати:

«Ты с ума сходишь? Что с тобой делается?

Тебе надо лечиться». —

«Я за мукой пришла, мучицы…

Буду делать лепешки.

А времени, чай, будет скоро десять.

Дай барыню разбужу». —

«Иди спать! Уходи спать ложиться!

Это ведьма, а не старуха.

Я барину скажу!

Я устала, ну что это такое,

Житья от нее нет,

Нет от нее покоя!»

Опустилась на локоть, и град слез побежал.

«Пора спать ложиться!»

Радостный хохот

В лице пробежал.

Темные глазки сделались сладки.

«Это так… Это верно… кровь у меня мужичья!

В Смольном не была,

А держала вилы да веник…

Ходила да смотрела за кобылами.

Барыня, на завтра мне выдайте денег.

Барыня, вас завтра

Наверно повесят…»

Шепот зловещий

Стоит над кроватью

Птицею мести далеких полей.

Вся темнота, крови засохшей цвета.

И тихо уходит,

Неясное шамкая:

«На скотном дворе я работала,

Да у разных господ пыль выметала,

Так и умру я,

Слягу в могилу

Окаянною хамкою».

Осень 1921 г.

214. НОЧНОЙ ОБЫСК

На изготовку!

Бери винтовку.

Топай, братва:

Направо 38.

Сильнее дергай!

– Есть!

– На изготовку!

Лезь!

– Пожалуйте,

Милости просим!

– Стой, море!

– Врешь, мать,

Седая голова,

Ты нас – море – не морочь.

Скинь очки.

Здесь 38?

– Да! Милости просим,

Дорогие имениннички! —

Трясется голова,

ЕДВА ЖИВА

– Мать!

Как звать?

Живее веди нас, мамочка!

Почтенная

Мамаша!

Напрасно не волнуйтесь,

Все будет по-хорошему.

Белые звери есть?

– Братишка! Стань у входа.

– Сделано – чердак.

– Годок, сюда!

– Есть!

– Топаем, море,

Закрутим усы!

Ловко прячутся трусы…

Железо засунули,

Налетели небосые,

Расхватали все косые,

Белые не обманули их.

– А ты, мать, живей

Поворачивайся!

И седые люди садятся

На иголку ружья.

А ваши мужья?

Живей неси косые,

Старуха, мне, седому

Морскому волку!

Слышу носом, —

Я носом зорок, —

Тяну, слышу

Верхним чутьем:

Белые звери есть.

Будет добыча.

– Брат, чуешь?

Пахнет белым зверем.

Я зорок.

А ну-ка, гончие – братва!

Вот, сколько есть —

И немного жемчужин.

– Сколько кусков?

– Сорок?

– Хватит на ужин!

Что разговаривать!

Бери, хватай!

Братва, налетай!

И только!

Не бары ведь!

Бери,

Сколько влезет.

Мы не цари

Сидеть и грезить.

Братва, налетай, братва, налетай!

Эй, море, налетай! Налетай орлом!

– Даешь?

Давай, сколько влезет!

– Стара, играй польку,

Что барышня грезит.

7—11 ноября 1921

Данный текст является ознакомительным фрагментом.